***
Вернулись гуляки только за полночь. За весь свой путь в три с половиной часа никто ничего не сказал. Каждый был погребен под своими больными мечтами и мыслями. Медленно пройдя мимо ресепшена, они поднялись на свой этаж. Пошли по пустынному коридору, в котором почти не горел свет. Тут было довольно жутко. Преодолев последний путь до номера, они бросили обувь на входе. Алина захлопнула дверь, и закрыла ее на ключ. Сняла с плеча портфель, и тут же уселась на кровать, выкинув рядом с собой, на белую простыню семь бутылок. Данила же умылся, смыв грязь и слезы с лица. Снял с себя худи, и, бросив ее на пол, сел в ногах у Алины. Девчушка дотянулась до света, выключив его. Потянулась к первой бутылке. В легкую открыла ее, и начала выливать в два прозрачных стакана прохладное белое вино. — Обещала же себе, что не буду спиваться. — Тихо прошептала Алина, слабо улыбнувшись, — Обещала же, что больше не буду пьяная с тобой спать. — Я тоже себе много чего обещал. — Данила улыбнулся в ответ, и, убрав бутылку из ее руки, поставил ее рядом с собой, — Все. Заливай горе всем, чем только сможешь. Это должно помочь. — Это временная мера. — Алина опустила голову, смотря на дно стакана, боясь сделать первый глоток. — Постоянной мерой станет алкоголизм. — Данила пожал плечами, — Ничего не бойся. Алина выпила вино первой, и тут же налила себе еще. Данила едва успевал за ней. Когда первая бутылка ушла, рыжий вложил в ее слабые руки бутылку с бренди. Резкое повышение градуса и пустой желудок сделали свое дело. Алина свалилась на пол, и, положив голову на ноги Данилы, лежала и любовалась видом с панорамного окна. Там, за окном, сгущались черные тучи. Два небоскреба переливались яркими цветами. Главные улицы города были полупустые. Окно, раскрытое на распашку, пропускало в комнату прохладу. — Данила, скажи мне правду. — По поводу? — Тихо спросил рыжий, перебирая в распухших руках ее густые волосы, прислушиваясь к медленно начинающемуся дождю. — Данила, ты ведь не убивал никого. — Я никого не убивал. — Согласился он. — Мои руки в краске с фальшивых документах, и тысячах ссадин от драк. Но я — не убийца. Ни первую жертву, ни последнюю я не убивал. Ты оказалась права. Ты угадала. — Я боюсь тебя. — Дрожащим голосом сказала Алина, — Я боюсь, что ты снова сорвешься, и станешь груб со мной. Я чувствую, что ты такой добрый со мной ненадолго. Что скоро все вернется. — Конечно. — Данила закрыл глаза, и сделал последние глотки бренди, потянувшись к бутылке с коньяком, — Как только ты перейдешь обратно из статуса девушки в статус надзирателя, а я из статуса парня в статус сидельца-рецидивиста, то все повторится. Это все временные меры. — Ты не хочешь мне вредить больше? — Алина перевернулась на спину, любуясь им. Он ответил не сразу. Долго думал, стоит ли соврать или не надо. Решил, что сейчас не будет делать ей хуже. Как они вернутся обратно, возможно он раскроет карты. Любая тайна будет однажды раскрыта. Проблема в том — каким способом. Можно самостоятельно раскрыть секрет, когда его смысл обесценится. А можно попасться на вранье, и тогда, в отличии от первого случая, больная кара тут же настигнет тебя. — Не хочу. Данила поправил свои рыжие волосы, прядками свалившиеся на лицо. Он выглядел очень усталым и заплаканным. Алина прекрасно заметила это. Но промолчала. Она видела его человеком. Она видела его слабости. Но всем она обязана говорить, что в ее заключенном живого человека не осталось. Там зверь, запертый в теле человека. Набравшись смелости, и перепроверив наличие всех букв в лексиконе, она задала вопрос: — Данила, у тебя на шее есть поводок? Тот, о котором никто не говорит? Зелено-голубые глаза посмотрели на нее. Легкая темно-синяя занавеска развивалась от прохладного ветра. Сильный ливень смазал ночной пейзаж на город-миллионик. Вода скользила по старым карнизам и дырявым крышам. Шумела мокрая листва. Проезжали машины. Где-то внизу, под окнами отеля, собрались работающие в отеле уборщицы, обсуждая насущные проблемы. Десятки людей смотрели из своих номеров на пейзаж. Алина лежала на ногах у Данилы, распустив волосы, в одной темно-фиолетовой футболке, а голые ноги лежали на кровати. Она была до жути пьяная, и ей снова захотелось поговорить. Решив не отказывать себе в этом удовольствии, она начала спрашивать именно том, что ее волновало. Даниле же было все равно. Он был расслаблен. Сидя в своей черной футболке и мягких ватных штанах, перебирал в руках густые пряди, периодически закрывая больные глаза. Он дышал тяжело и глубоко. Сделав очередной вдох, рыжий прошептал: — Меньше знаешь, Алина, крепче спишь. А тебе, с твоей бессонницей и профессиональным любопытством — опасно о таком узнавать. Потом узнаешь, если захочешь. — В моем случае — чем меньше я знаю, тем больше выдумываю, и тем больше мне страшно. Я вот что скажу. Ты не выйдешь из колонии. — Вдруг сказала Алина, и начала осторожно пить с рук Данилы коньяк, надеясь, что сейчас не наболтает лишнего, — Я могу воспользоваться своей должностью, и вывести тебя оттуда ненадолго. Но ты никогда отсюда не выйдешь навсегда. Твое дело было сфабриковано просто так. Потому что ты кому-то неугоден. Тот парень, — Алина всхлипнула, — которого сегодня расстреляли на моих глазах — он сказал о том, что его тоже хотели оставить в колонии на всю оставшуюся жизнь. У него тоже статья за убийство по малолетке. Но я хочу, — Алина резко замолчала, посмотрев в глаза другу, — Данила, я хочу отчистить твою историю. Ты больше никогда не будешь мальчиком со статьей за убийство, нанесения средних телесных и всего остального. Если Куницкой позволено пользоваться своей должностью в благо себя, неужели я не могу так же воспользоваться своей? — Что ты хочешь сделать? — У начальника колонии есть право убрать твое имя из всех баз данных. Сделать так, чтобы ты никогда не сидел. Твоя история будет чиста. Ты сможешь воспользоваться правом залезть так высоко, как захочешь. Хочешь — в администрацию города, хочешь в прокуратуру, в суд… Пойдешь куда захочешь. Ты станешь обычным человеком. — Алина кивнула, — Я хочу договорится с начальницей колонии. Это подсудное, да даже расстрельное дело. Но я хочу попытаться. Возможно мне хватит силы. Данила слабо улыбнулся. Интересное предложение. Он даже не знал о такой возможности. И даже не знает, что будет делать с открывшимися дверьми. — Тебе не хватит смелости, Алина. Не обманывай