«И когда день истекает кровью, превращаясь в раннюю ночь, тебя нет рядом, чтобы помочь. Я расслабился, и ты меня подвёл. Я вроде бы привык быть тем, кого ты любил». Lewis Capaldi — Someone You Loved
— Боже-боже… — выдыхает Кей с измученной улыбкой и оседает на пол. Ватные ноги больше не держат. — Ха-ха… Они помирились! — восклицает она, победно взмахнув кулаками. — А теперь нужно… — Эйко Кей. От зловещего тона передёргивает. Кей узнаёт и голос и манеру раздражённого дыхания. С пониманием того, что сейчас ей однозначно влетит, она медленно оборачивается. — Да-а-а, Хибари-сан? — тянет уклончиво и глупо лыбится. — У вас что-то случилось? — Ты, — цедит он, сузив глаза. — Твои двадцать минут закончились десять минут назад, — и указывает на свои часы. Кей щурится, разглядывая мелкий циферблат. А после втягивает голову в плечи, сползая вниз по двери, и мямлит: — Ой… — Как в прошлый раз или сама пойдёшь? — Она усиленно кивает на второе. — Встань с пола, травоядное, — бурчит Кёя и, как невзначай, отводит взгляд. — И юбку отдёрни. — А? — выдыхает Кей и смотрит на ноги. Юбка и правда задралась, оголяя большую часть бедер. — Да ничего! — ободряюще смеётся она, почти не смутившись казуса. Ну задралась и задралась, чего бубнить-то. — Я под ней шорты ношу! Маленькая думалка Кей решает доказать наглядно. — Опусти! — гаркает Кёя и совсем отворачивается. Она незлобно усмехается, но всё же послушно встаёт, разглаживая юбку. — Да ладно вам, Хибари-сан, там ещё смотреть не на что! Кей обходит его и заглядывает в хмурое лицо. Надежда на созерцание его румянца тает, но не очень расстраивает. По её скромному мнению, раздражённо жмурится он тоже чертовски очаровательно. — Но спасибо, что заботитесь о моём благочестии! Правда, Хибари-сан, простите уж, что я у вас такая, — уже более спокойно добавляет она, ощущая приятную теплоту в груди. Кёя молчит пару секунд, опустив на неё строгий взгляд. Не меняя выражения лица, он дарит ей смачный, чувственный такой щелбан. Беспощадный и очередной. В удовлетворении безмолвным наказанием его губы тянутся в ленивой ухмылке. Кей трёт лоб и строит мину жалостливую, как у побитого щенка, на что он возвращает лицу тяжёлую строгость. — Ты постоянно нарываешься на проблемы, травоядное. Больше. Никаких. Поблажек, — чеканит Кёя, даже наклонившись, чтобы заглянуть прямо в её бесстыжие глаза. А они оказываются не карими, как думалось раньше. Точнее, не совсем карими, не полностью. Под древесными шипами, оплетающими зрачок, неприметным болотом прячется зелёный пигмент. «Центральная гетерохромия», — отмечает Кёя почти с учёным интересом. И наконец понимает, насколько разится этот обзор с привычным. Голова Кей больше не задрана — она так гнёт шею только ради того, чтобы смотреть ему в лицо? Ведь действительно. Всегда смотрит прямо. Эти мысли занимают буквально мгновение, и Кёя отмахивается от них, невозмутимо хватая нарушительницу всех его законов за ухо. Игнорируя протесты, легко тянет в коридорную глубь. — Ай-ай-аййй! — пищит лопоухое недоразумение. — Я пойду сама! Сама, правда! Только ушко отпустите! — Кёя непреклонен. — Ну, пожалуйста, я обещаю больше не… Не опаздывать? Эм, косячить там, а?.. — Эйко, заткнись. Спустя несколько минут Кей тянет руку к очередной бумажке и наконец вспоминает: «Я забыла открыть двери…»***
