***
В середине одного из выходных дней, Куницкая с Кашиным напивались, валяясь на полу. Вместе с ними на полу так же решили прилечь и с десяток бутылок, вместе с горсткой шкурок от различных фруктов. Данила сидел, оперевшись голой спиной о диван, и рассматривал большой шефнож, который сиял своей невероятно острой кромкой на слабом холодном свету. Куницкая же лежала, жадно хлебая прохладный алкоголь, вообще не в состоянии подняться с пола. — Я думаю, мне придется после тебя еще пару недель отходить. — Она рассмеялась, отставив аккуратно полупустую бутылку, и отвела руку заключенного в сторону, смотря в его глаза, — Что, Кай, засмотрелся на кусочек льда, который сверкает гранями? — Нет, раздумываю над тем, как было бы приятно в тебя этот нож вогнать. — Придурок. — Усмехнулась она, и провела своей теплой рукой по его щеке, — Сдам тебя обратно твоей ебанутой, будешь знать. Я прекрасно знаю, что ты никогда не убивал людей. Знаешь, в тебе что-то переломится. Ты просто побоишься сделать смертельную рану. — Ошибаешься. — Он снова блеснул кромкой лезвия, давая начальнице обнимать себя, и пускать слюни смешанные с алкоголем на горячую кожу, — Я уже убивал. За мной, конечно, не тянется огромная труповозка, но все же… — Хочу, чтобы ты сделал мне больно. — Она кивнула, — Так больно, как только сможешь. — Я не стану убивать тебя. — Данила прикрыл глаза, слабо улыбнувшись, — Ищи дурака в другом месте. — Нет, не убивай. Мне все еще любопытно что же будет в конце. — Она аккуратно слезла с него, и поправила слегка влажные волосы, с улыбкой наблюдая за тем, как белые паутинки тянутся с волос, и белыми каплями капают на кожу, покрытую синяками. Не удержавшись, женщина завалилась на пол, изогнувшись. — Ну же, — едва различимо прошептала она, — не бойся ничего. Данила с неохотой забрался на нее. Прокрутил ловко кухонный нож, на лезвии которого сияли иероглифы. Видя перед собой почти бесчувственное тело, он аккуратно провел пальцами по ее изящной шее, коснувшись следа от веревки. Это была прошлая ночь. Он ее душил, пока бедняжка не потеряла сознание, свалившись с ног. — Уверена в этом? — Широко улыбнувшись спросил он, — Будет очень больно. — Я же пьяная. — Куницкая рассмеялась, и кивнула, — Мне так похуй. Делай что хочешь. Данила мягко ее поцеловал. Немного подумав, поднялся с нее, отправившись на кухню. Решил выбрать что-нибудь покрепче. То, что нанесет серьезные раны. То, что успокоит надолго. Отложив шефнож, парень достал с магнитной ленты поварской топорик для рубки мяса, и облизнул губы, предвкушая крики и мольбы о помощи. Вернувшись обратно, перевернул чуть живое тело на живот. Куницкая недовольно убрала липкие волосы с лица, решив не открывать глаза. Приятные касания горячих рук по голой спине пробудили мурашки. Она поболтала ногами в воздухе, и растянулась на полу, наслаждаясь тем, как руки проскользили по мышцам. Довольно выдохнула, тихо замурлыкав. Женщина прекрасно услышала, как проскользнуло лезвие по деревянному полу. Данила за доли секунды схватил лежащий рядом с рукой нож. Моментальный приступ ярости. Нужно лишь прижать руку, чтобы она не дернулась. Крепче, за слегка изогнутое запястье. Дыхание участилось. Кончики пальцев резко похолодели. Он размахнулся, сделав один точный удар. Лезвие прошлось с хрустом по суставам и костям, раскрошив их. На черный пол полилась густая кровь. Пронзительный крик Куницкой услышал, наверное, весь чертов дом. Он предупредил, что будет больно. Она знала на что идет. Но не знала, что теперь ей будет немного не хватать половины мизинца и трети безымянного пальца.***
Вечером воскресенья Алина с облегчением отодвинулась от стола в девять. Победно вскинула руки к потолку, гордясь тем, что за четыре дня не угробила своими выходками колонию, не свела никого в могилу, и даже осталась сама жива. Ей повезло, что Куницкая была просто не в состоянии подняться с койки, и просто не добралась до нее. В кабинет зашел без стука начальник смены. Это был ее давний хороший друг Денис, который не раз ей уже помогал. — Алина Даниловна, можно? Девчушка кивнула, указав на стул, а сама с удовольствием распустила волосы и сбросила с себя пятнашку, оставшись в черной футболке, которая была заправлена в штаны. — Я к вам с просьбой. — Молодой человек приземлился на предложенное место, и с осторожностью сказал, смотря на начальницу, — Все наши кухарки сбежали с рабочих мест, оставив тех, кто готовить не особо-то умеет. Вся наша смена осталась без ничего, и мало того, что ребята сейчас пойдут на ночную смену голодные, так и мы все сейчас с голоду поумираем. — Твои предложения? — С усталой улыбкой спросила Алина, достав из пачки сигаретку, и с удовольствием закурив прямо в кабинете, прекрасно зная, что все выдуется сквозняком. — Я, от лица всех наших служивых сменных сограждан, хочу попросить вас сменить должность заместителя заместителя начальника, — он широко улыбнулся, — и побыть пару часиков кухаркой. В замен могу предложить тихую и спокойную смену, без боязни того, что мы где-то накосячим, пока вы будете спать. — Вы и так прекрасно работали эти четыре дня, пока тут никого кроме меня не было. — Она кивнула, — Уговорил, Денис. Иди, радуй своих детишек. Загоните всех заключенных по койкам, дайте им поспать без света, а сами занимайте места. Все устроим. Докурив, начальница отправилась в отдельно стоящее здание столовой. Взяла под свое крыло тех самых «безруких» кухарок, дав им такую работу, в которой невозможно напортачить, даже если очень