Healing

      Назначенная встреча состоялась в десять утра, несколько дней спустя после того, как Кэстрел забрали от Дентов. За эти несколько дней девушка успела преобразиться, пройдя через адское похмелье, но для окружающих эти дни были той ещё каторгой. Когда её тошнило через каждые час-два, она ничего не могла и не хотела есть, наотрез отказывалась пить лекарства. У Молли сжималось сердце в стальные тиски при виде такого ужасного состояния старшей дочери — когда её всю трясло и безостановочно рвало, когда она была не в состоянии даже по комнате самостоятельно передвигаться. Джонатан пытался демонстративно строить из себя строгого отца на мотив «сама виновата», но вскоре бросил эту дурацкую затею — ему самому причиняло неимоверную боль видеть самого близкого и дорогого человека совершенно разбитой как морально, так и физически.       Рейчел Рот пришла в назначенное время. Весь особняк, несмотря на внешний притягательный облик, гудел от переполнявшего его обитателей напряжения и отчаяния. Когда она, учтиво кивнув хозяевам, молча прошла в гостиную — старательно игнорируя нарастающий ком напряжения и острые иглы сомнения, атакующие её отовсюду — и встала у окна, скрестив руки под грудью и выжидающе смотря на собравшихся.       — Значит, ты Рейвен? — по сравнению с остальными, кивнул ей молодой парень. — И ты действительно эмпат?       — Всё верно, меня прислал Дик по просьбе Амоса Дента. Мне сказали, что здесь требуется моя помощь, — девушка внимательным взглядом оглядела присутствующих, но не ощутила присутствия необходимого ей человека. Она задумчиво сощурилась.– Вы все встревожены, но я нужна не вам. Где этот человек?       Джонатан кинул насторожённый взгляд на зятя, но Рэндольф только пожал плечами — его взор выражал только глубокую усталость и острое желание поскорее закончить с этим делом. Крейну не особо нравилась подобная затея, потому что он не особо верил в потусторонние силы, оккультизм и подобную чушь. Но если это был последний способ помочь дочери, он готов рискнуть. Потому что она уже перешла черту невозврата, уже посягнула на само ценное, что есть в жизни любого человека, — собственную жизнь — лишь бы избавиться от терзающей уже два десятка лет душевной боли.       Рейвен тихой тенью прошествовала за ним и Молли к комнате, в которой держали Кэстрел. Её не решались оставлять наедине с самой собой во избежание попыток суицида, поэтому с ней там находилась Алиса. Как только Молли приоткрыла дверь, Рейчел почувствовала, словно со всех сторон её пронзают насквозь тысячи, миллионы мелких острых осколков, из-за чего девушка, коротко вскрикнув (чем заслужила изумлённый взгляд мисс Рэндалл) и мгновенно захлопнув дверь. Рейвен мелко дрожала, пытаясь взять себя в руки и отделить собственные эмоции от омута, который она только что потревожила — и который едва не утащил её на дно.       — С тобой всё в порядке? — встревоженно спросила Молли, на что Рот отмахнулась, пытаясь привести в норму сбившийся ритм дыхания. Она через силу приосанилась, хотя и не сумела сдержать удивления:       — Я… в порядке… вроде, — Рейвен печально посмотрела на закрытую дверь, за которой находился её клиент, и понизила голос до хриплого полушёпота: — Я ещё ни у кого не чувствовала боль такой силы.       — Но ведь ты ей поможешь? — едва ли не срываясь на истерический визг, с мольбой в глазах посмотрела Молли на девушку, на что Рейчел медленно, словно в каком-то раздумье, покачала головой:       — Я сделаю всё, что в моих силах. Но душевная боль бывает так же опасна и сильна, как физическая. Из-за неё люди тоже сходят с ума, зацикливаясь исключительно на плохих воспоминаниях и не в силах избавиться от них.       Тем не менее, Рейвен взяла себя в руки, с трудом пытаясь не поддаваться то и дело сбивающим с толку оглушающим посторонним мыслям. Войти в комнату клиента для неё было так же нелегко, что пытаться соединить одинаковые полюса магнитов — сколько бы сил ты ни приложил, они будут упрямо отталкивать друг друга.       