Guilty or innocent?

      С грохотом единственные ворота в нормальный мир начали открываться. Два дорогих внедорожника стояли наготове с выключенными фарами. Грачи напряженно осматривали территорию, чтобы никто не дай бог не решил дать ночной марш-бросок до города по снегу, проваливаясь по пояс в сорока градусный мороз. За городом всегда стояло на десять градусов холоднее, чем внутри. Высокие уродливые многоэтажки, извивающиеся в широкие улицы с быстрым неконтролируемым движением транспорта прекрасно создавали нужное тепло и гасили ледяной ветер с реки. Но тут некому было согреть два с половиной здания, которые лишь ночью выдавали себя. — Я когда приехал сюда совсем давно… — Мескалит щелкнул зажигалкой, откинувшись в кресле черного внедорожника, высунув руку с сигаретой на улицу, -… совсем в лохматых городах, я ехал через «вторую магистраль». У нас же со всей страной странное сообщение — мы не попали в Транссибирскую магистраль, и наши дорожники махнули на это все рукой, — Он выдохнул остатки дыма тонкой струей, наблюдая за тем, как окно в рядом стоящей машине медленно опускается, — да и просто построили себе ответвление, прихватив еще кучу ваще богом забытых поселков.       Алина, сидевшая на переднем сидении, с улыбкой наблюдала за тем, как из белого внедорожника, который был гораздо больше, и рычал агрессивнее, высунулась рука с десятками дорогих колец и браслетов. Мескалит синхронно стряхнул с загадочной рукой пепел, и сказал: — Ну что, девочка, марш реванш?       Куница наклонилась к окошку, затянулась своей тонкой китайской сигареткой, и посмотрела в глаза Мескалиту. Она была накрашена очень вызывающее, с длинными стрелками, фиолетовыми тенями и ярко красной помадой. То, что это все не очень-то сочеталось — хозяйку не смущало. Начальник конвойных хитро улыбнулся. — Ты кого девочкой назвал, дурачок деревенский? За девочкой по вызову ты сейчас поедешь. А я — леди. — Хуеди ты, Маринка.       Женщина недовольно хмыкнула, и снова спряталась в тени, оставив только руку, так же как и ее друг. — Десять. — Вдруг сказал начальник, заводя машину. — Пятнадцать. — Ответила дама, кивнув кому-то, сидящему на месте водителя. — Это вся премия Алины, имей совесть. — Я же тебя не заставляю отдавать премию Новиковой. — С явной скукой сказала Куница, выдыхая дым через нос, — И не потому, что сто рублей — не деньги. Как ты думаешь, у нее много денег в карманах? — Меньше, чем у нас с тобой. Ладно, пятнадцать. Поехали уже, а то я в Администрацию опоздаю. — Илья Александрович не расстроится. — Расхохоталась начальница, поднимая окошко, — Этому господину «В» только дай многоэтажки сносить, да парковки убирать с главных улиц. Дуралей.       Обе машины включили фары. Когда силы прожекторов с колонии не хватит, чтобы дальше освещать дорогу — на протяжении двух часов езды не будет ни одного фонаря. Лишь только мертвецкая тишина пригородного леса. Тихо покачивающиеся висельники, да разлагающие зеки, которых пристрелили Грачи еще в восьмидесятых годах не будут нарушать покой. Зато сбить кого-то на этой дороге было вполне реальным явлением. Главное, чтобы это не была заместитель начальника колонии, любящая в редкие вечера уходить в эту темноту леса на пробежки или просто погулять. А какие-нибудь зверьки таким огромным танкам не помеха.       Обе машины были невероятно дорогими, примерно равняясь цене квартире в центре столицы страны, да еще и в которой не меньше трех комнат. Черная машина принадлежала Мескалиту, и была полностью матовой, глубокого цвета. Это было не «заигрывание» с черным, что-то ближе к серому, а реальный черный цвет, который только можно было встретить. Поэтому в жаркие летние дни эта машина пряталась под тенью, а то и сменялась на вариант с такси. Белоснежный же внедорожник имел габариты больше черного, и приятно поблескивал своим жемчужным отсветом на свету. Он стоил еще больше, ел бензина гораздо больше, да и еще и не всякий подойдет — нужен самый дорогой. Кормить и содержать это механическое чудовище было невероятно затратно, но именно такой вариант хозяйка и искала. Да еще и личный водитель забирал по пятьдесят тысяч каждый месяц.       Сходства этих двух машин, и еще пяти у остальных начальников были только в одном — в гос.