захочется, а сама принялась готовить из того, что осталось. Машина с припасами будет только в обед понедельника, что не могло не радовать. Ей самой уже приелись эти чертовы бобы, безвкусная капуста и кисель. Уже через три часа тяжелой физической работы, она наблюдала за счастливыми лицами конвойных и Грачей, что в полном составе собрались в столовой. Мужчины разных возрастов и телосложений радовались как дети трем блюдам и вкуснейшему авторскому чаю. Решив воспользоваться моментом, она пошла выпрямив спину мимо стоящих в несколько рядов столов с лавками, давая всем себя рассмотреть, и сказала: — Спасибо за работу, мужчины. Я горда вами. Вы у меня самые лучшие. Только благодаря вам и вашей работе наша колония скоро станет лучшей в округе. — Вам спасибо, Алина Даниловна. — Послышалось в ответ, — Из вас прекрасная начальница! Алина счастливо расхохоталась, и закрыла руками лицо, скрыв улыбку, когда все триста с лишним человек начали ей хлопать. Кажется, у нее своя тактика ведения борьбы Она не прячется за бумагами весь рабочий день, как делает Екатерина Александровна. Но и не терроризирует и не унижает всех, как Марина Николаевна. У нее свой путь. Она сама была в подчинении, и сама знает, как дать работягам лучшую мотивацию. — Приятного аппетита, родные мои. И завтра все получите внеплановую премию. Послышались сотни благодарностей. Алина с гордостью поклонилась своим подчиненным, и пошла мимо столов дальше, раздумывая о своем. Ей плевать, что же будет завтра. Она гордилась тем, что удержала колонию в своих руках все четыре дня. Гордилась тем, что не напортачила, не испортила ничего, и все остались живы. Даже нашла почти всех заключенных, которых Колхозник не смог найти. Всех, кроме Данилы. Ну ничего, если слухи и разговоры верны — завтра он объявится вместе с начальниками. И первый раз ей хочется, чтобы завтра не наступало.***
В шесть утра понедельника два главных врача города покинули квартиру Куницкой, получив внеплановую годовую премию за свою работу. Солнце быстро поднималось из-за горизонта, окрашивая тысячи стекол жилых домов в рубиновые и малиновые оттенки. Изменяло цвет быстро приближающих туч. В самой же квартире стоял громкий хохот и топот. Куницкая пронеслась босиком за Данилой, который ловко убегал от нее, допивая на ходу последнюю бутылку с алкоголем. Марина запрыгнула на него, и, крепко обняв за шею одной рукой, попыталась укусить. Рыжий скинул нахлебницу с себя на диван, а следом еще и забрался на нее. — Ай, не надо. — Марина рассмеялась, уперев в него лишь правую руку, а второй, стараясь, не мотать почем зря. — Евгеньевич с Горицей и так с трудом поставили меня на ноги. — Она кивнула, — Сам слышал их слова. Все, отстань от моего организма. Мне хватило четырех дней. — Ты сама была не против. — Данила счастливо улыбался, пока ее длинные изящные пальчики трепали его волосы, которые, кажется, стали на несколько тонов светлее, — Вот страдай теперь. И скажи спасибо, что левая! — Козел. Сейчас бы меня, моими же словами оскорблять. — Она расхохоталась, и, обняв, начала жадно целовать, — Мой хулиган. Никому не дам тебя. Где я еще найду такого же поехавшего ублюдка, как сама? Данила громко расхохотался, и укусил ее в шею, на которой не осталось ни одного живого места, за что тут же получил по голове, и ударил в ответ по голой ляжке. — Ах ты пидорас! Она его столкнула, и бросилась бежать, подбирая на ходу шелковый халат. Пока подполковник была занята чем попало, в квартире мэра города была полная тишина. Стоял полумрак, даже не смотря на то, что за окном во всю светило солнце. Екатерина молча одевалась, наблюдая за тем, как Илья застегивает свою белоснежную рубашку. Босыми ногами беззвучно пройдя по комнате, она аккуратно отвела его руки в сторону, и за несколько быстрых жестов завязала ему галстук. — Спасибо. — Илья мягко кивнул, — Никогда не мог с ним совладать. — Он оперся о стенку, — Со мной поедешь или попозже? Екатерина отвела взгляд, и, ничего не сказав, пошла на кухню. Илья с грустью выдохнул, не зная, как реагировать на ее молчание, но все же пошел следом. Устроился за столом, наблюдая за тем, как начальница наливает кофе. — Если понадобится, можешь мне позвонить, я вышлю за тобой машину. В любое время. Женщина кивнула ему, и, аккуратно забравшись на его ноги, обняла за шею. Илья прижал ее к себе, словно маленькую девочку, поразившись тому, какая все-таки она легкая. Провел теплой рукой по ее ледяной, и тихо сказал: — Ну так что, поедешь? — Не хочу. — Она провела пальцами по его белоснежному воротнику. — Поехали. Нам всем пора за работу.***
Без двадцати девять Грачи заприметили на горизонте привычный строй из машин начальников. Главные ворота раскрылись. Алина с гордостью стояла в официальной форме по щиколотку в луже, сложив руки за спиной, и встречала кортеж. Рядом с ней стоял Николай, в такой же форме, но выглядел он совсем уж грустно. Первой въехала машина начальницы отдела кадров. Следом в административное здание отправились несколько заместителей, приехав на своей помятой иномарке. Начальница юридического въехала третьей, окатив две рядом стоящие машины из лужи. Алина пересчитывала всех заместителей и начальников, пытаясь угадать, появится ли хоть одна из главных начальниц на рабочем месте вовремя. Какого же было ее удивление, когда предпоследним на территорию колонии въехал жемчужный Лексус. Куницкая гордо вышла с машины, и, оперевшись о дверь, достала сигарету. Все ее лицо скрывал черный шелковый шарф, а голова укрыта