— Изуми, а дверь-то… не открывается… Сэтору тянет уголки губ в стороны и с опаской смотрит на дёргающийся глаз Химе. — Кей, чёрт тебя дери! — Со психу отпихнутая парта неприятно царапает по полу и ушам. — Закрыть дверь на ключ и пропасть с ним — это просто гениальная идея! Одна из списка гениальных идей Эризавы Кей! — раздражённо усмехается Химе. С противоположной стороны звучит истеричный смешок. Сэтору кажется, будто он заперт в клетке со зверем. Нет. С кем-то гораздо хуже зверя. С Химе. — Погоди-ка, — пробирает опоздавшим осознанием. — Какая ещё Эризава? — А? — Она немного остывает, сбитая внезапным вопросом. — А-а-а, точно… — понимает Химе, — ты всё ещё не в курсе. Эризава — прошлая фамилия Кей. Родная, можно сказать. А Эйко — это её отчима. Мисаки-сан вышла за него около года назад, и Кей тоже захотела сменить фамилию, — быстро объясняет она. — Оу… я не знал. — Масамуне, не беси меня! — шипит Химе и нагло тянет его щёки, дёргая в разные стороны. Он непонимающе мычит — за что? — Естественно, ты не знал, придурок. Я знакома с Кей несколько лет, а ты пару месяцев с натяжкой. Даже чёртов Хибари прообщался с ней больше и всё равно два плюс два сложить не может! — Она шлёпает его по щекам и раздражённо хмурится. — Так что не ной, и если хочешь что-то узнать — просто спроси! Про меня или про Кей, неважно уже даже, у кого именно. Она и так уже всю мою подноготную выложила… Короче, формула успеха простая: есть вопрос — задай его, Дурамуне! После их внезапного незапланированного примирения Химе злит их тупость всё больше. Ведь правда, все проблемы от того, что люди не умеют говорить словами через рот. Ничерта о друг друге не знают и закономерно не понимают. Химе зла на всех и на себя — тоже. Какие же они все невозможно глупые. Какие же… — Поняф, пвофсти! — виновато мямлит Сэтору из-за смятых щёк. — Мофно ваплос? — он поднимает указательный палец. — Валяй. — Мофеф отпуфстить моё лисо, пофалуйфста? Оно болит. Химе отпускает несчастные щёки, отступая назад, и почти удивлённо думает: «Какие же они у него… всё-таки мягкие! Почти как у Кей!» А Сэтору, хоть и слегка пострадавший, рад тому, что теперь она не чувствует себя неловко рядом с ним. Пусть даже ругается в два раза больше. — Это… — мнётся Химе. — А что именно Кей тебе рассказала? Ну… ты ведь знаешь про Нобу-куна и то самое… Он еле сдерживается: «Боже! Она сказала «Нобу-кун»! Впервые назвала кого-то так!». По его скромному мнению, Нобу-кун легендарен. Не верится даже, что кто-то такой существует. — Ну, — прокашливается Сэтору, отгоняя посторонние мысли, — немного о том, что ты хоть и прямолинейная, но нежная. — Химе мило жмёт губы — он мысленно пищит — «смущается!». — В общих чертах про Нобу-куна и также немного о том дне, когда она не смогла помочь и тебя спас старшеклассник. — А она не говорила про больницу? — Химе предполагает, что, вероятнее всего, — нет. — Больницу? — Сэтору взволнованно вскидывается. — Ну естественно, она не говорила, — она вздыхает, уже понимая, что Сэтору сейчас откинется от переживаний и любопытства. — Кей обожает опускать важные вещи, как всегда. Дело в том, что я отделалась парочкой синяков и испугом, — замечает скептичный взгляд, — ладно, небольшой психологической травмой, но со мной уже разобрались. Тем временем Кей, пытаясь меня защитить, получила сотрясение и провалялась в больнице с амнезией. Химе хмурит острые брови, вспоминая её безрассудство и отчаянный крик: — Не трогай мою Химе! Очередной вопль режет горло. Кей зовёт на помощь уже битые пять минут, не щадит ни глотку, ни лёгкие, ни опухшее от садин тело. Короткие ногти дерут плотную кожу до белёсых рубцевых полос. Она не позволит ему добраться до Химе. Постарается не позволить. Кей коротко скулит, отлетев к стене. Плечо наливается синевой и зубы плотно жмутся в оскал. Ей остаётся только зарычать — и точно, сторожевая шавка. Когда под рёбра, для надёжности, прилетает ботинком, она