Guilty or innocent?

      В длинных пустых коридорах второго блока стояла полутьма. На часах — четыре часа утра. Конвойные лениво шагали по бетонному полу, обсуждая последние новости. На их шеях висели новые магнитные пропуски на черных шелковых лентах.       По камерам спали заключенные, пряча сгорбленные спины и изуродованные лица под одеялами. Всем им спалось спокойно. Только Данила, словно проклятый, не мог уснуть третью ночь подряд. Уткнув взгляд в серый потолок, он задумался о том, что у него внутри очень плохое предчувствие. Словно что-то скоро пойдет не так. В этой злосчастной колонии все шло не так. Все стояло и работало не так и не с теми людьми, будто заигравшиеся школьники на дне самоуправления пытались выйти на выборы в государственную думу. Хотелось простого и человеческого — чтобы все отъебались.       Однажды ему приснился сон, от которого внутри потом еще долго оставалось неприятное послевкусие. Уютная однушка, заставленная старой советской мебелью. Хрусталь за стеклом, покрытый толстым слоем пыли. Чай в пакетиках, стоящий на столе в углу кухни. Грязные стекла с видом на железную дорогу, а дальше — на гаражные кооперативы, которые затапливала река по весне. Затхлый и тяжелый воздух из-за того, что в квартире редко открывались окна. Собранный диван, на котором лежит уставшая мать. Ее рука сжимает пульт от телевизора, а глаза давно закрыты. Она мирно дремлет, снова не смыв с ресниц тушь. Ей всегда было лень умываться после работы. Он сидит рядом с ней, сгорбив спину. Смотрит на свои бледные руки. Хочет сказать, что любит ее, но она не услышит. Когда она захочет с ним поговорить, он будет снова занят.       Вернуться бы в свою квартиру, пропитанную тяжестью детства. Вернуться в свой злачный район, к своим беспечным шалопаям — друзьям. Дальше бы искать себе путь в жизни. Готовить матери обед на работу в три часа ночи, укрыв ее одеялом.       Перевернувшись на бок, он обнял скомканное одеяло. Было очень тяжело. Боль приходила только ночью, ложась бессонницей.       Там, за стеной, бушевала зимняя метель. Острые снежинки скользили по мягкой коже. В оконцах общежития горел свет. Заинтересованная фигура наблюдала с окна за проходящей девчушкой. Алина шла медленно, укутавшись в пальто, проваливаясь в снег по колено. У нее в руке был пистолет Мескалита. Она крепко его прижимала к себе, боясь, что промерзшая до костей рука отпустит оружие, обеспечив ей увлекательные поиски всякого в наметенных сугробах.       Она поднялась на третий этаж и пошла мимо пустующей приемной в кабинет, к своему начальнику. Беззвучно толкнув дверь, она застала его на рабочем месте. Тот неловко устроился в кресле, в своей пятнистой форме, приобняв стопку дел. Алина заметила висящую пустую кобуру и максимально тихо вложила в нее огнестрел. Подойдя ближе к начальнику, она осторожно коснулась его горячей руки и вздрогнула, когда его глаза тут же впились в неё. — Простите, что разбудила. — Слабо улыбнулась она, отступив к окошку. — Почему вы не поехали домой? Завтра же выходной. — Не хочу в город ехать. — Устало выдохнул Мескалит и потер покрасневшую щеку, отодвинув от себя бумажную подушку, — Только оттуда. А ты чего опять не спишь, а все работаешь?       Алина кивнула, сложив руки на груди. На ее плечах покоилось серое пальто, а под ним — тонкий темно-зеленый свитер, на котором с левой стороны нацеплены разнообразные пины: и тигриная морда, и череп козла, даже космонавт затесался. — Прости, но я не смогу оплатить твои старания. — Он пожал плечами, опустив немного опечаленный взгляд впереди себя, — Заместитель считает, что мы не достойны премии. — Я не хочу премию, — она пожала плечами, — мне ее даже потратить некуда. Но я бы хотела наведаться в город и как-нибудь отдохнуть. — Задумчиво протянула она, рассматривая своего начальника. — Мы с Екатериной Александровной завтра вечером, после того, как она приедет с Администрации, сразу поедем пить. — Он улыбнулся, — Не волнуйся, ничего такого. Просто завтра будет её очередь отдыхать. Я к тому, что никого из начальства не будет, и ты сможешь спокойно отдохнуть так, как пожелаешь. Ну… — задумчиво протянул начальник, — так, как разрешат Грачи или конвойные.       