А Боги смеялись всё утро и вечер. Смешила их фраза: «случайная встреча».
Уже как несколько часов назад перевалило за полдень, но Кей до сих пор блуждает по закоулкам города, где людей — раз, два и обчёлся. Ей домой возвращаться совсем не хочется — будто в темницу по доброй воле. Наказание, может, и заслуженное, но свободолюбивый характер не запереть даже под семью замками. Разве что вовнутрь затолкать, проглотить, и то — станет комом в горле. Кей сидит на качелях, едва покачиваясь, и заворожённо слушает неладный скрип железных петель. Вопреки тому, что проспала она почти весь вчерашний день, веки всё равно неизбежно слипаются даже под назойливыми лучами солнца. В итоге желание свалиться на кровать и потратить всё своё наказание во сне поднимает её с качелей и ведёт вниз по улице — к дому. Только вот усталый взгляд невольно натыкается на пушистый комок, и Кей сразу же меняет все свои планы в пользу серого котёнка. — Хей, солнышко, — произносит она мягко, чуть сонливо, и тянется рукой к его мордочке. Он с опаской принюхивается к прохладной ладони и потом всё-таки утыкается в неё маленькой головой. На губах Кей расцветает нежная улыбка. Она аккуратно чухает его лохматую макушку, слушает тихое мурчание и садится на корточки, уже понимая, что так просто ей теперь не уйти. «Ну и ладно». Котёнок доверчиво ластится, опирается лапами на её обклеенные пластырями колени и протяжно тонко пищит. Кей очарованно вздыхает: — Кто такой маленький и хороший, а? Была бы у неё возможность, она бы несомненно забрала его. Как и каждого уличного кота, встретившегося на её пути. Но, к сожалению, Кей прекрасно понимает, что ничего хорошего из этого не выйдет. Так что лучше не давать ложных надежд ни котёнку, ни ей. Но всё же кое-что для него она может сделать. — Хочешь кушать? — спрашивает Кей, тут же со знанием дела добавляя: — Ну конечно хочешь. На всякий случай пересчитав сдачу, сложенную в кармане, она оглядывается по сторонам: где-то поблизости должен быть магазин. Кей напоследок гладит котёнка, наказывая ему ждать здесь. Уходя, она то и дело оглядывается, чтобы убедиться в том, что он не поплетётся за ней к дороге. — Вот и он. — Автоматические двери с небольшой задержкой открываются, пропуская её в помещение, заполненное приятной прохладой и запахом замороженных продуктов. Кей изучает взглядом полки в поисках отдела с кормом для животных, но на очередном пролёте немного ошарашено застывает. Растянутая футболка, старые сандалии, не то пижамные, не то спортивные штаны и, буквально до боли знакомое, такое же заклеенное пластырями, как и у неё, лицо. Хикару держит в руках маленький листок, хмурится, что-то недовольно бормочет себе под нос, глазами бегая по холодильнику. Он закидывает в корзину пару пачек молока, йогурт и скрывается за стеллажами, тем временем как Кей ненавязчиво наблюдает за ним из-за угла. «Какая встреча, чёрт возьми…» — вздыхает она, натягивая козырёк кепки всё ниже и ниже, почти к носу. Кей решает подождать, пока Хикару уйдёт и, оглядываясь время от времени, продолжает выискивать корм для животных. Находит где-то через минуты две в самом конце продуктовых рядов. Только вот на этом её проблемы не заканчиваются — предстоит тяжёлый выбор с разницей в десять йен. — Ай, ладно… — произносит она стыдливо и тянется к той пачке, что подороже. В магазины всё равно нечасто заглядывает, а ради котёнка можно и разориться немного. Звучит стандартное «спасибо за покупку!», и Кей с облегчением идёт к кассе. Там её встречают типичной улыбкой, за которой сразу следует ответное приветствие. Сфера услуг — дело неблагодарное, так что от пары слов и доброго отношения с неё не убудет. — Ох, — встревоженно произносит девушка, замечая оставленную на весах связку помидоров и закусывает ноготь — это её первый день, а она уже облажалась. Её взгляд выискивает паренька с двумя пакетами за стеклянными дверьми и когда находит, то, как назло, следующий покупатель недовольно прокашливается. — Здравствуйте! Она с подрагивающими губами оборачивается к нему, и Кей безнадёжно вздыхает. — Извините, я могу отдать это ему… — Спасибо! — благодарно восклицает девушка. Выходя из магазина, Кей думает о том, что судьба просто-напросто посмеивается над ней, как над героем второго плана, созданного ради хихи-хаха. «Зато человеку помогла…» Она проводит взглядом по улице в поисках щеголяющего в сланцах юноши с двумя тяжеленными пакетами продуктов и, когда наконец находит, то мнётся на месте с минуту — так ей не хочется