«А solis ortu usque ad occasum // От восхода солнца до заката».
«Боже… я что, и правда сделала это перед Хибари-саном?..» — на такой мысли и ещё нескольких минутах безумно смущённого завывания в подушку закончилось пятнадцатое мая Эйко Кей.***
— Либо ты наконец начинаешь звать меня по имени, — твёрдо настаивает Сэтору, — либо я продолжаю делать это. Скрещенные пальцы скрывают нижнюю часть лица, пока верхней он пытается изобразить зловещую хмурость. Светлые глаза продолжают упрямо сверлить сидящую за соседней партой Химе, которую всё это уже откровенно начинает бесить. Она запоминает момент, на котором остановилась, откидывает запястье с захлопнутой в изящной хватке книгой и отвечает вяло-раздражённым взглядом. — Масамуне, прошла всего неделя, а ты уже достал. Меня не колышут твои ультиматумы. — Ладно, моя Принцесса, ваше дело… — Сэтору разводит руками. Закрывает глаза и невинно поднимает брови, будто ему больше ничего не остаётся. — Тц, — Химе закатывает глаза, — Дурамуне. — Он показывает ей язык, складывая руки на груди. Невероятное противостояние. — Какая разница, как человека называть? Кей вон Хибари тоже по фамилии зовёт. Ей, похоже, даже больше нравится. — Но ты-то зовёшь Кей по имени! — взвывает он, по-детски настукивая кулаками по парте. — Я тоже хочу! — Господи, да лучше б у меня социофобия продолжала прогрессировать, чем я сейчас терпела это, — Химе вздыхает, веером пальцев скрывая себя от этого истеричного безобразия. Очередную волну пререканий останавливает Кей. Она появляется в классе за несколько секунд до звонка. Хотя скорее — вползает, цепляясь за дверной косяк, и еле плетёт к своему месту. Одноклассники, давно привыкшие, даже не оглядываются на дробный отзвук и протяжный вздох — Кей просто бьётся лбом в стол. Стандартная ситуация. — А я говорила, добром это не кончится, — роняет Химе, откладывает книгу и рукой кыш-кышкает Сэтору, усевшегося на чужое место. — Я не сдамся… — хрипит Кей, вытянув полусогнутую руку. — Мы гордимся тобой, Эйко-тян. — Одноклассница несмело касается шухера её макушки и гладит изнурённую работягу по волосам. — Ты м-молодец! — Спасибо, Мизуки-чан… — Кей тянет лыбу и поднимает голову, чтобы посмотреть на такого чудесного неравнодушного человека. Ей богу — она святая. — Ты така-а-ая милая… Мизуки рдеет и ответно робко улыбается перед тем, как покинуть её и уйти к своему месту. — Не спать, Эйко! Только вошедший в класс учитель легонько хлопает её по макушке линейкой и заодно поправляет съехавшие очки. — Сегодня новая тема. — Конечно, Йошино-сенсей! — едва оживает Кей, потягивается и нащупывает в сумке тетрадь. Кто бы мог подумать, что математика станет островком рая, позволяющим передохнуть? На удивление, всё же с ударением на «у». И вообще: 1-Б очень уютный класс. Одноклассники, часто ведущие себя глупо, — вполне хорошие отзывчивые ребята со своими особенностями. Так что даже робкие люди, вроде Мизуки с её скромными светлыми косичками, легко влились в коллектив. Кей действительно рада, что попала в 1-Б.***
— Эйко-сан, поздравляю! — улыбается Кусакабе, обескураживая только вошедшую в приёмную Кей. — Все документы рассортированы и теперь в архиве. Мы закончили! — Закончили? Правда? Верится не сразу, но весьма охотно. Она широко открывает рот, взволнованно стискивая кулаки. Вернувшийся на своё законное место за столом, Кёя кивает: — Да. Кей радостно кричит, подпрыгивая на месте, и хлопает в ладони Тецуи. Он, конечно, слегка опешив, застывает, но в принципе не имеет ничего против её энтузиазма. Новенькая хорошо потрудилась. «Мы