Guilty or innocent?

      В пять часов утра секретарь вышла со своей комнатки, и, закрыв ее на ключ, пошла на два этажа выше. Тут были комнаты так называемого «высшего» звена. Тут было теплее всего в общежитии. Женщина молча покосилась на градусник с завистью, и пошла, шаркая домашними тапочками дальше. Двадцать градусов — это роскошь. У нее, на втором этаже было 14 градусов, а там, где жила Алина, на первом этаже, была самая стабильная температура — 10 градусов. Летом, к слову, все было наоборот, и пока нижние этаже задыхались от жары, на верхних было относительно комфортно.       Идя по неосвещенному коридору, она сжимала в руке ключи от комнатки. За дверьми, которые она проходила, постоянно звучал какой-то жуткий смех, и топот. Где-то заместители начальников сидели с бутылками пива, обсуждая свои копейки, которые в бухгалтерии кто-то по ошибке назвал заработной платой. Начальники еще спали, и выходили самыми последними из общежития. Дойдя до предпоследней двери, она ее открыла, и попала в небольшой коридорчик. Квартирный тип. По левую сторону была небольшая кухонька и огромная роскошь: своя ванная комната со стиральной машинкой. Коридор соединял три комнаты. Та, которая была напротив входа — была комната Мескалита, по левую сторону, напротив холодильника, являлась комнатой начальницы отдела кадров Ясэмин, а в последней жила заместитель. У нее, так же как и у всех, была своя квартира. Только это были не царские двухэтажные хоромы с десятками комнат. И даже не трехкомнатная квартира в центре. У заместителя была обычная студия в уродливой высотке на окраине города. Там даже до метро, до конечной остановки, было почти сорок минут бодрой походкой. Большее она себе позволить не могла.       Постучавшись, секретарь вошла в комнатку, и тут же закрыла за собой дверь. Привычный холод с открытых окон. Привычная полутьма. Инна Борисовна скрестила руки на груди, стоя в полосатом халате и пижаме, и посмотрела на сидящую начальницу. Она сидела в одном белье на краю кровати, закрыв руками лицо, и мелко дрожала. С ее волос капала вода. Вся бледная кожа была покрыта засосами и царапинами. Имелось даже несколько синяков от рук на ногах. Когда заместитель всхлипнула, секретарю стало не по себе. Женщина тут же подошла к начальнице и, сев осторожно рядом, тихо спросила: — Катерина, ты чего?       Начальница убрала руки с лица. Секретарь увидела черный след от укола на левой руке. Подняв голову, она в шоке посмотрела на Екатерину, что была вся заплаканная. Ее щеки все покраснели, и на них сияли капельки слез. — Ты чего? — Осторожно прошептала Инна, и протянула руку, — Ты плачешь?       Начальница молча кивнула, и, приобняв секретаря, уткнулась в ее плечо, заплакав. — Никому не говорите. — Едва слышно прошептала дрожащим голосом она, — Никому. Никогда. — Катя, ты чего, очумела? — Секретарь убрала ее волосы с лица, и посмотрела в покрасневшие глаза, — Катя, еб твою мать! Ты столько лет была сильной, тебя вообще ничего из колеи не могло выбить! Это что? Катя, ты чего, ебнулась на старости лет?! — Я больше не могу. — Она упала на кровать, и продолжила беззвучно плакать, уткнувшись лицом в подушку, — Не могу!       Секретарь тут же подняла ее, и слегка потрясла. Худые руки заместителя мягко легли на ноги. Она глубоко вдохнула, задержав дыхание, но, не выдержав, заплакала снова, наконец сказав: — К нам завтра приедет губернатор округа со своей свитой. Приедет глава города и глава района. Приедет главный прокурор! — Она заливалась слезами, и ногами оттолкнула валяющуюся на полу парадную форму, — Я не знаю что я им скажу! Это пиздец! — Она взмахнула тонкими руками.       Инна Борисовна с опаской взяла в руки телефон, и набрала сообщение Надежде Ивановне, спросив, чем можно быстро успокоить человека в истерике. Ответ последовал очень быстро — усыпить. Заместитель поднялась со скрипучей кровати, молча подойдя к столу. Отодвинула рукой аккуратно лежащую стопками одежду оперевшись о край стола. У нее не было идей. — Ты же принимала уже властей. Какая разница? Чего ты боишься? — В моей крови героин, транквилизатор, а от запаха алкоголя до сих пор не могу отмыться. — Она отрицательно покачала головой, стоя спиной к секретарю, — Видите, какая я? Посмотрите, какая я очаровательная! — Заместитель повернулась, и раскинула руки, — Заикаюсь, не могу два слова в кучу собрать. Какой из меня заместитель начальника колонии?! Да любая повариха будет лучше меня! Я не представляю что творится в колонии и по какой причине все так работает. Я не могу ответить почему у меня работает больше заключенных, чем позволено по закону. Почему у нас такие убитые корпуса. Почему у нас документация в таком беспорядке. — Она раздраженно топнула босой ногой, и нахмурилась, — И я не представляю что мне надо им сказать, чтобы они не поставили вместо меня ту, которая выглядит лучше, говорит лучше и приятнее, и знает что как работает. — заместитель закрыла руками лицо, и тяжело выдохнула, — У Куницкой главный прокурор — лучший друг. Лучший друг и глава района, и даже с губернатором она знакома. — Она тяжело выдохнула, сгорбив спину, — За меня если кто и заступится, так это Илья Александрович. Но я даже не уверена в этом.       