— Хочешь защитить Эйко Кей от меня? — В серебре глаз проскальзывает ироничный огонёк. — Думаешь, тебе хватит сил на подобное, травоядное?
Химе, нахмурившись, молчит, пытаясь дочитать злосчастную главу, но уже во второй раз теряет нить повествования в очередном абзаце. Как бы сильно Хибари не пугал, каким бы жестоким не был, Кей всё равно будет тянуться к нему раз за разом. И Химе не удастся остановить её, как бы не хотелось. В мягкой тонкой обложке остаются вмятины от ногтей. — На самом деле нет. — Кей сжимает холодные пальцы в кулак и поднимает решительный взгляд. — Но вы предоставили мне достаточно времени, чтобы набраться смелости. Я больше не могу заставлять вас опекать меня. Кей склоняется в почтительном поклоне. — Удачи! — восклицают одним голосом ребята. Слышится некоторое волнение, но если это её решение, то они могут только поддержать. Она кивает и ступает за порог, набрав в грудь побольше воздуха. — Нет! Я ошиблась! Я не готова! Я ничерта не готова! — истерично тараторит Кей, вламываясь в класс спустя минуту. — Меня здесь нет! — выдыхает напоследок и прячется под учительским столом. — Кей-кун… — ошарашенно выдыхает Сэтору. — Ах, куда же она подевалась?! — и взмахивает руками, завидев в проходе Хибари Кёю. — Где Эйко Кей? — он раздражённо щурится, вглядываясь в лица перепуганных ребят. Виновница торжества под столом не смеет даже вдохнуть. — Убежала, — пожимает плечами Химе, даже не оборачиваясь. Она продолжает преспокойно листать книжку, пока остальных её одноклассников пробирает мелкой дрожью. Даже не столько от Хибари, сколько от атмосферы между ними. Воздух будто тяжелеет. — Тебе ли не знать, что ей никогда не сидится на месте. — Хватит меня дурить. — Кёя переступает порог, пересекает некоторое расстояние и становится у её парты, чтобы эффективнее капать на мозги. — Ещё раз спрашиваю тебя, травоядное, где мой подчинённый? Химе косит взгляд в бок на возвышающегося над ней Кёю. Недовольно цыкает и вытягивается в полный рост, важно складывая руки на груди. Ребята уже второй раз удивлённо вздыхают. Никто раньше не замечал, что Изуми Химе на два сантиметра выше Хибари Кёи. — Ещё раз повторяю: сбежала, — проговаривает почти по буквам, — И, знаешь ли, Кей больше не комитетская девочка на побегушках и не явится на каждый твой зов. Ты привык, что все беспрекословно подчиняются тебе и ловят каждое твоё слово, чтобы не дай бог Хибари Кёя разозлился. Но. Увы, мир не крутится вокруг вашей оси, сенпай, — тянет с противной кислинкой в голосе, — Кей сдала свои полномочия и уже отбыла наказание на домашнем аресте. Она тебе больше ничего не должна. Она не твоя собственность. Она имеет право сбежать, если не хочет с тобой общаться. Химе поднимает на него указательный палец, говорит всё тише и тише. Всё более и более личное слетает с языка. — Я не собираюсь отдавать её тебе, хоть убейся об тофу. О, и раз уж ты забыл, то напомню. — Она чуть склоняется к его плечу и совсем неслышно для других произносит: — Не ты её выбрал. Низкий девичий голос гонгом звучит в сознании. — Это Кей выбрала тебя. Кёя смотрит на неё в каком-то диком оцепенении, будто выжидая момента, чтобы впиться в глотку. И ничего не отвечает. Химе в ответ не сводит глаз со стали напротив, продолжая надменно возвышаться над «хищником». «Ничтожная идеология, Хибари. Придумай что-нибудь получше. Та, что есть — стрёмная фигня, даже звучит тупо». Напряжение между ними разрядом проходится по телам притихших ребят и заседает рвущимся комом в горле Кей. Она упирается ступнями в стенку стола и держит руки у рта. Ей