закончили! Мы! Закончили!» — Кей крутится на месте, не то танцуя, не то ёжась в эйфории, и Тецуя роняет смешок. — Чёрт возьми, — тянет она, изнурённо заваливаясь на диван, — я думала этому конца и края не будет… — Не думай, что твои проблемы на этом закончились, — буднично сообщает Кёя, читая что-то в компьютере. — Как и твои обязанности. — Да после этого я уже больше ничего не боюсь… — хрипит Кей, пялясь в потолок. — Хм… — Он выдерживает короткую паузу, и в следующий момент на его лице цветёт садистская ухмылка. — Неужели? Она медленно поднимает корпус, схватившись за бортик дивана, как за рычаг. — Хибари-сан, мне не нравится то, как вы произнесли это… — Два взгляда сходятся. — Нет… не-е-ет, вы не сделаете этого. Не сделаете же? — Так уверена? Конечно сделает. — Чтоб мне провалиться… Кей стоит в спортивной форме там, где меньше всего хотела оказаться. В том месте, которое избегала столько времени. — Как вы могли обмануть юное девичье сердце и совершить такую подлость? В туалете. Кей обиженно щурится, принимая в руки старую швабру. — Ты сама говорила, что здесь грязно. Тебя никто за язык не тянул. Хочешь сделать хорошо — сделай это сама. — Я делала всю эту безбожную работу, чтобы в итоге, после всех минувших угроз, всё равно мыть туалеты?! — вскрикивает она, взмахивая шваброй. — Да. — Хибари-сан, я придушу вас, как Отелло — Дездемону… — Кей закипает всё больше, одаривая Кёю дёргающимся взглядом. — Ну, попробуй, травоядное, — он снисходительно ухмыляется, в язвительной манере слегка к ней наклонившись, почти глаза в глаза. — Только для начала убери здесь всё. Кёя покидает туалет, а запущенная в него тряпка падает, столкнувшись с деревянной дверью вместо чёрной макушки. — Любовью шутит сатана, — буркает Кей, затягивая маленький хвостик и щёлкая заколками. — Этот туалет будет сиять, как дворец, чёрт возьми! — Экстремальный настрой! — поддерживающе звучит с улицы. Похоже, возглас был действительно слишком громким.***
— Так-то! — выдыхает Кей. Резко бросает тряпку в ведро и небрежно ставит его в импровизированную кладовку, организованную в последней кабинке. Предусмотрительно вымыв руки и засунув их в карманы штанов, она со злостью пинает дверь. «Ненавижу уборку», — думает Кей и кривит губы. Проходящие мимо члены клуба садоводства вздрагивают и ускоряют шаг. Шаркая по полу, будто со злости тот избивая, она плетётся до приёмной — забрать вещи и свалить наконец домой. Открытая комната встречает её пустотой. Кей оглядывается, будто где-то всё же затаился Кёя, но его, понятное дело, нет. Зато на столе лежат жёлтые стикеры для напоминаний, и на одном таком она пишет, что закончила и ушла. Немного думает, рассматривая криво написанное послание, берёт ещё один и пишет там гадкую гадость, клея под низ первой бумажки. Кей морщит нос, жмурится от удовольствия, будто проучила Хибари, и подбирает сумку, резво выскальзывая из приёмной. Хехекает ещё так противно. Приятно удивляет время — за работой ощущалось четвертью века, а на деле она управилась раньше обычного. Настроение ползёт вверх, как ртуть в термометре, и резко скачет ещё выше, когда за спиной слышится знакомое яркое: — Кей! — Пацаны! — Таковая радостно вскидывается, завидев мчащихся к ней мальчишек. Раз, два, три — все её любимые кохаи в сборе! — Почему тебя давно не было в парке? — сходу спрашивает веснушчатое чудо по имени Юу. Кей по привычке виновато запускает пятерню в волосы, забыв, что завязала, и вспарывает их петухами. — Ученики средней школы заканчивают позже, чем младшеклассники. Тем более, я занята в клубе уже как