капюшоном шубки. Рука, что держала сигарету, немного тряслась. Рядом с ней встал Данила, и тут же дал ей подкурить. Возмущенная тем, что такая наглая баба так в наглую увела ее псину, Алина тут же раскраснелась, чем рассмешила всех. Марина Николаевна прогнала жестом пса, а сама, захлопнув дверь машины, довольно затянулась сигаретой. Следом за Лексусом въехала черная дорогая иномарка с синими четырехзначными номерами. Куницкая подавилась дымом, закашлявшись, и замерла, прекрасно увидев, что с машины главы города вышла Екатерина Александровна. Алина тут же широко улыбнулась. На вышках захлопали Грачи, поприветствовав начальницу колонии. Куницкая швырнула полковнику ее китель, и, поправив подол шубки, пошла в административное здание с недовольным лицом. Екатерина Александровна надела свой китель поверх мужской голубой рубашки, застегнув его, и подошла к Алине. — Спасибо, что спасла мне жизнь. — Всегда пожалуйста, госпожа полковник. Они пошли последние в административное здание. Екатерина взяла из рук Алины ключ от своего кабинета, слабо ей улыбнувшись, и открыла приемную, а следом и кабинет. За ней, словно паломники пошли все начальники и заместители. Они тут же заняли свои места, начав бурно обсуждать прошедшие дни под руководством картавого недоразумения с погонялом Степь. Когда в кабинет к начальнице колонии зашла Куницкая, все вдруг замолчали. Заместитель начальника колонии выглядела просто отвратительно. Ее идеальная прическа ощутимо поредела, местами выдавая то, что нескольких прядей просто не хватало. Лицо сияло синяками, которые никто даже не потрудился замазать. Ярко-накрашенные губы были опухшими, и имели несколько глубоких ран, в которых сияли черные полосы свернувшейся крови. На шее была все та же россыпь синяков, дополняемая засосами и ярким черным следом от удавки, которую было не скрыть даже под высоким воротником голубой рубашки. Левая рука начальницы была перебинтована, но все слои пропитались кровью, выдавая возможные раны на пальцах и ладони. На пальцах впервые за долгое время не было ни маникюра, ни дорогих украшений, просто потому, судя по всему, что кольца не налезали на опухшие руки. Начальница ощутимо хромала, и едва держалась на ногах, но все же была в бодром расположении духа. Она не заняла свое место, а прошла мимо, встав по правую сторону от начальницы колонии. Все тут же перевели шокированные взгляды на Екатерину Александровну. Женщина же выглядела как обычно. Она все так же бледна, с привычными посиневшими от холода пальчиками, и выглядела не очень радостно. Внимательный взгляд Алины заместил и на ее шее следы от удушья, которые явно не за две минуты пытались скрыть от чужих глаз. Но тут, скорее всего, была не веревка, как у младшей по званию, а ее душили руками. — Доброе утро, коллеги. — Тихо сказала Екатерина Александровна, раскрыв свой ежедневник, и подняла голову, посмотрев на Куницкую, что недовольно скрестила руки на груди, после чего перевела взгляд на Алину, — Итак, как работала колония под руководством нашей временно исполняющей обязанности? — Она вполне неплохо справилась. — Тут же ответила начальница отдела кадров, поправив свои любимые очки в тонкой оправе, — Скажем так, лучше нее справляетесь только вы. Все сидящие согласились с высказыванием, чем вогнали Алину в краску. Девчушка сидела перебирая в руках простенькую ручку, и, воспользовавшись паузой, сказала: — Колония работала в штатном режиме. Ничего необычного не произошло. Все драки пресекались, склоки разрешались без боя, да и все, в общем-то, стандартно. — Ага, не считая того, что один из заключенных исчез. — Тут же отпарировала Куницкая охрипшим голосом, да еще и шепелявя с непривычки от того, что одного из зубов не хватало. Алина лишь пожала плечами, и, посмотрев в голубые глаза начальницы колонии сказала: — Кашина не было все четыре дня в колонии только потому, что он уехал вместе с Мариной Николаевной. Не успела, увели прям из-под носа жениха. Раздался громкий хохот. Екатерина Александровна слабо улыбнулась, и, отведя взгляд, заместила один из листов, лежащих на столе. Тут же взяв его в руки, она нахмурилась, прекрасно поняв что это был за лист, моментально швырнув его в ящик стола, не давая зоркому взгляду стоящей позади не заметить ни строчки. Куницкая удивленно посмотрела на нее. Оперевшись на хрупкое плечо полковника, она решила взять собрание в свои руки: — Знаете что, сограждане, я вам скажу? Что, вот, нынешнее положение дел нас, с госпожой Новиковой вообще не устраивает. — Она жестом заткнула уже было хотевшую возмутится полковника, и продолжила, — Та херота, которая тут творилась, пока нас с ней не было — ни в какие ворота не лезет. Вроде бы всем было понятно, — Марина закашлялась, и, с трудом сглотнув слюну, скривилась, почувствовав жуткую боль, но все же продолжила, — что заключенные нам не друзья? Что с ними нельзя обниматься, дружить, так же как и спать, да, госпожа Мкртчян? — Это у вас стоит спросить, Марина Николаевна. — Алина слабо улыбнулась, — Это у вас был все четыре дня Данила, не у меня. — Серьезно? — Искренне удивилась Екатерина Александровна, посмотрев на Куницкую, что тут же невозмутимо отвела голову, — Вау. — Она усмехнулась, — Ладно. Если все всех поругали и поблагодарили, а так же разобрались где чей заключенный, то давайте ближе к делу. С сегодняшнего дня… Почти час Екатерина пересказывала план на очередную битву, пока Куницкая с презрением ее постоянно прерывала, вставляя свои пять копеек. На любое плохое