«Жизнь была полна волнений и борьбы, но именно они делали её настоящей»
— Пожалуйста, убери… запрещённую вещь! Иначе я её конфискую! — почти визжит Кей, держась скрюченными пальцами за край парты и спинку стула, чтобы не завалиться на пол. — Ммм? — Химе издевательски поднимает брови. — Да ладно? А кто недавно втихую обменивался с Масамуне сёнен-мангой, как какие-то наркодиллеры? На лбу у Кей выступает недовольная складка, а сама она, возмущённо и стыдливо одновременно, выдыхает: — Я не… Химе её перебивает, резко всунув в руки томик некой сёдзе-манги. — Зачем?.. — спрашивает Кей с такой скорбью, точно её заставили нести крест на гору, и мученечески гнёт брови. — Тебе точно должно понравиться, — Химе гордо взмахивает хвостом, складывая руки на груди. Выпрямляется и довольно наблюдает реакцию подруги, что скептично изучает обложку. — Тем более, ты сама мне обещала, помнишь? — Обещала-то обещала… — Кей жмёт губы, лениво листает странички и пробегается уставшими глазами по чёрно-белым картинкам. Остановившись на очередной такой странице, она резко захлопывает томик. — Я. Не. Буду. Это. Читать, — чеканит Кей, смотря на неё исподлобья. — Похож, да? — хмыкает та, наклоняясь к едва порозовевшим щекам Кей. И шепчет на ухо, поддразнивая: — Нашла специально для тебя. — Я уверена, что характер совершенно не такой! — Но про себя признаёт, что главный герой, действительно, внешне очень похож на Кёю. — Такой же, — фыркает Химе, закатывая глаза. Это самый раздражающий её тип персонажей. И людей, кстати, тоже. — Во всяком случае, оставь себе. Может, соблазнишься. — Меня может соблазнить только настоящий Хибари-сан, — гордо выдыхает Кей и уверенно кивает головой. Химе прыскает в кулак. — 2D лучше, — бросает она напоследок, собираясь уйти к своей парте. Но Кей неловко хватает её за край юбки, и Химе оборачивается, вопросительно вскинув брови. — Это… такое дело, короче, нужно… нужен совет, — она неловко чешет щеку. — Валяй, дурачок, — вздыхает Химе и садится рядом. — Ну… — Кей перебирает пальцами под партой, тихо притопывая по полу подошвой. — Я немного боюсь признаться Хибари-сану… — Ты же уже призналась? — Да не то признание! — жмурится, качнув головой. — Он ведь так и не узнал меня. Сейчас для него Эйко и Эризава — разные люди. Это, честно, угнетает. Я хочу быть… как раньше. Ну или не как раньше, но вместе и по-честному. Без раздвоения, блин, личности. Но заговорить с ним об этом… страшно, — понуро опускаются острые плечи. Она сползает вниз по стулу и почти под партой тоскливо выдаёт: — Чувствую себя предательницей. Химе фыркает и мягко толкает её локтем: — Великая Эйко Кей-сама не страшится короля демонов, бесстрашно признаётся и зовёт его на свидания, но боится сказать ему, что была его другом? — Да, — тоскливо бурчит Кей и скрывает нос в воротнике рубашки. — Предателей не прощают. — Откуда ты вообще взяла это «предательство»? — недоумевает Химе, смотря сверху вниз на лохматую макушку. А после хмурится и щипает её за нос. — Что за глупости и ненужная драма? — Я бросила его, наплевав на дружбу, и влюбилась — предала! И как бы не лгу… но всё-таки скрываю правду! Ведь и разговора как-то подходящего не заводится. И вообще — страшно! Вдруг он возненавидит меня? — Кей разводит руками. Падает на плечо Химе и елозит по нему покрасневшим носом. — Хибари ненавидит всех, — хмыкает, — так что ничего страшного. Да и как можно ненавидеть такого дурачка, как ты? — улыбается Химе, хватая подругу за мягкие щёки. Кей, уже привыкшая к подобному, совершенно не протестует. Просто смотрит на неё с тем же жалобным выражением лица. — А вообще, сама в подобной ситуации не была, в книге по психологии до этого раздела ещё не дошла, а советы из сёдзе-манги весьма сомнительны… — задумчиво вещает Химе. — Всё, что думаю сама по этому поводу, уже сказала. Если ты всё ещё не уверена, спроси у кого-нибудь, кто был в подобной ситуации. У