Девушка прижалась плечом к стеклянному шкафу, за которым стояли многотомные сборники законов и специфические журналы, посвященные тайнам службы исполнения наказаний. Заинтересованно хмыкнув, девушка указала на висящую кобуру, когда мужчина начал собираться. Засмотревшись на его босую ногу, на которой не хватало пальцев, она тихо спросила: — Ее очередь? — Мы с Куницей решили каждые две недели выискивать самого закоренелого трудоголика, который умирает на работе, и по очереди пить с ними. Наша великая и ужасная из этого списка не вылезает уже лет семь точно.       Алина выдохнула, кивнув. Она бы хотела куда-нибудь поехать с Данилой. Посмотреть на него при свете настоящего солнца, не скованного в тюремную робу. — Я уже знаю, о ком ты подумала. — Мескалит улыбнулся, надев свое пальто, и пошел с девушкой на выход, — Если хочешь, можешь попробовать прогуляться со своим товарищем по территории колонии ночью. Или протащить к себе на чай. — Вы серьезно? — Удивленно спросила Алина, — Ему ведь запрещено покидать второй блок. — Круче. Ему запрещено покидать территорию второго этажа второго блока. Но ты-то умная, ты знаешь, как расположить к себе людей, особенно тех, которые подчиняются не мне, а Кунице или Катерине. — Он пожал плечами, — Может, она разрешит. Она накладывает эти ограничения, она же может их снять.       Они медленно побрели до общежития по заметенным дорожкам. Полная луна освещала путь. Одинокие фигуры создавали единственное движение на улице, из-за чего грачи на вышках сидели подперев головы руками, наблюдая за ними. — Леонид Юрьевич, скажите мне, — Девушка подняла голову, смотря в сонные глаза начальника, — у меня есть шанс вытянуть отсюда Данилу? — В плане условно-досрочного? — Мескалит пожал плечами, — Все решает Катерина. У нее спрашивай. Я бы мог спросить, но мы с ней что-то последнее время не очень ведем вместе дела. — А что, есть еще что-то лучше, чем УДО?       Начальник кивнул и перебрал в руке связку ключей, вытянув нужный. Они выкурили пару сигарет и вошли в здание, закрыв дверь на ключ. Медленно шагая по неосвещенным коридорам, ориентируясь лишь по оконцам, они отправились наверх. — Есть. Об этом никогда не говорят, но есть. У нас огромная общая база. Она связывает всю страну, и каждый, кто однажды получил даже административку — попадает туда. Вносить имена можно всем, даже тебе, если дадут компьютер. Ты сможешь даже своего соседа внести, который, сука, сверлит каждое утро воскресенья, в твой единственный за три месяца выходной. — Начальник прижался плечом к двери в свою комнату, вставив ключ в скважину, но открывать ее не спешил, наблюдая, как Алина стряхивает с себя снег, — Но у всех, у кого звание от подполковника и выше, а так же руководящая должность, вроде моей, есть шанс… — Он перешел на едва слышный шепот, — … убрать имена и фамилии оттуда. Человек навсегда пропадает из этой архивной базы, либо может сменить уголовку на административку. Эта функция есть, потому что люди часто ошибаются и могут внести кого-нибудь не того. Владеющих доступом к этой функции всего трое в нашем городе. Начальник и заместитель начальника в «семнашке», женской колонии, и, — он широко улыбнулся, хитро посмотрев на Алину, — наша Катерина. Если столица прознает о том, что что-то было изменено или удалено в корыстных целях — абсолютно все начальники всех отделов и начальник колонии со своим заместителем слетят со своих кресел по статье. Это означает, что еще пять лет ты не сможешь служить на государевой службе, нормальная организация тебя не примет. Да и выше дворника ты, скорее всего, уже не поднимешься в своей жизни. Равносильно расстрелу или статье за терроризм. Птицам самого высокого полета дают по пятнадцать лет строго режима. Все крайне редко прибегают к этой функции, и она очень не быстрая. Изменяются данные в течении двух недель, а полное удаление произойдет только через полтора месяца. Но, — Мескалит кивнул, — человек остаётся с абсолютно чистой репутацией. Так что, нашим уродцам есть о чем мечтать. Условно-досрочное освобождение — не предел. Судимость с тебя не скинут, хоть ты и раньше выйдешь.       