Алиса ушла сразу же, прикрыв за собой дверь, как только Молли и Джонатан привели таинственную гостью. Рейвен в ужасе вытаращилась на источник той оглушающей боли, тех многочисленных осколков стекла — она сидела перед ней на диване. Девушка лет так под тридцать. С безучастным равнодушным взглядом серо-голубых глаз на изможденном бледном лице, словно высеченном искусным скульптором из слоновой кости. Потрескавшиеся тонкие губы не исказила радостная улыбка при лицезрении родителей. Сухие, ломкие волосы светло-русого оттенка небрежно разбросаны по острым, выпирающим плечам, обрамляя тонкие черты бледного лица. Она казалась призраком в полутьме комнаты — неестественно исхудавшим призраком.       Рейвен, упрямо игнорируя исходящие от девушки волны возмущения и жгучие иглы ненависти, присела на корточки перед гостьей, положив тонкие ладони ей на колени и сочувственно смотря в равнодушное лицо. Как бы ни пыталась мисс Крейн казаться категорически спокойной, Рейвен чувствовала за этой маской ледяного безразличия бушующую бурю.       — Меня зовут Рейвен, — тихо и спокойно произнесла она, — Я здесь, чтобы помочь тебе.       — Я никогда и никого не просила мне помогать, — с тихой угрозой прошипела в ответ Кэстрел.       — И поэтому сейчас готова умереть, лишь бы избавиться от боли, что тебя гнетёт, — кивнула в знак согласия та, на что мисс Крейн упрямо насупилась, но промолчала — таинственная незнакомка попала в точку. Однако глубоко-глубоко в её глазах промелькнула практически незаметная искра давно угасшей надежды:       — Мне уже не помочь, — убитым тоном сообщила Кэс, прикрыв глаза и поморщившись. — Я… я несколько лет пыталась избавиться от этой боли, но так и не смогла. С чего ты взяла, что тебе под силу невозможное?       Рейвен никак не могла ответить на этот вопрос — она даже не была до конца уверена в своих силах, так как случай представился конкретно сложный. Чёрт подери, да как вообще человек до сих пор способен жить с этой болью?! Болью, которая вот уже несколько лет паразитом пожирает остатки души, которая настолько глубоко въелась в неё, что стала частью самой Кэстрел.       Рейчел под немигающие, полные надежды взоры родителей Кэстрел, встала у той за спиной, расставив ладони по обе стороны от головы и сосредотачиваясь на душевных страданиях клиентки. Главное, не запутаться в бесконечных нитях; главное, отличить её переживания от собственных. На небольшом расстоянии от ладоней Рейчел до висков Кэстрел робко засветилось сиреневатое сияние, центр ладоней у девушки-полудемона нещадно покалывало, словно ей их протыкают шилом, сама же Кэстрел, прикрыв глаза и сморщившись от болевых ощущений, гортанно зарычала сквозь зубы, из последних сил подавляя крик.       Джонатан нервно заёрзал на месте, — Рейвен ощутила, словно его сердце пронзил острый шип, он сильно переживал за дочь — но Молли успокаивающе сжала его ладонь в своей, пытаясь поделиться с ним остатками собственного самообладания. Сейчас им всем троим нужно пройти через это, убрать этот камень, что мешает течь ручью, что образовал из свободного чистого потока мутное болото.       Рейвен с хриплым вздохом погрузилась в губительный водоворот ужасных воспоминаний, которые Кэстрел угрюмо хранила в себе, которые болезненно пульсировали незаживающей кровоточащей раной в душе. То, как ей было обидно стоять в стороне, пряча слёзы, пока отец — её любимый папа, единственный дорогой человек — полностью игнорирует её, будучи поглощённым в увлекательную беседу с Аннабель. Рейвен морозом обжигает кожу порывы ветра с хлопьями снега, и сквозь эту бурю она всем своим существом ощущает топящее с головой отчаяние, комом в горле застрявшее чувство одиночества и обречённую ненужность. Кэстрел впалые щёки жгут горячие, словно лава, слёзы, безмолвный крик — крик, который громче всего раздаётся в напряжённой тишине — вырывается из глубин души, которая разверзлась огнём Преисподней. Хочется кричать изо всех сил, но лишь молчание звучит из её горла.       