тебя же полно знакомых, кто-нибудь точно имеет похожий опыт, — она добродушно вздыхает и напоследок ещё раз сминает в своих руках её зефирные щёки. Такой антистресс, на самом деле. — Спфосить у кофо-нибуть есё? — мямлит Кей, подняв свой тёмно-тёплый взгляд. Ну вылитый младшеклашка, только-только закинувший ранец на плечи. — Холошо… Очаровательно. Химе хмыкает и отпускает её лицо, после чего Кей встаёт и в задумчивости бредёт к выходу из класса. И, конечно же, врезается в дверной косяк. Но, быстро очухавшись, как ни в чём не бывало шагает дальше по коридору. Химе жмёт плечами — не впервые — возвращается на своё место и открывает недочитанную книгу. — Погодите, — она поднимает голову и рассеянно пялится в пустоту перед собой. — А кого она спрашивать-то пошла? — Хибари-сан! Кей догоняет его в одном из коридоров и равняется шаг в шаг. — Можно спросить у вас совета? Кёя слегка удивлён подобной просьбой. Он выгибает бровь и щурится. Смотрит на неё сверху вниз, но не заметив подвоха в наивных, почти детских глазах, кивает. Соглашается. — Спрашивай. — Смотрите, — начинает Кей, дёргая руками, будто указывает куда-то вперёд, — Вот например, если бы кто-то, кого вы уже достаточно давно знаете, ну… скрывал или немного утаивал от вас что-то. Вот. И перед этим сделал не лучшую вещь по отношению к вам. Предал или что-то вроде того… Как бы вы отреагировали на его признание? — она с надеждой, робко поднимает на него глаза. — Загрыз бы до смерти. — Это-то понятно, — буркает Кей. Если удар тонфа по макушке — самое страшное наказание, то это даже не стоит переживаний. Но от горла вниз всё немеет, стоит продолжить: — Ну… а что после? Спустя пару секунд следует ответ: — Принял бы к сведению. Выражение лица у него как-то непонятно меняется. Спокойные глаза — без какого-либо прищура, но Кей всё равно тихо сглатывает. Заталкивает обратно комок невнятных желаний и надежд, давится им, как супом после слов «пока не съешь, из-за стола не выйдешь». Ей не прозрачно понятны его слова, но холодком всё же пробирает. Что именно он имеет ввиду? Будто ответ на этот вопрос раскроет ей глаза, даст чит-коды и ключи от всех замков. Переспросить Кей не находит в себе смелости. Во всяком случае, и без того звучит… не слишком обнадёживающе. — Хм… понятно! — Улыбка тянет губы в дугу, руки в сцепке прячутся за спиной. — Спасибо за совет, Хибари-сан! Я сохраню ваши наставления и передам их потомкам! — Смешок, и Кей разворачивается на носочках — обратно в класс. Она проходит шага два-три от силы, и слышит оклик. — Эйко. Кей выглядывает из-за плеча. — На следующем перерыве подойди. Для тебя есть поручение. — Так точно! — Энергично салютует и шагает дальше, напевая себе под нос очередную незатейливую мелодию. На какую-то секунду ему кажется, что с ней что-то не так. Что именно — не совсем понятно, но жизнерадостностью фонит с излишком. Её слащавое «ла-ла-ла» сбивает с мысли, и Кёя раздражённо отмахивается. А Кей идёт и шаркает, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Настроение её мелодичного бормотания не сходится с пустотой в глазах, что слепо смотрят под ноги. Ведь лгунов не прощают. А предателей — тем более. Вдох-выдох. Нужно спешить в класс, чтобы успеть к звонку. Но Кей проходит мимо нужной двери в поисках кое-кого поважнее уроков и пунктуальности. — Как твоя рука, Ямамото-тян? — Она находит его весьма быстро — у автомата с напитками рядом с лестницей. Такеши приветливо машет рукой, освобождённой из гипсовой темницы. — Всё хорошо! — Он улыбается, задорно перебирая воздух пальцами. — Гипс, как видишь, уже сняли. Теперь просто нужны умеренные нагрузки. — А сам как? Точно всё уже в порядке? — мягко наседает Кей, подходит ближе и с заботой заглядывает в его беспечное лицо. — Да! Спасибо, что всё это время приходила навещать меня. — Такеши опускает несколько потёртых монеток в автомат. — Мне несложно было, в одной