страшно. На самом деле, без преувеличений. Маленькая девочка в ней боится ругани и плачет, когда слышит крики. Но Кёя и Химе тихие. Только легче от этого не становится. Она любит их, чертовски любит и боится лишиться в равной степени. Для них нет чаши весов, тёплые чувства к этим двоим равноценны. А сейчас между ними извивается что-то большее, чем просто взаимное раздражение. Что-то куда более нечёткое и размыто враждебное. Кей боится, что это ненависть. — Терпеть тебя не могу, — негромко срывается Химе в раздражающую тишину, огрызается почти шёпотом. Эти слова только для него, другим, в особенности Кей, слышать это необязательно. — Хочешь забрать её у меня ещё раз? Она не успевает закончить риторический вопрос. Потому что на него у Хибари есть ответ. — Да. Кёя, как ни странно, спокоен. Сначала, конечно, от спокойствия он был далёк. Злила её наглость, злил надменный взгляд. От каждого движения фонило гордыней, несопоставимой с возможностями. Кёя всем своим нутром презирал «позицию труса» — не кусать, только лишь оголять зубы. Но стоило ему вспомнить, стоило глубинно осознать, что она близка Кей, и он понял «как». С ними не работают угрозы, даже если их вполне можно воплотить в жизнь. Это не «позиция труса», к сожалению, иначе было бы в сотню раз проще. Они живут по законам детских игр, поэтому ему просто нужно разобраться в правилах и обернуть их в свою пользу. Ведь главная аксиома в этом балагане, которой он не придавал особого значения, не считал больше, чем просто удовольствием — это азарт. Не поддающаяся ничему, кроме провокации, данность. То, на что даже ему легко попасться. — Её заявление на вступление в Дисциплинарный комитет всё ещё у меня. Я всё ещё её Глава, и она всё ещё в моём подчинении. И к тому же, — Он тянет ухмылку, довольно хмыкая. Это их с Кей личное, в которое, как бы кто не хотел, влезть не сможет. — Я тоже имею право её поймать. Это же салочки. В них нужно убегать и ловить — всё просто. Кёе на самом деле всегда нравилась эта забава, она похожа на охоту и отлично отражает его идеологию. Он всегда ловил, Кей всегда убегала. Он хищник, Кей травоядное. Догнать её — логичный исход. На этот раз поражение он не примет. Кёя хочет победы. «Я не был выбран». Значит не был и брошен. Кей привязалась, а Кёя уверен, что это не взаимно. Он упрямится, называя их «связь» бессрочным долгом. Ему просто нужно отыграться, и Кёя верит, что с окончанием салочек узел ослабнет и спадёт с его рук. Ему нужно закончить эту затянувшуюся на год партию в салочки. Поставить точку, закрыть гештальт. Химе ошарашенно выдыхает и хмурится, сжимая пальцы в кулаки. — Тц, — оголяяет оскал, — она всегда была быстрее тебя. В его взгляде читается насмешка и ещё что-то смутное, неуловимое. Химе не может понять, что плещется в нём с таким почти детским озорством, а пока собирается с мыслями в попытках разгадать головоломку, Кёя уходит. — Передайте Эйко Кей, что дезертирство на этот раз ей не поможет, — бросает через плечо и щурится, одаривая всех присутствующих немой издёвкой. — Пф, выскочка, — Химе хмыкает, вскидывая голову. — Господи… — А потом садится обратно и перекидывает ногу на ногу, опираясь рукой о спинку стула. — Ребят, грозная гадюка уже ушла. Дышать можно. Первым выдыхает Сэтору. — Мне кажется, я поседел! — Он вскидывает руки, и остальные тут же отмирают, будто по его дирижёрской указке. — Х-хибари-семпай вблизи куда страшнее, чем я думала… — Мизуки, излишне взловнованная и действительно напуганная, едва держится на ногах. Иноэ по-джентельменски придерживает её за плечи и