Жгучий коктейль ненависти вперемешку с завистью и ревностью начал отравлять ещё невинную детскую душу. Лучше бы этот коктейль выливался на кого-то, но Кэстрел предпочитала заниматься самобичеванием — отсюда комплексы, категоричное недовольство собой и низкая самооценка; отсюда страстное желание убить себя, ведь никто горевать по ней, такой отравляюще-неправильной, не станет…       Необъяснимый и абсолютно непонятный маленькой девочке парадокс сводит с ума — почему именно когда эта дурочка Аннабель рядом, отец делает вид, что «его любимой Кэсси» (как он сам нередко называл дочь) совершенно не существует? Зачем он лжёт, что любит её? Зачем нагло врёт, глядя в глаза? Зачем все эти пустые слова и обещания, которые обесцениваются каждые грёбанные каникулы?! Она возненавидела Готэм всей душой — она ненавидит туда приезжать, особенно, ненавистен ей дом Розенталей. Зачем… ради всего святого, зачем её затаскивают туда, где ей не место, где её никогда не ждут и никто не любит?! Она чувствует себя цирковым зверьком, которого потехи ради раз за разом вышвыривают на арену, невзирая на её хочу/не хочу — чтобы другие смеялись и веселились, пока её сердце обливается кровью, широко улыбаясь и старательно делая вид, что всё замечательно.       Ненужная.       Одинокая.       Нелюбимая.       Рейвен старается извлечь эту боль, как опытный хирург. Но что делать, если эта боль подобна злокачественной опухоли, подобна паразиту? Кэстрел сама бы ни за что не справилась — да уже никто бы ей не помог, потому что эта боль просочилась в самые недры сердца и души, пустив крепкие цепкие корни. Так или иначе, от неё необходимо избавиться. Но чтобы не дать погибнуть Кэстрел после такого, нужно равноценно заменить боль чем-то хорошим. Но откуда взять этот источник хорошего, если у девушки хорошие воспоминания искажены ревностью, завистью и самоненавистью?       Она мельком поискала извне подобный источник и почти сразу же обнаружила его. Рейвен, оставив Кэстрел тихо подвывать от боли, вплотную подошла к родителям девушки и встала напротив Джонатана, вперив в него внимательный немигающий взгляд, пытаясь до конца разобраться, подойдёт ли такой источник… впрочем, она забыла, что люди не всегда адекватно реагируют на подобные её странности.       — Вы, — она уставилась на Крейна, который побелел как полотно, — Она из-за вас так страдала все эти годы. Но одновременно я вижу, что в вас же и кроется её спасение, — Рейвен прикрыла глаза, старательно игнорируя завывания Кэстрел на заднем фоне и пытаясь сосредоточиться на непонятном источнике, коим являлся Джонатан. — Я чувствую, что она вам дорога. Очень дорога. Даже больше, чем она, — полудемонесса коротко кивнула на шокированную Молли и так же невозмутимо продолжила, понизив голос: — Я чувствую целый океан любви. Не понимаю, почему вы не делились им с Кэстрел, но именно его ей не хватало — и именно это сейчас ей и нужно.       Она, не дожидаясь ответа, схватила Крейна за руку и подтащила к мечущейся в агонии дочери. Рейвен сцепила их руки вместе, придерживая своими, и, прикрыв глаза, сосредоточилась на том, чтобы заполнить пустоту в душе Кэстрел после исчезновения адской боли.       — Азарат. Метрион. Зинтос, — в полутрансе повторяла она заученные наизусть слова, чуть покачиваясь в такт волшебным словам. Из-под ладоней Рейвен робко пробивались лучики белого сияния, Кэстрел заметно успокаивалась, пока её лицо не приобрело умиротворённое выражение, а сама она, облегчённо вздохнув, не успокоилась — моментально уснув.       Джонатана нехило знобило, когда Рейвен встала в полный рост и протяжно выдохнула:       — Вот и всё. Она проспит несколько дней, так как нужно переосмыслить всё и восстановиться после ментальной операции. И всё же, — нахмурившись, отрешённо покачала головой она, — Не понимаю. Почему вы, люди, скрываете друг от друга свои чувства? Право же, из-за того, что вы лишний раз скажете «я тебя люблю» или «мне обидно», не случится апокалипсис вселенского масштаба.       После этих слов Рейвен молча вышла из комнаты, ощутив неимоверную слабость и шокированные — тем не менее, полные благодарности — взгляды в спину.       Любовь поистине ужасная сила. Она одновременно является и силой человека, и его слабостью. Именно во имя любви во все времена люди совершали самые благородные и самые чудовищные поступки. Именно любовь может превратиться в ревность и зависть, тем самым медленным смертоносным ядом убивая человека.