номере. Все эти семь иномарок имели одинаковые цифры «ноль одиннадцать». Этот номер, с разным набором букв, начинающийся обязательно с буквы «К», давал им карт-бланш на все происходящее на дорогах. Это был подарок одного из мэров, которого, в итоге, скинули с места, потому что он был, скажем так, слишком эффективным. Машины с такими номерами не нуждаются в мигалках — их и так знают все на дорогах, и приоритет они имеют наравне со службами вроде скорой помощи или МЧС. Они могут лететь на любой скорости по любым дорогам, вставать на платные парковки бесплатно — и прочие мелочи жизни. К слову, уже за десяток лет такой привилегированности, аварий было всего две, и то, это были ироничные встречи с иронично стоящим столбом в самом ироничном выезде из города. Но это быстро всем сходит с рук — оплати помятый знак, забор или светофор, да катись дальше. У семнадцатой колонии было уже девять машин с такими номерами, но только у них были цифры «ноль семнадцать».       Ворота полностью открылись. Мескалит выкинул сигарету, и выдохнул тонкой струей дым, положив руку на руль. Алина отвела от него взгляд, задумавшись. Ей было немного неуютно, что ее катают в город начальники. Она успела прыгнуть на хвост начальнику конвойных, и если повезет, свалится после своих планов начальнику безопасности, который привезет ее обратно. Главное подгадать, когда черный мерседес будет проезжать мимо. — Как Екатерина Александровна села в кресло заместителя? И почему не начальника? — А тебя не смущает, что начальника вообще нет, как такового?       Машина громко зарычала. Алина на всякий случай пристегнулась, чем вызвала у мужчины усмешку. Один из грачей проскочил мимо машин, и они за доли секунд двинулись с места. Пролетели вдвоем одновременно через лежачий полицейский, поднимая пургу, и понеслись на полной скорости по слегка извилистой трассе, разгоняя темноту холодным светом фар. Дорога была ровно такой, чтобы две больших машины помещались спокойно. Это они сейчас, пока все насквозь замерзло, а снег разровнял ямы — они могут носится на бешеной скорости, слегка дрифтуя на поворотах. Весной, когда это все оттаивает, тут начинается непроходимая грязь, что колония моментально превращается в Блокадный Ленинград. Только тому иногда привозили припасы, а им уже нет. Все три-четыре месяца, пока грязь не высохнет, вся колония выживает на том, что копит за зиму. Не стоит даже и говорить, что запасов хватает на два месяца. — Вы его видели хоть однажды? Как его вообще зовут, и как он выглядит?       Мескалит посмотрел назад, широко улыбаясь. На очередном резком повороте, он вырвался вперед, заметая идущий следом Лексус снегом. Но белоснежный зверь слишком быстро бежал, и нескольких секунд хватило, чтобы он опять потерял первенство. — Господина Алексеева я видел, пожалуй, больше всех. Мы с ним даже ездили в командировки, утащив за собой сорок человек. Великий товарищ. — Мескалит мельком посмотрел на знак, и снова обогнал затормозившего зверя, — Сергей Геннадьевич его зовут. Это невысокий, но очень статный мужчина. Он с двадцати лет работает в сфере исполнения наказаний. Насколько я помню, ему уже шестьдесят четыре было в прошлом году. — Так почему же он не появляется уже несколько месяцев? Неужели он никому не нужен настолько. Или ему плевать настолько. — Не знаю. — Мескалит пожал плечами, сосредоточенно направляя этого черного зверя по резко сузившейся дороге, пытаясь разобрать очертания обочин через пургу, что намел бегущий впереди, — Они с Екатериной Александровной вели совещание почти в четыре часа у него в кабинете, после чего он ушел ничего не сказав. И ключ от кабинета не сдал. Очень странно.       Машина резко свернула с дороги, устав волочится за белоснежным зверем, несясь своей дорогой. Она быстро проскакивала ухабы, разметая с грозным рыком сугробы. Выскочила на повороте только тогда, когда Лексус остался позади. Мескалит гордо усмехнулся, ускорившись на ровной прямой. Алина даже вздрогнула от того, как они с лесной дороги резко выскочили на шестиполосную трассу, моментально обгоняя еле идущие машины. Они гнали под двести километров в час, не давая преследователю нагнать себя.       Алина опустила голову, вытянув волосы из-под воротника пятнистой куртки. Она любила ее носить с обычной одеждой. Очень стильно выглядит. Ее задумчивый взгляд привлек внимание начальника. — Задавай вопрос, если он тебя беспокоит. Но я не многое тебе смогу сказать. Про отношения Сергея Геннадьевича и Катерины Александровны я тебе тем более ничего не смогу сказать. Они в таком непонятном состоянии были. Еще хуже, чем мы сейчас с ней. Ты знаешь, я даже не удивлюсь, если его кто-нибудь пришиб, поэтому он нигде не появляется. — Как получилось, — Алина заправила прядь волос за ухо, и посмотрела на начальника, что ехал уже расслабленно, не реагируя на постоянно дребезжащий смартфон, — что вы хотите быть с ней? Ради должности? — А разве для тебя она — не единственная, с кем можно нормально общаться? — Я не знаю. Я же мало с кем общалась. И тем не менее, я все еще не понимаю, как она так легко села в свое кресло заместителя начальника. Было бы понятно, если бы она была бы вашим заместителем или Куницкой. Но