Секретарь полулежала на неудобной кровати, прикрывшись еще теплым шерстяным колючим одеялом. С деловым видом женщина выслушала кратковременную истерику начальницы, и, поняв, что она снова стала холодной и безэмоциональной, сказала: — Тебя что, Алина укусила? Что за неуверенность, Екатерина Александровна? У тебя всегда все под контролем.       Заместитель опустила взгляд, и посмотрела на валяющуюся форму, тихо сказав: — Было. А теперь все под контролем у Марины Николаевны. — Ну и хуй с ней. — Инна Борисовна опустила взгляд, и, посмотрев на экран смартфона, усмехнулась, после чего сказала, — Ну, иди сюда, иди моя маленькая начальница.       Екатерина Александровна села рядом, и снова крепко обняла секретаря. Ей стало легче. И ей очень повезло, что в этот момент ее слабости не зашла Куницкая. Секретарь прибрала влажные кудрявые волосы, после чего провела теплой рукой по голой спине заместителя, успокаивая ее. — Все, я ничего не видела. — Инна Борисовна, вздрогнула от горячего дыхания начальницы, — Я знаю, что все в колонии врут, называя Марину Снежной Королевой. Настоящая холодная безэмоциональная леди в колонии только одна. И она носит погоны подполковника. — Секретарь рассмеялась, — Ты самая непредвзятая, ты самая эрудированная. И тебя уже никто с твоего места не собьет. Неужели ты испугалась какого-то там губернатора, который раскроет рот от удивления, узнав, что ты, такая хрупкая и красивая девушка, управляешь исправительной колонией с трехсот двадцатью заключенными? Так он тебе памятник при жизни поставит. — Я не от этого плакала. — Екатерина Александровна опустила руки, и, поднявшись, подошла к шкафу. Молча отодвинув несколько одинаковых голубых рубашек, она достала темно-синюю рубашку, и, надев ее на себя, начала быстро застегивать. Немного подумав, она опустила руки, сказав, — Знаете, я слышала все эти оскорбления Марины Николаевны. Я знаю, что она считает меня депрессивной девственницей. Самая главная проблема в том, что это до недавнего времени было правдой. — Она сняла с пальца обручальное кольцо и с грустью отложила его на рабочий стол, между лежащей одеждой, и дополнила, — Я уходила такой. А вот сейчас это уже не так.       Секретарь нахмурилась, и тихо спросила: — Ты, прости, что? — Меня изнасиловали. — Начальница взяла темно-зеленый мягкий свитер, пахнущий лавандой, и надела его на себя. Поправила воротник, не поворачиваясь к зеркалу, чтобы не видеть своего грустного лица, — И мне больно до сих пор. Мне стыдно и больно. Это самое унизительное. — Взяв расческу, она начала быстро причесываться, рассматривая в окне черную зимнюю ночь. Время все еще было пять часов. Но пора торопиться — в шесть ей уже надо быть на рабочем месте, иначе она опять ничего не успеет. — Я не знаю кто это все сделал со мной. Я не знаю чьи руки остались фиолетовыми следами на моих ногах. Не знаю чьи засосы и царапины на мне. И я даже не знаю, — она опустила руки, и, отрицательно покачала головой, — о том, здорова ли я, и не ношу ли я чьего-нибудь ребенка. Потому что так отвратительно я себя никогда не чувствовала.       Инна Борисовна растерялась, наблюдая за заместителем. Она надела черные джинсы, и, заправив черную рубашку, затянула черный плетеный ремень. Ее руки слушались ее сегодня гораздо лучше, чем вчера, но периодически пальцы все равно самопроизвольно раскрывались, и она что-нибудь роняла. Екатерина Александровна поправила свой свитер, и, тяжело выдохнув, посмотрела на секретаря. — Пиздец. — Констатировала женщина, — А я думала, что она шутит. Так сходи и проверься. Или, хотя бы, сходи к Наде. Она-то у нас специалист с золотыми руками — быстро тебе поможет. — Нет, — Блондинка покачала головой, и взяла в руки пятнистую куртку, обувшись в осенние сапожки, которые, кажется, до сих пор не высохли, — об этом никто не должен знать. Инна Борисовна, скажите мне свое мнение. — Она надела куртку, и посмотрела секретарю в глаза, — Алине можно доверять? — Нет, нельзя. Просто потому, что она теперь подчиненная Марины Николаевны. Она с великой радостью пошла писать заявление на перевод. — Она поднялась с незаправленной кровати, и пошла с начальницей на выход, — И когда я ей сказала о вашем возможном решении, — секретарь оперлась плечом о стену, ожидая, пока заместитель закроет комнатку, и шепотом добавила, — о том, чтобы поставить ее вместо меня, Алина мне сказала, что не хочет уходить в ваше подчинение.       