Guilty or innocent?

      Алина пришла в себя все так же на полу. Медленно перевернувшись на бок, она вздрогнула, поняв, сколько костей отлежала, и сколько органов отморозила. И то, что пол был бетонным ее слегка напугало. Она медленно открыла глаза, и увидела перед собой Данилу, что сидел на кровати, набросив на плечи одеяло, безразлично залипая в стену.       Девчушка вздрогнула, не понимая что происходит. Это что, ей все приснилось? Или нет? Она медленно коснулась руками своего лица, и прошипела, почувствовав жуткую боль. — Зеркало я тебе не дам, и не только потому, что у меня его нет. Ты выглядишь отвратительно. — Спокойно сказал он, не отводя взгляда от столь интересующей стены. — Я изначально сюда пришла или меня сюда принесли? — Осторожно спросила Алина, перевернувшись на спину, и взвыв. Спина и ноги болели очень сильно. — А хуй тебя помнит. — Ответил Данила ей, — Сама вспоминай. Я тут не для этого сижу.       Она медленно свела вместе ноги, и громко взвыла от боли. Видимо она еще и всякого не помнила. Медленно подняв голову, девушка охнула, поняв, что валяется на полу в одной черной рубашке, едва прикрывающей зад. Улегшись обратно, она повернула руку с часами. Мало того, что сейчас было три часа дня, так еще и прошли сутки, да пошли вторые от того злополучного дня. Или ей правда это все приснилось. — Где моя одежда?       Данила промолчал, никак не реагируя. Ему была дана команда молчать, и не реагировать. Он так все и делал. Алина повернула голову, и подняла рубашку, изучая полученные увечья. Широкие полосы от ремня красивыми фиолетовыми и синими узорами украшали все тело. Она отвернулась к стене, поджав ноги и горько заплакала, закрывшись руками.       Рыжий опустил взгляд, перебирая в руке белый ремень, и, медленно поднялся. Беззвучно подошел к Алине, сев рядом, показывая свою находку. Девчушка замерла, повернула голову и посмотрела на него с диким страхом в глазах. Данила молчал, продолжая протягивать ремень. Он ничего не говорил именно для того, чтобы она сама до всего додумалась. У нее хватит мозгов сопоставить два события.       Дверь камеры открылась. Глава смены Грачей с интересом посмотрел внутрь, оперевшись о дверной косяк. — Окей, ладно, с меня сотка.       Данила поднял голову, убрав руки от Алины. Девчушка быстро от него отползла, прикрывая голые ноги. — Пиздец, Кашин, ты чего с ней сделал? — Охнул один из конвойных, выглянув из-за плеча начальника, — Еба-а-ать, ну ты звереныш. Дикарь ебучий.       Начальник смены снял с себя пятнашку, и протянул Алине. Девчушка укуталась в куртку, мелко дрожа, смотря на Данилу, которому тут же прилетело за все, что с ней сделали. Конвойные начали несчадно его избивать. — Пошли. Я тебя отнесу врачу. — Грач наклонился, и дал ее слабым рукам обвить свою шею, — Не обращай внимания на него. Его сейчас быстро научат манерам.       Алина прижалась к нему, не зная как реагировать. Быть может ей правда все приснилось. И это просто Данила снова с ней так поступил. В это было поверить гораздо реальнее чем в то, что человек, которому она доверяла, предал ее. Поверить в то, что Мескалит был такой отвратительной поганью было невероятно тяжело. Он просто не мог так поступить. Ни с ней, ни с заместителем. Он был нормальным человеком, и не пошел бы на поводу у Куницкой, что бы она ему не предложила. Снова потекли слезы. Это все было так не правильно. Не так, как должно быть. Словно выдумка. Сказка. Так не должно быть. — Ну, не плачь, тихо. — Выдохнул Грач, когда Алина начала мочить его форму своими слезами, — Ты уже столько раз от него получала, что должна была либо привыкнуть, либо не лезть к нему больше. Но ты упорно продолжаешь так поступать. — Я была весь вечер у него? — Осторожно спросила девушка, пряча лицо от холода. — Да.       Грач мягко усадил ее на стул рядом со столом врача, что заполняла какие-то бумаги, совершенно не обращая на пришедших никакого внимания. — Наденька, сделай с ней что-нибудь. Если надо, я могу ее сразу у Лёни отпросить. А то он что-то раскукарекался, что его девки на рабочем месте нет.       Врач подняла взгляд, осмотрев Алину, и снова опустила его, сказав: — Скажи, что завтра утром она будет работать. Катька не приезжала? — Не-а. И Лёня так загадочно улыбается, — Грач расхохотался, — ну в общем, я думаю, там у них все было весело. — Ох как Катеньке будет не весело, если он решит на нее запрыгнуть. Смотри, ходишь, ржешь тут. Вот посадят Куницкую на ее место, нам потом всем не до смеха будет.       Они улыбнулись друг другу, после чего начальник смены ушел, довольно шаркая ногами. Врач перевернула лист, продолжив писать. — Что со мной было? Я правда была с Данилой весь вечер или где-то еще? — Ты хочешь услышать правильную версию или ту, которую тебе все будут говорить? — Врач подперла голову рукой, поправив свою широкую косу, сплетенную с густых черных волос, — Тогда ты должна будешь сказать мне кое-что другое. — Я хочу знать правду.       