подходить. Может, Кей просто кинет их ему в лицо и убежит? «Это еда, а с едой так нельзя…» — мотает она головой — воспитание. — «Эх, была не была!» — Ты забыл, — прокашливается Кей, почти ему в лицо тыча помидорами. — Чёрт… — цедит он сквозь зубы, заглядывая в пакеты и в действительности не находя там оплаченной связки. — Спасибо, пацан! Мать меня бы прибила! Хикару благополучно забирает из её рук несчастный пакет, и она со вздохом облегчения кивает, пряча глаза под козырьком кепки. И вот юноша уходит — всё было так просто. Она справилась с этим настолько легко и беспроблемно, что даже самой не верится. — Хей! Но Кей всё же отлично играет данную ей жизнью роль, всеми способами развлекая неуёмную судьбу. Безнадёжный двигатель сюжета с шилом в одном месте. — Аизава, ответь мне на один вопрос, — сглотнув комок волнения, стоящий в горле, она куда более раздражённым и уверенным тоном произносит так долго висящий на кончике языка вопрос: — Чего ж ты такой мудак? — Чё?! Наконец разобрав знакомое расположение пластырей на лице и глаза, — о, эти, наполненные пропащей справедливостью и горделивым блеском, он точно не спутал бы ни с чем — Хикару тут же признаёт в незнакомце свою головную боль. — Да откуда ты вылезла, чёрт возьми? — рявкает он. А казалось бы, настроение-то даже чуть поднялось — помидоры не потерял! И тут такая подлянка. Кей скептично указывает за спину. — Из магазина. Хикару смотрит на неё, как на ошибку человечества. Она отвечает тем же. — Иди в зад со своими вопросами, я иду домой! — гаркает он не хуже взъерепененной вороны и отворачивается, грузно топая дальше вверх по улице. — Задолбали! — пыхтит уже себе под нос. Резкий удар под пятую точку, в простонародии — пендель выбивает на пару мгновений ощущение земной опоры. И штуку другую непристойных выражений из груди. — Ах ты ж сволочь! — Пакеты плавно опускаются на землю — разобьёт яйца — его самого по скорлупкам собирать нужно будет. — Драться хочешь? — Нападай! — Кей становится в стойку, вызывающе подняв кулаки. Натянутая кожа болезненно зудит, но стиснутые зубы — лучшая мазь. Сбитые костяшки почти не жжёт. — А ну-ка!.. — Резкий свисток заставляет две разгорячённые головы обернуться и встретиться взглядом с глазами стремительно приближающегося полицейского. Кей кидается наутёк — Мисаки, конечно, заберёт из участка, поймёт и простит, но Кента и собственная совесть подобного с рук не спустят. Хикару же растерянно тянется к пакетам и резко бросается вслед за ней. — Это ты виновата, дебилка! — рявкает он ей в спину. — Сам ты дебилка! — кричит она ему в ответ и мельком оглядывается. Полицейский не поспевает за ними от слова совсем, потому Кей с облегчением выдыхает, забегая за угол, и на всякий случай делает пару кривых петель меж жилых домов. Она останавливается в районе окраины Намимори, где всё, кажется, идёт своим размеренным и спокойным чередом — совсем не так, как в центре. Но полностью успокоиться не даёт тяжёлое дыхание за спиной. Кей хмыкает — он не придумал ничего лучше, чем побежать за ней. — Да иди ты в жопу, — красноречиво отвечает Хикару на её взгляд. — Тебе что, вчерашнего не хватило, тронутая? — Не хватило, — кривляется Кей, но затем, глубоко вдохнув, серьёзно выдаёт: — Зачем вы задираете Тору? — Тебе-то какая разница? — бурчит он, хотя и понимает, что ей — есть. — Большая, блин, просто неимоверно огромная! — чуть ли не истерично восклицает она, взмахивая руками. — Отвечай, иначе… — Ой, да завались ты со своими «иначе»… — щурится юноша, осматриваясь — где они сейчас вообще? — Вы с этим придурком дружите, мы — терпеть не можем. Вот и всё, — он показательно отворачивается, топая обратно, пытаясь выйти на более-менее знакомую улицу. — И что же в нём такого нестерпимого? — закипает Кей, ступая следом. Ещё чуть-чуть, и она снова вмажет ему. Хикару бесится, раздражённо морща нос — как же ему это надоело. — Да пидор он! Чего непонятного? — Ну и что плохого-то? По мальчикам и по мальчикам, — всё сильнее хмурится, — он считал вас друзьями… — Хочешь удивлю?! — Хикару взрывается от злости. — Я тоже! — Так какого чёрта?! — тут же, как по щелчку, вспыхивает и Кей. — А ну заткнулись! — доносится откуда-то из окна. — Разорались тут, ну-ка пошли вон, шпана! — А у нас серьёзный разговор! — недовольно кричит в ответ Хикару, но всё-таки чуть ускоряет шаг. — Нормальные люди, блин, не втюрятся в своих друзей, — говорит он всё ещё раздражённо, но уже куда более спокойно. — Он влюбился… в тебя? — ошарашено выдаёт