высказывание, которое полковник пыталась скрасить, Марина высказывала реальное положение дел. Пока одна говорит о том, что временно у всех уменьшится зарплата, вторая говорит о том, что все останутся на одном окладе до самого лета. Пока одна заводит речь о том, что мэр города желает увеличить количество конвойных, вторая тут же дополняет, что это потому, что количество заключенных увеличивается. — Марина Николаевна, считаю нужным отметить, что ваше поведение на территории теперь стоит контролировать. — Схерали? — Тут же спросила Куницкая, опустив голову, и посмотрев на полковника, которая и так с большим трудом сидела, — Забыла кто я? — Вот именно из-за того, какое положение вы занимаете, за вами и надо следить больше остальных. — Тут же сказала Алина, — Мои подчиненные уже готовы не только три служебных записки на вас написать, а больше тысячи. Мне бумаги жалко на это все тратить. Поэтому я выскажусь за своих подчиненных. — Она перевела взгляд на Екатерину и сказала, — Я считаю, что уровень профессиональных качеств и навыков Марины Николаевны не соответствует требуемым параметрам. — Она поправила густые пряди волос, убрав их с лица, — Она не достойна занимать это место. — О, ебать, — Куницкая перестала опираться о плечо полковника, выпрямившись во весь рост, и кивнула, — ты, чтоль, соответствуешь? — Своей должности — да. — С гордостью сказала Алина, — Екатерина Александровна, прошу вас провести для нее внеплановую аттестацию. Все служащие поддержали внезапное предложение. Начальник колонии с грустью подперла голову рукой, прекрасно понимая, что еще один «экзамен» с Куницкой просто не перенесет. Взяв ручку, она молча записала несколько строчек в свой ежедневник. Марина Николаевна нахмурилась, выглядя очень злобно, чем испугала всех. Почти всех. Алина сидела демонстративно откинувшись в своем кресле. — Я провела собственное расследование, Екатерина Александровна. — Она кивнула, — Так как у меня нет заместителя, я готова потратить несколько рабочих дней на то, чтобы предоставить вам аргументы по поводу нашего нераскрытого дела. — Какого дела? — С непониманием спросила полковник, не отвлекаясь от выведения аккуратных строчек, — О чем вы, Алина Даниловна? — Об убийце. И я могу подтвердить ваши слова. Убийца среди нас сейчас. Даже сейчас. За столом поднялись громкие обсуждения. Заместители тут же начали докапываться до своих начальников, но у тех тоже не было никакой информации. Дав всем время разойтись в своих обвинениях, Екатерина Александровна постучала ручкой по столу. На третий раз все затихли, обратив на нее внимание. — Дорогие коллеги. — Она тяжело вдохнула и сказала, — Раз мы все равно свернули на дорогу плохих новостей, считаю нужным ознакомить вас с самыми плохими новостями. — Начальница задержала дыхание, почувствовав, как на глазах снова наворачиваются слезы. Вспомнив совет лечащего врача, мысленно сложила несколько сумм, и отпила из кружки таинственную брагу, которая даже Куницкую заинтриговала своим содержимым. Повернув голову в сторону, заметила черную ворону, что топталась около открытого настежь окна. Птица недовольно покачала головой, шагая по пластиковому основанию. Полковник повернула голову обратно, почувствовав внутри неописуемую боль, — Большинство из вас еще застали прошлого руководителя нашей колонии. — Блондинка побледнела, чувствуя, как дрожит голос. Успокоится не получалось. Видя ее смятение и нестабильное психическое состояние, очень многие начали переживать. — Я говорю об Алексееве Сергее Геннадьевиче. — Она слабо кивнула, и подняла голову, одарив всех сидящих и стоящих напротив расстроенным взглядом, — Сегодня состоится судебное заседание о признании его умершим. Куницкая лишь тихо хмыкнула, посмотрев в окно, где конвойные разгоняли работяг по местам после завтрака. Только этого еще не хватало. — Пиздец. — Лишь сказала она, озвучив мысль, которая ютилась сейчас у всех в головах, — Просто ебаный пиздец. — Чем это все обернется для нас? — Осторожно поинтересовался Николай, сидящий по левую сторону от Алины, который вообще не понимал о ком идет речь, и почему у всех такие философские лица. — Для вас — ничем. — Екатерина заправила за ухо пряди кудрявых волос, и тяжело вздохнула, — А мне большими проблемами. Не считаю нужным посвящать вас в них. Это просто информация к размышлению. Всем вам. — Она перевела взгляд на Алину. Девчушка нахмурилась, принявшись что-то быстро записывать. Куницкая же, похлопав главу колонии по плечу правой рукой, хрипло сказала: — Не бойтесь, Екатерина Александровна, я не дам суду работы. Вы не исчезните бесследно. — Всегда была рада, если кто-то позаботится обо мне. — Слабо улыбнувшись ответила она, подняв голову, и посмотрела на Куницкую, — Все же, рядом всегда должен быть человек, который готов убить тебя, чтобы ты избежал мучений. Марина Николаевна лишь с гордостью кивнула, и наклонилась к ней, тихо что-то прошептав на ухо. Началась какая-то непонятная шумиха, следом переросшая в панику. Алина же, молча начала соображать краткую последовательность. Если предыдущего начальника колонии тоже убили, то тогда он становится первой жертвой, а не Мескалит. Это не особо меняет смысл, но должно дать ей какую-то новую информацию. Прошло два года с того момента, как исчез Сергей Геннадьевич. За свои полтора года работы тут, она видела довольно много мешков с трупами. Но убивали в основном заключенные заключенных. Если вычеркнуть их смерти, то остаются лишь Грачи и конвойные. За полтора года, которые она