Екатерина Александровна опустила голову, задумавшись, и проверила дверь, зазвенев ключом. Молча посмотрела с грустью на секретаря, и повернулась, услышав знакомые шаги. Мимо них, со своей комнаты, вышел Мескалит. Секретарь тут же отвела глаза, не желая смотреть на его голый торс. Начальнику было абсолютно плевать на все. Он прошелся босиком до общего холодильника в одних шортах в пальму, и, раскрыв дверь, с любопытством туда заглянул. Заместитель посмотрела на его мускулистую фигуру, и тут же получив подзатыльник от секретаря, покраснела, отведя взгляд. Лёня взял с холодильника банку с энергетиком, и, повернувшись, хлопнул дверцей, смотря на дам, что стояли у двери. — И вам доброе утро. — Хмыкнул начальник конвойных. Его грязные и жирные волосы, торчащие в разные стороны сияли на свету. Он раскрыл банку с фиолетовым огоньком, и, отпив из нее, побрел шаркая босыми ногами, обратно в комнатку. — А чего у него пальцев на ноге не хватает? — Удивленно спросила секретарь, толкнув заместителя, чтобы та перестала мечтать, — Эй, очнитесь, леди, это плохой песик. Еще и чужой. Она тебя по голове не погладит, когда поймет, что ты решишь у него верного пса увести. — Когда он был еще младшим лейтенантом. — Тихо начала заместитель, отправившись в общий коридор, и пошла к лестнице, — Сергей Геннадьевич бросил в него топор со злости. Вот тот и отрубил ему эти три с половиной пальца, вместе с берцем. — Она усмехнулась, — Зато чуть что они начинали ругаться, так Сергей Геннадьевич быстро ставил его на место, угрожая лишить еще нескольких пальцев, но уже на руках.       Секретарь шла рядом, задумавшись. Они спустились ниже, и заместитель подождала пару минут, пока переоденется ее подруга, после чего женщины пошли легким прогулочным шагом к административному зданию. Поднимаясь первой, заместитель ступала очень аккуратно, и, заглядывая в коридоры, включала везде свет. Люди, что пойдут за ней на рабочие места, должны идти по свету. Она же этот свет и выключала, уходя стабильно ближе к полночи. Позже нее и раньше нее никто никогда не приходил.       Секретарь уселась на свое рабочее место, и, прокатившись на стуле до окна, раскрыла жалюзи. Заместитель пошла в свой кабинет, зазвенев ключами.       Рабочий день начался без проблем.       Но продлился без проблем не долго. Погребенная под завалами работы, заместитель, быстро писала, стараясь сделать так, что тот, кто получит это письмо после нее, хоть что-нибудь разберет. Думая о том, что она будет отвечать губернатору по поводу работы колонии, она даже не услышала стук. А быть может его и вовсе не было. Марина Николаевна вошла в кабинет, и застала заместителя врасплох. Она вздрогнула, услышав стук каблуков по паркету, тут же подняв голову. — Здрасте. — Медленно сказала Куницкая, лениво шагая по кабинету, сжав в руке документы, — Разрешите отвлечь от безделья. — Она бросила перед начальницей бумаги, — Можете порадоваться за экономию бюджета.       Екатерина опустила голову, пытаясь не смотреть на начальницу лишний раз, и прочла все шесть листов. Все как один — приказы на увольнение. Двое из ее состава, а еще четверо из команды Мескалита. — За что увольняем? — Мордой не вышли. — Хмыкнула Куницкая, и оперлась руками о ее стол, наклонившись чуть ближе, — Катерина Александровна, а я вот вам хочу идею на размышление подкинуть, хотите?       Блондинка подняла голову, и развела руками, указав на заваленный делами стол. Марина Николаевна лишь расхохоталась, махнув на стопки с демонстративным безразличием, и жестом попросила ее поднялся из-за стола. Заместитель отложила документы, поднявшись из-за стола, подошла к ней поближе. Куницкая положила руку на ее хрупкое плечо, демонстративно наклонившись, убрала волосы от лица, прошептав на ухо: — Хочу своей Алиночке звание повыше? Подпишете приказ? — Она уже ваша? — Удивилась заместитель, смотря в ее карие глаза, обрамленные идеальными острыми стрелками и строгим макияжем, — Любопытно. Не вы ли ходили и ненавидели ее? Первая же выступили за то, чтобы вообще лишить ее последнего звания, а то и вовсе уволить. — Пока вас не было — мы нашли с Алиной общий язык. — Она издала тихий смешок, не отводя глаз, — Ну так что? А я буду очень благодарна. И даже препятствовать не стану, если буду чем-то недовольна в твоем решении. Ты получишь любое мое согласие на любое свое действие. И да, не прикидывайся валенком, — ее ноготочки прошлись по мягкой ткани свитера, — мое решение часто будет для тебя решающим.       Заместитель отвела взгляд, облокотившись о свой стол. Марина Николаевна повернула ее голову к себе, и, снова положив руку с десятками колечек и браслетов на дрожащие плечи, прижалась к начальнице, тут же ее поцеловав. На ее дикое удивление, заместитель начала ей отвечать, закрыв глаза. Немного подумав, она все же ее мягко оттолкнула, и отвела взгляд, тяжело выдохнув. — А я думала, что ты меня оттолкнешь, как в прошлый раз. — В тот раз я была лейтенантом, — Заместитель улыбнулась, — И я боялась вас. А сейчас я вас не боюсь. Что, думаете, что раз я стала подполковником, то научилась лучше целоваться? — Нет, не стала. — Марина усмехнулась, и отрицательно покачала головой, — Хорошего я из тебя начальника вырастила. Только благодаря мне ты сейчас сидишь тут с этими погонами. Для меня — ты все такая же глупая малолетка, что до сих пор не знает чем Конституция отличается от указа Президента. — Из Алины пытаетесь сделать тоже самое, что сделала со мной? — Ну, — Марина пожала плечами, — не такими методами. Такими методами ее исправляет Данила. Но Алина — моя девочка. — Она поправила своими изящными пальчиками воротник темно-синей рубашки, и хитро улыбнулась, ухватившись за кудрявую прядку волос,  — Ну так что? Подпишешь приказ? — И насколько высоко вы хотите ее толкнуть? — До капитана пока… А вообще, — она развела руками, — я очень многое хочу. Ты же мне все разрешишь? — Ничего я вам не разрешу. — Заместитель уселась обратно, и, подписав все шесть приказов, протянула их обратно, — Это последнее, что я вам разрешаю. Несите. И для вас я — Екатерина Александровна.       