кашляет слюной и гнётся пополам. Второй пинок заставляет глаза закатиться. Химе не может пошевелиться, деревенеет от страха. По затылку бродит склизкий холод, отзвук рваных вдохов Кей бьёт по пульсу — всё внутри сворачивается, давит желчь к глотке. Чёрные зрачки-щелки неотрывно пялятся на подругу. Кей хрипит: «Кричи, зови на помощь», поднимаясь на трясущихся локтях. Грудь болезненно ноет, но она старается выудить из неё всё, что может. Под затухающий взгляд попадается кривая палка, и Кей, задержав сбитое дыхание, хватает её. На ватных ногах бросается вперёд и со всей возможной силы бьёт мужчину в бок, как копьём. Он взвывает, матерясь, и вмазывает локтем ей по лицу. Голова задирается, Кей отступает, еле держась в шатком равновесии. Из носа течёт, окрапляя красным асфальт и любимую футболку. Кей не успевает приложить ладонь к струе крови, как в живот снова впивается крупный кулак, и внутри всё снова скручивает. Упасть в этот раз не выходит — он хватается за короткие волосы, наклоняется, чтобы выплюнуть с издёвкой: — Недогерой. «Какой я тебе герой», — вымученно думает Кей, сжимая кулаки. — «Я помощник злодея». Она жмурится, перед тем как взглянуть на Химе с рычащим в глазах «Кричи» (и тем же взглядом мимолётно извиниться). Глухой удар. Темнота. Химе рвёт горло, истерично зовёт на помощь, отползая дальше, и давится слезами. От головы Кей медленно ползёт тёмно-красная лужа и, кажется, забирается ей в глотку рвотой. Воображение рисует красочную картинку их общих похорон. К ногам тянутся тёплые шершавые ладони. Но Химе не смотрит на них, она продолжает пялиться на Кей и кричать, моля всех чёртовых богов, духов и демонов о маленькой удаче. Об одном, всего одном неравнодушном прохожем. Ведь людям здесь чаще всего всё равно.***
— Если бы ни Кей, я бы скорее всего не говорила сейчас здесь с тобой. Поэтому для неё это губительно, — вздыхает Химе и смотрит в окно. В её глазах тает свежий солнечный день, точно выблеванный тогда пломбир. — Ты о том случае с её другом вчера? — уточняет Сэтору.— Нет. Не хорошо. Для неё совсем не хорошо.
Химе кивает, потирая локти. — Кей — не протагонист из книги. Она не встанет после удара о бетонную стену, не отряхнётся и не продолжит. Она упадёт и больше не встанет. Кей же, — гнутся тёмные брови и голос скрипит от накатившей волны осознания и дефектной злобы, — могла и умереть! Нам просто чертовски повезло! Руки трясутся от воспоминаний, шерстящих по черепной коробке. Вдох. Выдох. — Я рада, что она добра и заботится о других. Это действительно хорошо. Даже прекрасно, чёрт возьми! Но она всегда лезет в самый эпицентр опасной срани! И это её самопожертвование… я не хочу, чтобы с ней что-то случилось из-за меня или кого-то другого. Потому что так уже не впервые. Химе ненавидит то, как Кей не жалеет себя. — Знаешь, я думаю, что Кей-кун на самом деле сильнее, чем мы можем подумать, — Сэтору ободряюще приподнимает уголки губ. — Она выглядит хрупкой, но крепче нас обоих, вместе взятых, верно? Кей-кун, прям как настоящий герой, придёт на помощь, даже когда не звали! — Она тянет согласную полуулыбку, вяло хмыкнув. — Я и правда восхищаюсь этим. И благодарен ей за это неравнодушие. Но ты тоже права. Правда. Как правильнее сказать?.. — запинается он, подбирая нужные слова. — Она спасает всех, но… кто спасёт её? Химе хмыкает, дёргая плечами: — Ну, кандидатуры есть. И, знаешь, скажу тебе первому, но отважного старшеклассника я выдумала. Человек, которому по иронии судьбы я обязана, — это тот, кто бесит меня больше всего.— Загрызу до смерти. — Хибари! — дрожащие губы невольно тянутся в подобии улыбки.