себя. Девчушка закрыла глаза и прошептала: — И пускай. Но я хочу попробовать. Знаешь, я думала, что мне никогда не хватит смелости заговорить с тобой лично. А сейчас я столько всего прожила. Ты избивал меня, насиловал, унижал и ненавидел. Ты угрожал убить меня, — она усмехнулась, не открывая глаза, прислушиваясь к шуму большого города, — ты угрожаешь мне просто своим существованием. И ты скорее всего станешь причиной моей смерти. Я очень много не могла полтора года назад. А сейчас я в четыре раза поднялась в должности и в погонах. Я не завхоз, а начальник отдела конвоирования. Мне уже стыдно бояться и мычать, не в состоянии сформулировать мысли. Я попробую. Пускай меня хоть убьют за это. И я воспользуюсь знакомством начальницы колонии с мэром города, если ты захочешь пойти работать в государственные структуры. — Оно мне не надо. — Ответил ей Данила, — Единственного человека, который был бы горд за меня, что я займу где-нибудь место повыше — я похоронил. А мне самому нет смысла кому-то что-то доказывать. Я не гонюсь за должностями, деньгами и погонами. Мне хочется простого человеческого — чтобы все отъебались. И если я выйду из колонии в ближайшее время, да еще и без срока, наверное я порадуюсь. Но хватит меня ненадолго. Я оденусь и пойду спать. Мне нет смысла куда-то стремиться. Мне почти тридцать, а у меня образование в восемь классов. Даже если не считать судимостей. У меня даже школьного аттестата нет. Хоть какого-то. — Рыжий слабо улыбнулся, — Нахуя оно мне, Алина? Единственное, где я ориентируюсь хоть чуть-чуть, это колония. — А ко мне в колонию работать пойдешь? — Вдруг спросила подруга, взяв в руки бутылку. — А вот это, девочка, правильный вопрос. Вот когда это будет твоя колония…***
Они осушили порядка четырех бутылок. Перебрали сотни тем для разговора, едва ли понимая друг друга. В час ночи, пьяные до жути, одетые в то, что валялось на полу, без разбору на «свое» и «чужое», побрели по коридору. Алина завалилась на ковер, и начала хохотать. Рыжий тут же поднял ее, и крепко зажал рот рукой, прижав к себе. Девчушка ухватилась за него ослабевшими руками, что-то промычав. Друзья с огромным трудом и за полчаса только прошли мимо охраны и стойки ресепшена. Вывалились на улицу, и тут же вдвоем свалились с крыльца, да прямо в глубокую лужу, расплескав ее. С небес до сих пор лился сильный дождь, из-за которого смазался весь пейзаж, и едва ли можно было что-то разглядеть дальше нескольких метров. — Бля, ну пиздец! — Воскликнула Алина, уперев руки в асфальт, из-за чего все, по запястье погрузилось в ледяную воду, — Кашин, какого хуя?! Данила же, который лежал полностью в луже, и прижимая к себе восседавшую на нем подругу, глупо улыбался, прикрыв глаза от ледяного дождя. — Чтобы тебя чума пробрала. — Расхохотался рыжий, и скинул девчушку с себя. Поднявшись на четвереньки, похабно выгнулся, попытавшись встать, но прошел несколько метров, свалившись чуть подальше, да еще и едва не укатившись под машину с громким хохотом, — Дьявол хочет забрать меня к себе. Алина дала ему подзатыльник, и подянлась сама. Завязала мокрые волосы, с которых капала грязь, попытавшись устоять на ногах. Протянула руку, подняв и бедолагу. Данила громко чихнул, чем напугал подругу, и еще раз получил. Решив, что они сейчас не в том состоянии, чтобы драться, друзья поползли аккуратно вдоль фасада, хлюпая по лужам. Рыжий прижался к стеклянной двери, ожидая, пока она откроется. Алина его оттолкнула, и потянула дверь на себя. Войдя внутрь круглосуточного ресторана быстрого питания, оставляя грязные следы на желтой плитке, пошатываясь, пошла к кассе. Достав из кармана карточку, она оставила ее на стойке, и, не удержавшись, завалилась. Стоящий на кассе мальчик-студент ужаснулся, наклонившись вниз. — Все нормально. — Проинформировал работягу Данила, что подрался с обеими дверьми, и, наконец, вошел следом, — Она ебнулась. Я тоже не здоров. Два мороженных нам! И, бля, это… — Что? — Спросил с улыбкой студент, поправив козырек, и подпер голову рукой, — Выпить или закусить? — Нам нельзя больше пить. — Отозвалась Алина, валяясь на полу, и пытаясь укусить Данилу за щиколотку, — Мы понизим градус, и я попаду в рай, а псина просто сдохнет. Рыжий громко расхохотался, и кивнул кассиру, пояснив: — У нас с ней любовь, не обращай внимания, паренек. Ровно все будет. Картохи хочу. Только, епта, соленой, а не как обычно. — Он не удержался, свалившись рядом, и положил голову на грудь Алине, из-за чего та начала громко хохотать, — Мы тут подождем. Сам расплатись. Через пару минут Алина повернула руку, увидев счет, но потерялась в количестве нулей, и забила. Данила аккуратно поднялся с нее, резко вынырнув из-за прилавка, чем испугал студента, что едва не раскидал картошку по залу. Рыжий выглядел как черт, весь извалявшийся в грязи и бензине, улыбаясь как психопат, с торчащими в разные стороны волосы. Облокотившись о стеклянную столешницу, он взял картошку, и с деловым видом бросил пару штучек вниз. Алина словила еду на лету, тут же отправив в рот. Немного подумав, девчушка дополнила: — А замерзшее молоко? — Кто? — Синхронно спросили парни. — Молоко. — Абсолютно спокойно сказала Алина, валяясь на полу. — Бля, мороженого дай мне. — Данила вдруг рассмеялся, — Сука, молоко ей дай. Я понимаю, что со своими рогами похож на корову, но блять… Поблагодарив студента неприлично большой купюрой, которую рыжий прихватил с собой «на просто так», путешественники вывалились обратно на улицу. Усевшись на ступеньки отеля, начали поглощать карамельное и клубничное мороженое, заедая картошкой. — Что б я еще раз… Выбросив стаканчики, они пошли бродить по городу, медленно трезвея. Ограничение на продажу алкоголя после одиннадцати их не спасло. Обзаведясь бутылкой чистейшей дешевой водки, они ее начали быстро осушать. Добрались до набережной. Заметив огромную лужу, рыжий тут же решил произвести впечатление на местных гуляк и парочку бомжей. Допив остатки с бутылки, с размаху швырнул ее в реку. Алина присела аккуратно у бортика прямо на асфальт, вытерев лицо от грязи грязным рукавом, наблюдая затуманенным взглядом на то, что творит рыжий. Тот же разбежался, и с размаху прыгнул в лужу. Под громкий визг убежавшей от испуга девчушки, вода выплеснулась в разные стороны. Данила не удержался, и свалился в лужу полностью. Алина начала хохотать, прижавшись к бортику, закрыв лицо руками. Недолго думая, тут