Кей. — Упаси боже! — восклицает он. — В Сузу! Но какая, чёрт дери, разница? О, да, на вас он, может быть, и не западёт. Но, а если бы да? Если бы этот придурок начал сохнуть по тебе или твоей подружке, чтобы вы делали, а? — Уж точно не чморили бы за его существование, — твёрдо отвечает Кей. — Ну да, ну да, вы же святые, прости, забыл, — презрительно щурится Хикару. — А мы, такое вот дерьмо, пытались выбить клин клином. — Что ты пытаешься этим сказать?.. Он усмехается. — Тору… — мотает головой и секундой позже поправляется, — этот придурок больше не сохнет по Сузу, не так ли? Ну, скажи же мне, собачонка… — Вы что, больные?! — Кей подрывается с места и хватает его за футболку. — Это… вы совсем ненормальные! — истерично выдыхает она. — Ему ваша «забота» больше не нужна! — Ну и замечательно… — вырывается, раздражённо передёрнув плечом. — А клин-то всё-таки выбился, — фыркает Хикару на измятое в яростной гримасе лицо. — Ладно, оставляю тебя и твоих «друзей» в вашем радужном мирке любви и взаимопонимания. Но интересно будет посмотреть, если по закону подлости с вами случится то же самое. — Не случится. — Кей смотрит на него исподлобья, до побеления сжимая кулаки. — Никогда не говори «никогда», — роняет напоследок Хикару и оставляет её позади. — Дружба всегда заканчивается там, где один влюбляется. Удачи с этим, собачонка. Кей остаётся на незнакомой улице одна. Внутри всё до сих пор клокочет от злости, ногти впиваются в кожу с неимоверной силой, а зубы сжимаются до онемения в челюстях. Потому она срывается с места и бежит. Бежит вновь, не смотря по сторонам. Просто несётся, подставляя разгорячённое лицо сухому ветру. Мысли клубятся вокруг слов Хикару, а к горлу снова подступает ком гнили. Вроде про Сэтору говорили, а ей всё равно невольно вспоминается Кёя. И от этого становится только хуже. «Дружба всегда заканчивается там, где один влюбляется». Но что если она не хочет, чтобы всё закончилось? Кей смотрит на свою влюблённость, как на нежеланного ребёнка — не то чтобы ненавидит, но жизнь она ей подпортила знатно. Быть может, в этом нет вины чувств к Кёе, быть может, вина в её реакции на них. Её вина. Она до сих пор расценивает свою влюблённость, как таинственный странный инцидент. Кей не нравились сёдзе манга и сопливые романтические мелодрамы, которые крутили по вечерам. Кей морщила лицо, когда видела целующихся в губы людей. Кей казалась антонимом к слову «влюбиться», но взяла и влюбилась. И следом — потерялась в тех ощущениях, которые преследовали её каждый день. Эгоистично было бросить Кёю из-за страха, но она очень испугалась. Запаниковала, решила немного перетерпеть: три дня, неделю, месяц, два месяца. А потом было… было слишком позорно возвращаться, будто ничего не было. Кей не была готова к разговору. Кей, на самом деле, до сих пор к нему не готова. — Хибари-сан, твоё маленькое травоядное действительно ужасно тупое…***
— Ты что, следишь за мной, травоядное? — грозно зыркает на Кёя. — Да нет! — смеётся Кей, пятернёй взлохмачивая короткие волосы. — Ну, по крайней мере, я не думаю, что это так называется! — Значит следишь всё-таки, — угрожающе произносит он. — Да говорю же тебе, Кёя-ниисан, не слежу я! — заверяет она, но всё-таки чуть отшатывается в сторону — ей ли не знать, что от него можно получить так, что потом неделю с собственным телом не в ладах будешь. — Мне просто отвлекать тебя не хотелось, — Кей перегибается через дупло упавшего дерева и наклоняется к Кёе почти нос в нос. Тянется рукой к выпавшему из гнезда птенцу, что примостился в ладонях Кёи, и легонько поглаживает его кончиками пальцев. — Не хотелось отвлекать весь путь досюда? — фыркает он, чуть сильнее сжимая ладони — если малыш испугается, Кёя изобьёт её до смерти. К счастью ничего не подозревающей Кей, птенец доверчиво к ней ластится. — Почему нет? — улыбается она, перепрыгивая дупло, и садится рядом. — А ты вообще что в лесу-то забыл, Кёя-ниисан? — Не твоё дело, — хмурится Кёя, будто невзначай тыкая её локтем в щеку — нечего прижиматься к нему. — Раз уж я здесь, значит моё! — У неё вообще какая-то нездоровая потребность в прикосновениях, потому на раздражённый жест она лишь загребает его руку в ленивую хватку и кладёт голову на вздёрнутое плечо. Кёя хочет выкрутиться, но раненный птенец в руках не позволяет ему делать резких движений — почти безвыходное положение. — Не трогай меня, — шипит он угрожающе, но Кей отвечает тёплой, как летнее солнце, улыбкой. И ему сразу становится ясно — угрозы не действенны, пока