Марина кивнула, и отправившись к выходу, сказала: — Для меня ты Катька, и только благодаря тому, что ты создала себе авторитет, я к тебе по имени отчеству обращаюсь на людях. — Она развела руками, взмахнув бумагами, — Ты мне не авторитет. Это я хозяйка этих правил, а ты тут просто место занимаешь. — Оперевшись плечом о дверь, женщина широко улыбнулась, и, дополнила, — Мы обе это понимаем. Власть есть только у одной из нас. И власть заключается не в том, что ты успела вовремя свой автограф оставить, Катя.       Она все же открыла дверь, и, выйдя, демонстративно бросила в начальницу отдела кадров приказы на увольнение. Цокая своими шпильками, пошла в кабинет. Набрала номер, достав сигарету. Алина, получившая приказ появится в кабинете начальницы, тут же бросилась бежать. Она очень плохо ориентировалась в первом блоке, в который ее занесла нелегкая. Да еще и гипс на руке мешался. Ей целый месяц с этой хренью бегать. И долго же она оправдывалась перед врачами, что сама себе руку сломала, и было уже дикое желание признаться, что это ее добрые работодатели виноваты. Она пробежалась по десяткам изогнутых коридоров, мимо шагающих ровным строем заключенных. Весь строй как ведомых, так и ведущих, проводил ее красивую фигуру голодными взглядами. Выскочив на улицу, девчушка пронеслась по дорожкам, и влетела в административное здание. И везде ей доступ открывали десятки конвойных. Судя по всему — благосклонность начальства была временным явлением, и скоро ее снова перестанут пускать в некоторые отделы колонии. Пока она поднималась по лестнице, то поймала себя на мысли, что этот год прошел для нее словно в пустую. Она снова служит под началом Куницкой, снова главный человек в колонии стал как минимум равнодушным к ней. Она снова ничего из себя не представляет. Только, возможно Данила остался при своем мнении, и лучше к ней относится, но что-то ей подсказывает, что это было не так.       Поздоровавшись на бегу с секретарем в приемной заместителя, Алина пробежалась до конца, и, задыхаясь, вошла в кабинет к Марине Николаевне, постучавшись. Начальница стояла у шкафа, и любовалась собой. — Вызывали?       Женщина указала ей на стул рядом, а сама, цокая шпильками, встала у нее за спиной. Алина уселась удобнее, и напряглась, пытаясь понять, что от нее хотят. — Расслабься. — Марина Николаевна поправила ее волосы, крепко заплетенные в косу, и, положив руки на плечи, сказала, — Хочешь, чтобы тут были звездочки побольше? Например, — она выдержала паузу, и, обойдя девчушку, встала перед ней, загадочно улыбаясь, — погоны капитана внутренней службы. Мы с Екатериной Александровной готовы тебе их подарить в безвозмездное пользование, — облизнув свои яркие губы, Марина отвела взгляд, и сказала, — даже, возможно, с условием, что через годик хорошей службы, ты получишь майора. — Что мне теперь надо сделать? — Алина посмотрела на нее, стараясь понять, насколько больно по ней ударит эта возможность, — Убить президента? — Ну зачем же? — Куницкая рассмеялась, и, сев в свое кресло, дотянулась до пачки с бумагой. Немного подумав, она поцокала острыми ноготочками по белой столешнице, после чего положила перед Алиной две бумаги, и протянула свою золотую ручку, — Действующий режим мне нравится, и президент меня устраивает. Но то заявление, которое я тебя попрошу написать, возможно скажется на одном из нас. И будет выгодно одной из обеих из нас.       Девчушка нахмурилась, но все же взяла ручку. Она была холодная, и довольно увесистая. На язычке сиял логотип администрации губернатора области. Ее это слегка смутило, но она все же решила послушать предложение. Положила ногу на ногу, поправив свои пятнистые штаны, заправленные в берцы. — Начнем с хороших новостей. Когда ты сдашь два норматива, тебе будет выдано оружие. — Марина начала качаться на стуле, закинув голову, — Твои новые погоны начнут действовать с завтрашнего дня. Список твоих обязанностей станет меньше, с момента, когда ты служила на Лёню. Но в твои обязанности до сих пор входит один интересный пунктик. — Внимательный взгляд осмотрел Алину, что сидела слушая ее с большим любопытством, — Если твой Кашин побежит — твоя обязанность его остановить. И ты будешь обязана в него выстрелить. Если у тебя не поднимется рука — значит в тебе нет хладнокровности специалиста высшего звена. — Она отрицательно покачала головой, — Если ты увидишь, услышишь, предположишь, что кто-то захочет покинуть территорию колонии раньше времени — ты обязана его остановить. И стрелять можно не только по ногам. — К какому отделу я буду относится? — Ты