школе всё-таки учимся, — она жмет плечами и из-за его спины изучает содержимое за стеклянной дверцей. — Нууу, ко мне с лекциями о ценности жизни и вопросами о моём психическом состоянии каждый день приходила только ты, — звучит с долей тёплой иронии. Одну купленную баночку он протягивает ей. — Спасибо за это. Серьёзно восприняли это лишь вы с Тсуной. На дне карих глаз и в кончиках его тёплых пальцев — благодарность. Искренняя, немного отчаянная. Такеши улыбается всё так же беззаботно и радостно, словно не он стоял на той крыше с намерением шагнуть вниз. Кей смотрит ему в лицо с тоской. Сияющая улыбка, белые зубы, мимические морщинки в уголках глаз и рта — его визитная карточка. Он улыбается всегда, почти без исключений. Образ беспечного дурачка плотно въелся под кожу. И суицид в его случае — не выход, в его случае суицид — шутка. Неудачный анекдот. Ха-ха. (Чёрный юмор — дерьмо. Такое же, как и лестницы.) Кей неловко отвечает на улыбку и принимает холодную банку сока. Её прохладные пальцы всё-таки теплее, чем остывший алюминий, поэтому ладони приятно обжигает отмёрзшей водой. Вместе с ней кроет волной хандры — как всегда незваной и назойливой. Кей не любит тоску. Ей хочется быть вечным солнышком, посмотришь на которое — и на душе от такой лучезарной широкой улыбки сразу светлее. Хочется быть солнышком, а не свечкой с обугленным фитильком, что всё светит и тает, горит и тает, пока не останется от неё ничего, кроме воскового пенька. Свечку легко заменить — дешёвка же. Подмены никто не замечает, как и количество ступенек, на которые одни и те же туфли ступают несколько раз на дню. А у Кей бесполезная привычка — считать ступеньки. Дома их девятнадцать, в школе на входе — четыре, внутри — по пятнадцать на пролёт, в подземном переходе — сорок четыре. Просто незатейливое хобби. — Знаешь, Ямамото-тян, — она ковыряет тонкое металлическое колечко, лениво пытаясь зацепить его ногтем. Такеши, продолжая глотать сладкую воду, опускает вопросительный взгляд. — Если что-то случится, то приходи в любое время. Можешь даже не говорить ничего. Просто посидим утром-вечером, может, на багажнике тебя покатаю. Купим сок и поржём с того, как я в очередной раз навернулась. Ты просто приходи ко мне, а не куда-нибудь на крышу. Ладно? — Если сок мне купишь ты — всегда буду рад! — он довольно облизывает губы и бросает опустошённую упаковку в мусорку. Кей хмыкает. — Конечно. — И ставит себе на макушку закрытую банку. Балансировать оказывается сложнее, чем думалось. Она поглядывает то на потолок, то на друга. — Думаю, одна пачка сока того стоит. Банка всё же падает, но Кей без проблем её ловит. С инстинктами у неё все же лучше, чем с балансом. Такеши посмеивается на её безуспешную попытку, сцепив длинные пальцы за головой. — Тогда обязательно приду! Вот такая. Такая и должна быть у них юность — наполненная бессмысленными глупостями, смехом над ними и улыбками. А не как в сериалах со взрослыми, играющими роли детей — мыслями о суициде, нескончаемыми проблемами с самими собой, друг другом и тем, что только ждёт впереди. Да только реальность жадная. Она собирает все жанры и предупреждения в своих карманах, словно фантики от конфет — то мармеладок, то тёмного шоколада. Ведь так гораздо интереснее. Ведь так, блин, гораздо реалистичнее. Кей думает: «Вот бы «вжух!», и всё сразу становилось хорошо, и друзья не страдали, и мама была счастлива, и признания давались так же легко, как дважды два — четыре. А не как последние задачки в тесте — мозгов для них не хватает, времени их наскрести нет, и вообще решать не так уж и хочется. Но надо — иначе двоебан тебе, приду-у-урок!» Она неспешно, почти апатично плетётся к классу под монотонный звон. В голове — каша. Дурноватая, сырая, невкусная. Думать совсем не хочется, но мысли назойливо варятся в думалке, как в котелке. — Эйко, чего как сонная муха? — в спину подгоняет её учитель. — Звонок, между прочим, уже был. Пошевеливайся! — Да, сенсей. Хорошо, что жизнь — не математика. Или наоборот — а разницы-то? Не математика ведь всё равно.***