она знает, что у него нет выбора. — Позже ты пожалеешь об этом, маленькое тупое травоядное. — Не-а! Даже если снова загрызёшь меня до смерти, я не буду об этом жалеть. Кёя хмыкает, закатывая глаза. Он хочет сказать очередную колкость, но Кей вдруг прерывает его: — Я правда не слежу за тобой. Мне просто интересно, — выдыхает она, всё-таки отпуская его руку — раз ему неприятно, то ладно, продолжать налегать на личное пространство не будет. — Ну, и ты знаешь, когда на зверюшек смотришь, — ставит она пальцы в уголки губ и чуть тянет их вверх, — ещё улыбаешься так красиво, — серьёзно произносит Кей, бросая нежный взгляд на хмурое лицо. — И мне вообще кажется, что сердце биться быстрее начинает! И даже с этим чувством в груди, она всё равно считает, что у Химе всё притянуто за уши пропахшим ванилью романтизмом. Кей не верит, что влюблена в того, кого считает другом. У неё всё просто — Кёя ей нравится, искренне нравится, как человек. Но никаких «бабочек» в животе она не чувствует и даже какого-то смутного желания чмокнуть его в щёчку — разве что только в шутку — у неё не возникает. — Что ты несёшь? — щурясь, выдыхает Кёя, и Кей смеётся с его уморительного выражения лица. Звучит, может, и правда странно, но как ещё ему объяснить, насколько красивой она считает его улыбку в подобный момент? А не сказать — и вовсе кощунством кажется. Со стороны виднее ведь. — Это ты ещё глупостей, что мне Химе говорит, не слышал! — Кёя искренне недоумевает — о ком вообще она говорит? — Хей, нии-сан… ну, а тебе когда-нибудь кто-то нравился? — спрашивает она неожиданно даже для себя. — У тебя что, переходный возраст? — Кёя с неким пренебрежением изучает бледное лицо, владелица которого не перестаёт удивлять его сегодня. — Не рановато ли? Сколько там тебе — семь, восемь? — А? — Кей приподнимает бровь, с непониманием косясь на него. — Вообще-то мне одиннадцать… — бурчит она, насупившись, а Кёя недоверчиво хмыкает. — Во всяком случае, у тебя, видно, с головой не всё в порядке — ведёшь себя, как девчонка. Кей тоскливо фыркает в коленки. — Что, не любишь девочек, Кёя-ниисан? — Терпеть не могу, — небрежно бросает он. — Да ладно тебе, они бывают… милыми, — чуть улыбается Кей уголками губ, вспоминая как оплакивали её волосы некоторые одноклассницы, ну, и Химе в том числе. Ей тогда впервые сказали, что она сама — вполне милая. А учитывая, какое впечатление о ней сложилось в первый день… это было более, чем приятно. От мальчишек же ей такое никогда не услышать. — Что в них «милого»? — Кёя кривится, коверкая вяжуще приторное слово — ну не нравится оно ему, хоть ты тресни. — Глупые, слабые и вечно рыдают по каждому пустяку. — Ну… не все же такие… есть и действительно хорошие! И сильные тоже! — Назови хоть одну. — На его скептичный взгляд тут же находится уверенная ухмылка. — Моя мама! — без сомнений гордо выдыхает Кей. — Она самая крутая! — Хах, — вновь хмыкает он и снова недоверчиво косится. — Значит, ты маменькин сынок? — А чей ещё? — сводит насмешку на ноль она. — Мама — самый сильный человек, которого я знаю. И даже когда ей плохо, или она плачет… всё равно нет никого сильнее. Кей задумчиво смотрит куда-то в глубь чащи леса, куда ей в одиночку ходить строго-настрого запрещено, и он понимает, что в этих словах есть всё же какая-никакая доля правды. В глазах девочки отражается не просто слепая любовь, над которой он бы посмеялся, в них читается куда более близкое к его пониманию чувство — уважение. Кёе даже становится совсем немного интересно, что же за человек такой — эта Эризава Мисаки, в чью силу так беззаветно и преданно верит такая святая простота, как Кей. — Хм. — Он только встаёт с места, уже собираясь уйти, как девочка тут же подскакивает, хвостиком следуя прямо за ним. — Не знаю уж, насколько сильна твоя мама в действительности, но даже если и так — я никому не проиграю. Кей сначала смотрит на него чуть ошарашенно, но затем расцветает в улыбке — он всерьёз принял её слова. И это греет не хуже, чем палящее солнце над головой. Третьим сильнейшим человеком для неё, без сомнений, является Хибари Кёя. — Несём его к ветеринару? — заглядывает она в «гнездо» его рук. — Нет, домой. Кей резко останавливается, возмущённо восклицая: — Ты знаешь, как ухаживать за раненным птенцом, Кёя-ниисан? — Он раздосадовано молчит. — Или, может, у тебя есть рентген в комнате? — и хмурится всё сильнее. — А ещё… — Идём в ветклинику, — зловеще произносит Хибари, взглядом затыкая куда подальше её гордый вздох. — Я