Guilty or innocent?

      Мрачные длинные коридоры внутри серого четырехэтажного здания. Тяжелый кашель, тихие разговоры, звон кружек, шарканье, скрип металлических кроватей — постоянно будет сопровождать на длительном путешествии по этому моргу для живых.       Комнатки на четыре, на шесть, на восемь человек. Агрессивные лица, общающиеся на модифицированном русском. Кожа, изуродованная татуировками, смысл которых известен только в узких кругах. Не многие обратят внимание на слона, ножи и количество куполов на храмах.       Во время обеда всех медленно выводят из камер, выставляя манекенами в три ряда, в коридоре. Заключенные в одинаковых черных робах всегда молчат. На левой стороне рваного ватника вышито клеймо с фамилией, инициалами и статьями, по которым сидит гражданин. Некоторым не хватает этого места, и иногда, на исключительных личностях, вся левая сторона усеяна цифрами. Тут сидят дикие звери. Убийцы, насильники, мошенники, подстрекатели к суициду, коррупционеры, взяточники, фальшивомонетчики. Некоторые подходили под несколько определений сразу.       Если человек был не из самых буйных или сидел впервые — его помещали в большую комнату. Если у человека слишком буйный нрав, горячая кровь и неунимающиеся руки, то отправляли в комнату меньше. Всем распределением занималась заместитель начальника колонии. Она долго и кропотливо изучала предоставленные материалы, бережно сшитые в личные дела заключенных, после чего делала вывод. Если за две недели ситуация менялась, она могла изменить мнение и переводила заключенных.       За порядком следили три сотни конвойных. По двое на каждого заключенного. За конвойными, которые иногда были агрессивнее самих заключенных, тоже всегда следили. У них был свой начальник — Васильев Леонид Юрьевич. Майор внутренней службы с оконченной магистратурой. Среди «своих» у него было прозвище — Мескалит. Сам молодой человек был тридцати с лишним лет, ростом выше двух метров. Темноволосый, с серыми глазами, он всегда был идеально выбрит, с идеально выглаженной и чистой формой. Производил устрашающее впечатление своим грозным взглядом и грубоватым голосом. Сам начальник гордился своими подчиненными. Они были одними из лучших во всей стране, что подтверждали множественные благодарные письма и награды.       Но даже если заключенные не убивают друг друга, не нападают на конвойных, они по-прежнему остаются людьми. Хотя так считают далеко не все носители погонов и пятнистой формы. И им так же, как и конвойным, нужны люди, которые будут обслуживать эту прорву. Колония стоит отдельно от города, в поселке, в трех с половиной часах езды.       Одни обслуживают автозаки. Вторые готовят еду, кто-то швыряет дела заключенных из одного здания в другое, а следом в архив. Третьи следят за светом и водой, за оружием, тряпками, бумагой и швабрами. За уборщицами, кухарками, мелким безымянным составом. Ответственные за соприкосновение с государственными учреждениями, с прессой, с администрацией города/района/области/страны. Количество людей растёт раз за разом. И за ними всеми следит всего одна дама. Их всех, почти сотню, контролирует всего один. Сорокапятилетняя женщина в мрачной синей официальной форме, с темно-каштановыми волосами, обстриженными в каре. Она агрессивная и не всегда справедливая. Не терпит всего три вещи: вранья, лени и заместительницу начальника, с которой постоянно собачится. Её зовут Марина Николаевна Куницкая, или для «своих» — Куница. В отличие от своего друга, Мескалита, она почти всегда сидит в кабинете и довольно редко покидает его пределы. Марина ненавидит своих подчиненных- просто потому что они люди. Потому что они врут, перемывают кости за спиной. Она считает, что туши, работающие на нее, обязаны иметь железное здоровье, не должны обременяться семейными узами и марать паспорт наименованиями отпрысков. Всё, что от них требуется — это прикладывать голову к полу в поклоне, исполняя её волю, любой приказ. У Куницы даже была своя заместитель, но ту редко кто видел на рабочем месте. Она выполняла самую грязную и неблагодарную работу - контактировала с внешним миром вместо начальницы.       