почему так высоко? — Одно вытекает из другого. — Сделав слегка потише музыку, начальник уселся поудобнее, — Из-за того, что она мягкая, спокойная, и очень трудолюбивая — ей так легко досталось ее место. Многие думают, что предыдущий начальник колонии, который теперь заведует «семнашкой» просто долго и, возможно, ни одну ночь выяснял, пригодна ли она на эту должность. — Он улыбнулся, кивнув, — Ну ты понимаешь меня. Но на самом деле — нет. У нас тогда мало человек было, хоть на что-то пригодных. И Катя тогда была очень молодой. Ей, быть может, двадцать восемь было. Она была очень тихой, и выполняла любой приказ. Тогда начальник думал, что молодые лица в креслах начальников быстрее сдвинут дело с мертвой точки. Поувольнял нахер всех старожилов, и всех, кому было больше пятидесяти. Всех, кто сидел в своих должностях больше семи лет тоже скинул, словно отработанный материал. Кого-то посадил ниже, кого-то выше. За месяц перетряс всю колонию, поставил все с ног на голову, и работа просто встала. Посадил тех, кто не умеет ладить с людьми, кто бодался рогами усадил в одни кабинеты. Началась лютая война. Люди ненавидели друг друга и его в частности. За четыре месяца уволилась ровно половина. Начальница отдела кадров думала повесится от количества работы. Но, — Мескалит широко улыбнулся, — потом на кресло заместителя начальника села Катерина. Она пролетела сразу несколько должностей, сменила звание. Была подчиненной Маринки, а в итоге стала ей командовать. И тогда в колонии стало тихо. Все достаточно быстро устаканилось, и стало так, как есть сейчас. Я считаю, что Катерина великая женщина, раз успокоила столько народу, к каждому найдя подход. Проблема в том, что ее никто не ценит. Прямо как тебя.       Мескалит широко улыбнулся, заметив, что собеседница испугалась. Они пролетели на бешеной скорости мимо поста полиции, но за ними никто не поехал. Вечерний город был великолепным. Будучи столицей региона, в нем всегда были толпы народу. Люди с интересом проходили мимо исторических зданий и переулков, оставляя кучи денег в местных магазинах. Алина натянула капюшон, и положила голову на стекло, ни о чем не думая. Она не знала что будет дальше, да и что ей делать конкретно в этот вечер. Она даже не уверена, что Данила ответит ей хоть когда-нибудь взаимностью.       Машина остановилась плавно у главного входа. Желтоватый свет все освещал своим мерзким оттенком. Медленно падал пушистый снег, не тревожимый ветром. На ступенях у пятиэтажного здания администрации с колоннами и статуями стояли двое. Мескалит оперся о руль, и указал на стоящих, тихо сказав: — Это наш мэр города, представляешь? Вот так просто.       Алина слегка наклонилась вперед, и улыбнулась. Она никогда еще не видела столь высокопоставленного чинуша так близко. Высокий мужчина в пуховике необычного кроя, и очень кудрявый, он спокойно разговаривал с Екатериной, сложив руки за спиной. Новатор городской среды и ее максимальной оптимизации. Народ не любил его, потому что в большей степени не понимал почему надо ненавидеть многоэтажки, и ради чего строится отдельная полоса, гордо называемая велодорожкой. — О чем они так увлеченно разговаривают?       Мескалит пожал плечами, рассматривая стоящую к ним спиной Екатерину. На ней было недорогое длинное пальто, а на белые волосы медленно падал снег, удобно устраиваясь на многочисленных кудряшках. — Вот сейчас и спросим.       Заместитель пожала руку мэру с дежурной улыбкой, после чего забралась в машину. Расстегнув пальто, она завалилась на задние сидения, закрыв лицо руками. — Полетели.       Алина заинтересованно рассматривала заместителя, которая лежала спиной, не говоря ни слова. Начальник жестом показал ей молчать, и медленно уехал с территории. Проехал мимо высокого забора, сворачивая на узкую улочку, и протянул сидящей рядом сигарету. Они вдвоем закурили, даже не смотря на то, что лежащая на задних сидения — не переносила табачный дым. Но ее, видимо, это не смутило. Алина стряхнула пепел в руку, и с интересом наблюдала за ожившей через десяток минут заместителем. Она села, быстро расстегивая пальто. — Вау. — Не сдержался Мескалит, повернувшись назад, — И в честь чего ты такая красивая?       Алина слегка была в шоке, от внезапного перехода на «ты». Но Катерина лишь распустила волосы, позволяя им упасть на плечи, и слабо улыбнулась. Она сняла с себя свой китель, после чего положила руки на воротник, сказав: — Смотри на дорогу. Вы опять с Куницкой гонялись по пригороду как подстреленные собаки?       