Алина подняла глаза, рассматривая его. Начальник слабо улыбнулся, прижавшись к двери, и сложил руки на груди. В этом наполовину освященном коридоре всегда стояла холодина, и было очень неуютно. — Вы знаете, — тихо сказала она, опустив взгляд на его крепкие руки, на которых никогда не было ни синяков, ни ссадин, сколько он бы ни дрался, — я запуталась с тем, что мне дальше делать. — Я не тот человек, который может тебе дать совет как дальше жить. Я сам давно запутался и до сих пор не знаю, что творю. Заместитель тебе тоже ничего не скажет. Она занимается спортом — бегом от проблем. Сидит на работе неделями, без единого выходного, не поднимает головы, может за неделю семь ручек исписать и сорок пачек бумаги использовать. Это все делается для того, чтобы не решать личные проблемы. Тут все так живут. Те, кто хотят жить, а не работать каждый час в сутках, — быстро уходят. Это нормальная практика.       Девчушка заправила прядь волос за ухо и протянула ему руки. Начальник молча прижал ее к себе, поглаживая по голове, тихо сказал: — Убьет тебя этот ненормальный, если ты на нем не усидишь. Лучше найди кого-нибудь еще. Не водись с Кашиным. Он последний человек в этом городе, ради которого стоит так убиваться, всем жертвовать и падать ему в ноги, позволяя делать все, что ему вздумается. — Наверное, я боюсь остаться одна. — Тихо прошептала она, — И я почти растопила его ледяное сердце. — У него внутри не лёд, а все насквозь титановое. Это ничем не пробьешь. Прошу, не надо.       Мескалит посмотрел ей в глаза и тяжело выдохнул, понимая, что ее не переубедить. Хотя, ему и самому орут, что проще быть мужем Куницкой, чем добиться расположения заместителя. Шестой год он с ней бодается, но ближе, чем на расстояние вытянутой руки она его к себе не подпускает. Ему завидно, что Алина так быстро добилась от Данилы того, что он начал с ней разговаривать как с подругой. К нему не относятся даже как к коллеге. Словно он посторонний тут, который случайно напялил форму майора, и теперь раскидывает всех заключенных, как малых детей.       Алина отрицательно покачала головой, и провела рукой по его спине. — Спасибо за поддержку, Леонид Юрьевич. Мне сейчас это очень помогает.       Начальник кивнул и отпустил ее. Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по своим комнатам. Алина устроилась на своей второй полке, укрывшись одеялом с головой, и попыталась уснуть.       Ей дали проспать до полудня, даже несмотря на то, что был рабочий день, и смена начиналась с семи. Мескалит приказал не трогать ее и дать хоть немного отдохнуть. Потом будет уже не до сна.       В три часа вечера въехал дорогой черный внедорожник. Одиноко проходящие заключенные хотели было остановится и посмотреть на такого важного гостя, но конвойные быстро толкнули их вперед. Дверь пассажирского сидения открылась только тогда, когда на улице не было никого, а количество конвойных было минимальным.       Опустив ноги, обутые в красивые замшевые туфли на устойчивом высоком каблуке, на снег встала заместитель. Она тут же укрыла плечи серым пальто и, не поднимая головы, побрела в сторону административного здания, словно провинившийся ребенок. Рядом с ней пошла и Куницкая, укутанная в дорогую шубу. — Ну что, как поездка в Администрацию? Как вам наш господин мэр?       Заместитель остановилась и подняла свои уставшие глаза на подчиненную. Даже на высоких каблуках она была ей всего по плечо. Но когда начальница поварих и завхозов одевает шпильки, ей приходится кланяться, заходя в каждый кабинет, потому что так не долго и зацепится головой об дверной косяк. — А вы как думаете? — Тихо спросила она, подняв воротник и спрятав свои покрасневшие щеки от ледяного ветра, — Разговор всегда один. И мэр всё тот же. — А вот раз вы тут без дела стоите, я все-таки спрошу, — Куницкая сложила руки на груди, наблюдая за тем, как заместитель слегка дрожит от холода, — что на счет Кашина?       Мескалит заинтересованно наблюдал за сценой издалека, сидя на капоте своего черного внедорожника. Щелкнув зажигалкой, он задумчиво отвел взгляд. Вот бы его подружка не ошиблась с формулировкой. — А что с ним? Ему год остался. — Стоящая пожала плечами, спрятав посиневшие пальцы. Стояло как минимум минус тридцать, еще и с ледяным ветром. Она сделала несколько шагов в сторону, с неохотой встав на солнечную сторону, — Что вы от него опять хотите? — Вы не хотите ему дать статус полноправного заключенного, а не цепной собаки на коротком поводке?       