же поднялась, и протянула руку бедолаге, подняв его с воды. Бомжи начали горланить какие-то песни, абсолютно не обращая внимания на тех, кто плясал в луже на набережной, крепко держась за руки. С них капала грязь и бензин с машинным маслом. Маленькие ножки Алины ритмично начали хлюпать по воде. Кто-то захлопал в такт поющим бездомным. Данила решил подстроится под всеобщее безумие, начав тоже танцевать. Грязная вода расплескивалась по разным сторонам. Их ансамбль привлек внимание нескольких жителей дома, что жили по обе стороны от реки. Кто-то даже начал снимать происходящее на смартфоны. Алина гордо откинула густые волосы, танцуя в паре с Данилой, крепко держась с ним за руку. Ее большая футболка, что была скорее как платье, красиво развивалась на ветру, сияя маслянистыми подтеками. Аплодисменты и песни стали громче. Они собрали вокруг себя приличную толпу, но под общий смех и несуразицу продолжили развлекаться. Какая-то бабушка в обносках завела песню, которая чем-то была похожа на вальс. Алина ухватилась за Данилу, что с легкостью начал с ней танцевать, обняв за талию. Ловко приподнял ее от лужи, словно балерину. Мягко отошел, хлюпая в луже и изящно наклонился ей в ноги, протянув руку. Девчушка мягко взяла его протянутую руку. Они продолжили танцевать, до жути пьяные, периодически грозясь свалиться в шумную и быструю реку. — Браво! — Вдруг раздался властный голос. — Спасибо за представление, граждане! А теперь в отделение. Рыжий тут же схватил Алину за руку, и бросился бежать. Девчушка вскрикнула, едва успевая перебирать ногами. Они понеслись по набережной от двух нарядов полиции, которые тоже пришли на шоу. Девчушка громко хохотала, восприняв это все как прекрасное продолжение представления. Оттолкнув от себя рыжего, она побежала по лужам, да прямо через восьмиполосное шоссе, как девочка по маковому полю. Данила прекрасно сориентировался куда бежать, но ломиться через скоростную трассу желания было не особо. Он ловко пробежал мимо машин только в тот момент, когда они перед ним остановились. Подвиг Моисея, перед которым расступилась вода, и подвиг Алины, перед которой расступались машины — повторять не хотелось. Перепрыгнув несколько лавочек, он схватил девчушку, что побежала уже было дальше, и понесся с ней во дворы. Решил сделать круг по давно забытым улочкам. Алина хохотала, повиснув у него на плече, крепко ухватившись за него, болтая босыми ногами. Спецэффекты в виде сияющих сирен добавляли прекрасного антуража для детективного боевика, а не для романтической истории. — Вау, Даня, там смерть с косой! Рыжий встал как вкопанный, ужаснувшись, пытаясь найти предмет беспокойства подруги. Алина же висела вверх головой, указывая куда-то позади. — Ты что там, Куницкую встретила?! — Дань, ну там правда смерть с косой! Глянь, какая красивая! Данила развернулся, замерев. Прямо у них за спиной стояла женщина в палантине и с косой. Рыжий не удержался, и свалился на землю. Бабушка же поправила свой дождевик, плюнув на алкашей, что развалились на дороге, и пошла спокойно дальше косить разросшиеся сорняки. Аккуратно переступив молодежь, бабуля побрела вдоль по улице. Парень перекрестился, и тут же хлопнул девчушку по заднице. Тут же получил в ответ по морде. Они завозились, пытаясь друг друга забить насмерть, громко смеясь. Взяли перемирие у ларька. Перекурили. Было принято сложное решение понизить градус. Было взято вино. Бутылка осушена и выкинута в кусты. Напевая что-то несуразное, парочка пошла бродить по городу, громко смеясь друг с друга. Неведомыми тропами вышли к отелю ближе к пяти. Уставшие пошли к себе в номер. Алина едва успела закрыть дверь, как тут же прижалась к ней, схватившись за Данилу, что начал ее целовать. Обняв друга за шею, она повисла на нем, и почувствовала, как ноги перестают касаться пола. Он протянул ее до ванной комнаты. Пока набиралась вода, они наслаждались обществом друг друга. Рыжий прижал девчушку к бело-красной плитке, раздевая ее. Жадно целовал, давая тянуть себя за волосы. Он наслаждался ее компанией. Наслаждался теплыми маленькими ручонками. Посмотрев в карие глаза, на несколько секунд замер, любуясь ей. Алина прижалась к стенке, медленно съезжая вниз. Вся растрепанная, полуголая, она мягко свалилась на пол, не в состоянии самостоятельно встать. Рыжий аккуратно поднял ее, словно куклу положив в глубокую ванную. Улегся следом. Вода с мелкой пеной пахла лавандой и пионами. Алина крепко прижалась к Даниле, мягко скользя искусанными губами по его шее. — Мальчик мой. — Прошептала она, — Как же я люблю тебя. Ты только мой. — Ее тонкие пальчики перебирали рыжие волосы, — Я тебя никому не отдам. Мы будем вместе навсегда. Ты никогда не бросишь меня, обещаешь? Ее глаза, полные надежды посмотрели в его глаза. Данила склонился над ней, замерев. Он не мог ей этого обещать. Никогда не сможет. Недолго думая, он продолжил ее целовать. Через пару часов они завалились в мягкую и удобную кровать. Укрывшись одеялом, крепко обнялись, решив немножечко поспать. Утро среды. Шесть утра. Зеленые деревья шумели от сильного ветра. За окном медленно поднималось солнце, отражавшееся от тысяч стекол высоток и небоскребов. Играющие лучики на воде. В одиннадцать Данила решил прогуляться вниз, давая Алине еще немножечко поспать. Спустился вниз, и, сжав в зубах сигарету, уселся на лавочку около отеля. Ему открывался великолепный вид на привокзальную площадь и грациозный вокзал. Прикрыв глаза от яркого согревающего солнца, опустил голову, посмотрев на собственную ногу, на которой был надет браслет. Нужно было в последний день своей псевдосвободы почувствовать истинную свободу. Снова подняв голову, он прикрыл глаза, выглядя как дворовой рыжий кот, что решил погреться под лучами весеннего солнца. Чистые волосы холодил легкий ветерок. Кажется, он точно помнит уравнение свободы, которое ему помогла разгадать еще матушка в его далеком детстве. Сесть на электричку, идущую до одноименной с озером станции. Быть умнее, и спрыгнуть раньше. Тогда, когда скорость падает на особо крутом повороте до пяти километров в час. Упасть в высокие заросли травы. Пройти пешком много километров, любуясь утренним рассветом, сжимая на плече лямку от портфеля, в котором лежит полотенце и немного еды. Добраться до нужного дикого места, о котором знают совсем немногочисленное количество местных жителей. Вдохнуть свежий лесной воздух. Насладится