Мескалит кивнул, выворачивая на шестиполосную дорогу. — Она проиграла. Надо знать места, где срезать путь. Ничего, зато в моих карманах на пятнадцать тысяч больше. Она не обеднеет. — Ну-ка скажи мне, — медленно начала заместитель, слегка наклонившись в сторону, и расстегнула голубую блузку, переодевшись в черную шелковую, в разрезе которой была видна цепочка с подвеской журавлика в виде оригами, — Как себя Данила ведет? — Который рыжий? — Ответил вопросом на вопрос начальник, пытаясь не смотреть туда, куда не надо, но все же природа брала свое, — Не знаю. Мы с ним не пересекаемся. Ты ж на него короткий поводок пристегнула, куда он, нахер, денется?       Заместитель усмехнулась, и завалилась обратно, укрывшись своим пальто. Она свесила руку, которая была крепко перемотана до самого локтя. — Кто вас так?       Заместитель отвела взгляд, и сказала: — Тот же, кто и каждый вечер издевается над тобой. — Данила надо мной не издевается. — Алина улыбнулась, — Больше нет. Мы с ним очень хорошо поладили. — А я и не про него.       Мескалит широко улыбнулся, прекрасно зная о ком идет речь. Катерина медленно села, и опустила голову. Она сидела помрачнев, крепко закрыв накрашенные глаза. Остановившись на светофоре, начальник наклонился к Алине, почти беззвучно спросив о том, что же ему сейчас лучше делать. Девушка усмехнулась, и жестом дала знать, что сейчас поможет. Они остановились на парковке у большого торгового центра. Они вдвоем вышли, и закурили около машины. Начальник уселся на капот, свесив ноги, медленно выдыхая нос. — Не расстраивайте ее окончательно. Она сейчас очень уставшая. — Алина улыбнулась, — Ее сейчас усыпит любой алкоголь больше восьми градусов. Спросите куда она хочет, и если ответ будет никакой, то можете вести к себе домой. Ей сейчас без разницы. Но, — Она подняла пятнистый воротник, сворачивая волосы в неаккуратный пучок, — будьте готовы, что она не подпустит вас ухаживать за собой, и не лезьте. Бога ради, не лезте, если она не попросит. И не спрашивайте ни о чем, что ее может расстроить. О сегодняшних встречах, о семье. — Алина опустила голову. пожав плечами, — Будьте ей… — Она сделала паузу, медленно выдыхая дым, -… другом. Как только станете другом — переступить черту станет совсем легко. — Ты таким образом Данилу приручила? — Я его не приручала. — Пепел медленно падал с сигареты, — Он не дворовая собака, а живой человек, которому так же больно, так же обидно, и так же страшно. То что он не подает вида, не значит, что этого нет. — Алина подняла накрашенные глаза на начальника, и встала к нему чуть ближе, подняв голову, — В этом мы с вами похожи. Только вот вы не понимаете как добраться до человека, который запрятался в самое дальнее от всех место, и спрятал все свои слабости. Вы видите только то, что он показывает. А вы встаньте поближе.       Девчушка улыбнулась, когда Мескалит повернул голову, посмотрев на свою машину. — Желаю вам удачи. — Будь ты у меня пару лет назад, — Начальник обнял ее, — уже бы гуляла на свадьбе. — Чур вы на моей.       Алина прижалась к нему, после чего быстро побежала в магазин. Вторая машина будет проезжать мимо совсем скоро. Главное успеть на нее, а то до работы она доберется в лучшем случае следующим утром.       Через полтора часа в колонии стало совсем тихо. Все конвойные разошлись, в первый раз выключив везде на ночь свет. Данила, привыкший спать под светом, вздрогнул, когда в камере остался полумрак. Он услышал в полной тишине неспешные шаги, и поднял голову, все так же сгорбив спину. Дверь камеры медленно открылась, но приказа выйти или прижаться к стене не последовало. Рыжий прекрасно знал, что так могли провоцировать, впечатывая в личное дело штамп «склонен к побегу». Он остался сидеть, смотря на дверь впереди себя. Желтый свет широкой полосой освещал комнату. — Пошли. — Услышал он знакомый голос. — Не бойся, ты не получишь за это.       Алина прижалась к косяку двери, одетая как попало, с тяжелым портфелем на спине. — С какой это радости? — Никого из высшего начальства нет. Вообще никого. Тебе не будет плохо. Я хочу погулять с тобой. Пошли.       Она протянула руку, на которой снова были ее умные часы с ярким циферблатом. Данила поднялся с койки, нырнув в свои валенки, но на плечи, вместо куртки, накинул ватное одеяло, подвязав его поудобнее, чтобы ветер не беспокоил его. Он не спеша, беззвучно пройдя свою камеру, взял протянутую руку. Алина улыбнулась, и потянула его на себя, вытянув в коридор второго блока. Рыжий внимательным взглядом оглядел все. — Вот, — она сняла с шеи пропуск, — если ты думаешь, что я тебя обману, будешь сам все открывать.       Заключенный кивнул, надев пропуск на себя, и с интересом рассмотрел фотографию на белой карточке, рядом с длинным официальным названием колонии. Алина тут была совсем растрепанной и заплаканной. Они прошли по коридору, и спустились вниз. Подойдя к двери, девчушка прижалась к двери, и, дождавшись, пока она откроется, вышла на улицу.       