Марина выпрямила гордо спину, наслаждаясь приятным прохладным ветром, накинув на голову капюшон. Ее внимательный взгляд заметил слой тоналки на израненной щеке и синяк на шее, из-за чего женщина улыбнулась. — А с чего я должна ему это позволять? Чтобы он бросался на конвойных и избивал моих подчиненных? Ему эта короткая цепь дана для собственного спокойствия. — Что, — она наклонилась к блондинке и ловким движением руки стерла тоналку, широко улыбнувшись, — боитесь повторения?       Заместитель молча выдохнула, смотря ей в глаза. Куница хитро скалилась, схватив ее за воротник пальто. — Не люблю вседозволенность. — Она убрала ее руку от себя, — Я после вас не успеваю проблемы разгребать.       Куницкая расхохоталась, снова выпрямившись и наблюдая за тем, как заместитель уходит в здание. Очередное поражение, и опять она убегает, поджав хвост. Мескалит подошел к ней и дал закурить. — Ну, что? — Ты почему такой глупенький? — Марина улыбнулась, — Вот ответь мне.       Начальник конвойных нахмурился, не понимая, о чем она говорит. Куницкая поправила свою шубку и, сжав тонкую китайскую сигаретку, закинула голову, выдыхая медленно дым через нос. — У тебя есть Алина, которая умрет ради Кашина. И есть эта ненормальная, которая боится Кашина до усрачки. Просто заключи с Алиной договор. Алина повернет к тебе Катю любым боком, а ты просто отпустишь Данилу погулять к ней. — Смотря на то, как Мескалит пытается додумать озвученный план, она расхохоталась, — Раз тебе так повезло, что твои подчиненные ладят с твоим начальством лучше тебя — пользуйся этим. Правила везде одни. Ты видишь полицейский беспредел, но нужно не останавливать его, а принимать активное участие, глупенький мой. Давай, ты додумаешься до всего сам, а не снова мне марать руки. — От того, что ты натравила на нее Кашина, пострадала вся колония. — Лёня приобнял ее, — Знаю я, как ты решаешь дела. — Я натравила его не только на эту ебанутую, а еще и на Алину. Если я захочу — он из нее фарш сделает. Пока у меня нет желаний — он полагается на собственную фантазию. Поэтому она такая счастливая ходит. Кашину плевать на происходящее. У него подвернулся теплый бок, который ухаживает за ним, кормит вкусной едой, а не вареной подгнившей капустой, и дает себя ебать. Ему большего и не надо. Все его потребности низменны.       Они пошли вдвоем в то же здание. Поднялись на третий этаж и неспеша последовали вдоль светлого коридора, думая о своем. — Я не могу, как ты, пойти против начальницы. Мое кресло подо мной не охраняет главный прокурор города.       Куницкая усмехнулась и прижалась спиной к своей двери. Обняв его за шею, она запустила руки с дорогими перстнями в его волосы, после чего прижала к себе, тихо прошептав на ухо: — Если мы с Новиковой поменяемся местами, то ты заживешь ещё богаче, чем самый коррумпированный депутат в столице. И все твои подчиненные тоже. Но, пока она сидит там — твоя жизнь будет адом. У тебя есть Кашин, Алина, и меньше, чем год, чтобы решить недоразумение. Ты умный мальчик. Ты догадаешься сам, что нужно сделать. — А иначе? — Взгляд начальника конвойных остановился на ярко подведенных губах. — А иначе, ближе к концу его срока, новости покорят заголовки о том, что заключенный убил начальника колонии и его заместителя. — Она сделала паузу, — И начальника конвойных. Заодно. Под горячую руку попался.       Повисла пауза. Мескалит медленно кивнул, чувствуя тепло ее рук. Женщина оставила след от помады на его щеке и скрылась за своей дверью. Начальник конвойных же тяжело вздохнул, отрицательно покачав головой и скрывшись за своей дверью. Ему было непонятно, до чего он должен был додуматься. Еще и максимально быстро. Да и так, чтобы внимательный взгляд заместителя не застал его на попытке изменения существующего порядка. Это же равносильно свержению. Сам же сюда отправится срок отсиживать.       