— Судьба-злодейка, видимо, решила поиздеваться надо мной. Он меня так раздражает, но и не быть ему благодарной я тоже не могу. — И всё-таки, не такой он и плохой? — издёвочкой подковыривает Сэтору. — Заткнись, — со смешком буркает Химе. — Но это не значит, что я отдам ему Кей! Он пока не заслужил. — Ну, думаю, что я тоже не хочу отдавать ему Кей-кун просто так. Так что работаем вместе в команде по защите Эйко-Эризавы Кей? — он вновь протягивает ей руку с обещанием на кончиках пальцев. — Я подумаю над вашим предложением, товарищ гомик, — Химе отвечает игривой ухмылкой на его пассивно-недовольную гримасу. — Но думаю, что ты пока что подойдёшь для страховки, — и всё-таки сжимает его ладонь в рукопожатии. — С этим я постараюсь справиться, мой генерал. — Сэтору всё же не может сдержать улыбки. «Мы уж точно не уступим Хибари». Кёя чихает, дёрнув плечами. — Будьте здоровы, Хибари-сан! — желает Кей, слегка отвлекаясь от работы и своих мыслей по поводу побега из приёмной. Ключ до сих пор лежит в туфле и жжёт грузом ответственности. — Эм, а можно выйти? — Нет. Тщетно. — Ну, в туалет? — ещё раз, конкретнее. — Терпи. — Терпение закончилось десять минут назад, Хибари-сан, — жалостливо лыбится Кей, для достоверности ёрзая на месте. Она может поклясться, что считала количество вздохов Кёи с начала её работы в Дисциплинарном комитете, и только что был сотый. — Пять минут. Время пошло, — смотрит на часы, потом на неё. — Не успеешь, и сама знаешь, что тебя ждёт. — Есть! — салютует Кей, сглатывает и срывается с места. Спустя секунд двадцать, ей становится не по себе. — Хибари-сан, а зачем вы идёте за мной? — Всегда, когда ты обещаешь скоро вернуться, в итоге возвращаешься через час. Я больше тебя никуда не отпущу. — Как романтично звучит, Хибари-сан! — панически отсмеивается она. Кёя вздыхает в сто первый раз. Класс 1-Б находится на первом этаже, приёмная — на втором. — Эйко, ты только что прошла женский туалет, — щурится он, недоверчиво постукивая пальцем по руке. Кей паникует сильнее. — Ох, тут нет мыла и сушилка не работает, да и вообще, на первом этаже почище будет, ха-ха! — нервно гикает Кей, не сбавляя темп шага. — Часики-то тикают, Хибари-сан! — спускается по лестнице, чувствуя пристальный взгляд на своей спине. — Лучше быстренько дойдём, и потом снова вернёмся за работу! Я быстро! За её лыбой захлопывается дверь туалета для девочек. Кёя подпирает стенку и вздыхает. В сто второй раз. — Окно, окно, окно! — тихо тараторит она. Аккуратно распахивает створки, забирается на подоконник и прыгает. Земля встречает ступни отдачей, и Кей сразу бежит вдоль окон. Добравшись до своего класса, тянется к туфле, наконец вынимая ключ. Она кое-как забирается к раме и стучит по стеклу, привлекая внимание запертых ребят. И улыбается счастливо-счастливо — за секунду до того, как постучать, успевает увидеть их обращённые друг другу улыбки. — Кей! — удивлённо воскликает Химе и открывает окно. — Времени нет, ловите! — Ключ летит прямо в ладони Сэтору, который, не менее ошарашенный, всё-таки его ловит. — Простите, Хибари-сан меня немного украл, идите домой сами и не ждите! Пока! — прикрикивает Кей напоследок и бежит обратно, хихикнув на вытянутые от недоумения