В обеденный перерыв двери колонии открылись, и заключенные длинной колонной, шагая кое-как, побрели по расчищенной асфальтной дороге к двухэтажному зданию столовой. Конвойные запускали их по двое, наблюдая за тем, чтобы ни один столовый прибор не был спрятан под одеждами.       Через порог, вытянув замерзшие посиневшие руки, вошел очередной зэк. Мотнул головой, убрав рыжие пряди с лица, медленно выдыхая теплый воздух. Переглянулся с конвойным, пока тот обыскивал его, после чего, шаркая ногами в несуразных рваных валенках, пошел за едой. За ним внимательно следили остальные, уже рассевшиеся по лавкам. У этого двухметрового амбала был авторитет. С левой стороны - послужной список в две статьи. Раньше было больше.       Задумавшись, рыжий поднял голову и протянул руку за тарелкой. На его лице не было никаких эмоций. — Не так много, красавица. — Сказал уверенно заключенный, — Я, конечно, двухметровый татарин, но не лошадь. Мне хватит и одной плошки. — Кашин, — воскликнул конвойный, — чё встал, конина? — У вас тут девочка подвисла. — Он щелкнул пальцами правой руки, на которой красовалась татуировка в виде черепа, и тут же жестом показал конвойному успокоиться, — Не нервничай, дорогой, форма помнется, непрезентабельный будешь, опять Кашин крайний.       По другую сторону, на кухне, слышался шум. Звенели кастрюли, кипело раскаленное масло, хлопали дверьми духовки, морозилки, холодильники. Вся столовая на время обеда получала клеймо проходного двора. В оконце, где все получали основное блюдо, сидела девушка. Она внимательно посмотрела своими карими глазами на татуированную руку, прекрасно понимая, кто перед ней стоит. Подняв голову, она уже было хотела что-то сказать, но наткнулась на ледяной взгляд и улыбку, похожую на звериный оскал. Девушка нервно сглотнула. — Алинка, не тормози, у тебя там еще сотня голодная. — Похлопала по плечу её подруга, — Побыстрей махай поварешкой, пока тебе кастрюлю на голову не надели.       Отдав тарелку заключенному, она лишь молча ему кивнула. Напряженная атмосфера медленно растворилась, оставив лишь неприятное послевкусие. — Эля, подмени, прошу.       Она ловко спрыгнула с высокой табуретки, всучила перчатки подруге, тут же метнулась на улицу, пряча в ладонях раскрасневшееся лицо.       Заключенные принялись за порции. Конвойные наблюдали за всем, крепко прижимая автоматы к себе. Зоркие взгляды надзирателей в пятнистой форме следили, чтобы ни один столовый прибор не ушёл за приделы пищблока. В зал вошел Мескалит и был тут же одарен недовольными и злобными взглядами. Медленно пройдясь мимо столов, он остановился за спиной у Кашина, что перешептывался с высоким блондином по правую сторону. Они моментально затихли, уткнувшись в металлические миски. Когда надзиратель отправился дальше, рыжий шмыгнул носом и, поедая довольно сносную перловую кашу, пробормотал: — Наша легенда непробиваемая. Если сами себя не выдадим — они до нас не докопаются.       Блондин кивнул, поправив воротник рваного в рукаве бушлата. Это был знак сидящим напротив. — Будь по-твоему, Данила. Мы не подведем. Никто связываться с тобой не захочет. Смотри, Лёне под горячую руку не попадись. — А ему какая разница? — Прошептал Данила, посмотрев на начальника, — Он же конвойными командует, а не нами. Поебаться ли ему не завернуть? — Этот хрен может отправить туда, откуда только вперед ногами выходят. Будь осторожнее. Они тут мастера на все случаи жизни. Чего еще тебе надо? — Пока ничего. Посмотрим по ситуации. Дам знать.       Обед подошёл к концу, и все медленно оставили свои места, отправляясь обратно мимо трех постов, где их снова обшманают в поисках того, чего при них не должно быть. Рыжий молча пойдет в конце колонны, любуясь серым небом. Его внимательный взгляд заметит и переговаривающихся начальников около административного здания. Леди с аккуратной прической хитро улыбнется, положив мягко руку с дорогим перстнем на плечо начальнику конвойных. Мужчина лишь кивнет в ответ.       