Через пару часов заместитель дала приказ собрать всех заключенных. Конвойные слушались максимально быстро. Уже через двадцать минут все сто пятьдесят человек, населявшие два блока стояли в четыре ровных ряда. Коридор первого блока был не очень удобным, но выгонять людей на мороз и издеваться над ними  совершенно не хотелось. Воспользовавшись моментом, Мескалит позвал к себе Алину. Они встали на мосточке второго этажа, чтобы прекрасно обозревать всех стоящих и, в то же время, оставаться невидимыми для них. — Я хочу посмотреть, — начальник оперся о перила, перебирая в пальцах ключик от своей двери, на котором висела кроваво-красная бирка на черной нитке, — заметишь ли ты что-нибудь необычное.       Алина встала рядом с ним, нахмурившись. — В плане? Что я должна увидеть?       В здании быстро становилось душно. Вместе со всеми заключенными пришла еще и целая куча конвойных, чтобы гарантировать безопасность. Главный в смене открыл свой растрепанный список, встав перед осужденными. Все они с недавнего времени, для удобства конвойных, делились на два вида, легко различаемые по робам. От того, насколько ты опасен, тебе выдают определенную форму. Они все стояли сгорбив свои кривые спины. Темно-зеленые ватники давали владельцам преимущества перед тем, кто носил полностью черные. «Избранным» было запрещено выходить на работы, контактировать с другими заключенными, да и многие из них сидели в одиночках.       Мескалит указал на заместителя начальника колонии, которая медленно шла по второму этажу, одетая точно так же, как и Алина. На ней была точно такая же пятнистая форма без опознавательных знаков. — Она их собрала не просто так. Начнутся сейчас перестановки. Ты узнаешь о них одной из первых, — начальник развел руками, — если, конечно, догадаешься о них.       Алина склонила голову вниз, внимательно наблюдая за стоящими. Мимо них постоянно ходили конвойные, но у них не было оружия, лишь резиновые дубинки. Заключенные периодически пошатывались, поправляли воротники, пока ждали своей очереди. Когда заместитель остановилась, встав у заключенных за спиной на втором этаже, она поджала губы. Девчушка напряглась, понимая, что не видит причины ее недовольства. Заключенные говорили свои фамилии, имена, статьи по которым осуждены, и насколько. Говорили медленно и лениво. Никто ни с кем не переговаривался. Лишь только постоянно друг на друга бросали недовольные взгляды. — Я не могу понять, что что-то не так. — Прошептала Алина, сложив руки вместе, наклонившись еще пониже, полностью облокотившись о заборчик, — Не вижу. Дайте подсказку.       Мескалит молча вытянул руку, закатал свой рукав, и поправил воротник. Алина тяжело выдохнула, и снова напряженно повернулась к стоящим. — Им запрещено переговариваться. — Тихо прошептала она, — Но такие собрания единственный способ связаться с людьми, которые сидят в другом блоке. Между общением между камерами в одном блоке у нас нет проблем. Но заключенные из одного блока не могут связаться с другими.       Заместитель поднесла к себе рацию, и сказала шесть, казалось бы, разных цифр. Мескалит кивнул ей, и улыбнулся Алине. — Ты заметила что сейчас произошло?       Девчушка отрицательно покачала головой, сжав свои ледяные от страха руки. — Она этими цифрами рассказала о том, что только что было передано из рук в руки две заточки. И даже назвала номера тех, кто начал передачки, и того, на кого будет направлена атака. — Мескалит нахмурился, и щелкнул рацией, отдавая приказ, — Парнишки, вытягивайте Нехорошего, Рокета, Салуки, и следите за Кашиным.       Алина зажала рот руками от удивления. Конвойные быстро схватили нужных людей, грубо толкнув их на пол. Заместитель продолжала за всем наблюдать. Рядом с ней, скорее всего для вида, встали две поварихи в такой же форме. Заключенных быстро обшманали и выбросили перед главным по смене две заточки и смотанный шнурок от кед. Данила отвел взгляд, стоя предпоследним, в самом дальнем углу. Вокруг него были лишь товарищи по несчастью в зеленых робах. — Смотри еще. Кашин не сможет им не ответить. — Мескалит кивнул, — Он никогда не пропускает выпадов в свою сторону.       