Алина закрыла рукой лицо, поджав ноги, и прошипела. Было больно двигаться, да даже дотрагиваться до некоторых частей. Когда врач отдала ей зеркало, девушка раскрыла рот. На ее лице были ссадины, несколько красивых синяков украшали скулы и переносицу. Губы распухли, а на трещинах застыли черные капельки крови. Данила не соврал, она выглядела отвратительно. Взяв протянутую баночку с перекисью и ватой, девчушка молча принялась стирать с себя кровь, наивно надеясь смыть еще и синяки. — Куницкая с Мескалитом и правда избили тебя. Только Марина сделала так, чтобы тебе все говорили, включая меня, что это Данила так тебя разукрасил. И Катерине, если конечно она вернется, будет озвучена именно эта версия. Все что ты помнишь, это не сон, дорогуша. Только ответь мне за что они тебя так? Мескалит очень давно никого из своих подчиненных не уродовал. А судя по силе удара, тебя бил в основном именно он.       Алина провела рукой по своей рубашке, и запустила внутрь руку. Она додумалась перепрятать ключ. Вытянув свою израненную руку, она достала из лифа ключ с черной биркой, показав его врачу. Женщина лишь отрицательно покачала головой, расстроившись. — Убьют они тебя из-за нее. Ты знаешь где Катерина наша? Откуда у тебя ее ключ? — Я не помню как он у меня оказался. Я просто нашла его у себя в куртке. Надежда Ивановна, мне так страшно. — Тогда отдай его. Поверь, эта игра того не стоит. Они тебя вчера чуть не убили! И если бы я не приехала, и не спугнула их, то тебя бы нашли только цветущей по весне в лесу. Алина, это не игрушки, — женщина положила руку на тонкое запястье, на котором красовались часы, — им хватит смелости и сил убить тебя. Куницкая сама лично двоих своих подчиненных застрелила на рабочем месте. Алина, послушай, — врач тяжело выдохнула, — не лезь в их склоки. Они чувствуют, что ты им становишься помехой. Если ты не хочешь оказаться за этим забором с пробитой головой, то стоит остановится. Прозвище «начальская подстилка» дается не просто так. Значит ты становишься особо приближенной к Екатерине Великой. Девочка, я помогу тебе сейчас, и приведу в чувства. Но в следующий раз я могу не успеть. И когда ни я, ни Катерина за тебя не успеют заступиться, то ты просто умрешь прямо там, где лежала. А потом твой труп станет еще одной галочкой о том, что Катенька наша не справляется со своими обязанностями и ее столкнут с места. И ты сама понимаешь кто сядет в ее кресло. Будь с Данилой. Будь рядом с ним, но не лезь выше. Как только Катя поставит тебя рядом с собой в должности, то они тебя убьют.       Алина сидела опустив голову, прижав шипящую вату к губе. Она просто не знала что делать. Не было ни единой мысли. Хотелось только сидеть и плакать. Просто плакать, пока слезы не закончатся. Ее уже саму начала раздражать эта плаксивость, которая проявлялась по поводу и без. Достаточно слова в ее адрес, даже не самого грубого, но просто легкого упрека, чтобы она уже сидела и плакала. — Немного поздно мне об этом говорить. — Она вытерла мягким рукавом текущие слезы, дрожащим взглядом цепляясь за грязную плитку, — Я уже держусь за Данилу, и уже сижу рядом с Екатериной Александровной. Но мне все так же страшно, будто я спускаюсь первый раз в наш архив в полной темноте. — Голос противно задрожал, и девчушка горько расплакалась, закрыв руками лицо, — Я не знаю что мне делать. И последнее что я хочу делать это что-то решать. Но и на самотек все не пустишь. Слишком поздно. Моя жизнь, — она задрала голову, всхлипывая, — слишком быстро изменилась. Я словно прыгала на скакалке, и в это время вокруг меня появились люди, которые заставляют меня одновременно прыгать сразу на трех или четырех. Мои ноги путаются, я падаю, разбиваюсь физически и морально об бетонный пол, но они заставляют меня прыгать дальше. Это не происходит прямым текстом, но всем понятно что это так. — Данила перестал над тобой издеваться? — Он стал мне… другом. — Алина снова вытерла слезы рукой, — Он улыбается мне. Счастливо смеется со мной. Мы пьем вместе, а потом всю ночь лежим и наслаждаемся друг другом. Он все так же говорит, что не любит меня, что я ему не нужна. Но я понимаю, что если меня нет рядом, то ему становится грустно. Мне так хочется в это верить! Грустно, так же как и мне без него. Я хочу быть ему еще ближе. — Она наклонилась к столу и сгребла три таблетки разнообразных успокоительных, — Хочу узнать чего он хочет от Екатерины Александровны. Быть может в моих силах будет повлиять на нее. Я хочу помочь Даниле, хочу видеть как он улыбается. И не хочу больше видеть на нем этого ватника. Он не виновен. И я это даже не подвергаю сомнению.       Врач подперла голову рукой, не перебивая собеседницу, которая захлебывалась слезами, и было не понятно от счастья это или от горя. Но она ей ничем не могла помочь. Она должна была во всем разобраться сама. — Хочешь узнать правду — докопайся до нее сама. Если тебе настолько не важна цена, — женщина указала на ключ, лежащий на краю стола, — то попробуй. Но будь готова к внезапной смерти. — Я буду даже рада этому. — Алина выдохнула, опустив покрасневшие глаза, снова и снова вытирая влажное распухшее лицо, — Потому что если меня убьют, то я хотя бы обрету спокойствие, о котором так давно мечтала.       