ледяным ветром от воды. Подойти к кромке, касаясь пальцами ног чистейшей воды. Он открыл глаза, немного загрустив. Решив сходить за каким-никаким завтраком, он вернулся в номер с приличным мешком абсолютно не полезной, но, скорее всего, совершенно вкусной еды, и самыми большими стаканчиками, в которых дымилось кофе. Усевшись на край кровати, принялся завтракать, и смотреть новости. Внимательно изучал красивые панорамные виды, сияющие в большой плазме. С любопытством слушал про очередное противостояние стран, торговых войнах, всемирных вирусов, но как-то не давал им значимости. Услышав возню, он повернул голову, и увидел, как Алина медленно садится на кровать. Она была вся растрепанная, и уставшая. Сонливость была ей к лицу. Она свесила босые маленькие ножки, убрав непослушные пряди, тут же закрыв покрасневшее лицо. Ей было очень плохо. Голова раскалывалась, а руки и ноги болели от любого, хоть даже маленького движения. Девчушка не сдержалась и горько заплакала. — Я не хочу возвращаться обратно. Нет. Прошу, — Она всхлипнула, опустив руки, и уткнула взгляд в пол, — Любой ценой я хочу остаться здесь. Не быть там. Не общаться с этими людьми. Почему меня отправили сюда? Почему тут убивают людей? Почему я настолько несчастлива? Почему всегда я? — Ты сама попросила этого. — Тихо сказал Данила, не обращая внимания на слезы, и продолжил смотреть новости, где показывали какое-то стойбище малочисленных народов Севера, — Тут убивают людей, потому что все колонии как под копирку. Там убивают и там умирают. А ответ почему ты — самый простой. — Он продолжил спустя минуту, почувствовав на себе тяжелый заплаканный взгляд, — Ты единственная, кто достаточно любопытная и глупая. Ты никогда не будешь такой, как все они. Ты другая. Ты не похожа на Куницкую, не похожа на Мескалита, начальницу колонии, ее секретаря, врача, конвойного, да кого угодно. — Рыжий повернул голову, отпив кофе, и прошептал, — Тебе нужно это понять. Пойми причину, почему тебе позволили сейчас сидеть здесь, рядом со мной. И тебе станет легче, я уверен. — Я не знаю. — Даже не пытаясь думать прошептала Алина, заливаясь слезами, — Не знаю, Дань. — То, что ты покинула колонию дало одно большое преимущество Куницкой. Она сделает все, что захочет. Ее силу никто не в состоянии сдержать, кроме тебя и твоего недовольства. Страха быть похожей на нее. Она подстроит всю работу под себя. И ты знаешь, что начальница колонии не будет этому противится. У нее опустились руки. Она уже давно не сопротивляется, хоть, я уверен, делает уверенный вид. Твоя начальница уже никогда не встанет против Куницкой. Никогда. Она доверила тебе эту роль. И надеется, что ты выстоишь и не подведешь ее. Не будешь такой, как она. Ты должна докопаться до правды. Найти убийцу. Защитить всех, кого этот убийца может лишить жизни. И сделать нужные выводы. Не дать этому повторится. Знаешь почему тебе это удастся? Потому что тебе доверяют обе стороны конфликта. Ты стоишь на тонкой нитке, не сваливаясь ни к кому. Тебе доверяет как начальница колонии, так и Куницкая. Тебе доверяют заключенные, так же как и доверяют конвойные. Тебе хватит силы. — Почему я? — Потому что больше некому. — Данила задумался, опустив голову, — Никому и в голову не пришло, что однажды сдерживатель противовесов исчезнет при загадочных обстоятельствах. Я помню его, еще когда тут сидел в прошлый раз. Этим сдерживателем был прошлый начальник колонии. Тот бравый гордый мужчина при погонах. — Он успокаивал Куницкую, и давал стимул Новиковой. — Алина кивнула, смотря на свои бледные руки, на которых проявились голубые венки, — Не давал их конфликту огня. Но с того момента как он исчез — все пошло не так. Куницкая делала то, что хотела. Ее никому не было сил остановить. Она сильна, жестока и несправедлива. И ей хватило силы заткнуть Екатерину. А больше ей никто не мешался. — Кроме тебя. И она видит в тебе угрозу. Она натравливает меня, натравливала Мескалита. Она, я уверен, причастна к тому, что произошло вчера утром в той колонии. Ей хватит сил на все. Она со всеми договорится. — Он усмехнулся, — Как иронично. Я слышал ее разговор, когда ты только пришла. — Данила покачал головой, протянув стаканчик с кофе, — Она не видела в тебе угрозу, думала, что ты так навсегда и останешься в самых низах. А сейчас ты с ней на равных. И если начальница решит тебя повысить, то ты станешь для Куницкой прямой угрозой. И тогда это будет гонка с всемогущей смертью. Чумой, что вычищает города. Она беспощадна. Она добьет своими поступками начальницу колонии. Она слаба. Она поддалась на ее провокации. Делала то, что делать ни в коем случае было нельзя. — Данила кивнул, — Я даю тебе стопроцентную вероятность, что она не доживет до конца этого года. И когда ее бросят в свинцовый гроб, — Он взял паузу, и прошептал, смотря в ее карие глаза, — что будет тогда? Кто займет место начальника колонии? — Я не могу допустить этого. — Алина покачала головой. — Я закрою собой начальницу колонии. Мне хватит сил противостоять Куницкой. Она ее не тронет. Я сделаю все, что будет в моих силах. — Задай себе самый главный вопрос. — Данила поднялся, и посмотрел на пейзаж за окном, — Куда делся прошлый начальник колонии? Сложи все мнения, найди все, что знаешь. Раз тебе это важно. Раз ты хочешь удержаться — начни с начала. С того, чего не застала. Найдешь ответ на этот вопрос — найдешь ответ и на остальные. — Он скрестил руки на груди, и сказал, — Будь готова к тому, что тебе будут врать, что на тебя будут кидаться. Тебе нужно найти людей, которым можно доверять. Или идти этот путь в одиночку. Будь готова взяться за оружие. И если встанет вопрос между твоей жизнью и жизнью Куницкой — ты не должна медлить. Выживший будет только один. — Бросив остатки еды и полотенце в портфель, гордо сказал, — Потому что я не буду участвовать в ваших склоках. Я никому ничего не отвечаю. Для меня вы все — враги. — Данила кивнул, — И вы должны сами во всем разобраться. — Он кивнул, — И мне будет без разницы — умрешь ты в борьбе с великой Куницкой или проживешь десятки лет под ее рабством. - Данила набросил портфель и сказал, — Я встану и уйду. Да, ты мне нравишься. Да, я хорошо устроился в колонии. Но я слишком дикий и непокорный. — Покачав головой, тихо дополнил, — И если Марина тебя убьет — мне будет легче покинуть ваше проклятое учреждение. А сейчас — я ухожу. И ищи меня где хочешь, если не