служит тут, так же молча было списано порядка тридцати человек. Она подняла серьезный взгляд, увидев, как губы Куницкой коснулись бледной щеки Екатерины. Вздрогнув, она опустила глаза обратно, дальше продолжив писать. За нее быстрым и не особо-то разборчивым письмом наблюдал Николай, что качался на стуле, периодически отвлекаясь на безмолвные заигрывания с начальницей отдела кадров. — Скажи мне, Екатерина, че за хуйня? — С улыбкой спросила Куницкая, гордо поправив поредевшие волосы. — В плане? — Она посмотрела ей в глаза, — Отвыкли от рабочих моментов, Марина Николаевна? — Не могу понять, что с ней не так. Екатерина повернула голову, внимательно осмотрев Алину. Та выглядела так, как будто работала как минимум министром юстиции, и решала проблемы всей страны. И она первый раз выглядела солиднее, чем галдящие заместители и их начальники, которые были как на рынке, торгуясь за плоды каштана. — Просто вжилась в роль. — Шепотом ответила начальница, — Не трогайте ее. Она быстро отвыкнет. Просто, думаю, нам надо с вами составить график, и не пропадать двоим сразу. Но, согласитесь, было весело. — Да, соглашусь, — загадочно протянула Куницкая, и показала ей перевязанную окровавленную руку, — очень. Это, пожалуй, самые веселые четыре дня за долгое время. И у тебя, я смотрю, Илюша тоже перестарался. — Зато, я хотя бы извинения за его выходки получила. — И страх удушья. — Тут же добавила Марина, и, заметив, что начальник колонии согласилась, широко улыбнулась, — Добро пожаловать, Катя, в мир жесткого секса. Это не я. Я остановлюсь, когда тебе станет плохо. А он — уже нет. Я бы на твоем месте побоялась быть убитой. — Ага, могу спасибо вам сказать за то, что вы посчитали нужным проинформировать Илью о том, что я пить не умею. Знаете, после четырех стаканов виски, уже как-то не хотелось хвататься за жизнь. И что же еще вы ему выдали? — То, что ты не хотела отдавать. — Она кивнула, — Подписали с ним пару ненужных бумажек. — Марина намотала несколько кудрявых прядей на палец, и перешла на едва различимый шепот, — Я ему продала колонию за два рупия. Но тебя не стала отдавать. Ты же моя девочка. — Да, мам. — С грустью согласилась Екатерина, и, все же, прервала базарный шум, постучав ручкой по столу. Они продолжили вести собрание, растянув его от классической утренней пятнадцати минутки, до двухчасового собрания. Отпустив всех по своим рабочим местам, Екатерина Александровна решилась навести порядок на своем столе. Перебрала быстро документы, пытаясь понять, не забыла ли она еще что-нибудь отдать. Подняв трубку, набрала номер главы города. — Вау, ты решила позвонить мне первой. — Послышалось в трубке, — Ну что, как там твои бездельники? — Лучше, чем могло быть. — Екатерина повесила китель на кресло, и вдохнула аромат одеколона, которым пропахла вся рубашка, — Отправишь ко мне после обеда кого-нибудь. Остатки почты забрать надо бы. — Без проблем. — Илья подпер голову рукой, сидя за своим большим столом, и сказал, — У тебя голос гораздо бодрее даже. Я рад, что тебе помог этот внеплановый отдых в четыре дня. Екатерина отрицательно покачала головой, и сделала несколько глотков ярко-зеленой жидкости, тут же спрятав кружку. Не помогло. Ей стало только хуже. — Да, спасибо что напомнил мне о том, что я стараюсь забыть. — Она тяжело выдохнула и сказала, — Легкого трудового дня. Положив трубку, она недовольно хмыкнула, собрав остатки документов. Бросив их все в черную папку с гербом города, решила все же подойти к незваному гостю. Ворона все это время так и ошивалась около окна, спрятавшись за листьями папоротника. Блондинка осторожно, чтобы не спугнуть ее, подошла к окошку. Присела около него, сложив руки на подоконник, и положила на них голову, любуясь черным оперением птицы. Оно имело слегка синеватый отсвет на солнце, переливаясь в глубокий черный. Невероятная красота. Гость, склонив голову, аккуратно шагнул через рамку окна, и встал перед подполковником. Слегка приоткрыл клювик, из-за чего сложилось ощущение, что он явно недоволен. Екатерина аккуратно протянула к птице руку, и кончиком пальца провела по черному оперению, слабо улыбнувшись. — Что, наблюдатель? Ты теперь будешь моей защитой, если со мной что-то случится? От прикосновений ледяных рук птица не отшатывалась, лишь внимательным и понимающим взглядом осматривая сидящую перед ней. Екатерина тяжело вздохнула, прикрыв глаза, и тихо сказала: — Можно, я назову тебя Кириллом? — Когда птица помахала крыльями, блондинка слабо улыбнулась, и сказала, — Мой маленький мертвец. Ладно, оставайся. Только не пачкай документы, и не дебоширь особо. Не отбирай хлеб у Марины Николаевны. Полковник все же поднялась, и расстегнула пару верхних пуговиц на чужой рубашке. Молча подошла к одному из шкафов. Раскрыв стеклянную дверцу, отодвинула тяжелые томики комментариев к различным кодексам. Достала их, сложив на полку ниже, и достала тяжелую деревянную коробочку. Села за стол, положив ее перед собой. Ворона с любопытством забралась на самую высокую стопку дел, чтобы было видно все то, что происходит. Полковник аккуратно положила бледные ледяные руки, смотря на инициалы на крышке. «С.