Выйдя через час, Алина не спеша побрела в сторону общежития. Присела на крыльцо, прячась в большую теплую пятнашку от ледяного ветра, и щелкнула зажигалкой, закурив. Ровный строй заключенных медленно шел на ужин.       В строе шли беспокойные разговоры. Люди в робах тонко чувствовали скользкую ситуацию в колонии. Прекрасно понимали по лицам в форме, что что-то идет не так. Кого-то очень важного нет на месте. Эти разговоры доползли до Данилы. Рыжий повернул голову к тому, кто предлагал ему устроить шумиху, набросившись на этих силовиков укутанных в серое пятнышко. Заключенный усмехнулся, отвернувшись обратно, безразлично сказав, что ему не интересна эта лужа.       Его гладили по голове далеко не бедные руки, позволяли любую выходку, и давали все, что захочешь. Эти ледяные кольца проходились ласково по коже, когда на нее попадала чужая кровь. У всего были последствия — ему нельзя было отказаться от предложения, как бы сильно он не хотел его выполнять. Ему, как человеку ранее бывшему очень холодным и расчетливым, да и абсолютно апатичному было наплевать. Он действовал так, как пожелает хозяин, потому что было все равно что делать. Избить человека было сродни рутинной работе. Данила провел рукой по своей теплой шее в царапинах, словно убедившись, что на нем не было ошейника. Но он-то был.       Проблема в том, что он наврал своей хозяйке. И просто потому, что не хотелось подставлять Алину еще сильнее. Но и признаваться ей в том, что он уберег ее тело от попадания в суповой набор — не хотелось. Он просто поступил так, как поступил, не предупредив ни одну из сторон конфликта.       Когда вчерашним поздним вечером ему в камеру конвойные бросили Алину, избитую и обессиленную, он не обратил на нее никакого внимания. Она не раз у него уже так валялась, и Данила спокойно что сейчас, что тогда, переступал через нее, сидел на ней, пока застегивал свои драные валенки. Но потом, через какое-то время пришла его хозяйка, да еще и с Мескалитом под ручку. Рыжий прекрасно видел и на его шее ошейник, такой же как и у себя. Ему был дан вполне понятный приказ: — Ты говоришь Алине, что это ты с ней все это сделал. А пока она пускает слюни на пол — поищи в ее одежде ключ. Любой.       Ее голос всегда звучал слишком злобно. Ее манера речи всегда говорила о том, что это был приказ. Приказ начальника отдела, неповиновение которому сулит сначала замечанию, потом выговору, потом увольнению. Его нельзя оспорить. Ты можешь не подчиниться, но последствия слишком больно ударят. Подчиниться и промолчать было легче, чем влезать в открытую конфронтацию.       Данила согласился, хоть его официальное согласие и не требовалось. Когда их оставили вдвоем, он и правда начал искать хоть что-нибудь интересное в этом лежащем теле. Он проводил руками по теплой и мягкой коже, на которой теперь будут синяки не только от его рук. Вел кончиками пальцев по влажной от слез коже. Вскоре его руки нырнули под одежду. Конечно, будь он он нормальным человеком, он не стал бы ей вредить. Но раз она была без сознания, никак не сопротивлялась, значит была не против…       В его руке оказался ключик с черной биркой. Рыжий сидел рядом с телом, завороженно изучая находку, словно Кай, нашедший очередной красивый осколок льда. Он слышал от других собратьев по несчастью, что этими бумажками теперь отмечаются кабинеты, чтобы в случае случайной потери этого ключа опасность была минимальной. Видимо этих двоих этот ключ и интересовал. Но Данила все же спрятал его обратно. Она не просто так его прятала в своем белье, и вытерпела столько боли и издевательств.       Он сжалился над ней, наврав хозяйке, которая предполагала от него только правду. Условно условия контракта были соблюдены. Он нашел ключ. Приказа отдать его — не поступало. И он не скажет прямо, что это были его действия. В ее боли в теле он тоже виноват, но ей лучше этого не знать. Он даст максимально размытую формулировку. Пускай сама вспоминает что было. Справочное бюро осталось в другом здании.       Пока девочка наблюдала за заключенными, приобняв свои ноги, за ней самой наблюдали. На третьем этаже, со своего кабинета, на Алину смотрела Куницкая. Женщина перебирала в руке ручку, пытаясь понять что с ней не так. Чего она могла не заметить в этой мелкой выскочке, что заметила ее начальница? Почему Данила так быстро ее подпустил к себе. За два месяца они начали так общаться, как рыжий ни с кем не общался.       В кабинет приоткрылась дверь. Начальница повернула голову, стоя спиной ко входу, и, поняв по тяжелому дыханию стоящего кто это, отвернулась обратно. Она бросила на подоконник золотую ручку, и закрыла рукой лицо. — Где нам искать этот ебучий ключ? — Раздраженно спросила она, быстро расстегивая свой пиджак, швырнув его на кресло, — Я прямо чувствую, что у нее в кабинете есть информация об Алексееве. Я знаю, что это она виновата в том, что его нет.       Мескалит закрыл за собой дверь, устроившись на чистом столе. — Наверное, она его съела. Или спрятала где-то тут, когда уходила. Маринка, слушай, — он лег на стол, раскинув руки, — быть может просто сдадим ее Кашину? Она ему все расскажет. — А ты уверен, что Кашин нас послушается? — Спросила начальница, оставшись в белоснежной рубашке, вытаскивая ее длинный край заправленный в юбку, — Я вот уже нет. Алина дергает его на себя. И ее сладости в руках привлекают его больше, чем наши возможности.       