лица друзей. — Эта Кей… — закипает Химе, — этот Хибари! — рыком продолжает. Сэтору вздрагивает, но, кажется, уже привыкает к подобному. — Два сапога пара, чёрт их дери! — Тихо-тихо, не ругайся, Изуми… — Он успокаивающе машет руками и куда тише добавляет: — Зато они подходят друг другу… Кёя вновь чихает, недоумевая, — не простуда же в это время? — Я в-всё… — роняет Кей, закрывая за собой дверь уборной, и вымученно трёт влажное лицо. С него по подбородку на разгорячённую шею льются прохладные капли воды. — Почему ты мокрая? — Умылась, — жмёт плечами, поправляя ворот рубашки, — жарко же. Да и лето уже скоро. — Лето… — повторяет Кёя, задумавшись. Тем летом он в последний раз видел его.***
В стали глаз отражается красный блеск крови. Крови Кей. Крови маленького тупого травоядного. Кёя жмёт зубы и поднимает взгляд к обмудку, посмевшему нарушить его незыблемый порядок. «Подожди немного, травоядное», — думает он, перед тем как запустить тонфой ему в лицо. Этого оказывается достаточно, чтобы мужчина рухнул на землю, но недостачно, чтобы сам Кёя был удовлетворён. Он вскидывает ногу для удара. — Почувствовал себя сильнее, избивая ребёнка, да? — Подошва мужских туфель давит лицо с особым усердием, протирает в коже плешь. Ни грамма сожаления. — Сдохни же на месте, что тебе полагается. Бессознательное тело валяется посреди свалки. Для выноса готов. Кёя вытирает лицо, прячет тонфа и быстро шагает к Кей. По всем правилам экстренной помощи осторожно поворачивает её на бок, осматривает повреждения: нос и лицо разбиты в кровь, ноги с руками в похожем состоянии, на футболке следы подошвы — если у неё внутреннее кровотечение, он этого грёбанного педофила убьёт. Всё к чертям, но хуже всего с головой. Из раны хлещет. У него ладони в крови — Кёя шипит — в вязкой, липкой, такой же, как сама Кей. Сейчас обида на Эризаву — меньшее, что его волнует. Потому что это маленькое и тупое травоядное имеет все шансы умереть раньше, чем он успеет загрызть его до смерти. Кёя дёргается — слышит треск ткани за спиной. Химе рвёт свой нежно-голубой сарафан, протягивая ему оторванный подол дрожащими пальцами. — Перевяжи Кей. П-пожалуйста. И нужно в больницу… Кей. В больницу… — Кажется, сейчас она разрыдается с новой силой. — Успокойся, — ледяным тоном проговаривает Кёя и берёт полоску ткани в руку. Жмёт её к ране, хватает девчонку за локоть и кладёт ватные ладони поверх алеющей повязки, пресекая визг. — Держи. Я звоню в скорую. Он достаёт из кармана белоснежный платок, вытирает руки кое-как и передаёт Химе, чтобы она положила тот поверх напитавшейся ткани. Быстро набирает нужные цифры, прежде всего сообщая диспетчеру свою фамилию — для большей оперативности. Потом снимает пиджак, бросая на плечи бьющейся в немой истерике девчонки, отпихивает её настолько аккуратно, насколько может в такой ситуации в его состоянии. Кёю до сих пор колотит в гневе, и у него нет времени искать способ выпустить пар. Разве что сорвать рукав рубашки и припечатать лишним куском ко лбу Кей. Он щурится, чувствуя как под ладонями быстро мокнет хлопок. «Ты только посмей так сбежать», — раздражённо думает Кёя, испепеляя взглядом русые колючки, незадетые кровью. Химе неосознанно держится ближе: Хибари здесь, он устранил опасность, он поможет Кей, он здесь, она не одна, она в безопасности, всё позади. Буквально. За спиной. Химе крепче хватается измазанными кровью пальцами за лацканы форменного пиджака и втягивает сопли, часто шмыгая, тихо заходится. Пятнадцать минут они ждут «скорую» в абсолютном безмолвии. Только она дышит оглушающе громко в этой вечерней тиши, дрожит, а Кёя неотрывно держит руки на голове Кей. Уже в больнице он разве что просит вернуть пиджак. А потом уходит так же — молча. Химе открывает рот и тут же закрывает. Тянется ладонью к его локтю и тут же прижимает её обратно к груди. Она решает пока не говорить Кей, кто спас их в самом разгаре лета и её теплеющей влюблённости.***
— Что-то случилось, Хибари-сан? — оборачивается Кей, замечая его отречённость.— Что-то случилось, Кёя-ниисан?
— Нет, — запоздало отвечает Кёя. Очередное дежавю вертится перед глазами, но он упрямо игнорирует всё, что чувствует и вспоминает. «Эйко Кей — не Эризава Кей. Не может быть им», — упрямо повторяет Кёя. Не хочется признавать, но они похожи. «Своим отвратительным характером», — мысленно добавляет он. — Ну, тогда хорошо! — лыбится Кей. И, возможно, ещё одним незначительным пустяком. По возвращении в приёмную, Кей спокойно выдыхает. Всё закончилось, но никак не покидает чувство, будто она что-то пропустила. Что-то… важное? Кей берет в руки первый лист и мельком заглядывает в календарь.15 мая
— Изуми, скажи, — вспоминает Сэтору, когда они уже покинули школу. — Ты ведь говорила, что у Кей-кун была амнезия? Это было что-то серьёзное? Она забыла даже своё имя, или что-то вроде того?! — Нет, — отрезает Химе, останавливая порыв закатить глаза. — Не настолько серьёзно. — Но она же что-то забыла, раз это была амнезия? — Ну, да. Это действительно было не серьёзно, но немного странно. Не знаю, почему именно, но Кей забыла все памятные даты, праздники и дни рождения. Хотя она просто выучила всё заново, это и недели не заняло. Но, кажется, Кей всё никак не могла вспомнить одну дату…***
Спустя несколько не самых лучших часов в компании Эйко, Кёя наконец возвращается домой. Пока пальцы перебирают пуговицы рубашки, уставший взгляд ненароком цепляется за яркий корешок тоненькой книжки. Нелепо крупная, в противоположность объёму, она стоит на четвёртой полке шкафа — самой свободной. Там лишь пара ваз и рамка с фотографией. Кёя берёт её в руки, поддавшись смутному порыву, и не спеша листает, касаясь кончиками пальцев карандашных иллюстраций. Кривым почерком вьются предложения, складывающие нелепую сказку. Историю про злодея и его помощника. А ещё про их демонического кота.— Кёя-ниисан, С днём рождения! Смотри, у меня даже настоящий подарок для тебя есть! Я сам её сделал!
«Злодей не любил показывать свои чувства людям, больше желая нагонять страх на жителей города. Но его помощник знал, что у злодея на самом деле самое доброе и самое крутое сердце. А ещё то, что злодеи чаще всего одиноки».
Кёя фыркает — «какая глупость» — и захлопывает книжку, не дочитывая последних строк. Он их прекрасно помнит, ведь знает эту несносную сказку почти наизусть.«И поэтому он всегда был рядом с ним. Ведь даже у самых ужасных злодеев могут быть друзья, верно?»