Всех троих, которых вытащили из общего строя, поставили сбоку от него, нацепив наручники. Стоящие сомкнули ряды. Рыжий недовольно покачал головой. Когда мимо него прошел конвойный, он закатал рукав правой руки, вытянув ее слегка вперед. Один из стоящих в том же ряду повторил его действия, и щелкнул пальцами. Заместитель продиктовала еще несколько цифр. На этот раз их было три. — Он подал им сигнал. — Тихо прошептала Алина, кивнув, — Но чего он добивается? — Екатерина Александровна, — сказал Мескалит, потерев больную шею, зажав в руке рацию, — дадим им это сделать.       Блондинка молча кивнула, подперев голову рукой, и дала согласие. — Это редко бывает. — Улыбнулся начальник, — Теперь наблюдай.       Когда расчет был окончен, стоящим дали приказ поделится по степеням. Алина нахмурилась, наблюдая за тем, как заключенные быстро меняются местами. Теперь по правую сторону от главного по смене стояли все в черном, а с левой — все в темно-зеленом. Алина заметила, как Данила щелкнул пальцами. Тот, который закатывал рукав вместе с ним, одетый в темно-зеленую робу, резко оттолкнул впереди стоящего, и набросился на Нехорошего. Алина в шоке наблюдала за тем, как заключенных быстро и с силой растащили. — Почему она разрешила это сделать? — В непонимании спросила Алина. — Потому что знала, что они друг другу не навредят. Это был отвлекающий маневр. — Мескалит улыбнулся, — Ты тоже отвлеклась от Данилы. И будь ты на месте заместителя — тебя бы уже пристрелили.       Заместитель настороженно отошла от ограждения, сказав еще несколько цифр. Мескалит перевел с птичьего на человеческий, отдав приказ главному по смене. — Кашин! — Крикнул мужчина в годах, сжимая список в толстой, покрытой мозолями руке, — Выйти из строя.       Алина присела на корточки, внимательным взглядом наблюдая за происходящим. Что же она пропустила? И чего можно было испугаться? — Руку. — Приказал стоящий.       Данила усмехнулся, и протянул ему правую руку с татуировкой. Главный задрал его рукав, и вывернул руку, заставляя заключенного изогнуться. — Мои часы! — Охнула Алина, наблюдая за тем, как умные часы с черным силиконовым ремешком снимают с искривленной руки, — Как? Когда?       Мескалит же кивнул, гордясь собой. После того, как часы оказались у главы смены, он вытащил из кармана и небольшой обломок металлической пластинки, заточенный достаточно остро, чтобы причинить кому-нибудь боль.       Он тоже не замечал ничего до того момента, пока заместитель не давала ему команду. Как она узнавала обо всем, и как видела все — оставалось загадкой. Его мнение было в том, что ей просто крысячили о том, что что-то назревало. Потому что крыс было полно как среди начальников, так и среди заключенных. Последние же, в добавок, и питали себя надеждами, что сдав своего сокамерника — им это зачтется в послужной список. Это и правда вносили в личные дела, ставя печать «готов к сотрудничеству», но в этой колонии это не давало никаких преимуществ. По условно-досрочному можно было выйти только тогда, когда ты действительно вел себя нормально. А это было крайне редко.       Данила выгнулся, оскалившись, и задрал голову, со злобой уставившись на Мескалита. Алина, стоящая рядом, увидела этот взгляд, моментально испугавшись. Она отошла немного от начальника, закрыв рот рукой. — Кажется — мне пизда. — Широко улыбнулся начальник, скрестив руки на груди, — И даже будет интересно — кто из них двоих успеет первый.       Заключенного толкнули обратно в строй, что уже отчитался полностью. Все ждали приказа заместителя. Но той снова что-то не понравилось. Она внимательно следила за происходящим, запретив отпускать заключенных. — Чего она боится? — Вдруг спросила Алина, наблюдая за напряженным взглядом, — Никто из них, что конвойных, что заключенных не знает ее. Ей нечего бояться. — Я бы на твоем месте не был бы уверен в этом. — Мескалит выдохнул, — В нашем клоповнике тяжело удержать какую-нибудь тайну. У нее есть страх. И он даже сейчас проявился. Очень сильно. Смотри внимательнее, но не на заключенных, сейчас ты все равно не поймешь хода мыслей Катерины, а на конвойных. Они отличаются о того, как обычно ведут смену.       Алина снова склонила голову, всматриваясь в знакомые лица. Она многих из них знала лично, и некоторые из них стали ей более-менее друзьями. Но форма у них была та же самая, как и обычно. — Меня только смущает то, что у них у всех дубинки. — Алина пожала плечами, — Обычно они ходят как мини-оружейные магазины, обвешанные от Калашей до Сайги, а про пистолеты я вообще молчу. — Молодец. Только не рассказывай об этом секрете никому. Об этом знают всего два человека в колонии. Я, и госпожа Инна Борисовна.       