blood // water

      (les friction — your world will fail)       Он стоит на обломках мироздания. С пальцев — капли алой крови. Человеческая? Совсем нет. Он тяжело и сипло дышит — внутри леденеет липкий страх. Не за себя, нет. За него. За того, кто носит его метку, его доверие — его душу, давно сгнившую в пределах этого мира. Человеческий мальчишка, который смог приручить зверя внутри него. Жалкий выродок, ставший его новым Богом.       Всепоглощающая чернь сгущается над ним, кожи касается осязаемая тьма, предлагая остаться здесь навечно.       — Чонгук… — Ви стоит в темноте и пытается найти мальчишку, — Чонгук? — голос отражается холодным шепотом от невидимых стен, темнота такая, что он не видит совсем ничего.       — Чонгук-а? — во рту маслянистая горечь. — Где же ты, Чонгук? — он останавливается и тихо скулит, пораженный этой тьмой, не видящий, куда идти.       Ви скитается по бесконечным лабиринтам собственной души больше столетия. Обретя себя, он потерял все, что когда-то имел. Пробудившись от многовекового сна, разорвав печать вечного проклятья, он нашел большее, на что мог надеется. Судьба преподнесла ему подарок такой силы, с которой не смог совладать даже он. И этот подарок обошелся ему слишком дорого.       Человеческий ребенок, подчинивший его себе, сделавший уязвимым, заставивший давно мертвое сердце перекачивать кровь по остекленевшим много десятков лет назад сосудам. Чонгук. Мальчик, которому было суждено умереть, но выжить.       — Si deus me relinquit [Если Бог оставил меня], — в тишине звучит красивый голос, доносящийся со всех сторон, словно он — наваждение. Последняя истина в рухнувшем мире, — Ego deum relinquo [Я тоже оставлю его].       — Чонгук! Это ты?! — Будто ослепший, Тэхен резко поворачивается, выставляет руки вперед, желая коснуться, но чувствует лишь холод, ветер, треплющий пепельные волосы, и ничего. Ни запаха, ни пульса, ничего — лишь голос.       — Omnias ianuas praecludo [Я закрою все двери]…       — Нет… нет, Чонгук, остановись! — Криком кричит Тэхен, падая на колени перед тем, кого создал сам, тянет себя за волосы, раскрывая рот, обнажая острые клыки — он не может слышать этой песни из уст того, кто ломал и сращивал его кости.       — Sic omnias precationes obsigno [запечатаю все молитвы]…       — … умоляю… — шепчет Тэхен, — я умоляю тебя, прошу, остановись! — Дергается бешенной собакой, падает навзничь, тянет окровавленные руки на голос.       — Sed qui me defendet? /но кто тогда защитит меня от самого ужасного — / — продолжает темноволосый юноша, теряющийся во мгле Тэхенового сознания.       — …молю…       — …ab me terribilissimo ipse […от себя?]       Ви закрывает глаза. Его невидимый спутник наклоняется и прикасается к подбородку холодными пальцами, поднимает его голову выше…       Пустота. Тишина. Мгла.       Смерть.       Он никогда не выбирал, кем ему стать — его принудили сделать неправильный выбор. Он никогда не искал легкой жизни — ему в руки давалась лишь Смерть.       Чонгук… Чонгук выбрал его, став единственным в мире хозяином. Тэхен не смог сопротивляться Узам — он сам выбрал Его — свое Предназначение.       Ви стоит посреди тысячелетней ивовой рощи, с его пальцев капает противное и теплое, в руках — древний клинок из серебра с множеством рун, которые, будто отпечаток, горят черным на его шее и скуле сплошным столбчатым текстом. Голубые глаза светятся гневом. Ветер треплет заляпанные потом и кровью серебристые волосы — запах железа мешается со сладостью ивового цвета.       — Тэхен, — зовут его высоким юным голосом. — Тэхен, я здесь.       Ви поворачивает голову. Чонгук, одетый в длинную светлую рубаху, стоит на самом краю рощи, за его спиной — обрыв в выжженную пустошь. В его глазах — понимание, прощение и…       — …милосердие, — шепчет Тэхен, протягивая к юноше свободную руку.       Вокруг них — скопище мертвых изуродованных тел. Перебитые, как никчемные птицы, ангелы, лежат изувеченные в собственной Вековой Роще, где не пропоет больше ни один серафим.       — Милосердие, — кивает Чонгук, подходя к Высшему и вжимаясь носом в изгвазданную алым ключице, — милосердие, — повторяет он и обнимает в ответ, когда на его талию ложится тяжелая рука. Тэхен наклоняет голову и упирается лбом в плечо. Закрывает глаза и растворяется в этом ребенке.       — Это… — начинает Тэхен, но замолкает, не окончив.       — Не важно, — качает головой Чонгук, прижимая Высшего ближе к себе, — не важно, кто это сделал, — повторяет он, оглаживая затылок Бога. — Главное, что теперь я навеки с тобой.       «...но кто тогда защитит меня       от самого ужасного —от себя?»