Г.» Проскользнув пальцами по лакированному дереву, открыла коробочку, и опустила руки, внимательно смотря на содержимое. Там, погруженный в небольшое углубление, лежал на приятной изумрудной ткани боевой табельный Макаров. Голубые глаза заслезились. Капли градом заскользили по бледным щекам. Дыхание стало глубже. Сложив руки ладонями вместе, она внимательно смотрела на оружие. Отведя взгляд, сдалась, расплакавшись, крепко закрыла лицо руками, захлебываясь в истерике. — Не могу. — Дрожащим голосом вымолила она, захлебываясь, — Не могу, отец. Я сама знаю, что я ничтожество. Но я не могу. Она свалилась на пол, на колени, заливаясь слезами. Быстро покинув здание после собрания, по лужам, в которых отражались тяжелые весенние дождевые тучи, шла Алина. Она шла прямо в парадной форме, злая, как собака, готовая убить любого, кто ей хоть что-то выскажет. Заприметив начальницу, конвойные быстро раскрывали ей все двери. Берцы оставляли на сером бетоне влажные следы. Она поднялась на второй этаж, и встала около двери камеры Данилы, собираясь с силами. Переступив порог его комнатушки, майор подошла к рыжему, что сидел на краю кровати сгорбившись, и с размаху дала ему пощечину. Кашин растерялся, тут же закрыв рукой лицо. Медленно поднял серьезный взгляд на Алину, которая была невероятно злая. — Ты чего? — Уебок. — Прорычала она, и тут же ударила его по другой щеке, из-за чего заключенный вздрогнул, — Все тебе не сидится на жопе ровно. Че, блять, с Куницкой лучше спать, чем со мной?! — Мне жалко отрубать тебе пальцы, а чудовище успокоить в себе как-то надо. — Спокойно ответил Данила, и улыбнулся, увидев, как злость максимально быстро сменилась на растерянность, — Чего растерялась? Ты же видела ее перебинтованную руку. Видела ее разбитую рожу. Выбитый зуб. Видела следы от удушья. — Он усмехнулся, — Что, хочешь сама такой же красивой ходить? Мне жалко тебя так калечить. А эта ебанутая и ее не жалко. Ее можно без зазрения совести ебать и пока она под наркотиками, и под алкоголем, и под всем сразу. А когда она без сознания, знаешь, с таким удовольствием за нее хватаешься, что аж слышно как под пальцами кости хрустят. — Что ты с ней сделал? — Удивленно переспросила Алина, опустив руки, — Почему у нее рука перебинтована? — Ну она сказала, что хочет чтобы я ей сделал больно. — Рыжий оперся о койку, развалившись на ней, и с нескрываемым безразличием сказал, — Сказала, что ей плевать что с ней будет. Я решил не мелочится. Сходил на кухню за поварским топориком, и охуячил ей полруки. А потом мне этого показалось мало. Я, блять, оглох от ее крика. Но хотелось еще. Я вонзил ей шефнож в ладонь, прибив ее к полу, — Он расхохотался, — Ебать она орала. Вот и все. Я успокоил в себе чудовище. Она получила свою дозу насилия и боли. Врачи, что пришивали ей пальцы обратно получили свою премию. Все довольны. — Он поднял зелено-голубые глаза, широко улыбаясь, — По-моему, по ней видно, что она явно не в Альпах отдыхала эти четыре дня. — Пиздец. Алина растерялась и села рядом с ним, не зная как реагировать. Данила же потер щеку. Поднял взгляд, рассматривая девчушку и ее красивую официальную форму. Она ей шла больше, чем пятнашка. Судя по всему, парадную форму шили по конкретным меркам, а не как у них — один размер и на худого и на толстого, и на длинного и на короткого. Темно-синяя ткань имела очень благородный оттенок, прекрасно подчеркивая женственную фигуру. Он потянул за шпильку, вытянув ее. Густые вьющиеся каштановые волосы упали на плечи, скрыв погоны майора. Рыжий задумался о том, что не мог вспомнить того, когда она успела сменить одно звание на другое. Он помнил только тот момент, когда она стала капитаном. Решив не доебывать и без того потерянную девчушку своими провалами в памяти, Данила решил спросить что-нибудь попроще. — А у тебя как жизнь прошла? Девчушка посмотрела на руки, и тихо сказала: — Все как обычно. Классический день в раю. Хлебнула из черпака высшей власти. — Она задумалась, — Побыла в шкуре главных начальников. Расхотелось быть начальником. — Вау. — Он усмехнулся, — Ты же, сколько я тебя знаю, всю жизнь мечтала им быть. — Та там вообще какой-то пиздец творится. — Она кивнула и прошептала, — Я узнала настолько много о действующей власти, что даже стыдно. Встретила недавно Надежду Ивановну. Она мне много чего интересного поведала. — Алина потрепала устало волосы, и легла на койку, вытянув ноги в сапогах так, чтобы не запачкать простыни, а голову положила на ноги рыжему, — Данила, признайся мне, какие дела у тебя с начальницей колонии? — Это которая? — Рыжий задумался, прекрасно понимая, что это новый уровень в его игре. Надо быть уверенным, иначе замысел раскроется. Тогда он не выйдет не только к лету, но и вообще примерно никогда. — Которая Марина Николаевна или которая вторая? — Которая вторая, да. — Алина подняла свои карие глаза на него, внимательно присматриваясь к его реакции, и пытаясь его раскрыть, — Блондиночка кудрявая. Моя личная богиня правосудия. Которая не как Куницкая, слепая и несправедливая, а очень даже наоборот. — Сомневаюсь. — Данила пожал плечами, оперевшись о стену спиной, перебирая в руках пряди волос, смотря на Алину, — Мне кажется, что вы все одинаковые. Что она, что Куницкая. Только вот от Кунцикой хотя бы толк есть. Ее действия хотя бы видны. А ты со своей богиней спряталась за бумаги, и хуй вас знает что вы там творите. Очень сомневаюсь я в ее истинных мотивах, поэтому и не могу вести с ней никаких дел. Я веду обмен только с теми, чьи мотивы я вижу. С Мариной Николаевной, да, я веду дела. — Он усмехнулся, — У нас с ней бартер. Но с той… — Данила отрицательно покачал головой, -… сомневаюсь. Наверное, я никогда не пойму ее. Поэтому мой ответ «нет». Я не веду с ней дел. Мне ее позиция не нравится, ее мотивов я не вижу, и действий ее я не принимаю. А к чему такие