Шагая по свежему хрустящему снегу, Данила вспомнил ту девчонку. Ведь она что-то хотела сказать. Ее взгляд был таким, словно она его узнала. Но он никогда, даже до своей тяжелой ноши заключенного, не водился с мусорными шавками. И он ее не в упор помнил, хоть и была хорошая память на лица. Наверное, хотела сказать, что не собирается торопиться ради такой суки. Другого от этих мразей не дождёшься.       После окончания рабочего дня, Алина осталась домывать то, что не успела. Остальные же уселись ужинать, некоторые из городских уже поспешно собирались домой. Отложив последнюю тарелку ближе к двадцати двум часам, она устало выключила свет, уходя последней. Оказавшись на улице, девушка потянулась за пачкой сигарет. Сжав губами одну, уселась на лестницу, склонив голову. Стояла полная тишина. Темнота зимней ночи окутывала здания, в них едва горел свет. Длинные ветки деревьев тянулись к тощему полумесяцу на звездном небе. Густой пар от теплого дыхания растворялся медленно в воздухе. Послышались хруст армейских ботинок по свежему снегу.       Подняв усталые глаза, девушка тут же вскочила, увидев перед собой Мескалита в теплой шинели. Прозвучал характерный щелчок дорогой зажигалки, и Алина молча кивнула, сев обратно на лесенку с дымившейся сигаретой. — Сколько ты у нас тут уже? — Третий месяц пойдет с понедельника. — Она подперла голову, борясь с сонливостью, медленно окутывающую ее замерзающее тело. — Нравится? — Да. Коллектив очень хороший. Несмотря на специфику, тут очень приятные личности работают. Все знают свое дело, трудятся на износ. Жаль, что это не всегда оценивается по достоинству. — Какая у тебя… — мужчина задумался, - … приятная речь. Только учиться закончила? — Высшее юридическое с отличием. — Пожала плечами Алина, — Издержки образования. Разучилась по-простому изъясняться. Тяжелые кодексы оставили свой отпечаток. А закончила полтора года назад.       Начальник протянул руку в теплой перчатке и поднял девчушку со ступеньки. Она стянула резинку с волос, слегка их взлохматив, после чего пошла рядом. — Где ты была все это время? — Интересовался Леонид, — И почему только через такой промежуток пришла к нам? — Работу искала. Находила, но с переменным успехом. Знаете, с юридическим сейчас много кто выходит. Престиж профессии белых воротничков подпорчен тысячами детей, которые не знали, кем хотят стать, и пошли в юристы-экономисты. Из-за таких страдают те, кто сознательно выбрал это своей стезёй. — Она сделала паузу, затянувшись.Вдали виднелось огромное мрачное административное здание. Мимо мелькали составы общежитий. — Поэтому приходилось быть кассиром в «Пятерочке». Потом пошла в городской архив при администрации, где потратила еще немного времени, но меня оттуда выгнали, сославшись на сокращение штата. Сейчас я тут. И даже рада этому.       Мужчина улыбнулся и открыл дверь в высокое четырехэтажное здание. Они молча вошли, показав свои удостоверения. Поднимаясь на третий этаж, Мескалит сказал: — Не бойся, ты понравилась нашему начальству. Тебя отсюда не выгонят. И то, что ты работаешь на выходных или остаёшься до ночи, не требуя при этом двойной оплаты — тоже тебе на руку. Тут таких любят. Работающих везде любят. А краснодипломников — тем более. Тебя Марина Николаевна звала к себе, — он открыл дверь на третий этаж, и, пропустив девушку вперед, прошел следом, — Если тебе станет плохо или понадобится помощь — можешь обращаться ко мне. — Спасибо, Леонид Юрьевич. Я ценю это.       Начальник конвойных взял маленькую ручку и, поцеловав ее, приятно улыбнулся. Проводив собеседницу до триста девятого кабинета, отправился к себе, поскрипывая черными берцами по синей плитке. Алина, оцепенев, молча посмотрела на свою руку, и, боясь надумать лишнего и испугаться раньше времени, открыла дверь своей начальницы, войдя в кабинет. — Алина, что сегодня произошло на обеде? — Сидящая начальница качалась в своем дорогом кресле из черной кожи, на котором висел пиджак с погонами майора внутренней службы, — Какого черта ты убежала?       Девушка закрыла медленно белую дверь, опустив руки. — Простите, этого больше не повторится. — Почему такая реакция именно на Кашина? Что он тебе — брат или сват? Почему мимо тебя прошло шестьдесят два человека, а на шестьдесят третьем ты затупила, разнылась и дала стрекача? — Нет, он мне никто. Просто, — она задумалась, решая какую лживую версию подсунуть вместо правды, — он напомнил мне одного моего друга. Внешность очень похожая.       