мой заместитель. — Марина Николаевна развела руками, — Мы с тобой выше над моим отделом. Ты часть высшей власти. Я бы тебе дала комнатку на четвертом этаже в общежитии, но не хочу. Тебе на первом хорошо живется. Постоянно слышу благодарности от Грачей на вышке, что любуются тобой, пока ты переодеваешься. — Она поправила свои волосы, и, немного подумав, сказала, — Если боишься за нормативы — не бойся. Там будешь все Мескалиту сдавать, он придумает что-нибудь. — Она вдруг заулыбалась, и гордо сказала, — Ты обидела мою собачку! Выкинула ее в снег на глазах у подчиненных. Он хочет реванш! И, скорее всего, — она наклонилась к столу, взяв в руки золотую иголочку, у которой через ушко была протиснута золотая колючая проволока, — я заставлю тебя побегать за Данилой. Катя приставила тебя к нему, искренне веря в то, что ты его догонишь, а еще и остановишь без оружия. Я в тебе сомневаюсь, скажу сразу. Только у Мескалита это получилось. И то, с третьей попытки.       Алина наблюдала за тем, что начальница не может долго сидеть на одном месте. Она постоянно двигалась, что-то перебирала в руках, постоянно качалась на стуле, и слишком часто улыбалась какой-то неестественной улыбкой. Все же согласившись с предложением, девушка оперлась здоровой рукой о край стола, и, положив на нее голову, не без любопытства сказала: — Хорошо. Одна бумага для заявления. Допустим, я очень рада буду получить новые звездочки. Но мы не в том месте находимся, и я не на того человека работаю, чтобы это все так легко получилось. Зачем мне второй лист?       Куницкая прикрыла глаза, слабо улыбнувшись. Откинулась в кресле, продолжая перебирать иголочку, за которой внимательно следила Алина. Она уже видела ее в ящике у заместителя. Что эта иголочка обозначала, и зачем она была нужна — абсолютно не понятно. — Конечно, ты права. Просто так все не получится. Ты видишь, хоть моя репутация и оставляет желать лучшего — я очень эффективный руководитель. Мне нет смысла ходить вокруг да около — я могу сказать прямо. Мне некого стеснятся. Я свободная и делаю то, что захочу. — Она подняла взгляд, и посмотрела на Алину, но первый раз не со злостью, — Сейчас я хочу, чтобы ты написала заявление на имя главного прокурора города. И, естественно, оно будет не простым. Ты напишешь заявление, в котором говоришь о том, что Екатерина Александровна — плохой руководитель. Что ты видела ее в пьяном виде. Что ты видела, как она берет взятки. Ты видела у нее на руках следы от приема наркотиков. Она сама лично тебя унижала, угрожала тебе, и сломала тебе руку. Это была она. — Марина начала медленно перебирать колечки на пальцах, и слабо улыбалась, — Поняла? — Поняла. — Спокойно ответила Алина, но ничего не решилась писать. Положив ручку, она пожала плечами, и спросила, — А зачем это вам? Ну я о том, что вам же стеснятся некого. И раз я теперь ваш заместитель — объясните зачем вам это. — Я хочу на ее место. Все просто. Сама она уже со своего места не слезет. Она восемь лет сидит в этом кресле. И мое мнение в том, что она засиделась. Я хочу посадить ее далеко и надолго. И у меня все готово для этого. Не хватает только последней детали, — она указала черным ногтем на пустую бумагу, — заявления от какого-нибудь сознательного работника. — Знаете, именно по этому я не хотела быть вашем заместителем. У меня другое мнение. Я тут год. И за все это время тут пьянствовали, избивали своих, и брали взятки — только вы. Про наркотики ничего не скажу — вместе с вами не кололась. Быть может вы и эффективны, но я не очень горю желанием поддерживать вас в этом. Особенно зная, что если Екатерина Александровна узнает о том, что это я написала — меня просто уволят. — Нет, она тебя не уволит. — Марина усмехнулась, — Я не разрешу. Своих подчиненных увольняю только я одна. У нее нет таких полномочий. И ты не напишешь своего имени. Нигде не будет твоих данных. Нужна только маленькая бумажка, из-за которой запустится маленькая внутренняя прокурорская проверка. Напиши ее. Заместителя не сменят скоро. Не через день, даже не через месяц. Эти проверки идут годами. Ты успеешь дослужится до майора и упереться в потолок, потому что дальше только место заместителя колонии и погоны подполковника. Твой Данила успеет отсидеть этот срок, и пойти на следующий.       Алина взяла ручку, и, немного подумав, начала писать заявление. Аккуратно и ровной линией она выводила слова о просьбе повысить ее в звании. Это заявление ей далось легко. Она отдала его Марине Николаевне. Женщина набрала номер, но, подняв взгляд, посмотрела на Алину, сказав: — Сейчас я набираю Кате, и она подписывает этот документ. Завтра утром ты будешь капитаном внутренней службы исполнения наказания, в должности заместителя начальника. Но сначала пиши это заявление. И мы начинаем с тобой долговременное сотрудничество.       