вопросы? Девчушка хмыкнула, и сказала: — Что за заявления ты у нее тогда писал? — Ну одно я написал о том, куда я собрался уехать с тобой, сколько мне времени понадобится, и так далее… — Он опустил голову, любуясь карими глазами девчушки и сказал, — А второе заявление о том, что я, типа, ей буду обо всех докладывать, как местные крысы. Она сказала, что ей так будет спокойнее, и если что, никто ей не предъявит за то, что она приняла своем кабинете заключенного. — Он кивнул, — Мне плевать что писать. Если это не пиздежь о том, чего я не совершал — чихать. — Не надо тут чихать, тут только все недавно протерли. — Майор рассмеялась, — Ты сам себе противоречишь. Ты ведь говоришь о том, что никаких дел с ней не имел, а сам написал, что имел. — Ты меня не так поняла. Если в ментовке мне сказали согласиться с тем, что я убийца, что у меня на руках чья-то кровь — я не соглашусь. Потому что я не убийца. Тут другое. Я же все равно считаюсь, как сотрудничающий с органами исполнительной власти. И ты, и Куницкая попадаете под это определение не меньше, чем эта твоя самая полковник или кто там она есть. — Он жестом убрал волосы с лица, и слабо улыбнулся, — Я чего, похож на ебанько, который будет сотрудничать с той, идеалы которой он презирает? Нет, — Рыжего вдруг осенило, и он начал смеяться, — Я же не ты, госпожа Степь. Они вдвоем рассмеялись. Алина наигранно обиделась, и, вдруг, спросила: — Кто меня прозвал Степью? Я слышала это прозвище как от конвойных, так и от заключенных. Почему именно так? — А за что ты нового начальника безопасности обозвала Колхозником, и он теперь от этого прозвища отмыться не может. — А, блять, потому что он какой-то колхозник. — Алина расхохоталась, — Я когда у Куницкой спросила, че это за ебанько, она так заржала громко. Это же ее протеже. Придурок, блять, какой-то тупорогий. И как его вообще в той колонии терпели? Пока нас с тобой не было, тут же новый врач появился. Тоже дружок-кружок Куницы. Слишком много прихвостней ее везде шляется. — Она кивнула, — Я даже не знаю, чей поводок у тебя на шее будет обиднее увидеть. Катин или Маринин. Рыжий отвел взгляд, загадочно промолчав. Уровень пройден. Алина взяла рацию в руки, услышав то, что к колонии направляется машина, и начальника безопасности опять нет на месте, а значит встречать ей. Плюнув на все, девчушка оставила заключенного в гордом одиночестве, а сама пошла к главным воротам. Кратко посмотрела на административное здание, в котором почти везде были окна на распашку. Ворон топтался по стопкам дел заключенных, рассматривая кабинет, пока полковник почти лежала в своем кресле, придвинувшись максимально близко к столу, чтобы совсем не свалиться на пол. — Не знаю. Только хуже с каждым днем. — Тихо сказала Екатерина, прижав трубку к уху, одной рукой, а второй подпирая голову, прикрыв глаза, — Это все какой-то бесконечный кошмар. Я так жалею, что вляпалась во все это. — Кать, ты всегда не в партию, так в говно. — Недовольно сказала Надежда Ивановна, сидя в своем большом кабинете в окружной клинической больнице, изучая очередные результаты, — И что, какие у тебя варианты? — Никаких. — Честно призналась она. — При любом раскладе пострадаю я. Либо меня убьет Куницкая, либо Илья. И я даже не знаю, что хуже. — Запустив свои тонкие пальчики в волосы, она проходилась взглядом по строчкам, дотянувшись с трудом до ручки, — Знаете, Надежда Ивановна, я так хочу окончить это все. — У тебя не хватает сил? — Осторожно спросила врач. — Не хватает. — Снова призналась полковник, и всхлипнула, — Чувства берут надо мной верх. Нужно что-то сильнее. — Сильнее уже будут только наркотические. Тебе в твоем положении нельзя. Иначе это может повлиять на ребенка. Екатерина отложила ручку из дрожащей руки и закрыла лицо, беззвучно заливаясь слезами. — Сделайте что-нибудь. — Я не могу, Катя. — Надежда Ивановна тяжело вздохнула, — Родная моя, это генетика. Самая сильная вещь на свете. Я не заглушу твои эмоции ничем. Учти, что у тебя весь баланс перекосился от того бедняги, который внутри тебя развивается. Ты сама понимаешь, почему это все происходит. Ты не сбежишь от этого, и никак не спрячешься. Твой отец был очень эмоциональным человеком. Он орал, бил и злился. Твой Кирилл был невероятно эмоциональным. Он плакал, истерил и страдал вспыльчивостью. Угадай, если двое из троих родственников обладают нестабильной психикой, то какой шанс, что ты станешь такой же? — Я не хочу быть такой, как Куницкая. — Она отрицательно покачала головой, — Меня раздражает мое отражение. И то, с каждым днем мои отражения не являются одиночными. Я разбила предпоследнее зеркало от ненависти. Осталось только последнее в кабинете. Вогнала осколки под кожу, и только убедившись, что это чудовище нигде больше не отражается, успокоилась. Но когда Илья завалил меня в ванную, начав топить, а следом потом еще и душить, мне стало сначала так страшно. Но потом страх сменился на что-то другое. — Блондинка отвела взгляд, решив понаблюдать за вороном, что гулял по ее рабочему столу, с деловым видом, — Это чувство меня так сильно напугало. Я не хочу его чувствовать больше никогда. Делайте что хотите. Я готова пить все, что угодно. Но я не собираюсь быть такой же, каким был Кирилл и Сергей. Я едва ли вытерпела издевательства и гонения одного, и успокоила истерики другого. Сама я не хочу быть ни депрессивной истеричкой с помешательством, ни вспыльчивой истеричкой, чуть что хватаясь за оружие. У меня для этой роли есть Алина с Мариной Николаевной. — Ты