— Так, Хибари-сан, всё понятно. Но я-то там зачем? — Повторяю: президент клуба бокса попросил выделить для локального отборочного матча судью из комитета Дисциплины, — Кёя деловито переплетает пальцы перед лицом. — Все, кроме тебя, заняты. — Но я ведь даже не знаю правил бокса. И, скажите честно, — Кей щурится, — Вы согласились только потому, что он громко кричал и не хотел уходить, даже после того как вы запустили в него свои тонфа, не так ли? Усталый раздражённый взгляд говорит сам за себя. — Боже-боже, Хибари-сан, сваливать свои ошибки на подчинённых и заставлять разгребать их — так некруто, — она разводит руками, вздыхая, и даже раздосадовано качает головой. Её наглости, наверное, нет предела. По обе стороны от лица угрожающе пролетают тонфа, и уже позади раздаётся металлический перезвон отскочившего от стены оружия. Кей, лишённая инстинкта самосохранения, поцыкивает. — Ай-яй-яй, не стыдно вам портить стены? Хибари-сан, ей богу, вы как дитя малое. А собирать кто будет? И как вы до этого без меня справлялись? Кёя закатывает глаза на продолжительное ворчание. Она, как мать гиперактивного ребёнка, продолжает вздыхать после каждого предложения. Кей поднимает тонфа с пола, прокручивает их в его манере — и он вдруг замечает совершенно детский восторг в глазах. Она идёт возвращать их ему медленно, рассматривая своё отражение в стали, и даже нехотя кладёт на стол. «Не наигралась», — думает Кёя, фыркая. — Ну, поручение есть поручение! — Кей упирает руки в бока и тянет свою широкую клыкастую лыбу. На самом деле это поручение пришлось весьма кстати. С Рёхеем не заскучаешь, а хандру отпугнёт его совершенно солнечный возглас. Сила экстрима ещё никогда не подводила! — Выполню без сучка и задоринки! Кёя устало, будто уработавшись, откидывается на спинку кресла и взмахивает в сторону двери. Мол: иди уже, свободна. Кей привычно салютует и кланяется перед тем, как покинуть приёмную. Откровенно говоря: она действительно была единственной свободной. Единственной свободной, исключая Кёю. Откровенно говоря: Кей — козёл отпущения. — Нашим экстремальным судьёй будет Эйко! — Рёхей по-семпаевски кладёт свою руку ей на макушку. Экстремальная судья приветливо лыбится, вскидывая два пальца знаком «пис» вперёд, и замечает знакомое лицо в «команде поддержки». — Ух-ты, снова привет! Ямамото-тян, а ты что тут делаешь? — Я пришёл поддержать Тсуну, — Такеши приветливо машет. — Ооо! Так тот самый с экстремальным духом — это Тсуна-чан? Круто! — Кей резво вскидывает кулак. Она искренне заведена от подобной новости. — Естественно, — Хаято, стоящий поблизости, гордо кивает: — Десятый действительно крут! И он обязательно победит эту торфяную башку! — О! Ты тоже дружишь с ним, взрывной переведёныш Гоку-чан? На «взрывного переведёныша» Хаято смешно ворчит. А Кей просто радуется за Саваду, у которого по слухам и друзей-то раньше не было. А их уже — вон сколько! Это хорошо, это, правда, замечательно. Гокудера Хаято ведь как перевёлся — сразу получил ярлык хулигана-одиночки. Наглого первогодки, что перечит всем и уже успел повздорить с Главой Дисциплинарного комитета. Медсестра Окада-сенсей потом ещё долго жаловалась — Кей хорошо помнит тот день. Но сейчас, сейчас Хаято сияет почти не метафорично. Болеет за экс-изгоя, искренне им восхищается. Это подкупает мгновенно — этот курильщик ей нравится. У неё иммунитет к ругательствам, так что коммуникация с ним не вызывает затруднений. Изгой перестает быть изгоем, когда на его стороне есть хотя бы один человек, не боящийся сказать «захлопните свою пасть». Теперь у Тсунаёши такой есть, и Кей чувствует облегчение. Внутри сразу светлеет, будто перегоревшая лампочка снова включилась. — А ты точно такая, как о тебе и рассказывал