молчит. Под облегчённые, но всё ещё беспокойные вздохи, из-под стола выползает Кей. Она не может подняться с четверенек, но упрямо пытается взять под контроль дрожащие коленки. — У меня ноги затекли, — поясняет севшим голосом. — Помогите… Класс заполняется несмелыми смешками и вскоре громогласным хохотом. Кей сводит брови на переносице и тянет уголки губ в стороны. — Совсем не жалко меня, да? — К-конечно жалко, ты что? — держась за живот, едва доходит до неё Сэтору. Такой резкий контраст кровожадного злодея и его непутёвого помощника неплохо так сыграл на их нервах. Только спустя минуту он наконец успокаивается и берёт Кей под руки, поднимая на ноги, словно годовалого ребёнка. Эта умилительная сцена заставляет ребят зайтись новой волной смеха, а причинную притворно недовольно сощуриться. — Загр-р-рызу до смер-р-рти! — тянет Кей, оголяя зубы, и забавно рычит. Сэтору смеётся ей в макушку, продолжая держать за маленькие плечи. Химе тоже не выдерживает, расплываясь в довольной улыбке и роняет поток слабеньких смешков. Ну и как она может отдать это чудное недоразумение Хибари за просто так?***
— Давай, Эйко! Экстремальная растяжка! Не так давно Рёхей выкрал её из классной комнаты таким же идиотским способом, каким в неё она и попала. Через окно. Ему, в принципе, было всё равно на «охоту» Дисциплинарного комитета, но ради спокойствия Кей, он пронёс её до клубной комнаты в спортивной сумке. Было тесно и душновато, но в целом — даже весело. Кей тянется ладонями к ступням, время от времени болезненно крякая, когда Рёхей отвлекается от собственной тренировки и помогает. — Ты довольно гибкая, но недостаточно! Тело всегда должно быть в тонусе! — Я же просто хулиганка-дезертир, Сасагава-сан… — отсмеивается, рвано выдыхая. — Такая нагрузка для меня в новинку. На её слова Рёхей выдаёт задумчивое «хм», щурится и садится на корточки. — Руки слабее, чем я ожидал! — заключает он, прощупывая её предплечье. — Но ноги экстремально хороши! Твоя утренняя подработка стала отличной тренировкой для них! — вытягивая лодыжку, кивает и гордо похлопывает кохая по коленке, будто это его собственная заслуга. А вот уже следующая проверка заставляет Кей, чуть отползнув в сторону, рассмеяться. — Мягкий! — восклицает Рёхей, недовольно зыркая. — Кто-то любит экстремально покушать и полежать после обеда! Кей похлопывает себя по животу, поднимая взгляд на капитана. — Не так уж и экстремально я кушаю, а вот полежать правда люблю! — улыбается она на спортивное фырчание. — Эйко экстремальная лентяйка! — Рёхей вновь водружает ей на голову перебинтованную руку, но на этот раз не стучит, а треплет и без того лохматые волосы, превращая русую макушку в птичье гнездо. Они сидят на матах в тренировочном зале одни и прогуливают уроки. Рёхей — математику, а Кей — физкультуру. Только вот у неё освобождение из-за обилия синяков и концентрации пластырей на теле, а ему не терпелось провести первую тренировку с кохаем. И ещё не так уж хотелось слушать про уравнения. — Хибари не проводит никаких тренировок с товарищами, его клубу не хватает единства! И духа экстрима! — наконец оставляет в покое тему её мышц и переходит к другой волнующей его теме. — Ну, Хибари-сан не любит толпы, но сенпаи между собой довольно сплочённые. Да и к чему им тренировки? Они все и так ух какие! — пытаясь показать бицепсы, позирует Кей. — Эт я белая ворона, бумажки тасую и туалеты мою. Ну и по мелочи всякое… раньше делала, — осекается, переставая напрягать руки, и складывает их на лодыжках, теряя смешинку в глазах. — Ты экстремально скучаешь! — вздыхает