Девчушка повернула голову к нему, заинтересованно рассматривая его, искренне не поняв, до чего же она докопалась. До какой-то тайны, это понятно. А дальше уже ничего не было понятно. — Никогда не бери с собой в приемную, или если идешь к ней в комнату — оружие. Вообще любое. Не важно огнестрел ли или холодное. Не важно чем стреляет, и стреляет ли вообще. — У меня его нет, но я все же спрошу почему. — Потому что заместитель никогда не держала оружие в руках. — Алина замерла, в шоке уставившись на него, и Мескалит рассмеялся, — А ты что думала, что она идеальная? Вот так, да, заместитель начальника колонии боится трогать оружие. Она никогда не возьмет в руки боевой нож, который, к примеру, был у Кашина, или пистолет с автоматом. Она не умеет из него стрелять, и боится его. Для нее это автоматически плохо. — Как она тогда села столь высоко? — Девчушка задумалась, вытягивая свой пропуск из-под футболки— Даже мне пришлось нормативы сдавать. Стрелять из Сайги, Токарева и Калашникова. Про рукопашную драку, где в ход идет все, от саперной лопатки, до дворовых лавок — я тем более молчу. Столько раз меня избили, прежде чем я сдала с таким трудом на великое «удов.» — остается загадкой.       Мескалит рассмеялся, и кивнул. Его тоже по началу службы пиздили. Да и сейчас он любил ради азарта, ради спортивного интереса, выкрикнуть очередному ублюдку в тюремной робе, что хочет с ним драки. Многих он начал побеждать только ближе к современному времени — а до этого на нем было столько травм, что не всякому калькулятору хватит сил сосчитать. С Данилой же, у него всегда было равное количество побед и поражений. С ним стоит бороться, только если знаешь, что он уставший или изможденный. Иначе тебя ждут либо переломы, либо сотрясения, либо сразу смерть на месте. — Она купила себе все результаты. Она же должна быть профессионалом, а на самом деле — профессионал только в бумагах. Поэтому она не дала никакого отпора Даниле. У нее срабатывает рефлекс на оружие, она тут же превращается из великой и ужасной заместителя начальника исправительной колонии в обычную школьницу, что встретила насильника в темном переулке. Только, сучка, очень быстро бегает. Даже летом, по нашему хуевому асфальту, она на каблуках так быстро бегает, что ни один заключенный ее догнать не сможет. Быть может ее это и спасло. — Мескалит улыбнулся, — Много желающих ее за кудряшки подергать. — Вы, судя по всему, не исключение. — Я слишком долго с ней знаком, и знаю некоторые ее тайны. Например, секрет про то, что она боится оружия — очень редкий. Его даже Куница не знает. Я же говорю, только госпожа секретарь, да мы с тобой. У нее сын приемный еще есть. Взрослый вроде был, но с ним, видимо, что-то случилось, раз она о нем даже говорить не хочет. — Сын? — Алина выпрямила спину, наблюдая за начальницей, — Даже так?       Тот кивнул, задумчиво отведя глаза. — У меня к тебе предложение.       Заместитель медленно обошла угол, и встала на таком же мосточке, но только в тени от промышленных ламп, прижавшись к стене. Данила повернул голову, заметив движение справа от себя, улыбнувшись. Ему было так весело наблюдать, как эта кудряшка боится его. Жаль Алину уже так почти не запугать. Хотя можно было бы попробовать. Все равно сидеть еще очень долго, а Алина — его единственное развлечение. — По поводу? — Спросила стоящая. — По поводу этой красавицы. Великой и ужасной заместителя. — Он тяжело выдохнул, — Мы с ней уже шесть лет стоим на мосту, уперев в друг друга рога. И никто нас расцепить не может. Ты тут недавно, но у тебя уже есть слово, которое ты можешь донести до Катерины. — Алина кивнула, внимательно слушая его, — Быть может ты донесешь до нее пару мыслей? — Каких же? — Она нахмурилась, встав боком к заключенным.- Говорить ей, что она плохой руководитель я не буду — мое мнение другое. Упрашивать ее в чем-то запрещенном тем более не буду. Не хочу форму конвойных в «одиннадцатой» сменить на робу заключенной в «семнашке». — Та нет конечно. — Мескалит улыбнулся, и перешел на шепот, — Просто поверни ее ко мне так, чтобы за нее можно было ухватиться. Не в плане скинуть ее с места, она меня тоже устраивает как руководитель. А в плане того, чтобы можно было ее хотя бы на свидание пригласить.       