В кабинете повисла тишина. Куницкая оперлась о подоконник, снова взяв ручку в руку. Нужно было действительно быстро действовать. — Давай тогда отобьем у Алины желание с ним водиться. — Я не знаю что еще он должен сделать, чтобы она перестала к нему прижиматься. — Начальница покачала головой, медленно перебирая пальцами собственные каштановые прядки, боясь найти седые волосы, — Он ее уже насиловал, угрожал прибить, уродовал, рассказывал о своих поступках, а ее это не пугает. Она какая-то ебнутая, я не знаю… У всех адекватных людей пропало бы любое желание с ним общаться. Даже я стараюсь лишний раз не совать к нему в будку руку.       Мескалит зажал в зубах сигарету. Он примерно понимал почему складывается эта ситуация, но до конца не был уверен в ее мотивах. У него всегда был внутренний страх, что любой человек, с которым он разговаривает, думает одно, а говорит другое. И если относительно Куницкой это правило работало в девяноста случаев из ста, то с остальными уже было не так однозначно. С Кашиным тоже это довольно часто работало. Он прекрасно понимал, что иногда он врет ему, о своем холоде внутри. Не бывает так, чтобы все было одинакового никак. У всех бывают свои тайны, что ранят сильнее, чем любое оружие. Он сжал губы, раскрыв серые глаза, и посмотрел на Куницкую, что задумчиво стояла отведя взгляд.       Быть может пора определится со стороной конфликта? Он марается в этом мазуте, общаясь с Куницкой, и валяется в звездной пыли, общаясь с Новиковой. У него были свои мотивы так поступать. Он берет от них то, что выгодно только ему. Отдает им только то, что ему не жалко отдать. С ними обоими выгодно держать контакт, стоя на остром лезвии над пропастью. Заместитель протянет тебе руку, посвящая тебе такие тайны о работе, о заключенных. Она может рассказать о любом своем подопечном, рассказать его слабости. Ему выгодно знать слабости тех, кто должен им подчиняться. Это один из его профессиональных секретов. Он выпытывает у Катерины тайны определенного заключенного, а потом под их страхом заставляет его подчиняться, словно цирковую лошадь. Но если подумать, у Марины были больше способности. Она обладала большими деньгами и огромными связями в городе. Ее место держит главный прокурор города. Только тут ее не ценят и унижают все, кому не лень. Тут собрались дохуя честные люди, которые презирают ее за то, что она берет взятки, подстилает где нужно, и подметает где нужно.       Ему этот выбор не дается уже очень давно. Этот выбор будет иметь огромные последствия. А сейчас, когда ситуация стала слишком шаткой, и возможна смена власти — тем более нужно сидеть тихо, молча в тряпочку. — Лёня, ты должен задержать эту выскочку до вторника. Еще один день сверху.       Начальник конвойных хмыкнул, не поняв к чему она клонит. — Зачем же? — В понедельник все поймут, что Катьки не будет на месте. — Куницкая щелкнула ручкой, заулыбавшись, — Будет собрано совещание, и мы будем выбирать того, кто станет заместителем заместителя. Тебя отметут довольно быстро, так как ты виноват в том, что ее нет. Ты был с ней последний. Ольга Николаевна сольется, она даже свой отдел кадров не может удержать. Глебушка занят бегом за твоими прихвостнями, чтобы впаять им штраф за пожарную безопасность, и он ненавидит место Катьки. Остальные, я думаю, тоже быстро откажутся. Я попрошу своего красавца-заместителя подмахнуть остальным. Даже если за меня встанут только заместители, я уже буду выбором большинства. — А мне-то какой с этого прок? — Устало спросил Мескалит, не желавший оставаться просто козлом отпущения без пачки банкнот в кармане, — Вся колония меня возненавидит, а я только более менее устаканил отношения до статуса «Нейтрально». Нихуя, так не пойдет…       Куницкая раздраженно цокнула. Видимо единственный навык, который он получил от общения с Данилой, это торговаться везде и всегда. Что тот никогда не пойдет на акт альтруизма, что этот. — Я выплачу годовую тебе и твоим прихвостням. Всем. — Кивнула Марина, сложив руки на груди, — Идет?       Начальник конвойных сел на стол, свесив ноги, и опустил голову. На раздумья ему хватило и минуты. Он согласился.       Куницкая широко улыбнулась. Главное не рассказывать ему дальнейший план. И то, почему ей хватит времени по понедельник — тоже. Вдруг он решит защитить эту маленькую недотрогу. Женщина повернулась обратно к окну, наблюдая за тем, как ее заместитель ловко скачет по сугробам с ворохом дел и бумаг.