успеешь нагнать. Тебе пять минут. Он ушел, прихватив второй стаканчик. Гордо и довольно пошел по коридору, потрепав рыжие волосы. Он украл ее карточку и свой паспорт. Сейчас он — свободный человек. И может делать все, что угодно. В следующий раз — заберет пистолет. Зачем деньги и паспорт, если есть огнестрел? Алина быстро оделась, выпила таблетку от сильной боли. Натягивая футболку, быстро обулась в берцы, и, прихватив ключ от номера, побежала вниз. Немного не успев — побежала по лестнице. Они вышли с Данилой уже вдвоем. Пересекли шоссе по переходу, выбравшись прямо перед вокзалом. С легкостью прошли контроль, после чего бродили по лабиринтам вокзала. Уже с билетами нырнули в электричку. Данила уселся на кресло напротив Алины, бросив ей немного поесть. Сам же все хлебал кофе, заедая его картошкой. Через пол часа электричка побежала по своим делам. У кого-то по радио играл Цой. Серо-красный червь несся по железнодорожному полотну. Ловко скользил мимо многоэтажек, по путям, перекинутым над автомобильными дорогами. Сортировочный вокзал пролетел мимо окон. Город-миллионник стоял в обеденных пробках. Солнце с трудом продиралось через смог. Стояла жуткая духота. Из-за того, что город был закатан в асфальт в нем было всегда очень жарко. Скоро в окне сменился пейзаж на привычную лесополосу. Покосившиеся деревянные домики, дачи. Маленькие трансформаторы грустно сидели у путей. Пенсионеры копались в грядках. Мужички играли на гармонях, собрав себе аудиторию из бродячих собак и нескольких котов. Дети скакали по проселочным дорогам с мячиками. Где-то бегали люди, спасаясь от разъяренных гусей. — Как давно ты тут был, говоришь? — Маленьким еще. Лет десять, может двенадцать. — Он оперся головой о стекло, рассматривая знакомый пейзаж под давно заезженную песню про группу крови, — Тут совершенно ничего не изменилось. Моя мама любила этот город. Просто была в него влюблена. Пускай и родилась сама в другом городе, и меня в другом городе родила. Но этот город, — Он тяжело выдохнул, — с ним остались все ее теплые воспоминания. И мои тоже. В ее короткий отпуск, она иногда успевала скопить денег, и мы отправлялись на это озеро. Часто зайцами ехали по этому маршруту. Я постоянно воровал у людей мелочь из карманов, что моя мама не одобряла, но и не заставляла все вернуть. Алина слабо улыбнулась, обнимая портфель и дожевывая остаток бургера. Она обожала слушать чужие истории из жизни. И своих родителей слушала с удовольствием, и байки взрослых людей всех должностей и разновидностей. И детей с радостью слушала. Чужие воспоминания всегда интересны. — Чем бы ты занялся, Данила, если бы не судимости? — Я не знаю. — Он пожал плечами, — Музыкой, наверное. Стал бы какой-нибудь агрессивной хуйней с качевым музлом, что написал сам. У меня никогда не было планов на жизнь. Я всегда просто существовал. Слушал мамины байки о том, как раньше она выступала за честь нашей республики, потому что очень хорошо пела. Слушал ее истории с работы. Избивал малышню, дрался с теми, кто был старше, с теми, кто был младше. Воровал медь, вляпывался в неприятности. Я все детство такой был. — Он рассмеялся, и перевел взгляд на Алину. Его глаза первый раз были счастливыми, — Ты не думай, что я только за решеткой такое быдло. Не было и недели, как я был целый. Меня пиздили начиная с двухлетнего возраста. В какой-то момент жизни меня это все заебало, и я начал пиздить в ответ. Потом бил просто так. Всегда все ебало было разбитое. Меня поджигали, били, убивали, резали ножами, стреляли по мне из пистолетов, винтовок, сбивали на машине, проклинали и даже крестили. Я всю жизнь такой разъебай. И я не изменюсь. Меня все устраивает. — Данила откинулся в кресле, чтобы солнечный свет на него не попадал, и сказал, — Моя матушка часто заставляла меня чего-нибудь добиваться. Я косячил, но в школе держался на четверках. Я тебе об этом, вроде, уже рассказывал. А потом как-то не срослось. Оказался не в том месте, не с тем человеком. Меня подставили. Я был дебилом. Нагрубил всем, кому можно было. Полетел в семнадцать лет в общую колонию, а не в ту, которую отправляют несовершеннолетних. Жизнь стала лучше. В колонии я быстро привык к понятиям. Моя статья за убийство дала мне авторитета. Я стал громилой. Был важным. Потом вышел. Хватило меня ненадолго. Быстро обзавелся «прикентовкой» на свободе. Снова сел. Поднимал бабла, но все отправлял матери. Она была против, ненавидела меня за мои судимости, но выбора ей сильного не было. Когда я сидел в третий раз она вышла на пенсию. Получила две тысячи сорок деревянных. Я был оскорблен. Решил отомстить собесу. Подделывал их документы. Меня посадили. Мне было смешно. — Он расхохотался, накинув капюшон на голову, — Так и сложилась моя жизнь. — Если бы ты мог что-то изменить, то изменил бы что-нибудь? Данила вдруг поднялся, и протянул ей руку. Алина быстро надела портфель, и крепко схватилась за него. Они побрели по составу молча. На них как-то с подозрением смотрели бабушки, но никто их не остановил. Рыжий встал у дверей, и, вытянув руку наверх, ухватился за какую-то деталь у основания двери, тут же предупредив: — Будем сходить. Алина уставилась на пролетающий пейзаж, и ужаснулась. — Прямо сейчас? Уверен в этом? — Вроде да. — «Вроде да» — сойдет. Данила резко дернул за механизм. Двери электрички раскрылись. Сам же поезд начал медленно сбрасывать скорость перед резким поворотом. Дождавшись нужного момента, парень сначала вышвырнул подругу, словно мешок с углем, а следом сиганул сам. Они завалились в мягкую бледно-зеленую траву, что довольно сильно смягчила падение. Электричка с грохотом пошла дальше. Алина резко уселась на колени, откинув волосы, и, склонившись над рыжим, посмотрела на него. Данила лежал счастливо щурясь, весь в колючках от репейников и каких-то колосьях. Вся его черная футболка пропиталась пылью так же как и ватные штаны. Стояла приятная летняя жара. Ветер легко проходился по кромке травы. — Ты понимаешь, что на обоих из нас ошейники с геолокацией. — Мы же вдвоем? — Спросила Алина, мягко улегшись на него смотря в глаза, — Вдвоем. А что мы делаем — никого не касается. Я же слежу за тобой. А ты следишь за мной. Начальники довольны, нам весело. — Она вдруг расхохоталась, и вытерла своей маленькой ручонкой с него пыль, — Ты весь в грязище. Чудовище мое лесное. Пошли. Веди меня. И ты не рассказал до конца. Они вдвоем поднялись. Данила