Алина моментально изменилась в лице, заулыбавшись. Начала тут же гордится тем, что видела лично, как столь серьезный начальник конвойных, который великолепный боец и стрелок, а так же лучший запугиватель для заключенных — стесняется говорить о любви. — Вы что, влюблены в нее? Почему же вы тогда не начнете с самого простого — не будете ее в спорах поддерживать. Когда они с Куницкой конфликтуют — вы никогда не примите ее сторону. А почему? — У меня на это свои причины. Мне нужен другой путь. В обмен на нее — я могу исполнить любое твое желание.       Алина улыбнулась, потерев руки, и сказала: — Прямо-таки любое? — Даже то, о котором ты задумалась после нашего вчерашнего разговора. — Он кивнул, — Я почти готов пойти на преступление, и заставить Катерину взмахнуть рукой, отчистив твоего Кашина от всего, что он насобирал за эти десять лет. Но тогда, и от тебя должен быть результат. И максимально быстро. — Вы бодаетесь с ней уже шесть лет, а хотите, чтобы я тут вам прям сейчас ее, да еще и против своей воли, поставила на колени? За две недели я могу только придумать краткосрочную встречу. Нужно больше времени.       Мескалит протянул ей руку, согласившись даже на такой вариант для начала. Алина пожала его крепкую руку, улыбаясь. Главное не разглашать тайну о том, что они собираются сделать — взят курс на войну с изменой. И не испугаться, пытаясь дернуть столь важную птицу за ее оперение. Она еще не понимала до конца того, чем заместитель могла ударить в отместку. И сделает ли она это вообще — остается загадкой.       Поздно ночью, ближе к часу, в одном из кабинетов начальников выключился свет. Сидевшая за стенкой заместитель подняла голову от бумаг, внимательно прислушиваясь к шагам. Этот стук каблуков она всегда узнает. Беззвучно отодвинувшись от своего большого стола, заваленного делами, перешагнула босыми ногами стопки папок и бумаг на подпись, которые валялись на полу, и, не издавая ни единого звука, подошла к двери. Она была приоткрыта, и то, что в приемной еще горел свет — было ей на руку. Блондинка прижалась к стене, внимательно прислушиваясь к тихому разговору. — И что ты мне предлагаешь сделать? Алина сказала, что ничего сделать не сможет. Предлагаешь мне ее пойти пристрелить?       Мескалит оперся о дверь приемной, держа в руке початую бутылку вина. Он был растрепан, и в обычной одежде, одетый как попало. Даже шнурки на кроссовках не завязал. Куница же стояла перед ним в своей дорогой шубке, периодически звеня ключами от машины, дожидаясь водителя. — Я ничего не предлагаю. — Раздраженно выдохнула женщина, опустив голову, — Алина только мешается у нас под ногами. Ты видел вообще, что они с Новиковой, — она вытянула руку, указав на дверь заместителя, — стали, блять, неебаться лучшими подружками? А если Кашин доберется до нее? Эта чукча сможет убедить Катю, чтобы она приняла этого дауна. И что?! — Вскрикнула Куница, из-за чего Мескалит вздрогнул, — Что мы делать будем?       Начальник конвойных сжал бутылку за горлышко, щелкнул переключателем, погасив свет во всем коридоре, и начал жадно хлебать вино. Марина раздраженно выдохнула. — Я не знаю что нам делать. — Он медленно потянул на себя дверь приемной, закрывая последний источник света на всем этаже, — Это все какой-то ужас. Давай потерпим до конца недели. Если Алина и дальше будет нам мешаться, ты снова стегнешь Данилу. — А когда кнут не сработает? — Начальница посмотрела ему в глаза, — Не убить же нам ее. — Мы просто подскажем нашей кудряшке-красавице, что пора от нее избавится. Нам она поверит, а не этой новенькой, которая еще не знает, как тут все работает. — Чем меньше кудряшка знает, тем легче нам. — Марина достала пачку сигарет, и вытащила одну из них, — Будем все решать своими силами. Пошли, мне нужно поговорить с Кашиным.       Начальник конвойных оттолкнулся от стены, и чуть не упал. Они медленно пошли вниз. — Зачем? — Спросил он, облокотившись о перила. — Хочу дать понять, что Алина с ним заигралась, и пора поставить ее на место.