***

      Пятница, суббота и половина воскресенья прошли в полной тишине. Никто ни с кем не ругался, не спорил. Никто никому не звонил и ни в чем не интересовался. Все приняли позу ожидания. Ожидания понедельника.       Алина боялась идти к Даниле, поэтому все дни сидела у себя, да в архивах, помогая раскладывать дела. Дождалась ночи с воскресенья на понедельник, и поднялась первый раз за эти дни на третий этаж в административном здании. Открыла дверь приемной, в которой ключ всегда оставался на эту промежуточную ночь. Пройдя внутрь, огляделась в темноте, закрыв за собой дверь приемной до щелчка.       Достав замерзшей рукой ключ, из-за которого она чуть не лишилась жизни, девчушка подняла взгляд, уставившись на золотые буковки. Поправила черную табличку, чтобы та висела ровно, и немного помедлив, все же открыла дверь. Сейчас можно было не бояться, что свет в окне заметят. Окна кабинета выходили лишь на забор, за которым разлилось глубокого зеленого оттенка море из деревьев. Там слишком много было именно хвойных, которые очень красивым оттенком играли на ярко-красных зимних рассветах и закатах.       Она даже не знала что искать, да и вообще не знала зачем она тут сейчас стоит. Чтобы разрушить или создавать? Не давать инциденту движения или создать прецедент?       Что такого находилось в этом кабинете, ради чего Куницкая и Васильев готовы были убивать и быть убитыми? Что такого пряталось в этом чудном месте, трепетавшее маленького внутреннего Шерлока в каждом, кто имел наглость, опыт и возможность переступить этот порог?       Алина включила свет, медленно проходя в кабинет. Раскрыла одно из окошек на распашку, высунувшись с окна. Ее благо, что обе вышки Грачей были довольно далеко, и никто особо не смотрел за этой стороной административного здания.       Встав спиной к окну, она скрестила руки на груди, задумавшись. Быть может она получила этот ключ не просто так? Быть может заместитель хотела ей что-то показать? Или наоборот отдала ключ в надежде на то, что она последний оплот безопасности и не полезет сюда?       Девчушка подошла к столу, заваленному папками, делами и бумагами на подпись. На столе, на первый взгляд, был хаос, но так только казалось. Присмотревшись — найдешь закономерности. Мухи отдельно — котлеты отдельно. Дела рассмотренные в одной куче, вместе с такими же изученными документами. Что нужно было просмотреть лежало отдельно. Отдельными стопками были документы на подпись, ворох писем заключенных, на которых заместитель, или же начальник колонии ставят свою печать, разрешающую письму уйти в город.       Алина старалась ничего не двигать, но все же просмотрела несколько стопок. Было непонятно что искать, и слишком все было интересным. Если садиться и изучать все, то тут можно было застрять при должной ловкости на неделю, а при такой скорости, которая была у незваной гостьи — она могла и месяц тут безвылазно копошиться, да толком ничего не найти.       Облизнув искусанные губы, девчушка вытащила из кодексов ключ от верхнего ящика. Когда тот поддался, открыв свои тайны, Алина склонилась, поправив распущенные волосы. Отодвинула гербовую печать, ворох исписанных ручек и бумажек для записок. Медленно села в кресло, положив одну ногу под себя. Перебрала документы, какие-то сканы, непонятные таблицы и выписки. Ухватившись пальцами за черную шелковую ленточку вытянула пропуск. Точно такой же был и у нее самой на шее. Непонятно почему она ушла без него. Конечно, ее знают те грачи, что ответственны за главные «ворота», но железной двери принимающей только карточки, рожей, как и удостоверением подполковника хоть и помахаешь, то все равно без толку.       Отодвинула ежедневник с кучей закладок, что едва закрывался, и был исписан почти полностью. Но вот пальцы почувствовали необычную вещь. Она достала с самого дальнего и темного угла, спрятанный под документами, указами и прочим барахлом небольшую книжечку. Она была довольно потрепанной, ее страницы пожелтели, а слева снизу была написана дата — почти десять лет назад. Придвинувшись обратно к столу, Алина положила болтающуюся ногу, не достающую до пола, на коробки с бумагой, и, сгорбив спину, подперев голову, согнулась к содержимому. Вычитывая не самый аккуратный почерк, она с трудом разобрала смысл текста, тут же в шоке закрыв рот рукой.       На пожелтевшей странице, которая открылась перед ней, было свидетельство об усыновлении, заверенное почти выцветшей печатью. Хотя в графе отец и стоял прочерк, а в графе мать имя сходилось с именем владелицы кабинета — фамилия была другой. Алексеева. — Чего? — В шоке прошептала Алина, еще ближе согнувшись над бумагой. — Да не может быть.       Быстро перелистнув несколько страничек, ее взгляд снова заскользил по строчкам. Адрес проживания был другой. Это был город почти за тысячу километров. Столица другого региона, славящаяся малахитом, а в своем округе еще и нефтью, сланцем и природным газом. Вот попалось и свидетельство о перемене имени. Теперь у новоявленной матери появилась и та фамилия, с которой она сейчас гордо ходит.       