две недели. Звиняйте! А что? Неужели вам меня так сильно не хватало? Собственное предположение трогает до глубины души. — Ты обещала показать нам особое место, помнишь? — напомнило ей чудо номер два, Рин, поправив свои нелепо-большие очки. — А. Ой… — Кей! — обиженно тянет трио. — Ладно-ладно! — Она хватает всех в охапку и предлагает: — Хотите, можем сейчас пойти? Мальчишки с горящими глазами согласно кивают. — Тогда вперёд! Радостный гул отдаётся позабытым чувством гордости: ей нравится быть семпаем. Юу, Мицки и Рин — её кохаи из младшей школы и бывшие соседи. Первые на два года младше, а последний — всего на один. Они прежде часто играли вместе, наплевав на жалкую разницу в возрасте. Между ними последняя почти не чувствовалась, хотя осознавать себя старшей ей всё же приятно. Кей ведёт мальчишек вверх по улице, слушает их оживлённую болтовню, иногда вставляя между пару словечек, и улыбается. — Ты уверена, что мы идём, куда надо? — Не дрейфь, Юу-тян! Чтобы найти особые места, нужно сильно постараться, ведь они спрятаны там, куда так легко не пробраться. Узкий проход между холодными кирпичными изгородями особого доверия не вызывает. Кроны высаженных за ними деревьев всегда держат это место в тени, нагнетая обстановку — чем дальше вглубь, тем темнее и всё сильнее сужается пространство. Первой из злосчастного прохода почти вываливается Кей и жадно, с наслаждением дышит простором. Следом выползает Мицки и жалуется, что у него отбило весь нюх ароматом хлорки, которым пропитана дорогая семпай. Героиня труда и туалетов оправдывается: — Я часа два драила школьный сортир! Не ромашкой же с морским прибоем пахнуть после такого. — Как хорошо… — игнорируя перебранку, вздыхают Рин и Юу — кайфуют от воздуха. — Пожалуйста, скажи, что мы пришли? — Ещё немного, ребят, — подмигивает она, указывая на поворот. Мальчишки дёргают плечами и, переглянувшись, юркают за ней. После лабиринта из рядов маленьких жилых домов, за очередным углом вырисовывается ржавая лестница. Кей взмахивает рукой, уверенно шагая по хлипкой конструкции, и рассеивает опаску постукиванием пальцев по кирпичным стенам, что скрывают подъём. Если даже она не боится дрожи старой железяки, то с ними точно ничего не случится. По преодолению сорока двух ступеней, Кей сразу отступает в сторону. Зачем? Чтобы не помешать первому впечатлению. — Вау… Город стелется картой: внизу, на ближайших улицах вьются дорожки, ездят машины, суетятся люди. Под облаками кружат ласточки; их частый щебет сливается с шёлковым ветром и ласкает слух. Солнце лениво клонит к западу, и небо от заката отделяет всего несколько часов. — Нравится? — улыбается Кей. Ответом служат немые восхищённые кивки. Они подходят ближе к ограде, и Юу даже сжимает деревянные перильца от восторга. Это просто вид на город с края склона. Но разглядывать можно долго. — Не знал, что у нас где-то есть такое место, — Рин мельком благодарно смотрит в отражение вечереющего неба в карих глазах. А потом возвращает свои стёклышки к панораме города. — Когда-то я тоже, — кивает она и сама вглядывается в низлежащую рутину. Кей слышит знакомый «Экстрим!» и роняет смешок, бегая взглядом по улицам в поисках выжженной пепельной макушки. Рёхей не находится, зато цепляет внимание Средняя Нами. Там на площадках спортивные клубы усердно оттачивают навыки, готовятся к соревнованиям и осеннему фестивалю уже сейчас. — Трудяги, — бормочет с нежной гордостью. Немного выше зрачки расширяются. Просто (спать) быть на той крыше имеет право лишь Глава комитета. Хибари-я-занят-важными-делами-Кёя стоит и