Марина Николаевна нахмурилась и облокотилась о стол, сверля глазами подчиненную. — Я знаю, что ты изучала его дело в архиве. Значит, тебе интересен конкретно он. Отвечай мне, зачем это тебе нужно.       Алина подняла голову, уперев растерянные глаза в стену, будто кожей ощущая тяжелый взгляд начальницы на себе. От этой леди ничего не скроешь. Судя по всему, это она отдала сегодня утром приказ, чтобы ее посадили на это место с непосредственным контактом с заключенными. Больше было некому. Она догадалась, что всё неспроста. — Отвечай! — Хлопнула Куница рукой, из-за чего единственный предмет в виде ручки полетел под белоснежный стол — Иначе будешь уволена!       В камере с шестью заключенными шел тихий разговор о делах насущных. У кого кто ждет на свободе, кто кому пишет письма, что с этим дальше делать. Все находились в хороших отношениях друг с другом, из-за чего конфликты тут были редкими. Данила, сидящий на своей нижней полке, держал в руке колоду карт, быстро ее перемешивая. Рядом с ним сидел среднего роста молодой парень лет двадцати двух, имени которого никто не помнил, но все звали его Иордан или же по фамилии, Кунгуровым. С чем связано это прозвище — тоже никто особо не помнил. — Вот, а меня девушка ждет. — Похвастался сидящий и тут же повернул голову к рыжему, — А тебя, Дань? — А меня ждут два мента на вокзале, которым я полторы тысячи торчу, и коробка у набережной в парке. — Холодно ответил он, ловко тасуя карты в такой порядок, как нужно ему, — Нихуя у меня нет. Никому я не нужен. — С таким еблищем-то, — усмехнулся дед лет восьмидесяти, сгорбив свою тощую спину, — оно и понятно. Чё, баба на тебя так загляделась на обеде, видать, хотела кашей тебе в ебало кинуть, чтобы не видать твоей блядской рожи!       Рыжий промолчал, сдержав желание разбить этот ухмыляющийся ебальник, и раздал всем сидящим карты. Игра шла не в холостую, и сейчас на кону были две пачки сигарет, причем даже не самых отвратительных.       Покручивая карты с черной рубашкой, чтобы скрыть их содержимое от внимательных взглядов, он все думал о случившемся, пытаясь понять, видел ли он когда-нибудь эту особу. — Не доверяю я этой проститутке. — Грубый бас отразился от стен, — У меня после ихней каши желудок встал. Как камней хлебнул.       Данила скривился не столько от рыка, идущего после высказывания, сколько от слова «ихней». — Да ты никому не доверяешь, колхозник, блять. — Огрызнулся дед. — Нет! — Крикнул заключенный, — Только тем, кто под Куницкой ходит. Та еще сука. Говорят, она кем только ни была. И как стала начальником поварих и завхозов — непонятно. — Это ты про Новикову еще не знаешь. — Рассмеялся Иордан, почесав затылок, — Или ты не в курсе, как она в свои тридцать два забралась настолько высоко? — А вам не насрать? — В один момент оборвал их Данила, заодно и закончив игру первым, — Кто там из начальства перед кем падает — не вашего песьего уха дела.       Все трое задумались. Дед шмыгнул носом, дернув второго слона за рукав растянутого спортивного костюма и что-то прошептав ему на ухо. Кунгуров же, сидя рядом с Данилой, пытался понять, как тот, набрав в предыдущем раунде половину колоды  — вышел чистеньким. Наступившую тишину прервал крик конвойного. Через час отключают свет. — Тут ты не прав, браток. — Начал дед, сидя в тонкой майке-алкоголичке, — Это ты сейчас так думаешь. Везде есть как выход, так и вход. И то, что тебя притянули сюда сгорбленным в три погибели, избитым и изуродованным не значит, что тебя и выведут отсюда точно так же. Будь ты умнее, голова-два-уха, ты бы знал, что Куница с радостью принимает «письма от заключенных». И это может быть прекрасный выход раньше положенного срока. Эта сучка двухметровая не просто так вся в золоте и бриллиантах, когда уборщицы полы моют заштопанными, стертыми вусмерть тряпками. — Что за письма? — Поинтересовался Иордан, придвинувшись ближе к стоящей напротив двухэтажной койке, на которой и