готова принять тот риск, который понесет человек внутри тебя? — Поинтересовалась врач, — Ты не думаешь о том, что он может пострадать? Екатерина взяла паузу. Уперев пустой взгляд в стол, она медленно закрыла глаза. Тяжело вздохнула, собираясь с силами. У нее уже был ответ, но не было сил озвучить его. — Ты больше никогда не сможешь иметь своих детей, если что-то пойдет не так. — Я не собираюсь быть матерью. — Она сжала руку, рассматривая красные шрамы оставленные осколками зеркала, — Я не собираюсь быть женой, матерью, и кем бы то ни было. Моя роль в этом мире давно определена. Так же как и начальницей колонии я быть не собираюсь больше. Мои полномочия окончены. Я сдаюсь. Я заместитель. Я исполняющий обязанности. Пускай они сами разбираются, и убивают друг друга за эту должность. Дайте мне что-то сильнее. Екатерина Александровна положила трубку конференц-телефона, и опустила голову. Тяжело вздохнув, поднялась из-за стола и сказала: — И ты меня не осуждай. — Она пошла к шкафу, и сняла с себя рубашку, дотянувшись до свитера, переоделась в гражданское. — Не смотри на меня так. Ворон недовольно каркнул, из-за чего Екатерина вздрогнула. Женщина махнула на него рукой, и закрыла шкаф. Залпом допила ту бурду, которая была разведена в кружке, и достала бумагу. Она решила пока не давать рекомендаций. Решила просто попробовать. Быстро набрала текст, приложив к нему сопроводительное письмо. Подняв трубку, тихо сказала: — Слушаю. — Екатерина Александровна, — Алина с улыбкой посмотрела на старого знакомого водителя, — тут машина с Администрации приехала за почтой. Говорят, по вашему личному поручению. — Да, зайди, забери документы, пожалуйста, и отдай их им. Девчушка расстроенно пошла в здание, не пустив машину внутрь. Поднялась на третий этаж, причитая, словно старая бабуля о том, что нашли молодую… Раскрыв дверь кабинета, она подошла к начальнице колонии, протянув руку. Екатерина Александровна с отстраненным видом, словно на автомате, запечатала папку, на которой было написано конфиденциально, и протянула ее гостье. — У вас все хорошо? — Осторожно поинтересовалась девчушка, прижав папку к себе. — Кто тебе признается? — С грустью ответила блондинка и жестом показала ей, что сейчас не намерена разговаривать. Алина спустилась вниз, и отдала папку лично в руки секретарю мэра города. Она заметила, что к ним начал приезжать только он. Закрыв двери в колонию, девчушка побрела по тропинке, сложив руки за спиной, задумавшись о чем-то своем. Она не знала за что хвататься в первую очередь. Какая загадка сейчас главнее? Быть может стоит вернуться к вопросу об убийце. Как доказать то, что это была именно Куницкая? Она не то что уверена была в этом, она знала это. Никто кроме Куницкой не может быть убийцей. Никому больше не под силу запугать Грачей на вышках, заставив их замолчать об инциденте с расстрелом Петра. Никому больше не под силу завалить двух людей за одну ночь. Никому больше не под силу запугать начальницу колонии настолько, чтобы та боялась собственной тени. Она решила пойти к Колхознику с просьбой найти в архивах камер наблюдения весь тот день, в который убили Мескалита и Евгения. Ее настораживало только то, что проверили лишь два часа до и после убийства. А если убийца вошел раньше? Но даже если и вошел, то никто не дает гарантии того, что все те люди, которые переступили порог раньше, и покинули здание позже — виновны. Вместе с увеличением интервала просмотра по камерам — увеличивается шанс обвинить невиновного. Тем временем, пока начальница конвоя ругалась с начальником безопасности, заместитель начальника колонии спала на рабочем месте, укрывшись кителем, а начальница колонии работала, не поднимая головы, машина добралась до администрации. Секретарь прошел по серым коридорам с красным ковром на полу, и, постучавшись, вошел в кабинет к главе города. Прошел мимо большого стола, не поднимая головы. Положив папку прямо перед Ильей Александровичем, секретарь рапортовал: — Документы с одиннадцатой колонии, господин мэр. Сказано отдать лично в руки. Развернувшись, он быстро покинул кабинет. Глава города отвлекся от яркого экрана, и, откинувшись в кресле, с любопытством начал перебирать бумаги. Все те, которые он посмотрел сразу, как только начался его рабочий день, его не впечатлили. Он отдал их на исполнения своим пятнадцати заместителям по разным вопросам. Постучав ручкой по столу, заинтересованно достал единственное письмо. Конфиденциально. Илье Александровичу В. лично в руки. Кудрявый хмыкнул, отодвинув остальные документы. Склонил голову, вчитываясь в строки. «Прошу уволить меня по собственному желанию либо понизить в должности до заместителя с первого мая» Взяв ручку верной стороной, оставил след черной пастой на белоснежном листе. «Возражаю. Отказано без объяснения причин» Оставив гербовую печать рядом со своими неаккуратными строками, он задумался, отвернувшись к окну. Набрал номер, решив дозвонится до истины. Вздрогнув от громкого звона телефона, Куницкая дернулась, проснувшись. Недовольно промычав, вытерла слюни с лица здоровой рукой, подняв трубку. — Че? — Марина Николаевна, хочу предложить вам должность начальницы колонии. — Какой? — Куницкая нахмурилась, — В «семнашку» не пойду. Далеко с дома ехать. — Одиннадцатой. — Тут же ответил ей Илья, широко улыбнувшись. — А с Катей что сделаешь? Пригвоздишь ее к кресту и дашь мне ее сжечь заживо? — Так вы согласны? Куницкая задумалась, подперев голову рукой. Очень заманчивое предложение. Даже слишком.