очень важно глазеет на ласточек. Но её воображению настойчиво кажется, что на неё. Влюблённые галлюцинации, думает Кей. С такого расстояния едва можно разобрать его чёрное гнездо на голове и красную повязку. Но она продолжает будто бы играть в гляделки. Ветер легонько треплет волосы, вытягивая их по тонким прядкам из-под заколок, и те мягкой щекоткой бьют по лицу. Кей стоит неподвижно, а когда понимает, что Кёя плавно подходит к краю крыши, пальцы вздрагивают. Ведь теперь они ощутимо пялятся в сторону друг друга. Почему-то теплеют щёки и почему-то во вмиг опустевшем животе что-то копошится. Пресловутые бабочки? Почки вырабатывают дофамин? Несварение? Голод? Зрение не позволяет рассмотреть ни выражение лица, ни творившееся внутри глаз, но спустя столько времени хочется снова сбежать от этого стального взгляда и чувства, будто держат на прицеле. И не то чтобы это мешало ей краснеть… — Ты чево? Всё нормально? — Юу пытливо дергает её за рукав футболки, заметив что семпай ведёт себя странно. Кей запоздало реагирует и неловко оборачивается. — Д-да? Да. Пигмент цветет ярче и заметнее чужому глазу. Она играет в салки пальцами, выдавая озадаченность собственным состоянием, пока за щеками мнется чувство, что её застукали с поличным за чем-то личным. Тупой каламбур в голове ясности мыслям не придаёт. — Какая-то ты странная, — Мицки гнёт бровь и ставит большой и указательный пальцы на подбородок. — Что ты там такого увидела? Мальчишки плавно окружают размякшую Кей, любопытно изучая её лицо. Рин почему-то тоже краснеет. — Я в порядке, в порядке я, — она ставит руки в стороны, огораживая себя, как в том самом кадре из «Парка Южного периода», — Иии ничего не увидела! — неправдоподобное увиливание от ответа их не убеждает. Сощурившись и явно издеваясь, они пялят в ту же сторону, куда и Кей минутой ранее и более заворожённо. — Не знаю, что вы там пытаетесь увидеть, кроме красивого вида… Но этого вы явно не увидите. Только вид. Только красота природы… — «ы» тянется дальше и перетекает в тухлый забитый вой. Пока её мучают, Кей не понимает не то чтобы того, что она по уши втюрилась… Но не выкупает причины такого смущения. На расстоянии минимум километра феромоны, вроде, не распространяются. Становится как-то много глаз на неё одну, — учитывая, что Рин «четырёхглазый» — потому Кей совсем не гордо и совсем не по-семпаевски отворачивается. — У тебя уши помидорного цвета, — подмечает Юу. — Ладно, парни, пусть продолжает пялить на своего злодея и мариноваться, — разводит он руками. Догадался же. — Не правдааа, — бормочет Кей, нервно жмурится и сильно потеет. — Не смотрю я на него… Их закатанных глаз, соответственно, тоже не видит. Рин же снисходительно, но понимающе жмёт губы. — Значит, — спрашивает, — ты снова помощник злодея? Она открывает один глаз. Выдох, вдох. На покусанных губах дугой рисуется улыбка. — Я никогда не переставала им быть. Мицки и Юу посматривают на неё, деловито упирая руки в бока, и вообще выглядят так, словно смотрят на романтический лепет прямо посреди сёнен-манги. До появления Хибари Кёи в их жизни Кей была не то чтобы лучше, просто ближе. «Своим парнем» или типа того. После очередного вздоха, влюблённое нечто оставляют наедине со своими причудами. Исследование города кажется им куда интереснее её красной физиономии. Кей немного стынет и возвращает взгляд к школьной крыше. Она улыбается шире, дибильнее, забив на смущение, и резво машет руками над головой — «давно хотела сделать».***