сидел хранитель интересных знаний, — Типа взятка? — Эта баба может тебе устроить внеочередное свидание, рассказать что-нибудь интересное с Большой Земли, или сказать то, что ты хочешь услышать, если ты предложишь ей что-нибудь в замен. Хитрющая, сучара. И как начальник колонии да его заместитель этого не знают — неизвестно. — Ага, ща прям, не знают. Заместитель у начальника — великая женщина. Не эта сгнившая до костей алчная шлюха. — возмутился на деда сидящий по соседству мужик, — Будь оно так — она бы ее нахуй уволила! — Та ты не понял, дурак. Сука, с кем сижу. — Дед махнул рукой, — Эти две дамы не просто так рогами бодаются. И эта пизда тут ходит, сверкает бриллиантами, просто потому, что у заместителя начальника колонии нет права ее скинуть. Так бы она бы уже давно летела, свистела и радовалась.       Тут до Кашина дошло. Он поднял голову от пола и посмотрел на деда, да так, что все вокруг, включая самого деда, замолкли. — А ты мне скажи, милок, как до этой суки можно дотянуться?       Свет был погашен ровно через сорок семь минут. Заскрипели кровати, и пыль, летящая с постельного, медленно опускалась на пол, ютясь в углах. Данила вытянул босые ноги, не вмещаясь полностью во весь рост на кровать. Накрывшись серой простыней и поправив сверху колючее темно-зеленое одеяло, он положил под голову руки. Он всегда спал без подушки. Так было удобнее.        Даже если эта Марина Николаевна пригласит его к себе на разговор, то он не знает, что у нее эдакого выпросить. Многое могут и просто его связи. Авторитет его слова был весом как в любой из колоний, так и на Большой Земле. Просто это будет не быстро.       «Если был вход, значит будет и выход.» Это не всегда должны быть одни и те же двери. Просто, когда ты сюда приходишь, двери обязательно закрываются. Не важно, заключенный ты или подчиненный. Представитель птиц высокого полета с погонами майора и выше, либо местный аналог Битцевского маньяка. Двери в любом случае закроются. Просто ты либо сможешь пройти через эти двери вновь, либо придется прыгать через шесть метров идеально ровной бетонной ограды и переползать через колючую проволоку.       Все это было похоже на ту же волокиту, в которую он влез во второй раз, чтобы избежать наказания. Когда его нашли в окружении фальшивых свидетельств из налоговой и паспортов, то был шанс выйти через дверь, просто договорившись со следователем, что будет помогать ловить всех, но в замен останется свободным. Он не захотел идти на сделку с совестью, за что получил два года и миллионный штраф, с которым только два года назад расквитался. Погоняло «художник» он потерял, но зато обрел новое — «Неваляшка». Сколько бы его не пиздили — он не сдался, не сошел с дистанции, гордо пройдя свой путь.       В свои полные двадцать пять получил новое погоняло «Трикстер». Много заслуг было за его плечами. Но главный приз был впереди. Он не успел добраться до нужной цели, снова и снова сюда попадая. Не бежать же напролом.       Имея связи в колонии можно было далеко уйти. Но нужно добираться до самых верхов. И сделать это — пойди пойми. С каждым годом, проведенными за решеткой, становится обидно за просто так уходящие годы.       Колонна из одинакового одетых людей медленно двинулась на ужин. Сидящий за полупустым столом Данила медленно отхлебнул горячий супец и слегка качнул левой рукой, замысловато сложив пальцы. Илья кивнул ему в ответ, находясь почти через два стола, и повернул голову, посмотрев в конец длинного ряда.       Доля секунды проходит, прежде чем появляется конфликт. Один из заключенных резко хватает рядом сидящего за воротник и макает лицом в горячую бледно-желтую жижу. Тут же слетаются несколько конвойных, оттягивая их. На кухне все замирает. Люди наблюдают за тем, как молодые ребята в форме пытаются разнять двух сильных и крепких мужиков, не давая им ничего разнести.       Кто-то толкнет Алину вперед и скажет, чтобы она вышла и помогла тому, кто получил легкий ожог. — Да сейчас, делать мне больше нечего! — Воскликнула она, но ее быстро вытолкнули с кухни на улицу.       