Девушка поджала губы, и, придерживая краем гипса бумагу, написала заявление под диктовку. У нее не осталось надежды. Аккуратно выписывая буквы, и ставя крестики над «й» и «ё», она думала о том, что же с ней завтра будет. Она завтра проснется другим человеком. А прямо сейчас она пишет свой собственный контракт, сидя перед дьяволом. Она предатель. Она крыса. Она обещала себе, что никогда не будет вести сотрудничества с Мариной Николаевной. Но она спасла ее. И она готова защитить ее от любых проблем. Быть может поэтому Мескалит встал на ее сторону? Тяга к безопасности.       Куницкая улыбнулась ей, и, забрав вторую бумагу, спрятала ее в ящике стола под замком. Набрала четырехзначный номер, а после краткого разговора, положила его. Алина опустила голову, перебирая в руке золотую ручку. В кабинет вошла заместитель, и, положив перед Мариной Николаевной папку с гербом города, взяла протянутое заявление. Куницкая подняла голову, смотря на заместителя. Алина тоже с надеждой посмотрела на нее, и, когда женщина опустила руку, и посмотрела ей в глаза. Екатерина Александровна подписала заявление, и, отдав ручку Марине, с гордостью сказала: — Поздравляю, Алина Даниловна с должностью капитана внутренней службы. Овации и награждение будут после того, как наши послы доброй воли уедут. И после того, как ты сдашь оба экзамена. — Блондинка посмотрела на Марину, и сказала, — Не издевайтесь над младшими по званию. И будьте готовы, что я ее уведу. — Я вам уведу! — Возмутилась Марина, — Сама нашла. Никому не дам.       Начальники вдвоем посмотрели на девчушку, что сидела покраснев, и перебирая в пальцах правой руки кусочек бинта. — Кстати, если тебя еще не предупредили. — Блондинка поправила воротник рубашки, и оперлась о кресло начальницы, нахмурившись, — Тебе теперь нельзя с Данилой столько времени проводить. И эти три дня, пока у нас будут ходить вежливые люди, постарайся сделать вид, что ни с кем из заключенных ты не знакома. — А что за люди? — Поинтересовалась Марина. — Губернатор приедет к нам, — сказала заместитель, и подняла голову, и жестом пригласила вошедшего Мескалита, — Как раз, чтобы два раза не повторять. Найдите себе место, Леонид Юрьевич.       Начальник конвойных встал позади Алины, и стал тоже внимать речи, которую было тяжело слушать. — Губернатор нам не страшен, если он приедет один. — Спокойно сказал мужчина. — Он будет не один. — Екатерина кивнула, и начала загибать пальцы, — Он приедет со своими помощниками. С ним же приедут глава города и глава района. Главный прокурор области тоже будет тут. Всего где-то семь человек. Элементы богатства не показывать, недовольство не высказывать. — Она тяжело вздохнула, и сказала, — Буду стараться из бюджета повыше выбить деньги, раз с муниципалитетом мы пролетели. В конце концов, у нас еще есть отделение в столице, которое нас контролирует. — А с какой целью они приезжают? — Полюбопытствовал Мескалит, и начал расплетать косу Алины, перебирая мягкие прядки, — Увольнять? Или чисто ради спортивного интереса? — Убивать и быть убитыми. — Кивнула Марина, — Конечно увольнять, дядь, что за глупые вопросы.       Заместитель с грустью согласилась, и, разведя руками, ушла, прихватив приказ о повышении. Мескалит положил голову на плечо Алины, и обнял ее за шею. Девчушка замерла, и вдохнула запах его одеколона. — Что, девица, снова в нашей команде? Борешься за здравое дело? — Никак нет, майор. — Алина улыбнулась, — Я не столько с Мариной Николаевной, сколько против вас.       Начальник удивился, и постучал по ее гипсу: — Что, хочешь повторения? Я же тебя жалеть не буду. — А я и не прошу. Я готова с вами поспорить, Леонид Юрьевич, — Она повернулась к нему, и протянула правую здоровую руку, — Что мало того, что я справлюсь с рыжим с первого раза, так еще и вас выиграю.       Куницкая охнула, и посмотрела удивленно на начальника, который растерялся от такой самоуверенности. — Лейтенант, ты не охерела? — Никак нет, майор. Только я с завтрашнего дня, — Алина поднялась, и гордо выпрямила спину, — капитан.       Мескалит задумчиво хмыкнул, и пожал здоровую руку. Он загадочно улыбнулся, после чего дополнил: — На тридцать тысяч рублей спорим. На каждый вид у тебя три попытки. И Кашин не будет тебе поддаваться. И я не стану. Ты будешь защищать свою колонию. Ты будешь защищать свою должность. — Я не боюсь вас. И Данилу не боюсь. — Она улыбнулась в ответ, — Хорошего дня, Леонид Юрьевич. Увидимся через четыре дня. И гипс у меня крепкий. Бойтесь меня.       Она ушла, закрыв дверь. Мескалит раскрыл рот, и, растеряв дар речи, уселся на край стола Куницкой. Наклонившись к ней, он провел рукой по ее щеке, и, поцеловав, тихо сказал: — Ты зря ее такой самоуверенностью наделила. Но я горжусь тобой, Марина. — Нет проблем, которые я не смогу решить. — Она показал ему листочек на имя главного прокурора, и, громко рассмеявшись, сказала, — Завтра вот и отдам своему лучшему другу напрямую.       