blood // water

      (bts — run)       //pov jk       — Хен, я не думал, что ты...       — Порой меня пугает, что ты вообще можешь думать.       Обиженно замолкаю и смотрю на Юнги. Ругань из-за Тэхена длилась не меньше получаса и только потом, видимо, чтобы прервать бесконечный поток грязи, Шуга сказал то, что сказал.       «— Да, ты мне не безразличен.       — Конечно, хен, как и ты мне.       — Нет, малой, совсем не так...»       Именно тогда до меня дошло, что такое явное попечительство Юнги никак не связано с тем, что он просто заботливый. И их периодические срачи с тобой — лишнее доказательство.       — Хен, подожди... — выставляю раскрытую ладонь перед собой в тормозящем жесте, опускаю голову, прикрывая глаза. Слова Юнги до меня — как через пену, как через вату. Поджимаю губы и собираюсь с мыслями. Неужели, мать его, все действительно так?       — Ты хочешь сказать, что ты... — Не успеваю закончить, теряясь в нелестных эпитетах.       — Да, да, Чонгук, мать и твою, и мою, нахуй, да, — он почти кричит, встряхивая светлыми волосами и распрямляя плечи от злости, агрессии, обиды. Потому что желание быть взаимно таким тронутым играет куда больше самодовольных слов.       — Но как же мы...       — Так же, как и ты с Тэхеном, только без насилия, — недовольно бурчит себе под нос хен, говоря так, словно складывает два плюс два, а меня — колотит. Так мелко и по чуть-чуть, но с каждым гребанным вдохом — сильнее.       — Я... хен, ты просто меня в тупик поставил... — Отвечаю честно и ужимаюсь до состояния смятой картинки в руках горе-художника. Облизываю губы и гулко сглатываю — веду себя, как в девочка пубертатного периода, попавшая в херово-стремную ситуацию.       — Мелкий, ты заебал, — Юнги фыркает со злостью, хватает меня за воротник майки и рвёт к себе, попутно говоря, что я мудак и идиот.       Он целуется совсем не так, как ты — грубо, но не пытаясь намеренно причинить боль. Он кусает губы, но не в попытке содрать с них кожу. Ответ получается сам собой — он тащит ниже, и я наклоняюсь, он шипит что-то через маты, я, понимая, раскрываю губы сильнее.       Бежать, бежать, бежать.       Я бегу бегом из его комнаты, из нашего общего дома, натягиваю первую попавшуюся куртку и вываливаюсь из общаги, надеясь поймать что-нибудь в свежем воздухе. Ловлю лишь новый приступ паники. Обкусываю губы и с ненавистью смотрю на сияющие солнечные лучи.       Чувствую его вкус — тело падает на скамью. Чувствую хватку его пальцев в волосах — глаза закрываются пеленой век. Ощущаю ноты низкого голоса — задыхаюсь обилием грязи.       С тобой было грязнее, хуже, но Юнги-хен... мерзко и неправильно, ещё не правильнее, чем с тобой, потому что... потому что...       Вздрагиваю и вскрикиваю, распахивая глаза. Меня нагло тащат за волосы. Тащишь. Ты.       — Какого черта, Тэ? — Шиплю, пытаясь вырваться и не оставить в твоих руках клока волос.       — Маленького и белобрысого, — басишь, а я только сейчас понимаю.       Палево.       С силой рвусь в другую сторону, выворачиваясь так, чтобы ударить тебя коленом поддых. Сгибаешься в три погибели — всхрипываешь так, как бывает по вечерам в ванной, когда от моей глотки мало воздуха — усмехаюсь полоумным ублюдком и отхожу.       — Только попробуй... ты... с ним... — шипишь готовыми к употреблению порциями, пока мой взгляд превращается в жалостливый. Интересно, заметишь ли?       Воцаряется гробовая тишина.       Сплевываешь на землю.       — Ты что охренел?       Улыбаюсь — заметил таки.       У тебя на дне поплывшего зрачка — марево. Горишь изнутри, пытаешься этим пламенем добраться до меня — ага, попробуй, как же.       — Он целуется круче тебя.       Мои уши ласкает твой зубной скрип.       — Знаешь, он, похоже, сечет.       Громкость твоего дыхания сравнима со стонами. Как долго ты сможешь это терпеть?       — Он реально лучше тебя.       Зависаешь словно в прострации — теряешься, не в силах и слово сказать. Ох, прости, я, кажется, сказал, что есть кто-то получше тебя? Ох, кажется, я так и сказал. Внезапно срывает, как в горячке — раскрываю рот и вываливаю на тебя все, что сидело в мозгах так долго — топлю. Топлю и добиваю.       Оставляю тебя через четверть часа одного перед домом — обдумай все, что услышал за раз. Всё, что я тебе сказал. И больше никогда не будь уверен, что я только твой.       Что я — твой.