Вот она и узнала одну из самых главных тайн — о сыне начальницы. Было только непонятно почему она всегда расстраивалась при упоминании о его существовании. Мальчика звали Кирилл Александрович, и он был всего на два года младше Алины. Ему был на сегодняшний день двадцать один год. На одной из последних страниц даже был его аттестат со школы. Мальчишка закончил школу хорошистом, заимев лишь немного четверок. Открыв последнюю страничку, Алина нахмурилась, смотря в потертый скан паспорта. Прописки в паспорте не было вообще никакой, что было очень странно. Обычно органы опеки следят за тем, чтобы у всех детей была прописка и доля в квартире. Она где-то видела этого мальчишку. Но не сама лично. Быть может пока листала чье-нибудь дело заметила похожее лицо. Спрятав все обратно, сидящая подперла руками голову, закрыв глаза. Она была раньше Алексеевой, но что-то заставило ее изменить фамилию, хотя своему сыну она ее оставила. И не родственница ли она начальнику колонии? А если да, то насколько близкая? Быть может она его дочка. Или даже жена. Да и если это было так — она должна была знать куда делся начальник колонии.       Вертя ключик от ящика в руке, она начала качаться беззвучно на стуле. Взгляд упал на ежедневник. Небольшой томик с матовой черной обложкой едва держала резинка. Девчушка его раскрыла, и тут же ей на ноги упал другой ключ, заставивший ее замереть, раскрыв глаза. Она выронила из рук все, что держала, тут же отбросив от себя внезапную находку на столешницу.       Ключ от двери имел белую бирку.       Алина закрыла руками лицо от страха, мелко задрожав. — Господи, блять. — Прошептала она, чувствуя, что по щекам потекли слезы, даже ругнулась матом, хоть и не любила этого делать, — Боже…       Она замерла, почти не дыша, смотря на находку, валяющуюся рядом с ключиком с черной биркой. Было жутко. Непонятно что за тайны она могла найти в том кабинете, дорогу к которому даже уборщица от пыли перестала протирать. В этот кабинет, что был справа, в самом дальнем конце, никто никогда не ходил. Никто не подходил к этой двери. В той стороне даже не горел свет.       А ведь Мескалит говорил о том, что ключ от кабинета не сдавали. И что именно она видела его последним. Значит она точно должна знать куда он ушел и почему его так давно нет.       Сложив все обратно, она побоялась даже этот ключ в руки брать. Вот она и обрела еще две тайны, ради которых ее могут убить. Подняв покрасневшие от слез глаза, она сидела оперевшись рукой о стол, и смотрела вперед себя. Ее взгляд был абсолютно пустым. Она узнала так много тайн, но не знает что с ними делать. Стоит ли кому-то что-то говорить или лучше замолчать навсегда? Но с новыми тайнами появились и вопросы, на которые сможет ответить только Екатерина Александровна лично.       Если все повернется в нужную сторону, начальница усядется в свое кресло во вторник, и приведет приказ, который видела Алина, в исполнение, то у нее будет возможность задать такой вопрос. Тогда она уже не будет завхозом из безымянного отдела, принадлежащего не то архиву, не то конвойным, не то к поварихам. Перелетит несколько должностей и сменит звание. На покрасневшем лице появилась слабая улыбка. Она повернула голову, услышав шум на улице. Либо она и правда похожа на нее, либо это только подводка к тому, чтобы загубить ее, заставив повторить судьбу Данилы Владимировича.       В пять часов утра начало светать. Сменилась смена у Грачей. В шесть часов небо снова почернело. Сменилась смена у конвойных. Начался шум в столовой, готовящейся к завтраку. В семь часов ворота пропустили несколько машин с начальниками и их заместителями. Начал идти мелкий снег, поднялся ветер, но первый раз за зиму — не ледяной, пробирающий до костей, а легкий, будто летом в тени. В восемь закипела работа в административном здании. По четвертому этажу уже слышались крики, маты, ругань, и кто-то уверенно швырялся пачками бумаги, угрожая кого-нибудь застрелить. В многих начальских кабинетах шли разговоры с заместителями. В восемь сорок вдруг настала резкая тишина. Замолчали принтеры, телефоны и двери. Прекратились разговоры и ругань. Многие прильнули к окну. В девять открылась дверь приемной. Начался официальный рабочий день. В девять ноль две въехала последняя машина. Черная матовая зверюга спряталась от чужих глаз. В девять ноль пять в приемной стояла полная тишина. Шесть начальников с трудом расселись на небольшом диване, а заместители молча переглядывались, выстроившись вдоль стен и двери. Кто-то умастился на подоконнике, прикрыв лицо широким листом цветущего растения. Секретарь подперла голову рукой, видя опечаленные лица служивых. Все они стояли одетые с иголочки, в официальной форме.       Начальник службы безопасности повернул руку, посмотрев на циферблат, и поднял взгляд. — Итак, — выдохнул расстроенно он, — нам нужно определятся с временно исполняющим обязанности заместителя начальника колонии. — Прикрыв глаза, мужчина оперся о стол секретаря, сгорбив ровную спину, и тяжело выдохнул, — Я понимаю, что я должен быть этим самым заместителем заместителя, но я отказываюсь от этого. — Давайте вообще определимся с тем, кто, блять, хочет в эту должность влезть. — С раздражением ответила начальница отдела кадров, захлопнув дверь приемной. — Потому что я тоже пасую. Слишком много проблем, слишком мало времени в сутках. — Нет, так не пойдет. — Откликнулась безымянная начальница, слегка заелозив между Куницкой, что развалилась на диване как королева, вытянув ноги в дорогих и очень красивых туфлях на шпильке, и начальником безопасности, что почти лег на стол к секретарю, прижавшись к краю, — Если все откажутся, то мы все знаем кто останется. Из нас всех, блять, только один человек не против будет.       