Рыжий вышел вместе с ней, крепко сжав своей ледяной рукой ее теплую руку. Ему было не особо важно, как она сейчас на него смотрит, и что она от него хочет. Важен сам факт этой прогулки. Сейчас, когда на ярких часах, обвивших тонкое запястье показалась полночь, было так спокойно. Он медленно пошел вдоль дорожки, к высоченному забору. Алина шла за ним, чтобы не мешать. Рыжий уселся на лавочку, стряхнув с нее снег, и подогнул под себя ноги. — Я прямо чувствую, что ты хочешь о чем-то спросить, вместо того, чтобы просто наслаждаться происходящим.       Алина кивнула, протянула ему сигарету, сев рядом. Рыжий щелкнул зажигалкой, и закурил, подняв голову. Абсолютно черное небо с мелкими россыпями звезд. Даже свет вдоль забора был выключен, так же как и все фонари, давая насладится лишь природным шумом. Шумом ветра потревожившим широкие ветви елей. Почти полной тишиной. Прохладный ветер слегка лохматил рыжие волосы. — Ты правда любишь причинять людям боль? Видеть, как они плачут. Тебе доставляет это удовольствие?       Данила улыбнулся, тихо выдохнув. Укрыл голову одеялом, укутавшись в него, и спрятав руки. — Ты этому веришь?       Алина кивнула, хоть и очень осторожно, рассматривая собеседника. Он выглядел таким задумчивым. По сути, его никто не держал, но он и никуда не рвался. Просто сидел, а периодически кто-то приходил к нему в камеру, но ничего не менялось. Когда его оставляли одного ему становилось лучше. Сколько бы преступлений на нем не висело, она не чувствовала его преступником. Он просто жертва обстоятельств. — Отчасти да. Но я не готов буйствовать каждый день, и каждый момент не готовлюсь нанести удар острым ножом в чей-нибудь теплый бок. — Он говорил медленно, смотря вперед себя, — Тебе сказали никому не верить, и ты им поверила. Тебе сказали, что я жестокий убийца, и ты им поверила. Только потом начала разбираться, и теперь сомневаешься. Но то, в что ты поверила, сидит увереннее, чем неуверенное мнение о том, что я невиновен. — Я считаю, что ты невиновен. Что ты не совершал свое первое убийство. Ты можешь рассказать о том, что реально было?       Данила повернул голову, сжав в руке сигарету, и медленно наклонился к ней. — Я не собираюсь этого делать. — Холодно сказал он, смотря ей прямо в глаза, — Считай так, как тебе кажется правильным. — Он отвернулся, и снова уставил взгляд вперед. Медленно затянулся сигаретой, и спросил, — Под кого Мескалит подбивает клинья? — Под заместителя начальника. — Алина улыбнулась, — Ты знаешь почему у него такое прозвище?       Заключенный усмехнулся, и повернул голову к ней. Одеяло упало с головы, устроившись на крепких плечах. Рыжие непослушные волосы свалились на лицо. Алина осторожно провела теплой рукой, убрав их обратно. — Ты что, не знаешь почему у них такие прозвища? — Когда собеседница отрицательно покачала головой, Данила рассмеялся, — Ну ты пиздец. У Лёни такое прозвище, потому что он родился в городе который называется Мескалит. Это город, где стоит огромная ядерная станция, и огромные белые клубы, вырывающиеся из ее труб, идут на город. А Куница так называется, потому что у нее фамилия — Куницкая. Все просто.       Девушка улыбнулась ему, и осмотрелась по сторонам. — Чего такое? Хочешь сдать меня куда-нибудь? — Ты хочешь, — Алина наклонилась к нему, — Пойти ко мне? — А что, хочешь предложить мне это? — Не хочу, но могу.       Рыжий стряхнул пепел, затянулся последний раз, и выбросил сигарету в заснеженную урну. — Почему ты прицепилась именно ко мне?       Алина опустила голову, натянув на руки рукава худи, зашуршав своей пятнистой курткой. Поджав губы, она закрыла глаза, тихо выдохнув. Уже хотела сказать что-нибудь, но лишь пожала плечами, будто ребенок, которого спросили о не сделанной домашней работе. Данила удивился этому и отвел глаза. Тишина мертвым грузом пролежала минут пять, прежде чем девчушка решилась сказать ему то, что хотелось. — Потому что ты один такой мне встретился. — Тихо-тихо сказала она, не поднимая головы, — Такой холодный, такой безразличный. Ты не рвешься на побег, хотя перед тобой прямо сейчас могут открыть те ворота, и отпустить тебя. Когда ты нападаешь, ты рвешь человека так, будто он лежит и не сопротивляется. Тебе наплевать на то, пытаются тебе возразить или нет. Ты сделаешь то, что тебе захочется, потому что тебе очень редко что-то действительно хочется. У тебя нет желаний. Ты абсолютно инертный. Тебе наплевать. Большую часть времени, по крайней мере.       