вспомнил, что у них передо мной должок. — Иногда ты правда меня пугаешь… Вопреки своим словам, она ускоряет неровный шаг, чтобы поспевать за другом и вновь бессознательно жмётся ближе. Не то чтобы ей не хватает ласки дома, но рядом с ним сразу становится как-то… уютнее. Будто Кёя взаправду её настоящий «старший брат». «Я люблю тебя, Кёя-ниисан», — Кей улыбается своим мыслям, наблюдая за раздражённым выражением лица и забавно чуть выдвинутой нижней губой. — «Почти так же сильно, как Химе!» — тихо хихикает она в кулачок. — Ещё раз услышу… загрызу до смерти… — шипит он, на что девочка безнадёжно клюёт головой. — Знаю, знаю… Весь путь до ветклиники Кёя злится и дуется, а попытки Кей смягчить его обиду рубит угрозами кровавой расправы. Но спустя пару часов, проведённых в ожидании, они вполне мирно дрыхнут на одной лавочке. И Кёя даже почти не пихает её, когда русая макушка сползает со стены на его плечо, прерывая и без того чуткий сон. В итоге он, правда, всё-таки сбрасывает на пол «наглое травоядное», но зато пробуждается Кей под его довольную ухмылку. — Что я, где я, Кёя-ниисан где? — отлепляет себя от плитки она, стирая слюни с уголка рта и потерянно озирается по сторонам. Кёя почти смеётся, хмыкая в кулак — «ну что за идиот». В конце концов птенца оставляют на попечение врачей, а их отправляют домой — мол, не волнуйтесь, дети, всё будет хорошо. — Темнеет, — замечает Кей, выходя из помещения на улицу. Небо, что окрасилось в розовые тона, готовится к сгущающимся сумеркам, а это значит, что ей пора возвращаться домой.«Даже если со мной Кёя-ниисан?» «Даже если с тобой Хи-кун, Кей».
Она с тоской пинает камешек, подвернувшийся по дороге и молчит. Ей остаётся надеяться лишь на то, что Мисаки придёт домой пораньше, а не как всегда задержится на работе. «Не хочу я одна там сидеть…» — хмурится Кей и тянет Кёю за край футболки. — Кёя-ниисан, пойдём со мной до дома, пожалуйста? Он хочет отказать, но, закатив глаза, безнадёжно вздыхает. — Ладно. Но только если будешь молчать. Она кивает. Компромисс найден. Кёя не спрашивает, ни почему Кей так резко понадобилась его компания по пути к дому, ни где, собственно, она живёт, и их обоих это полностью устраивает. Ему даже почти кажется, что он идёт в одиночку — так что ничего страшного. Во всяком случае, один ребёнок — не толпа. Такое общество даже он способен стерпеть. Когда они доходят до места назначения, то Кёя не сразу понимает, что они, вроде как, пришли. — Апато? — выдыхает он, изучая взглядом двухэтажное строение. — Дёшево и сердито, — смеётся Кей, а когда замечает свет в окне их квартиры, тут же счастливо произносит: — Она уже дома! Спасибо, что проводил, Кёя-ниисан! Кей взбегает по лестнице с ураганной скоростью, но, остановившись на втором этаже у перил, всё равно с улыбкой машет ему ладошкой ещё раз. «Как мало ему нужно для счастья», — усмехается он, услышав с каким грохотом закрывается входная дверь. Не хотелось бы ему иметь такого шумного родственника, как Кей. Но только Кёя отходит на пару шагов, как за его спиной едва ли не кубарем скатывается с лестницы только-только взошедшее на неё недоразумение. — Кёя-ниисан! — Он уже хочет недовольно пробормотать «да что такое?», но видит в карих глазах истеричный испуг. — Помоги, скорее! Мама! Она!.. Ногти Кей впиваются в кожу на его руках с такой чудовищной силой, что он податливо бежит следом за ней без лишних оговорок. Открытая настежь дверь пропускает мальчика почти без препятствий, разве что из-за суматохи он ненароком спотыкается о порог, удерживаясь на ногах только потому, что Кей едва ли не сама тащит его в нужном направлении. — Что делать? Что мне делать?! — в панике тараторит она, отпуская его руку и почти что падает на колени рядом с лежащей без сознания матерью. Её губы, как и всё тело, заходятся тремором, и Кёя не выдерживает. Хлёсткая пощёчина гулко раздаётся звоном в ушах. На щеке пульсирует красный след от ладони, к которому Кей в прострации прикасается холодными пальцами. — Неси телефон, — тут же чётко проговаривает он, и её тело, как по приказу, тут же отзывается — она срывается с места, глазами рыская по комнате в поисках рюкзака. Это было жестоко, больно и как никогда кстати, отрезвляюще. Кёя опускается на пол, начиная осматривать Мисаки. Нащупав явно присутствующий, хоть и слабоватый пульс, вздыхает с неким облегчением — рыдания Кей отменяются. Несмотря на то, что всё тело Мисаки пробрано потом, кожа отливает нездоровой белизной. Под глазами темнеют синяки, губы