Почти двадцать человек уставились на Куницу, которая с гордостью кивнула, сложив руки на груди. У нее и Мескалита были самые высокие должности среди всех присутствующих. И если последний заработал эту должность кровью, потом и добросовестной работой, то Кунице помогли. Но выше она не могла прыгнуть, потому что нужен был приказ начальника колонии о ее повышении. Это ее бесило, и сейчас был момент, когда можно все исправить. — А чем она плоха? — Вдруг очнулась заместитель начальницы отдела кадров, — Должность ей позволяет, она тут довольно давно служит, и знает многие вещи. Вы слишком предвзято к ней относитесь.       Все начальники пораскрывали рты, не ожидая согласия с вышеизложенным мнением своих заместителей. Куницкая слабо улыбнулась, показав свои белоснежные зубки. Все шло по плану. — Ты чего, Лена, охуела? — Не сдержавшись спросила начальница у своего заместителя, — А чем она, блять, хороша? Ты тут не первый день работаешь. — Она хороший специалист. — Заступился за равного по должности заместитель начальника безопасности. — Я тоже не против.       Понимая, что сейчас может начаться базар-вокзал, который мог в любой момент перерасти в хорошую свадьбу, которая не обошлась бы без драки, секретарь хлопнула рукой по столу. — Успокоились. Выдохнули. — Она сделала паузу, и повернула голову, — Куницкая, ты тоже, а то сейчас треснешь от распирающего самодовольства. — Раздался громкий хохот разбавивший напряженную атмосферу. — Вы же все умные люди. Юристы, мать вашу. У многих из вас не одно высшее. А у кого-то даже магистратура. Сели и решили все сами. Проведите простое голосование. Выбор большинства. Демократия, выкинуть ее в помойку. Будьте умнее, а то становитесь похожи на тех, с кем работаете.       Начались молчаливые переглядки. Заместители начали переговариваться, из шепота медленно переходя в полный голос. Некоторые из начальников перебросились парой слов. — Хорошо. — Начальница отдела кадров поднялась с ручки дивана, и поправила классическую юбку, застегнув китель. Встала выпрямившись у двери приемной, медленно выдохнув, после чего сказала, — Давайте выборы. Кто из начальников не отказывается от должности? Она вроде как временная, но зарплату вам дадут полноценную, это я гарантирую. Есть еще кто-то кто готов ради спортивного интереса, или ради денег нырнуть в этот омут? — Ныряйте в мой денежный омут, — широко улыбаясь сказала Куницкая, поглаживая пальцами в золотых кольцах погоны рядом сидящей начальницы, — вы нравитесь моим чертям. — Да тут, бля, болотистая местность, в котором ты вся в золоте тонешь. — Хмыкнул начальник безопасности. — Так, обсуждения о том, сколько золотых статуй Медного всадника можно будет отлить в полном размере из ее собранных драгоценностей и ворованных денег, оставим на потом. Для гуманитариев, которых тут большинство, сразу скажу, что это больше трех, а значит — много.       Начальник отдела кадров начала по одному спрашивать кто рискнет остатками здоровья. Все, кроме Мескалита и Куницкой отказались. Когда Лёня дал положительный ответ, тут же начался громкий крик. — Из-за тебя мы сейчас в такой ситуации! — Воскликнул второй начальник, который тоже был не частым гостем, и его имя мало кто помнил, — Хули ты тут свою клешню тянешь. Из-за того, что ты решил с ней переспать, мы теперь должны Куницкую в президенты ставить. У, нахуй, расстрелять тебя мало! — Если ты мне завидуешь, — наклонился вперед Мескалит, — то зря. Она мне не дала. Она не такая. И я в душе не ебу куда она делась! — Крикнул он в ответ, — Я отвез ее домой, и все! И больше я ее не видел! То что я видел ее позже на двадцать минут, не значит, что я виноват в том, что она сейчас валяется пьяная среди пустых бутылок из-под вина и энергетиков в какой-нибудь канаве, и ей до едрени фени че тут происходит. Шел нахуй!       И снова повисла тишина. От такого крика даже Куницкая вздрогнула. Вот такого никто не ожидал. У многих была надежда на то, что именно Мескалит был виновником пропажи столь редкой служащей правопорядку. — Блять, меня уже заебало то, что наши начальники просто исчезают нихуя не сказав. — Расстроено сказала начальница отдела кадров, смотря на растерявшуюся секретаря, — Не сдают ключи, никого не предупреждают, их никто больше не видел, и все, и пиздец. Ладно Алексеева мы вытерпим. Даже когда он был тут, его никто особо не видел, кроме тех, кто летели с вопросами и криках о проебанных сроках, да, господа юристы? — Блондинка повернула голову, уставившись на безымянную начальницу, что недовольно хмыкнула, — Проебут все суды, а потом прыгают, что они очередную апелляцию проебали. Так, ладно. Хорошо. Лёню будем брать в голосование?       Ответ не был понятным, но отдел кадров всегда трактует молчание в свою пользу. — Знаете, — сказал заместитель безымянного начальника, — я часто от заключенных слышал загадку про два стула и пики точеные. Вот и у нас так получается.       