забрал у нее портфель, и повел по густой траве к дикому и непролазному лесу. Алина крепко держала его за руку, рассматривая нетронутую природу. Тут даже дорожки не протоптано. Только полотно железной дороги и линии электропередач. Березовый лес создал тенечек и довольно ощутимую прохладу. Вскоре один вид деревьев сменился другим. Их начали окружать сосны и ели. Своими высокими кронами они уходили высоко к небу. Они вдвоем остановились, пропустив ежиху с ежатами. Пошли дальше, блуждая мимо мухоморов, муравейников, и зарослей мха. Тут можно было снимать какую-нибудь сцену с дикой погоней. Вдруг Данила остановился, усевшись на упавшее дерево. Поправил шнурки на кроссовках, развязав их почти полностью. Склонил голову, нахмурившись, начав что-то разглядывать. — Ничего бы не менял. Все устраивает. Я тот, кем я являюсь. Другим я не стану. Я не убивал и не ел людей. Ну пускай я задира и грубиян, но другим я не стану. Пускай и семья у меня неблагополучная, и друзья дебилы, с такими же сроками как и у меня. Ну вот такой я. Каким родился. — Он отодвинул рукой темно-зеленый мох, и резко кого-то схватил, — Хочешь покажу красавицу? Алина насторожилась, и присела перед ним. Данила сидел замерев, не разжимая хватки. Через несколько секунд его руку начала обвивать змея. Рыжий счастливо улыбнулся, и мягко согнул руку, рассматривая новую подружку, внимательно изучая ее. — Уж, не бойся. Ужа и гадюк я умею различать. Но она тоже кусается. — Он задумчиво рассматривал вьющуюся змею, и протянул руку. Девчушка замерла в шоке, побоявшись взять эту красоту в руки. Черная, не сильно большая змея с желтыми пятнышками по краям головы. Медленно извиваясь по вытянутой руке, змея замерла, слегка «привстав» на раскрытой ладони. Алина отшатнулась, испугавшись, чем рассмешила друга. Данила поднялся, и пошел дальше, давая змее проползти на руке и обвиться вокруг шеи. — А что на счет тебя, девочка двух железнодорожников? Как тебя угораздило стать вертухаем? — У меня бабушка с дедушкой в колонии работают. Ну, — Она пожала плечами, — дедушка работал. Его застрелили. Только недавно мне Куницкая сказала о том, что пристрелили не просто так, а за неподчинение руководству. Не знаю. Просто у меня был выбор. Либо я становлюсь проводницей, либо вертухаем. Я даже связи не использовала. Просто так решила пробраться сюда на работу, и меня взяли. Не уверена, что кому-то было дело до того, кому я сестра, а кому жена. — Алина осторожно ступала в берцах по тропке, прислушиваясь к заливному пению птичек, стараясь ни на кого не наступить, — Так и пошло. Сначала было очень тяжело. Работы тут всегда невпроворот. Людей всегда меньше, чем нужно. Но, — она отвела взгляд, прибрав свои густые волосы, — я не боюсь проблем. Не боюсь работы. Люблю ее. И она любит меня. Просто, я вообще не уверена в себе. Я уверена только в том, что хорошей дочери из меня не получилось. Да и хорошей жены никогда не получится. Вся моя надежда на то, как я сотрудник, как специалист буду нужной. Что буду знать достаточно, что если сказать «Я увольняюсь» тебе в ответ скажут «Я тебя не пущу». Но пока я слышу только одно. — Проваливай. — Прошептал Данила, и придержал колючие ветви кустарника, давая пробраться девчушке, — Тебе никогда другого и не скажут. Ты доверяешь начальникам? — Не доверяю. — Алина посмотрела кротко на него, и остановилась, — Я не доверяю начальникам. Я доверяю людям. Раньше доверяла всем. Сейчас очень немногим. Пока четверым. Если так дальше история пойдет — останешься только ты. Знаешь, тот мальчик, осужденный… — Она подняла голову, рассматривая ветви, которые перегородили собой голубое небо, качаясь от сильного ветра, — он дал мне много мыслей на рассуждение. — Например каких? — Данила уселся на пригорке под елью, и начал развязывать кроссовки, — Не бойся мне сказать. Мне некому выдавать, да и меня никто не слушает. Ты же сама все видишь прекрасно. — Скажи мне, — стоящая опустила голову, — может ли близкий человек видеть в тебе другого человека? Не такого, каким ты являешься на работе? Она поджала губы, искренне боясь озвучить чье-нибудь имя. Но Даниле все и так стало ясно. Он закурил, смотря за тем, как уж извивается на его руках, и, медленно сползая по штанине, уползает обратно в свою среду обитания. Подняв голову, парень поправил рыжие волосы и спросил: — Боишься, что не видишь в какой-то из начальниц врага? Ты видишь одного человека, а заключенный тебе описал абсолютно другого? — Когда Алина кивнула, он вдруг усмехнулся, и сказал, — Даже знаю о ком мы сейчас говорим. С Екатериной Александровной что-то не так. Когда я с ней разговаривал, то чувствовал, что она не та, за кого себя выдает. Мы заговорили с ней про оружие. Не знаю как ты, а я давно чувствовал, что с ней что-то не так. Я задал ей один единственный вопрос, который сбил ее с толку. — Затянувшись Данила выдохнул дым тонкой струей в сторону и сказал, — Я задал ей вопрос: «Боитесь, что тоже не успеете вовремя сдержать гнев и пристрелите кого-нибудь?». Он сбил ее с толку. Она ответила мне через несколько мгновений. Но я заметил, что смутил ее. Она растерялась. Помнишь наш разговор в поезде? Об оружии? — Помню. — Алина уселась перед ним, обняв портфель с полотенцем и едой, — Ты мне сказал о том, что излишняя любовь или ненависть к оружию — хороший показатель. Мне мозгов не хватает понять, о чем именно мне это должно сказать. — О том, что оружия не начинают бояться просто так. — Данила начал играться с зажигалкой, прислушиваясь, — Так же как и не начинают им быть одержимы. Дай угадаю — она тебе наврала. — Наврала. — Алина закрыла руками лицо, и прошептала, — Заключенный сказал о том, что она прекрасно владеет любым огнестрельным. И она какое-то время ходила с ним. С такой же моделью, как и у меня. Данила, ведь так не может быть, верно? Почему это так? — Ты видишь, что это может быть. Хорошо, ты знаешь о том, что она прекрасно владеет оружием? Что еще? — Ей хватало силы пять лет назад усмирить бушующую лошадь. — Не дурно. — Данила еще раз закурил, и протянул сигаретку подруге, — И что, ты мне хочешь сказать, что она у тебя в глазах не сравнялась по силе полномочий с Куницкой? Та, между прочим, тоже хорошо стреляет, и ей тоже хватает сил любого заключенного усмирить. — Я ему не верю. — Честно призналась девчушка, — Я видела, как ты на нее напал тогда зимой. Я видела, как она была перед тобой слаба. Этот человек не