Данила решил ей ничего не отвечать. Сейчас ему хотелось лишь одного. Чтобы она помолчала. — Я бы хотела, — Сидящая повернула голову, убрав распущенные волосы с лица, и посмотрела собеседнику в глаза, — чтобы ты стал моим парнем. Я хочу попробовать заполнить пустоту внутри тебя. Стать тебе полезной. Стать твоим другом, твоей поддержкой. Чтобы ты, — она наклонилась к нему, — перестал быть всегда один. Быть может это успокоит твое чудовище внутри? Ты ведь никогда не пробовал этот способ.       Его взгляд показался ей совсем опечаленным. Она оперлась о его крепкие плечи руками, и осторожно поцеловала. Поняв, что он совершенно не против, она уселась на его ноги, крепко прижавшись к нему. — Перестань ко мне прилипать, будто кошка, которая хочет немного ласки.       Алина счастливо улыбнулась, и взяла его за волосы, крепко сжав в своей ручонке, из-за чего Данила слабо улыбнулся. — Ух, какая злая. Я боюсь тебя. Не толкай меня, я не удержусь на ногах от твоей силы. — Подчиняйся. — Гордо сказала Алина, потянув его за волосы, — Ты мой подчиненный. — Ух ебать, мне бы столько амбиций. Скажи это Мескалиту или тому, кому сейчас подчиняешься. — Он посмотрел ей в глаза, слабо улыбаясь, — Я почти поддался.       Девчушка отставила портфель, таинственно брякнувший бутылками, и снова ухватилась своей тонкой ручонкой за рыжие волосы. Она отошла от лавочки, потянув на себя заключенного, и вдруг рассмеялась, когда он поддался, пойдя за ней. Согнув сгорбленную спину, Данила обкусывал едва зажившие губы, непроизвольно улыбнувшись, слушая озорной хохот. — Я смотрю ты драки хочешь? — Вдруг сказал он, подбирая сползающее одеяло, — Хочешь драки, вредина?       Алина слегка толкнула его в сугроб, после чего гордо выпрямила спину. Парень посмотрел на здание колонии, после чего повернул голову к девчушке. Она снова расхохоталась, увидев его дурацкую прическу. Закрыла руками лицо, рассматривая его. — Ты похож на чучело. — А ты на Маринку с перепоя.       Стоящая жутко оскорбилась, и бросила в рыжего охапкой снега, но тот лишь разлетелся, слегка намочив его. Рыжий нахмурился и прошептал: — Уже боюсь. Давай, если ты завалишь меня, то я исполню любое твое желание. Если нет, то ты — мое.       Заключенный завязал одеяло, освободив себе одну руку, которой тут же привычным жестом привел волосы в порядок. Нахмурился, хитро улыбнулся, внимательно смотря на Алину, которая явно засомневалась в своих силах. — Я лавками драться умею! — Гордо сказала она, — И саперными лопатками! И курткой! У тебя нет шансов.       Она искренне надеялась, что он не знает, с какого раза она сдала тот несчастный экзамен при поступлении сюда. Стрелять у нее лучше получалось, но пистолета ей не дали. А вот драться последнее время приходится слишком часто. — Я не буду поддаваться. — Ответил ей Данила, отступая от сугроба, — Я буду бить так, как бьюсь минимум с конвойным. Ты ведь конвойная сейчас. До твоего начальника тебе далеко, — он пожал плечами, — но вдруг ты у нас реально достойный представитель, а не соответствуешь слухам.       Заключенный усмехнулся, увидев, как она совсем расстроилась. Значит слухи правдивые. Ему хотелось рассмеяться от того, что оскорбления, которыми он сыпал, должны были разозлить ее и дать сил для нападения, но в итоге ее пониженная самооценка дала обратный эффект, и ей совсем расхотелось разубеждать его в этом. Алина медленно наклонилась к снегу, после чего моментально швырнула в рыжего негодника им. Данила отшатнулся, и, схватив ее за руку, толкнул в сугроб. Наблюдая за тем, как эта маленькая и слабая девчушка бойко выползает из снега, который ей в лучшем случае по пояс, он даже удивился. — Задрал ты меня уже оскорблять! — Вскрикнула она, — Я устроилась на работу не для того, чтобы ты меня оскорблял! — Правильно, у тебя для этого есть целых три начальника над тобой, а по документам вообще шесть! А тут еще какой-то хрен с горы упал на хвост. — Мудак крашеный. — Э бля…       Алина отряхнулась от снега, после чего увернулась от его размашистых ударов, вовремя пригибаясь. Когда Данила набросился на нее сзади, крепко сжав шею, она задержала дыхание. Она прекрасно знала как выбраться из такой западни, и на тренировках с Мескалитом, легко перекидывала его через себя, но сейчас рыжий проказник держал ее так, что не было возможности даже дернуться.       Она ослабла, проскользнув берцами по снегу. Слышала прекрасно его тихое рычание. Но он не собирался ослаблять хватку, не смотря на ее слабость. Она впилась зубами в руку, заставив его ее отдернуть. Размахнувшись, ударила по роже, и когда он сгорбился, толкнула в снег.       Замерев, она убрала мокрые пряди с лица, смотря на то, как Данила слегка улыбается. Он перевернулся на бок, после чего медленно поднялся со снега. Их потасовка привлекла внимание Грачей, но те лишь отстранено наблюдали, не собираясь вмешиваться. Рыжий повернул к ней покусанную руку, на которой проступили капельки крови. — Да, зубы у тебя не для того, чтобы яблочки хрумкать. — Свинину, правда, не люблю. — Прошептала стоящая, дыша глубоко и тяжело. — Ненавижу, когда ты душить начинаешь.       