— Кёя-ниисан! Кёя-ниисан! Кей орёт и раскидывает руки в стороны. — Красотищааа! Она смотрит на него такими радостными глазами, будто они наткнулись на сокровище или выиграли бесплатное мороженое. Что в её мозгу почти равноценно. — Да, — хмыкает Кёя и глазеет на ласточек. Они чернильными галочками кружат под розовеющим летним небом. Что это красиво — не поспоришь. — Отсюда Намимори выглядит вдвойне прекрасно. В серых глазах отражается свет, да и сам Кёя почти сияет. Как вычищенный серебряный половник. — Круто, что мы нашли его! — Кей подходит чуть ближе к краю и любопытно разглядывает склон. Маленькие деревья тянутся вниз, почти до самой дороги, где машины шумят моторами. — Упасть отсюда, конечно, не хотелось бы… — глотает она с опаской и пятится назад. — Вот бы сюда забор. — Хм, — согласно кивает Кёя и идёт дальше вдоль склона. Кей следует хвостиком, но взглядом продолжает держаться за пейзаж. — Я нашла свой дом! — указывает пальцем. — А там школа! А там твой дом! Край его футболки подвергается настойчивому дёрганью, и он тоже присматривается в конце концов. А всё перечисленное легко находит. — В следующий раз нужно взять бинокль. У тебя есть бинокль? — Должен быть, — говорит Кёя. Место ему нравится. Город — как на ладони, и вид даже лучше, чем на подъёме у старого храма Намимори, где ему особенно нравится смотреть на рассвет. Кёя обязательно ещё раз придёт с биноклем. Хорошая позиция для наблюдения не должна пропадать. С Кей ситуация обстоит иначе: она выуживает из рюкзака маркер с картой и разворачивает её буквально на коленке. Красный колпачок оказывается между зубов, а палец ведёт по мятой схеме города. — Тааак, вот тут я начал убегать от тебя… тут мы заблудились… получается, сейчас мы вот здесь! Присвистывая через пластмасску, Кей ставит крестик. Оперативно свернувшись, выпрямляется с довольной лыбой и явно хочет сказать что-то тупое. — Скажи, было бы здорово, если бы кто-то из нас стоял здесь, а другой где-то внизу! И мы бы смогли увидеть друг друга! — Не скажу, — Кёя гнёт бровь. — Чем же здорово? — А что, разве нет? — она жмёт плечами. — Я бы обязательно помахал тебе! — Какая глупость, — он фыркает. Город перенимает всё внимание на себя.***
Кёя совсем немного растерянно смотрит в ту самую сторону. Он шагает вплоть до сетки и хватается за жёсткие переплетения пальцами. (Стоит заметить, что жёсткие переплетения к концу этого небольшого эпизода перестанут быть жёсткими.) Итак, Кёя не верит своим глазам. Если рассматривать ситуацию без драматизма: он не может разглядеть ничего, кроме белой футболки и движений рук, но абсолютно уверен, что единственный придурок, который, стоя именно там, будет махать ему — это Эризава Кей. Будь Хибари более сентиментален, то обязательно сорвался бы с места и помчался туда. Ага. Но сейчас он всё так же стоит на школьной крыше — не настолько сентиментален. И не беспамятен. Рука, схватившая сетку, опускается, а Кёя фыркает. Он уверен, что Кей сейчас лыбится. Ему никак не привыкнуть к мысли, что Эризава — девчонка. Пока не увидит Кей своими глазами, до конца не поверит. А до тех пор тот мальчишка, везде виляющий за ним хвостом, будет оставаться в его памяти непоколебимым образом, застывшим в прошлом знойном лете. Кёя подождёт его, а потом обязательно ударит раз-другой. Ведь никто никогда не уходит от Хибари Кёи, не объясняясь и оставляя в дураках. Он ухмыляется в предвкушении расправы. — Я загрызу тебя до смерти, маленькое тупое травоядное. Обещаю. — Кей, что ты творишь? — спрашивает Мицки. Она отчего-то выглядит такой безумно счастливой. — Да так, — смеется Кей, радостно жмурясь, — исполняю маленькую старую мечту.