способен давать отпор. Ты это знаешь. И я это знаю. И тебя не обмануть — ты чувствуешь кто тебе ровня, а кто нет. — Аргумент. — Снова согласился рыжий, — Что еще? — Парень сказал мне о том, что он очень вспыльчивый. И зная почти всю ее родословную, могу смело сказать, что она тоже такой должна быть. Но она боится и затыкается. Она не агрессор, не воин. Дань, она бюрократ. Не в плохом смысле этого слова. Она занята бумагами. Блять, вся ее работа это что-то подписать, что-то написать, где-то поставить печать, где-то зачеркнуть, где-то позвонить, где-то послать. Я видела ее в действии. Я знаю, на что она способна. И невозможно так искусно притворяться. Не почувствовала я это — почувствовали бы другие. Тот же Мескалит должен был почувствовать в ней опасность, если бы она была. И Куницкая так легко бы не издевалась над ней. Дань, Куницкая переломала ей все пальцы на руке, еще и изнасиловала, и засунула внутрь нож. Я не знаю кем надо быть, чтобы в этот момент лежать и быть смиренной. — То есть ты решила…? — Что тот, к кому я ездила — мне набрехал. Потому что я доверяю своим глазам лучше, чем чьим-то слухам. Мне все городили, что Куницкая добрая и нежная. Ага, я вижу. Екатерине Александровне даже сорока нет, а у нее уже половина волос седые. — Куницкая добрая и нежная. — Данила мечтательно закинул голову, — Она когда нахуярится, становится такой нежной, как котик. И ласковая такая. И комплиментов тебе нагородит, и так мягко целовать начнет. Ты видишь только одну сторону Куницкой. Она выставляет себя такой, какой хочет себя видеть. Ей очень нравится ее прозвище, которое ты ей дала. Снежная Королева. До тебя как-то, я смотрю, не доходит, что Куницкая вообще не подходит под это описание? Твои глаза тебе врут. Ты не видишь врага в упор. Мне кажется, что даже когда ты зайдешь в кабинет к своей начальнице, и увидишь, как она голыми руками в одном белье труп доедает, то даже внимания не обратишь. — Что ты мне сейчас хочешь сказать? — Алина посмотрела в его зелено-голубые глаза с недоверием. — Что Екатерина Александровна носит маску. А под этой маской либо скрывается душа десятилетней девочки, которая нашла себе мать в лице Куницкой, а теперь боится ее ослушаться, а значит молчит о том, кто настоящий убийца. Либо под этой маской прячется чудовище, которому хватило силы завалить Мескалита, завалить помощника Куницкой, и я уверен, что еще кого-то не станет за наши четыре дня поездки. Я вижу в твоей начальнице врага ничуть не меньшего, чем в Кунице. И ты, гражданочка лицемер, прощаешь поступок одной, хотя в тоже самое время за точно такой же поступок готова убивать, убивать и убивать во имя Фемиды. — Он вдруг повернул голову в сторону, и улыбнулся, — А теперь пообещай мне кое-что. Нет, даже две вещи. — Какие? — Девчушка слабо улыбнулась, смотря на то, как солнечные лучики скользят по его рыжим волосам. — Во-первых, больше ни слова про работу. Даже если очень хочется. А во-вторых, ты обещаешь мне не побояться сейчас, и пойти, куда бы я не пошел, и сделать тоже самое, что сделаю и я. Он поднялся, ожидая ответ. Как только он его получил, то тут же полез через пушистый кустарник, продолжив свою дорогу. Быстро стянул с себя футболку, разуваясь на ходу. Снова появилась тропка. Бросив все вещи кучей, и оставшись в черных трусах, Данила прибрал растрепавшиеся рыжие волосы, протянув руку. Алина повторила за ним. Бросила свои вещи рядом, вместе с портфелем, оставшись в одном белом белье. С неохотой встала босиком на упавшие еловые иголки и листья, давая коже почувствовать прохладу земли. Распустила волосы, счастливо заулыбавшись, и тут же схватила его за руку. Они прошли еще буквально несколько шагов, пробрались через очередные заросли, и встали на краю. Прямо перед ними открылся панорамный вид на большое чистейшее озеро. Вдалеке виднелись туристические базы, с разноцветными лодками. Густые леса закрыли собой воду от разрастающегося города. Ощущение свободы захватывало дух. Пара стояла на краю не сильно высокой отвесной скалы, под которой плескалась темно-синяя вода. Рыжий усмехнулся, и прошептал: — Все что нужно, это вера и доверие. Одно у тебя уже есть. Данила разбежался, раскинув руки, со всей силы оттолкнулся, и полетел вниз. С размаху влетел в ледяную воду, наделав кучу брызг. Алина замерла, встав на самом краю. Подобрав волосы за ухо, осторожно посмотрела вниз. Ее друг вынырнул, откинув резко потемневшие волосы с лица, расхохотавшись. Тут же нырнул обратно, быстро уплывая. — Ах ты сучонок. Вот, блять, — она замешкалась, сжав руки в кулак, — вот не было бы мне страшно, я бы тебя утопила бы нахуй. Она резко выдохнула. Сделав два шага назад, сама разбежалась, и, подпрыгнув, полетела вниз. Пока летела, увидела, как резко небо может поменять положение, оставшись внизу, и снова ловко переместится обратно. Завизжав, упала в воду, чудом себе ничего не отбив. Вода быстро сомкнулась, разойдясь кругами, спрятав ее под своей кромкой. Раскрыв глаза под водой, девчушка задержала дыхание, стараясь не наглотаться воды. Солнечные лучи проходили через гладь воды, заставляя ее менять цвет. Из темного ультрамарина, в прекрасный индиго, и заканчивая королевским синим. Сотни оттенков переливались завораживая. Мелкой стайкой проплыли испуганные рыбешки. Резко вынырнув, Алина сделала глубокий вдох чистого воздуха, и расхохоталась. Уверенно поплыла в след за рыжим, что плыл на спине, давая солнцу нагревать кожу. Когда тонкая ручонка схватила его за щиколотку, он вдруг изогнулся, и нырнул, словно рыбка в воду, забрызгав подругу. Данила быстро плыл под водой, наслаждаясь прохладой. Не смотря на жуткую жару на поверхности, сама вода прогрелась совсем немного, и стоило нырнуть чуть глубже, как сразу же чувствовался холод. Они доплыли до берега. Алина побежала быстро за Данилой, хохоча. Но рыжего прохиндея так просто не поймаешь. Он перескакивал упавшие деревья, овраги и муравейники, быстро забираясь обратно наверх. Оказавшись прямо над обрывом, он протянул подруге руку. Та, слегка задыхаясь от непривычно чистого воздуха, оперлась о него, и тут же крепко обняла. — Ну куда ты?! Данила убрал волосы от ее лица, и спросил, широко улыбаясь: — Хочешь попробовать полетать? — В смысле? — Тут же спросила стоящая его. Данила мягко поднял ее над землей, и швырнул вниз, словно мешок. Алина вскрикнула что-то уж очень нецензурное, и снова влетела в воду, распугав всех