Девушка устало выдохнула. Несмотря на камеру наблюдения, она опасалась огибать длинное крыло столовой, чтобы помочь пострадавшему. Встав по колено в снег, она засунула руки в карманы штанов и подняла голову. Дверь недалеко от нее резко раскрылась с грохотом. Оттуда вывалились сначала двое конвойных, пытаясь не получить по лицу, и протянули одного из заключенных по снегу. За ними, словно черт из табакерки, увернувшись от цепких лап, выскочил Данила.       Он грубо оттолкнул от себя конвойного, из-за чего тот рухнул в снег, и накинулся на молодого паренька, начиная быстро его избивать. — Кашин! — Громко крикнул Мескалит, пролетев мимо Алины, — Данила, блять!       Начальник схватил заключенного за волосы и приставил пистолет к его горлу, выгибая в неудобную позу. Алина замерла, медленно опустив руки. Она раскрыла рот, любуясь им. Данила оскалился, злобно и глубоко дыша. Все его лицо было забрызгано кровью.       Тут же побежало еще несколько конвойных, крепко держа одного Кашина. — Сука, портишь мне всю статистику. — Недовольно заворчал начальник и махнул Алине, — Поди сюда.       Девушка в черной большой футболке, заправленной в пятнистые штаны, лихо преодолела почти двадцать метров и встала рядом с ним. — Алина, сейчас помоги этому бугаю. И потом сходишь и разбудишь врача. Поняла?       Кудрявая кивнула и слегка вздрогнула, когда Данила зарычал. Она посмотрела на засыпанного снегом высокого блондина. — Ты был мне как брат. — тихо сказал лежащий в снегу, хватаясь руками за лицо, по которому быстрыми ручьями текла кровь, — Помогай тебе еще, сука голодная. — Да пошел ты. Не брат ты мне, уебок комнатный.       Конвойные застегнули окровавленные руки Кашина и повели его следом за Алиной. Девушка уверенно шла по тропинке даже не дрожа от холода, перебирая в руке пластиковую карту доступа. Раскрыв железную дверь, она пропустила идущих. Вся небольшая компания зашла в комнату, всю обшитую керамической плиткой. Кашина усадили на стул, но отходить от него далеко не стали. — Что, врачиха спит наша? — Усмехнулся рыжий, шмыгнув носом, — Ты теперь за нее? — Я тут сейчас за всех сразу. И за архивариуса, и за охранника, и за повариху, и за уборщицу. — Тихо сказала девчушка, обмакивая вату в жидкость, после чего остановилась в шаге от Данилы, замерев. — Не бойся, мы его держим! — Дружно ответили ей молодые ребята, заметив, как девочка волнуется.       Алина поджала губы, и, слегка наклонившись, аккуратно принялась протирать покрасневшее лицо заключенного от крови. Данила сидел, не дергаясь даже когда она проходилась по ссадинам. Зрелище получилось знатное. Он наверняка сломал Илье нос. Но теперь он добьется своего. Теперь на третьем этаже его дело обязательно попадет в нужные руки. Будь у него сейчас побольше сил, он бы и эту малявку принес в жертву. Какая-то она странная и заторможенная. — Кашин, — выдохнула девушка, — дай правую руку.       Заключенный дождался, пока ее оцепят, и дальше сидел отстранено. Ждал, пока с него снимут ватник и дадут обработать раны. Когда Алина наклонилась к нему достаточно близко, чтобы шепнуть утайкой, он тихо сказал: — Для тебя, малявка, Данила Владимирович.       Алина медленно подняла взгляд, увидев равнодушие в его глазах. Он все еще тяжело дышал и был в красных пятнах, но было видно, что ему наплевать на дальнейшее. — А то что, и меня так же изобьешь? — Вдруг спросила сидящего кудрявая. — Понадобится — изобью. Быть может еще и изнасилую и вскрою тебе кишки. Проявляй уважение, а то станешь такая же, как твое начальство.       Девушка выпрямила спину, убрав растрепанные волосы и облила свои окровавленные руки прохладной водой. — Уводите его. — Хмыкнула она, встав к нему боком.       Данила поднялся, выпрямившись во все свои полные два метра, одарив ледяным взглядом стоящую, и пошел впереди, повинуясь тычкам конвойных.       Когда дверь на пару минут закрылась, она устало поднесла телефон к уху и закрыла глаза. Руки от волнения тряслись. — Буди Надежду Ивановну и скажите кому-нибудь из старших, что произошло. Кашин может быть опасен. — А нехуй было его выводить. — Рассмеялась собеседница на том конце провода, — Кашин агрессивный только если выебываться на него.