брат. Киоко, до этого увлечённо и молча за ними наблюдающая, наконец обращает на себя внимание. — М? — Кей запускает шестерёнки памяти и логики в своём котелке, — А! Ты та самая младшая сестра! Киоко, верно? Утвердительный ответ, ангельская улыбка. Кей отчётливо чувствует возвышенный «тудум», но всё так же энергично продолжает: — Приятно познакомиться! — Мне тоже, Эйко-тян! Спасибо, что приглядываешь за моим братом! Белые пальцы Киоко мягко обхватывают её мозолистые и холодные ладошки. Нежное рукопожатие немного смущает, и Кей неловко посмеивается, запуская освободившуюся пятерню в волосы. — Боже-боже, но вы с Сасагава-саном конечно похожи, как кенгуру и котёнок. Никогда бы не подумала, что вы одна семья… — Нам это часто говорят, — Киоко крутит рыже-русый локон, посматривая на брата. Несмотря на некоторое стеснение, Кей веселеет. Милые девочки — услада для глаз. Так и хочется заключить их в свои объятия, помиловáться. Жалко правда, что чаще всего — она больно ниже этих самых девочек. Но желание — совсем как у Химе — погладить шелковистые волосы и потянуть зефирные щёчки, от этого никуда не уходит. Можно сказать, что это ещё одно бесполезное увлечение Эйко Кей — обнимать всех девочек (реже — мальчиков), которых она посчитает нужным. — Ах, Киоко-чан, ты такая милая, я не можу! Кей беспардонно льнёт к младшей Сасагаве, блаженно сощурив глаза. Та сначала удивлённо промаргивается, но потом обвивает её плечи и виском прилипает к русой макушке. От неё приятно пахнет сластями и цветочным порошком. «Так пахнет Рай», — неиронично думает Кей. Какая-то особая дорожка мыслей неожиданно приводит её к выводу, что будь Кёя девушкой, было бы тоже абсолютно прекрасно. Строгий взгляд с озорным огоньком в металлической радужке, завязанные в строгий хвост волосы или наоборот — короткая стрижка? Плечи поуже, черты лица едва мягче (Кей ему пока не признается, что он изящно и немного феминно красив). Неизменный большеватый на один размер гакуран и плиссированная юбка. До колена или по середину бедра? А может, вообще по лодыжки? Это серьёзный вопрос. Кей хмуро размышляет: «Хибари-сану и то, и то пошло бы!» Сложно! Фантазии о гольфиках (или всё же чулочках?) её окончательно добивают. Она крепче жмётся к Киоко, расстроенная тем, что вряд ли узрит Кёю в юбке. Такая потеря, такое разочарование. Так или иначе, будь Кёя девушкой, ничего бы не изменилось.***
— Хмм… Точно не хочешь? Сэтору чувствует себя, как на допросе с пристрастием. — Н-нет! — мямлит он и отмахивается руками. И без того красные щёки горят едва ярче обычного. — Меня за такое дома убьют! — Странно, — Химе выгибает бровь. Поворачивает томик обложкой к себе и начинает изучать, будто впервые видит. — Мама сама рекомендовала эту мангу. Я даже опиралась на мнение взрослого поколения и думала, что с рекомендацией ты точно возьмёшь. Это же даже не яой, простой сёнен-ай. Масамуне, ты должен просвещаться, — наседает она, — без матчасти ты никогда не сможешь твёрдо стоять на ногах в мире BL! Или ты хочешь быть наивным уке?! — Принцесса, я даже не понимаю, что значит половина из всех слов, что ты только что сказала… — ноет Сэтору, но про шантажирующую издёвку всё равно помнит. — Боже, как с вами сложно… — Химе вздыхает, прислонив пальцы к виску. — И почему я должна водить вас за ручку и объяснять простейшие вещи? Риторический вопрос. Она просто слишком любит сёдзе и не может упустить и единого шанса всучить кому-нибудь любимую мангу. А теперь в её резерв «кого-нибудь» входит и Сэтору, поэтому так просто она его не отпустит. Без томика BL, естественно. Она ведь не демон. — Пожалуйста, не надо… — жмурится он, прижатый к стенке шкафчиков с обувью. А они ведь просто ждали Кей, чтобы пойти домой вместе. — Надо, Масамуне. Надо, — Химе решительно кивает, хлопая его по плечу. — Кто-нибудь, помогите… Оставаться наедине всё это время было опасно не для Химе, а для него.