оставило всё тепло, превратив их в тонкие бледные полоски. Кёя похлопывает её по щекам, трёт уши и виски, пытаясь восстановить кровообращение. Кей протягивает ему всё ещё дрожащими руками найденный телефон. — Иди ищи документы, не мешай, — произносит он, набирая номер «скорой» и зажимает трубку между плечом и щекой. Только во время разговора ему то и дело приходится обращаться к ней, чтобы расспросить о деталях, требуемых медработником. — А?.. — когда Мисаки приходит в себя уже на футоне, разложенном для неё впопыхах, то не сразу понимает, что происходит. Она же только что включила свет и, желая усмирить свой воющий китом живот, хотела пойти перекусить? — Мам! — тут же подрывается Кей, но Кёя резко пихает её в бок. — Не ори ты так, — хмурится он. — Лучше иди сделай сладкий кофе — и то больше поможешь. — Когда она тут же уносится на кухню, Кёя начинает разъяснять ситуацию: — Ты упала в обморок, и мы вызвали скорую. Скоро они должны приехать. — Вот блин… — тянет Мисаки, потирая щеку. — Надо ж было так угораздиться… Сейчас ещё и пи-по приедет, — вздыхает она и переводит взгляд уставших глаз на мальчишку. — Ты же Хибари Кёя-кун, верно? — Он кивает. — Спасибо, — мягко улыбается ему Мисаки. — В одиночку Кей наверняка бы кондратий схватил, — добродушно усмехается она, слушая железный лязг, доносящийся с кухни — дочка очень уж усердно колотит сахар в кружке. Когда Кёя только хочет ответить ей, в комнату заходят сотрудники «скорой», за которыми юркает и Кей, протягивая подготовленные документы. В четырёх стенах становится слишком тесно, потому он выходит за дверь, оставляя Мисаки на заботу врачей. Всё, что от него требовалось, он уже и так сделал. В итоге, правда, к нему выставляют Кей за большей ненадобностью. — Кёя-ниисан, ударь меня ещё раз, пожалуйста, — всё таким же неровным тоном произносит она. Тонкие руки до сих пор почему-то дрожат, хотя, казалось бы, всё самое страшное немногим, но позади. Кёя цыкает, награждая её лоб смачным щелбаном. — Валерьянка есть? — Есть! Кей на автомате тут же несётся на кухню и рыщет в аптечке, шурша пачками блистеров и коробочек. Когда небольшой пузырёк с таблетками оказывается у Кёи, он высыпает на ладонь пару штук и без предупреждения пихает в рот опешившей девочки. — Вот так, — с чувством выполненного долга кивает Хибари, наблюдая за тем, как рука Кей тянется к той самой кружке со сладким кофе. — Воду пей! — Ммм… — мямлит она, пытаясь найти ещё одну кружку и, наплевав на всё, хлещет прямо из горла графина. Кёя вздыхает. Опускается на стул, и наконец может позволить себе рассмотреть помещение, в котором находится. Кухня до безобразия маленькая, но аккуратная и не захламлённая ничем лишним — Эризавам достаётся мысленная похвала. Правда, несколько грязных тарелок всё-таки валяются в раковине (Кей не очень-то любит мыть посуду). Из комнаты доносятся тихие голоса, на которые он невольно оборачивается и даже слышит размытые обрывки фраз. «Работа… смена… обезболивающее…» — У вашей старшей сестры просто переутомление, не волнуйтесь. Надеюсь вы проследите за тем, чтобы она сегодня точно никуда не пошла... — Ой, да ладно вам, я что, похожа на ребёнка? — доносится в коридор бурчащий голос Мисаки. Переубеждать на счёт их истинного семейного положения даже не стала — лишняя морока. — …поела и хорошо выспалась, — проигнорировав недовольное замечание женщины, заканчивает врач и прощается с детьми, закрывая за собой дверь. «Он что, назвал меня… их братом?» — хмурится Кёя и смотрит на Кей, которая, видимо, более-менее расслабилась под действием валерьянки и притихла. Даже её шаги стали тише и куда мягче, чем прежде. — Ну, ты как, мам? — спрашивает Кей, усаживаясь на колени, и наконец протягивает ей кружку с чуть остывшим напитком. — Да нормально, — отзывается Мисаки, принимая кофе, и делает глоток. — Сладкий! — морщится она с непривычки. Кёя чуть неловко опирается на косяк — ему хочется уйти, очевидно же, что он теперь лишний. Мисаки замечает его стеснённое положение и произносит: — Прости, Хи-кун, из-за меня пришлось так поволноваться. Ты ещё и дома сейчас уже должен быть. — Неважно, — отмахивается, — во всяком случае, я пойду. — А ну стоять, — вздыхает она, пытаясь подняться. — Я провожу тебя до дома. — Мам! — пытается уложить её обратно Кей. — Доктор сказал, что сегодня тебе нельзя никуда идти! — Я не отпущу младшеклассника одного поздно вечером! — Кёя-ниисан сильный, если что, это от него придётся защищать… — кряхтит Кей и изо всех сил давит на