Вечером, когда вся колония была предупреждена о том, что следующие три дня будут непростыми — работа шла еще быстрее. В архиве наводился порядок. Велся переучет всех ценностей. Производилась инвентаризация, поедалась документация. Начальники перебирали каждую бумагу в своих кабинетах, приводя их в порядок. Суетились работники отделов, раскладывая десятки папок с документами, отшвыривая нужное подальше, кладя ненужное поближе. В обоих блоках заключенным выдали новую форму. Собрали в коридорах, и быстро пересчитали. Все триста двадцать человек были на месте. Не очень целые были спрятаны в лазарет, самые приличные получили на ужин двойную порцию еды, и были горды собой. Главная начальница сидела за чистым столом, сложив свои бледные ледяные руки перед собой, и смотрела пустым взглядом куда-то вперед. Она периодически поднимала телефон, получая сообщения от каждого отдела, что они готовы к проверке, и ставила галочки в своем небольшом списке. Плана прогулки с губернатором у нее не было. Не было ни малейшего понятия что этот уважаемый господин может у нее спросить.       Во втором блоке, на втором этаже, тоже переодически пробегали конвойные, сияя новенькими берцами. Звенело чистое оружие, шли бодрые разговоры. В камере Данилы было тихо. Алина причесывала рыжего негодяя, и первый раз за долгое время молчала. Заключенный сидел сгорбив спину, в одних штанах, закатанных по колено, поставив босые ноги на бетонный пол. — Ты сегодня какая-то не такая. — Задумчиво констатировал заключенный, наблюдая за тем, как девчушка пытается удержать кончиками пальцев тонкий деревянный гребешок, а второй рукой остригая отросшие пряди. — Тяжелый день выдался. — С грустью сказала она, — И я к нему была абсолютно не готова.       Данила остановил ее, взяв за руку, и потянул на себя. Девчушка села на его ноги, и, приобняв здоровой рукой за шею, тяжело вздохнула. Она чувствовала себя неуютно. Ей было тяжело морально. Предательство больно ударило по ней. И хоть днем она бегала счастливая, то сейчас, ближе к ночи, все это мешало. — Что у тебя случилось? — Тебе правда интересно, — она посмотрела в его глаза, и пригладила торчащие прядки, — или тебя заебало мое грустное лицо? — Мне интересно, но помогать мне тебе не хочется. Можешь просто сказать что случилось. Но на большее не надейся. — Когда тебя вытянули из строя, тогда, на пересчете, Марина Николаевна сказала, что ты просто подрался с кем-то из заключенных. Моя история, которую я сказала главной начальнице, не сошлась с ее. Я сказала ей правду. Ей нет смысла врать. И мое поведение, тот факт, что я теперь заместитель Куницкой, сделали свое. — Алина закрыла рукой лицо, качая ногами, что не доставали до пола, — Она мне не поверила. И мне от этого так больно. Знаешь, — Она покачала головой, — потом Куницкая предложила мне размен. И мне нельзя о нем говорить, но от тебя я ничего не скрываю — но я с завтрашнего дня стану капитаном. — Она указала на свое плечо, — ради этой поганой звездочки, мне пришлось написать заявление, из-за которого нашу заместителя начальника колонии могут посадить. Я просто, — Алина прикрыла заслезившиеся глаза, и прошептала, — просто делаю бесконечные попытки стать нужной. Стать важной. Стать кем-то. А в место этого на любой мой хороший поступок обязательно приходит человек, который ставит все под другим углом. Из-за этого я теперь не человек со своей строгой позицией относительно каких-то вопросов, а просто копия Куницкой, только ниже ростом, ниже званием, и слабее характером. Все. Весь этот год я прожила в пустую. Эта чертова кукла просто за два движения испортила мне жизнь. — Ты сама согласилась на ее условия. — Данила запустил руки в ее густые волосы, и устало выдохнул, когда Алина начала плакать, прижавшись еще ближе, и провела рукой по его израненной груди, — Ты могла стоять на своих принципах до конца. Не писать заявление. Она тебе просто предложила, а ты просто согласилась. — Он положил одну из рук на ее гипс, и сказал, — Так же как и я. Когда ты первый раз решилась переспать со мной или нет — ты ведь могла этого и не делать. Я просто озвучил свою цену. Ну вот такой я. Хотелось мне потрогать красивую и мягкую девочку, и пускать на нее слюни. Порычать и подергать тебя за волосы. Ну вот такой я пидорас. Но ты сама на это согласилась. Ты могла этого не делать.       Алина подняла взгляд, и, немного подумав, начала его целовать. Это ее успокаивало. Ухватившись за его рыжие, еще где-то длинные рыжие волосы, она прижалась к нему. От него так прекрасно пахло. Она любила его. Данила провел рукой по ее изогнутой спине, и слабо улыбнулся. — Я люблю тебя. Поэтому я согласилась на это. Ты все равно интересен мне. Я готова заплатить за тебя цену еще больше. Если бы на твою свободу можно было поменять мое место и мои погоны — я бы ни секунды не задумывалась. — Значит у тебя есть оправдание, почему ты согласилась на предложение Марины. — Он покачал головой, рассматривая ее усталый взгляд, и аккуратно провел по щеке пальцами, вытирая потекшую тушь, — Она просто так не бросит предложение. Просто так — на обсуждение. Она даст именно то, что ты желаешь. Именно то, что тебе хочется. Но запросит то, что будет выгодно ей. Она привыкла быстро получать желаемое. Согласись, эта позиция довольно выгодная. И дать тебе погоны ей ничего не стоит. Но вот то, что ты сделала в обмен на эти погоны — будет ей очень выгодно. Нулевые вложения с бесконечной выгодой. И раз ты повелась на ее