По серьезным лицам прошли улыбки. Все знали эту загадку, но никто не признавался в столь позорной хрени. Начальница отдела кадров щелкнула пальцами, привлекая к себе внимание, и пошла спрашивать с заместителей о том, кого из двух они выбирают. Все заместители, как один, преклоняли голову перед Куницкой. И это давало ей дикое наслаждение. Она готова была купаться в этих признаниях в своей компетентности, опыте и важности. И вот, когда заместители закончились, начальница отдела кадров начала спрашивать начальников. Их было всего шестеро. И тут ответом стало лишь неопределенное молчание. — Давайте, решайтесь кто-нибудь. — Хмыкнула секретарь, ставя палочки-голоса на небольшом листочке, — Просто определитесь кто из этих двоих меньше негатива у вас вызывает.       С большим трудом, переступая через свое мнение, а следом еще и накрыв его трупным мешком, чтобы не слышать угрызений, начальники высказались за Мескалита. — Пиздец. Вот это выбор. — Начальница отдела кадров скрестила руки, — Раз эти все за Куницкую, а наши все за Васильева, то…       Мескалит посмотрел в глаза Кунице. Она ему загадочно улыбнулась, давая понять, что его выбор должен быть озвучен прямо сейчас. — Я отдаю свой голос Куницкой. — С небольшим волнением сказал Мескалит, прижавшись головой о стену, положил ногу на ногу, — Я тоже считаю, что она справится.       В приемной повисла тишина. Все опустили головы, каждый для себя осознавая последствия. Секретарь прервала минуту молчания, и сказала: — Ждать больше времени нет. — Она взяла дело в руку, — Возражения? — После отрицательного качания головой, женщина хлопнула стостраничным томом по столу, из-за чего все вздрогнули, — Продано! — Марина Николаевна, — с болью в голосе сказала начальница отдела кадров, — вы назначаетесь временно исполняющей обязанности заместителя начальника. — Она покачала головой, — Вот это, блять, дожили. Я так боялась это говорить. — Женщина потерла бледной рукой лицо, — Начинайте работу с сегодняшнего дня. И решение стихийного выборного участка аннулируется как только истинный заместитель начальника, а именно Екатерина Александровна, пересечет территорию колонии. — Бля, подскажите ее адрес… — Закрыл рукой лицо начальник безопасности, — Я ее заберу и брошу на территорию. Пускай она тут в запое валяется.       Куницкая поднялась с дивана, и отряхнула свою форму. Поправила волосы, приятно улыбнувшись, оттолкнула начальницу отдела кадров на диван, а сама встала у двери. — Буду рада с вами работать. — Она скрестила руки на груди, усмехнувшись, — Раз, судя по всему, мои полномочия равны полномочиям ушедшей, — женщина отвела взгляд, облизнув свои ярко накрашенные губы, — я очень многих поменяю местами. Меня не устраивает ваша работоспособность в этом составе. И пока у меня есть полномочия — я буду подстраивать работу колонии под свои нужды. Все, всем за работу. Вам некогда отдыхать.       Она довольно усмехнулась и гордо пошла по коридору к себе в кабинет, цокая шпильками. За ней, торопясь, пробежал и заместитель, гордо нахваливавший начальницу с внезапным повышением.       В приемной все медленно повернули голову к Мескалиту. Претензия у всех к нему была только одна. И ее решила озвучить начальница отдела кадров, у которой уже даже голос слегка охрип: — Леонид Юрьевич, что хочешь делай, но чтобы завтра наша Катя была на месте.       Начальник конвойных отвернулся от нее. Их Катя сейчас занята. Она отдыхает.       Мужчина поднялся, и тут же пошел в соседний кабинет. Жестом прогнал заместителя, а сам оперся рукой о пустой стол, наклонившись к Куницкой. — Че хочешь? — Усмехнулась она, облокотившись о кресло, и сладко зевнув, — В отпуск не пущу, премию не дам, Данилу тоже не дам. — Я не хочу, чтобы они решили поиграть в известную, на юридическом факультете игру, в поиск всякого на скорость. Там сидят далеко не глупые люди, — он указал на дверь, начав тихо, едва слышно шептать, — они догадаются, что она у меня. — Я могу ее забрать себе, хочешь? — Куница достала сигаретку, смотря в его глаза, и прекрасно видела, как он был почему-то напуган. — Не доверяешь мне — притащи ее сюда, да запри в клетке. У нас же сейчас много свободных одиночек. Наложил на своих обезьянок печать молчания и запрет, а этой просто рот зашьем. Мальчик мой, — она усмехнулась, — Твоя соплячка мне теперь не помеха. Делай с ней что хочешь. Даже против ее воли. — Ее острый ноготок прошелся по легкой щетине Мескалита, — Я прекрасно вижу твое дикое желание обладать ей. Я разрешаю. Она сейчас наравне с Алиной. И если Кашину хватает силы внутри, чтобы взять то, что ему хочется, то что ты, — она сделала паузу, тихо цокнув, — глупее него?       Мескалит задумался, отведя взгляд. Неплохая была идея бросить ее тут. Потому что если у него в доме внезапно нарисуются гости, то объяснить что у тебя делает заместитель начальника, да еще и в пьяном, бессознательном состоянии — будет весьма проблемно. Но и тут ее опасно бросать. Нужен был другой выход. — Какой ты глупенький маленький мальчик. — Начальница откинулась в кресле, сбросив с ног каблуки, оставшись босиком, и вдруг резко прошипела, — Заебал ты меня, что все нужно делать за тебя.