плечи матери. — И сейчас ещё не поздно, это только меня ты так опекаешь… — Её лицо даже немного краснеет от напряжения. — Я всё равно провожу Хи-куна до дома, это моя обязанность перед его родителями… Кёя с нечитаемым выражением лица наблюдает за развернувшимся противостоянием и безнадёжно вздыхает: — Я ухожу. — Стой! — синхронно выкрикивают Эризавы, а затем Мисаки без сил валится на подушку. — Знаешь, Хи-кун… — мямлит она, хмуря брови. — Думаю, я могу отпустить тебя одного, если обещаешь позвонить нам, когда вернёшься домой… — Ну вот, голова закружилась, да? — недовольно, но всё же взволнованно произносит Кей, заботливо убирая чёлку с её лица, и целует Мисаки в лоб. — Давай, спи… — Девочка встаёт с пола и выключает свет в комнате. — Пойдём-пойдём, Кёя-ниисан, я тебя немного провожу, — шепчет она ему. — Не надо, — раздражённо тянет он, но Кей, будто не услышав, натягивает на ноги сандалии и, выпустив «гостя» из квартиры, с осторожностью закрывает входную дверь. Спускаются с лестницы и идут почти вплоть до дороги они молча. Для пешеходов на светофоре загорается красный, и машины срываются с места. — Спасибо. Когда Кёя оборачивается на тихий голос, то видит как Кей стоит перед ним, согнувшись в почтительном поклоне. — Сам бы я… не знал, что делать, — с горечью произносит она, хмурясь и сжимая ткань шорт холодными пальцами. Он ничего не отвечает, лишь опускает ладонь на лохматую макушку и небрежно треплет, путая пальцы в коротких соломенных волосах. Кей поднимает голову и мельком успевает поймать лёгкую горьковатую улыбку с тенью чего-то тоскливого в горящих отражённым зелёным светом глазах. Под рёбрами ёкает, а в животе в миг пустеет; такую его улыбку она видит впервые. Кёя шагает по белым полоскам, а парой секунд спустя, когда его фигуру скрывает поток разномастных машин, Кей наконец вспоминает, что совершенно забыла продиктовать ему номер телефона. — С возвращением, Кёя. Слабая улыбка Аме всё-таки заставляет его произнести столь непривычное «Я дома». Её слабость — единственная слабость, которую он способен принять. Наверное, поэтому Кёя не будет говорить Кей, что в этот день разочаровался в Эризаве Мисаки.***
— Уверен, что не хочешь перекусить на халяву-то, Хи-кун? Мне тебя угостить не жалко. Кёя совсем не ожидал, что столкнётся с Мисаки в магазине, потянувшись за одной и той же пачкой кошачьего корма. — Нет, спасибо, — отмахивается, — я пойду. — Женщина со вздохом пожимает плечами — до чего же недотрога этот гордый мальчишка. — Ладно-ладно, но если снова будешь поблизости — заходи, не стесняйся, — улыбается она, оголяя зубы. У Эризав лица разные, а всё равно — что мать, что дочь — одна привычка на двоих. Мисаки машет ему ладонью и, только когда он скрывается за поворотом, со вздохом вспоминает: «Агрх, забыла спросить про повязку! Дырявая голова!» — Прости, что заставила ждать, Широ-сан. — Мисаки заходит за барную стойку, ловко подхватывая передник, и завязывает его на талии трёхсекундным узлом. — Жалко конечно, что Хи-кун отказался зайти — раньше бы познакомились. — Да ничего, устроим мальчику сюрприз, — улыбается женщина. — Всё равно это почти традиция. — Мда… — хмыкает Мисаки, собирая волосы в маленький хвостик. — Прошлый сюрприз закончился для Го-сана подбитым глазом. Надеюсь, что Хи-кун по крайней мере согласится просто пойти со мной. — Знаешь, даже забавно, как судьба всё-таки свела тебя и Си-куна, — посмеивается Широ, с интересом изучая список напитков. — Что правда, то правда, — фыркает, — так что будешь, Широ-сан? — На твой вкус, милая. И можно мне булочку с кремом? Мисаки кивает, и Широ с детским предвкушением в глазах опирается на столешницу, скрещивая ноги под стулом. — Эх, жду не дождусь этой встречи! Всё-таки столько лет прошло с последней. Я даже удивлена, что не было никого после тебя. Сан-чан так долго бурчал, мол уже успело вырасти новое поколение, неужто ни у кого в одном месте не взыграл дух бунтарства? — Зато спокойно. — Чашечка ароматного рафа заставляет Широ в блаженстве прикрыть глаза, расслаблено опустив плечи. — Тем более, думаю, Ичи-сан был только рад наконец вздохнуть с облегчением — никаких самоуверенных юнцов столько лет. Не жизнь, а сказка! — Это да… Но жалко всё-таки, что мечта Кей стать Седьмой так и не исполнится. — Ну, у неё сменились приоритеты, — добродушно усмехается Мисаки, присаживаясь рядом с бодрящим эспрессо в руках. — Всё-таки, легенды остаются легендами, а для Кей есть вещи поважнее. Деньги, например, — гордо пожимает она плечами, пряча ухмылку в белой чашке. — Моя хулиганка выросла слишком быстро… — вздыхает Широ. — А я так надеялась. — К тому же, Кей слишком совестливая для таких вещей, ты же знаешь. — Мисаки с небольшой тоской наблюдает за размеренным ходом часов, меланхолично пригубив напиток. — У неё свой личный кодекс чести. — И как только у такой оторвы, как ты, могла вырасти такая замечательная честолюбивая девочка? — Широ смеётся на её чуть вздутые щёки. — Даже не знаю… Мисаки всё же тянет уголки губ вверх, но всё равно с тянущим чувством в желудке вспоминает, какими последствиями чаще всего заканчивается это всё Кей. «Только вот лучше бы она выросла эгоисткой…»***