сладкие речи — ты тоже позволила набросить на себя ее поводок. И этот поводок на тебе и оттолкнет от тебя всех нормальных людей, которые этому не поддались. Считай, что ты влезла в героиновую зависимость. Ты из этого страха уже сама не выберешься живой. И еще и своим видом и поведением, да и действиями, оттолкнешь любых адекватных людей. — На тебе тоже ее поводок. Ты не можешь осуждать меня за то, что я согласилась на ее уговоры. — Могу. — Данила посмотрел ей в глаза, и после небольшой паузы, дополнил, — На мне не поводок. Я работаю с ней, потому что это выгодно мне. И я могу осуждать ее. Я могу на нее напасть. И мне ничего за это не будет. У нас акт обмена. Я работаю с ней, потому что она работает со мной. А ты зависима от нее. Если ты уйдешь от нее — у тебя ничего не останется. Не будет рядом никого, потому что повторюсь — ты всех адекватных своим поводком уже отпугнула. А неадекватные с тобой уже работать не будут — потому что поводка на тебе уже нет. У тебя уже обратного пути нет. — Данила кивнул, — И я осуждаю тебя. И общаться я с тобой не имею никакого желания. Ты поступилась своими принципами ради мимолетного желания быть кем-то выше, и плевать на кого ты будешь работать и как дорого тебе это будет стоить. — Он опустил голову, и рыжие пряди упали на его лицо, — И начальница ваша главная правильно сделала, что разочаровалась в тебе. Ты и правда от нее ничем не отличаешься. Только вот Марина Николаевна знает ради чего это все делает. А ты все рушишь вокруг себя и внутри, просто по своей наивной детской глупости. Было бы у тебя чуть больше мозгов, то тебе бы хватило времени, даже пятнадцати секунд, чтобы подумать и не согласится. Ты могла бы подумать над тем, кто реально стоит твоей защиты, твоих стараний, а кто не стоит. Извините, спойлер, но Мескалит воткнет тебе нож в спину, если узнает о тебе что-то, что лучше не знать той вашей главной начальнице. И я прямо уверен в том, что ты с легкостью наговорила ему много чего о себе, даже не думая о том, чем это тебе обернется. Хорошо, тут, — он пожал плечами, — ну наверное есть, ну быть может один из четырех сотен людей в форме, которому можно доверять. Но тебе мозгов не хватит додуматься кто это. Ты выставляешь свои слабые места напоказ. Ты стоишь на краю, и прямо кричишь о том, что хочешь, чтобы тебя столкнули. Я все понимаю, но думать иногда стоит.       Алина закрылась руками, и начала беззвучно плакать. Она вздрогнула, почувствовав касания его рук, и, на секунду замерев, с размаху ударила Данилу по щеке. Тот лишь отвернулся, поджав губы. Шмыгнув носом, он слегка улыбнулся. — Неужели ты тоже предавал меня, когда это было выгодно тебе? — А ты как думаешь, — он медленно повернул голову, смотря ей в глаза, — ты же видишь где я, и с кем общаюсь. Ты даже, скорее всего, догадываешься как примерно я могу мыслить. — Нет, — Она закрылась руками, и начала плакать еще громче, — ты не мог. Ты не мог предать меня! — Ага, не мог. И те две женщины, которым ты доверяла. Одна из них врач, которая, — Он убрал ее руки от лица, и привел ее в себя, — они ведь тоже предали тебя. Они сказали, что тобой можно пожертвовать. Что их начальница им важнее, чем ты. Тут никому нельзя доверять, Алина. Хочешь говорить всем о себе все подряд — не удивляйся, что в скором времени и Куницкая от тебя отвернется, потому что не захочет с тобой дел иметь. — Поэтому ты молчалив? — Дрожащим голосом спросила Алина, не отводя от него глаз, — Поэтому ты мне ничего не рассказываешь? — Я не хочу, чтобы моими слабостями пользовались. Я не хочу, чтобы все видели меня насквозь. И я сказал тебе то, что захотел. И сказал больше проверить — не пойдет ли от тебя разговор дальше. Это была проверка на «крысу». И ты ее, — он отрицательно покачал головой, — не прошла. И не только я это понял. Когда загорится огонь, что тут все сожжет — ты попадешь в него одной из первых. Кто-то должен в нем гореть. И это будешь ты. Потому что ты глупая, и ты не в состоянии додуматься до того — кому что говорить. Надо было изначально не трепать языком — и не отправилась бы сейчас заживо в полымя, да еще и с поводком Куницкой. Умные люди от тебя отвернулись. — У меня нет никакой возможности все исправить? — Я не знаю. — Он отвел зелено-голубые глаза, и слабо улыбнулся, — Это надо не у меня спрашивать. Но у тебя есть знания, которые ты додумалась сдержать. — Он кивнул, — Чужие слабости. Ты можешь воспользоваться своим знанием, и отдать их как их владелице, так и ее врагу. Просто это последняя твоя попытка. — Данила обнял ее, и снова вытер тушь, вместе со слезами, — Мне немного жалко тебя. Но совсем чуть-чуть. Если тебя расстреляют — я, скорее всего, пару минут погрущу. Но не больше. — Потому что ты полюбил меня? — С надеждой спросила Алина. — Потому что с тобой приятно спать. — Он ее поцеловал, — Ты, пока, лучшая девушка, которая у меня была. Глупенькая немного, но, если решить, что ты просто пьяная, то сойдешь. — Пидорас крашеный. — Прошептала Алина. — Дура ебнутая.       Данила отбросил ее куртку, и быстро полез под футболку своими горячими руками.