Зелено-голубые глаза агрессивно сверкнули. Алина попятилась назад, прекрасно понимая, что пробудила немного не то, что хотелось бы. Когда рыжий медленно пошел к ней, скалясь своими ровными зубками, она бросилась бежать. Данила моментально погнался за ней. Девчушка перепрыгнула скамейку, проскользнула мимо скользкого угла, помогая себе руками, и побежала быстро по территории. Она прекрасно слышала его топот.       Теперь понятно, почему заместитель бегала быстрее всех даже на каблуках. Тут слишком велик факт попасть в такую интересную ситуацию.       К радости Данилы, она бежала не слишком быстро, и он с легкостью догнал ее. Схватив за куртку, заключенный завалил девушку на снег, усевшись сверху. Алина замерла, когда он медленными движениями прижал ее руки, чтобы она не дергалась. Его горячее дыхание прошлось по ее замерзшей коже. — Господи… — Едва слышно прошептала Алина, вдыхая ледяной воздух. — Ой, кажется ты попалась. — Ответил ей рыжий, внимательным взглядом смотря в ее карие глаза, — Как жаль, что у меня нет ножа с собой.       Он провел пальцами по ее пятнистой куртке, но лишь выпрямился, и поднялся с нее. Девушка лежала в шоке, раскинув руки. Заметив свои сигареты в его руках, она нахмурилась. — Ты напугал меня до инфаркта, погнал по территории, напряг Грачей, и все ради того, чтобы стрельнуть сигу? Ты че, совсем ебнутый? — А что, — Данила выдохнул дым, — по мне не видно? Поднимайся, почки застудишь, — Он схватил ее за руку, дождался, пока она ухватится за него, и поднял ловким жестом с земли, — Захочешь вот себе детину, а будешь потом страдать.       Алина собрала свои волосы, и отдышалась. — Не захочу. — Данила посмотрел с ухмылкой на нее, — Только если они не будут от какого-нибудь рыжего мальчика с очень красивыми глазами. — Вот и этот человек меня еще упрекает в том, что я ебнутый. Женщина, одумайся, ты влюбилась в заключенного, у которого есть статья за убийство, за фин. мошенничество, за призыв к суициду, за разбой, и за нанесение средних телесных! Ты вообще слышишь себя? Ты еще от меня детей хочешь после всего, что я сделал с тобой? — Он зажал в зубах сигарету, и потер покусанную руку, — Тебя надо срочно сдать начальству, и крикнуть, что ты бракованная. Это, это же пиздец, ты вслушайся в свои слова! Ебать, я лучше с Куницкой буду дальше водиться, чем с тобой. Ты совсем какая-то ебнутая.       Алина смотрела на него, слушая его слова, не понимая, правду ли он говорит, или опять стебется. — Ты ведь нормальный человек, Данила. Почему тебя нельзя любить? — А что если я скажу тебе, — он подошел к ней, и, выдохнув едкий дым в сторону, сказал, — что ты так думаешь, потому что тебе так сказали. Ты ведь не пыталась подтвердить или опровергнуть. Я намеренно тебе ничего не говорю, все пытаюсь понять, кто тебе сказал это. Три сотни конвойных, сотня кухарок, архивариусов и бог знает кого уверенны что я — опасен для общества. Я кидаюсь на людей, я избиваю их. Я рецидивист, и должен сидеть в тюрьме, а не в колонии, и многие недовольны тем, что мне позволяют столько вольностей. Я отсидел десять лет из своих почти тридцати. Я прекрасно владею огнестрелом и колюще-режущим. Я сваливаю с ног даже начальника конвойных, который лучший конвойный в округе. Все начальники, включая двух глав знают, что я максимально опасный выродок, к которому не стоит не то что близко подходить, смотреть в мою сторону. Все эти люди, включая многих заключенных знают, что я — опасен. — Он сделал паузу, стряхивая с себя снег, — И зная тебя, и твое не очень оригинальное мышление, я даже не могу представить, кто тебе сказал о том, что я невиновен. Пока ты думаешь, что я не опасен — ты ставишь свою жизнь в такой риск, будто стоишь на путях, по которым с минуты на минуту должен пронестись на максимальной скорости Сапсан. И тебе стоит передумать. — Он мягко кивнул, — Один из твоего окружения очень тебя не любит. Этот человек дает приказы сделать тебе так больно, как только можно. И, — Данила провел пальцами по мягкой коже на шее девушки, — когда начнется переворот, и полетят со своих кресел многие из начальников, твоя кровь может пролиться первой. Потому что ты — наивная маленькая девочка, которая гладит тигра, который в любую секунду может тебя убить, и на этом даже не остановится.       