Сегодняшний день, в принципе, для Кёи прошёл на удивление спокойно. Разве что мелкие раздражающие факторы без неугомонной помощницы сильнее бросались в глаза — то у кого-то рубашка в штаны не заправлена, то губы явно накрашены блеском, а то и вовсе кто-то поимел наглость надымить в туалете. Последние полетели прямо из окна первого этажа — благодарили бы Бога, что не второго — он бы не постеснялся. И всё равно, даже отыгравшись на нерадивых учениках, Кёя не чувствует удовлетворения — отчего-то раздражение до сих пор пульсирует в висках, лёгким жаром расходясь по телу. Она вновь сбежала. Даже не так. Она вновь оставила его глотать пыль. Теперь — верно. Чувствует ли он себя брошенным? Маловероятно. А вот оскорблённым — вполне. Захотела — ушла, захотела — пришла. Ему думается, не слишком ли вольно ведёт себя это травоядное, будучи в его прямом подчинении? «Много на себя берёт», — недовольно фыркает Кёя, сжимая красную повязку в руках. Протаскал в кармане весь день. И зачем он только взял её с собой? В мыслях звучат уверения: «чтобы выбросить». — Ох, простите… — Кёя раздражённо опускает глаза. — Я задумался и… Кей смотрит на него в оцепенении, раскрыв рот на полуслове. Руки тянутся к сползающей кепке, резко дёргают козырёк. В этот момент она даже рада, что достаточно низкая для того, чтобы без проблем скрыть лицо, лишь склонив голову. — …не заметил вас. Кёя невольно сжимает зубы — она держит его за дурака? — Разве ты не должна быть под домашним арестом, — без лишних вступлений произносит он и, с издёвкой постучав пару раз по козырьку, стягивает с макушки синюю кепку. — Эйко Кей? Русые волосы падают на лицо, скрывая красные от стыда лицо и уши. Она что-то сдавленно мямлит и срывается с места. Стук сердца звенит в ушах. Кей признавалась ему два раза минимум — чтобы наверняка, и приглашала на свидания днями подряд. Но так стыдно перед ним ей ещё никогда не было. Даже когда он поймал её в приёмной, даже когда пристыдил за поцелуй в чёлку — она не жалела. А сейчас побег кажется единственным выходом. Единственным исходом, в котором не нужно смотреть в сощуренные от недовольства глаза. — Загрызу до смерти… — Кей слышит брошенное ей в спину предупреждение и с трепетом в груди оборачивается. Сердце уходит в пятки — он собирается её догнать. Ватные ноги путаются, но всё равно несут по смазанным улицам. Неважно, куда она бежит — главное, подальше. Туда, куда Хибари не доберётся, где не найдёт её вплоть до следующей недели. Горло режет сухим воздухом, грудь часто-часто вздымается. Кей почти истерично недоумевает — куда делся резерв её дыхания, который всегда спасал от руки, тянущейся к спине, чтобы поймать? Кёе надоело. Надоело глотать пыль, надоело упускать её из виду, надоело проигрывать. И открытая спина — слабое место вовсе не для неё. Это его уязвимая точка. И почему только так сложно дотянуться до хрупкого плеча? Он сжимает зубы сильнее, поворачивая вслед за юркнувшей в пролёт между зданиями фигурой. — Чёрт! — едва ли не рычит он, понимая, что потерял Кей в лабиринте домов. Каменная крошка сыпется с его кулака, что секунду назад впился в чей-то забор. — Сбежала! Кей держит ладонь у рта, чтобы, не дай Бог, он услышал её сбитое дыхание. Она не шевелится, не сглатывает, даже не моргает. «Уходи, уходи, уходи». Он и забыл, что Кей отлично играет в прятки. Почти так же хорошо, как в салки. Ну и кто бы мог подумать, что Хибари так плох в детских забавах? Кёя глубоко вдыхает. — Можешь убегать и прятаться, сколько пожелаешь, — произносит он, отлично понимая, что она где-то здесь — совсем рядом — и прекрасно слышит всё то, что срывается с его губ. — Но не думай, что это будет длиться вечно. Рано или поздно ты попадёшься. И тогда тебе несдобровать. Она достаточно наигралась. — Не забывай, чья ты собственность, Эйко Кей. Пора заканчивать.