уток. Резко вынырнула, закашлявшись. Раскрыв глаза, завороженно наблюдала за прыгуном. Рыжий несколько раз перевернулся в воздухе, и вошел в воду, почти идеально, почти не нарушив только-только успокоившуюся водную гладь. Когда он вынырнул, то тут же получил свои заслуженные аплодисменты. — Я тебя ненавижу. — вдруг сказала Алина, — Но прыгун ты знатный. — Я сочту это за комплимент. — Решишь покончить с собой через прыжок с многоэтажки — сделаешь сальто. Они вдвоем расхохотались, и отбили друг другу пять. Побегали и подурачились несколько часов. Брызгались водой, говоря друг другу всякие гадости. Пытались друг друга потопить. Швырялись песком, и громко хохотали. Ныряли в воду повыше и пониже. Ныряли поодиночке и вместе. Скакали по тени, пытаясь друг друга защекотать, но вместо этого кусались, брыкались и толкались, периодически падая в воду. В общем выглядели так, как в их возрасте и положении уже должно быть стыдно так выглядеть. В очередном забеге по лесу от ужей, Данила завалился на землю, и вдруг увидел примотанную к дереву тарзанку. Пока Алина смеялась так, что упала на колени, захлебываясь слезами, парень решил вспомнить детство. Прибрав рыжие непослушные волосы, он полез на дерево. Мокрые руки и ноги постоянно скользили, угрожая его существованию. — Да, белки из тебя не получится. — Хохотала Алина. — Почему же? — Данила вытянулся, повиснув на ветке, и схватил палку, — Летяга будет вполне хорошая. Ухватившись обеими руками, он едва ли успел вскрикнуть: «Жри червей!» прежде чем его ноги соскользнули. Он крепко ухватился за палку, с ужасом наблюдая за тем, как почва под ногами превратилась в темно-синюю воду. Руки разжались, и он с криком полетел вниз. Алина снова свалилась на пол в следах от слез, наблюдая за своей белкой-летягой, которая «пропланировала» над обрывом и свалилась в воду, будучи чуть изящнее чем топор, летящий в воду. — Придурок малолетний. — Едва найдя в себе силы, через смех прошептала она. Но вдруг ее осенило, что она тоже так может. Быстро полезла на дерево. Пару раз свалилась в мягкие кусты, но на третий раз все же забралась. Ловко пробежала босыми ногами по ветке. Схватила веревку, и, притянув к себе палку, крепко ухватилась за нее. Ветка не выдержала ее, и отломилась. Алина точно так же соскользнула с дерева. Сделав приличный полукруг, прекрасно за секунду поняла, что на руки она слабовата. Как только до нее это дошло, то пальцы разжались, и она, сделав кувырок, полетела в воду. Данила едва успел отвернуться от накрывшей его волны воды. Нырнув, достал подругу со дна, и крепко схватился за нее. Они вдвоем расхохотались. Быстро побежали наверх по протоптанной дорожке. Данила забрался сам, и, свесившись, поднял к себе Алину. Та крепко схватилась за него, широко улыбнувшись. — Держишься? — Конечно. — Уверена в этом? — Вроде да. — Снова согласилась она, и посмотрела в счастливые глаза друга, — «Вроде да» же сойдет? Данила кивнул, и прыгнул вниз. Резкий ветер прошелся по теплой влажной коже. Они вдвоем полетели в воду. Снова удар об воду, всплеск воды, а следом громкий хохот. Спустя час, друзья решили пообедать остатками еды. Улегшись на песке на большом черном полотенце, лежали и любовались природой. — Спасибо, что притащил меня суда. — Тихо сказала Алина, положив голову рыжему на плечо, — Спасибо, что показал это все. Теперь — это мое любимое место. Я так тебе благодарна. — Всегда пожалуйста. — Усмехнулся он, прикрыв глаза, — Знаешь что, мне понравилось то, как мы танцевали вчера ночью. — Боже, — девчушка закрыла от стыда рукой лицо, — мы что, еще и танцевали? — Ага, — Данила широко улыбнулся, — перед тем, как бегали от полиции, и после того, как валялись в луже перед отелем. Было классно. — Классно ему было. — Алина рассмеялась, — Мне вот перед людьми потом как оправдываться? — Скажи им, что тебе было хорошо. Они обзавидуются. — Он опустил голову, и посмотрел на подругу. — Ну так что? Ты у нас вроде бы и петь умеешь. Вот давай. У нас с тобой есть еще пару часов до захода солнца. Девчушка потратила пару минут, собирая в смартфоне интересный плейлист. Данила же смыл с себя вредный песок, который был везде. Когда заиграла довольно популярная песня, рыжий обернулся, услышав, как подруга прекрасно подпевает, сидя на полотенце. Ее волосы все еще были слегка влажные, и с них капала вода. Друг протянул ей руку. Она взялась за нее, и, подпевая, начала танцевать с ним. Босые ноги погружались в песок. Волосы развивались от легкого ветра, проходящего по берегу. Обхватив подругу за талию, Данила танцевал с ней, наслаждаясь ее пением. Так прошли еще пару часов. Они натанцевались, и напелись вдвоем. Распугали всю живность в округе. Побегали по кромке воды, пытаясь словить убегающих от них в ужасе ящериц и лягушек. Рыжий свалился на полотенце, и подложив под голову портфель, наблюдал за тем, как Алина, кажется, совсем не устав, танцевала. У нее за спиной небо окрашивалось в красные оттенки. Быстро садилось солнце, принося с собой прохладу. Наблюдая за ее плавными движениями, за тем, как она красиво изгибается, и как скользят по подруге оранжевые лучики уходящего солнце, Данила наслаждался моментом. Наслаждался ей, счастливой. И с грустью для себя понял, что смотреть на Алину нужно именно когда она такая. Счастливая, свободная. Когда она пляшет босая на мокром песке под какую-то попсовую песню. Когда она такая — она не вызывает ненависти и желания ее убить. Пока она прекрасная двадцатитрехлетняя девочка которая просто хочет любви и заботы о себе, с ней можно существовать вместе. Он схватил ее за руку, завалив на себя. Алина уперлась руками в песок, смотря ему в глаза. Молча начала его целовать, устраиваясь поудобнее. Кажется, вот и еще несколько часов предопределены. Уже под ночь они дошли до ближайшей деревушки. Прыгнули на электричку, идущую до города. Данила дал Алине поспать, а сам, любовался видом из окна. Теперь он не скоро увидит реальный мир не через решетку и колючую проволоку. Не скоро его перестанут окружать хмурые люди в пластмассовой форме и пятнашках. Он старался об этом не думать. Но не получалось. Они сдали ключ от номера, и пошли на вокзал, где их уже ждал поезд. Поездка длиной в четыре дня окончится очень скоро. Поезд побежит по знакомым местам. Через горы, по бескрайним равнинам, где раньше лежал снег, а теперь шел теплый весенний дождь. Свобода окончена. Пора за работу. Дела не ждут.