Алина стояла раскрыв рот, внимательно его слушая. Положив свои теплые руки на его плечи, она медленно выдохнула, и прошептала: — Будто, если я перестану тебя гладить, а так же начну бить палками, и вешать на тебя цепь, для меня понизится вероятность умереть от твоих рук. Пока я росла, никто не заступался за меня, когда я говорила, что не я разбила ту вазу или то стекло на дорогой машине. Я считаю, что ты достоин защиты. Даже такой никчемной, как я. — Ты стала заинтересованным лицом. Как только ты примешь чью-то сторону, которая не понравится моему кормильцу — я послушаюсь любой его команды. Потому что я лишь подчиняюсь им. Не тебе. Тем, на чьих плечах сияют погоны. Ты можешь мне отдавать приказы, но тебя я слушать не собираюсь. — Даже за бутылку очень хорошего вина?       Данила улыбнулся, и сказал: — Пиздец ты дурочка наивная, я херею в этом зоопарке. — Так ты согласился или пойдешь к себе в конуру?       Алина засунула руки в куртку, улыбаясь ему. Заключенный улыбнулся в ответ, и кивнул. — Вот так-то. А то развел тут политические дебаты. Пускай начальники собачатся между собой, и перегрызают друг другу глотки в попытке занять место повыше в этой олимпиаде хищников. Мне до них дела нет. Лишь бы меня не уволили, и не убили раньше времени.       Она взяла свой портфель, снова зазвеневший бутылками, и повела в общежитие. Данила укутался в одеяло, пытаясь не оглядываться по сторонам, в поисках слежки. Щелкнул пропуском на своей шее, зайдя следом за девчушкой. Они прошли на третий этаж беззвучно. Рыжий осмотрел длинный и пустой коридор, в котором было холодно. Алина показала ему молчать, открывая ключом свою дверь, после чего затащила его к себе, тут же захлопнув дверь обратно. Она отставила портфель, и наклонила к себе, начав целовать. Данила прижал ее к стене, наслаждаясь теплыми руками, снова беспокоящими рыжие пряди. — Тихо, тихо. — Прошептал он, когда она сдернула с него одеяло, — Полегче дамочка, нового мне не выдадут, а сидеть еще очень долго.       Он придержал ее руки, не дав им забраться под свою мятую футболку, давая понять, что его сейчас интересует нечто другое. — Какой ты скучный, тебе лишь бы нахуяриться.       Данила уселся на кровать снизу, и гордо кивнул. — В тебе я уже все видел, а вот алкоголя во мне давно не было. Вот будет весело, если я запьянею быстрее, чем ты. — Ну проснешься связанным под кроватью, с кем не бывало.       Он усмехнулся, наблюдая за тем, как девчушка в полумраке открывает вино, усевшись перед ним на два одеяла и несколько подушек. — Со мной еще лучше бывало. Мы с одним уебищным башкиром с ебанутой прической однажды пили на спор какую-то отвратительную паленую водку. Так вот я потом сплю, уже ближе где-то к утру, и чувствую, что стало совсем как-то холодно. Ну, думаю, девушка стянула одеяло. В итоге открываю глаза, и вижу пиздатый вонючий мусоропровод, и тут до меня доходит, что я блять сплю в подъезде, и с разбитого окна дует. Ух, сука, как я был зол.       Алина расхохоталась, наливая вино в две кружки. Немного подумав, отставила бутылку, и достала бутылку Егермейстра, вылив в белое сухое еще немного для аромата. Они молча одарили друг друга загадочными взглядами, и начали быстро осушать содержимое белых кружек. Начали разговоры ни о чем, под прекрасное вино, которого с каждым разом становилось все меньше, в отличии от ледяного зеленого пойла, которое было великолепным на вкус. Данила наслаждался этим забытым ощущением. Когда алкоголь внутри тебя медленно перерабатывается, внезапно становится охота поговорить. Будто эта ненормальная девка перед ним — его самая лучшая подруга. Он прекрасно понимал, что это все ошибочное суждение. Все же она была приятным собеседником, и спать с ней было куда приятнее, чем со старшими по званию. Но все равно, как бы она не старалась, не слонялась бы перед ним, и не восхваляла его, он ничего к ней не чувствовал. Быть может она ему подруга. Далекая, но пускай будет подруга. Слишком много они времени вместе проводят. — Скажи мне, — он завалился на койку, и довольно выдохнул, вытянувшись в полный рост, поняв, что полностью поместился, — начальники отпустят меня на несколько дней отсюда? — Смотря зачем тебе надо. — Алина пожала плечами, — Если ты хочешь пойти с этой просьбой к заместителю, то она спросит зачем, и если причина ей покажется веской, она может дать разрешение на это. Только, вроде, там какие-то ограничения есть по передвижению, но они чисто формальные, ибо заключенным по закону запрещено покидать территорию, даже если у них там жена рожает ежат.       Алина же лежала на полу, обнимая подушку, и смотрела в потолок, наблюдая за тем, как он медленно плывет. — То есть можно?       Она кивнула, и медленно забралась к нему. Рыжий лежал расслабленно, закинув голову. — Куда ты хочешь поехать? — Потом расскажу. — Он притянул ее к себе, и тихо шепнул на ухо, — Постарайся не разбудить завистливых соседок. И налей мне еще.