Рёхей, кивая сам себе. — Экстремально правда… — Кей утыкается носом в колени и издаёт какой-то не то фырчащий, не то бурчащий звук. — Хибари-сан сказал, что я всё ещё в комитете, но… не думаю, что когда он поймает меня, то оставит в нём. Отчитает, наругает и выгонит. Он изначально не хотел меня принимать, а я просто упрямая, навязалась. Она водит пальцем по мату, взглядом гуляет по царапинкам и потёртостям. Инвентарь старый, но Рёхей не жалуется. Главное человек, его тело и дух, а вещи это так — приятный бонус. — Никто не любит прилипал, но по-другому у меня не получается держаться рядом. А теперь я снова «отлипла», и мне опять грустно. Знаешь, Сасагава-сан, я на самом деле должна была кое-что рассказать Хибари-сану, — сознаётся, — но никак не могла набраться смелости. Он же… ну, такой вот… А я боюсь, что «прилипнуть» к нему больше не смогу. Вот и бегу, бегу и бегу постоянно, надеясь, что он захочет продолжать догонялки. И не оставит её просто слепо бежать в одиночестве с холодным «надоело». Ведь салочки тогда не будут иметь никакого смысла. — Но разве чтобы «прилипнуть» не нужно врезаться? — сталкивая свои кулаки, замечает Рёхей. Ему тяжело, конечно, понять её душевные метания, но он старается. — Это-то верно… — Кей вздыхает, жмет плечами. — Только концовка у таких липучек, как жвачки, одна. Мусорка. — Экстремально нет! — Рёхей скрещивает руки в знак протеста. — Хибари настоящий мужик, он так не поступит с тобой, Эйко! Ты же его верный товарищ! Лишиться такого никто не захочет! Он покровительственно улыбается. Загорелое лицо сияет гранитной уверенностью, и Кей действительно хочется ему верить. Ей тяжело надеяться на лучшее, потому что она уже привыкла к плохим исходам. Кей, честно, старается. Кей хочет быть лучше, честнее, смелей. Хочет быть сильной, как Мисаки и Кёя, уверенной, как Рёхей и Такеши, тёплой, как Химе и Тору. Получается плохо, но сдаваться — не выход. — Спасибо, Сасагава-сан, — вставая с мата, произносит она, вытягиваясь. Карие глаза лучатся искренней благодарностью. Рёхей чертовски часто выручает её, и Кей счастлива, что у неё есть такой семпай, как он. В этом году ей вообще повезло встретить столько замечательных людей. До сих пор не верится. — Я… должна поговорить с Хибари-саном. — Кей сжимает руку в кулак, решительно кивая. — И на этот раз точно! — Экстремальный настрой! Они хотят продолжить разминку, но их планы прерывает довольно требовательный стук в дверь. Рёхей мгновением позже открывает её, секунду смотрит на Кёю и тут же закрывает. — Эйко, там Хибари! — восклицает он и смотрит на неё, будто спрашивая: готова или нет? Кей вздрагивает, роняя взгляд под ноги, и гуляет им по матам, потирая похолодевшие руки. Молчит. — Могу остаться рядом? Она сглатывает. — Спасибо, Сасагава-сан, но я… — Кей подходит к двери, что впечатывается в стену в следующий момент, задирает голову и ловит знакомый стальной взгляд. — Сама. Кёя молчит, хватает беглянку за локоть и выставляет за дверь, поднимая глаза на хмурого Рёхея. — Я забираю её, — безапелляционно запрещает вмешиваться и закрывает дверь. Кей стоит к нему спиной и ждёт. По голым рукам бегают мурашки, а на макушке волосы встают дыбом. Она почти физически чувствует, как он сверлит тяжёлым взглядом её позвоночник и шею, затылок с опущенными плечами. Ей не то чтобы страшно… просто волнительно и тревожно. Нависшее молчание прерывается, когда он толкает её в спину и Кей оступается под его неожиданно выпавшее «беги». Но вопреки словам — приказу? — она делает лишь пару неловких шагов по инерции и оборачивается. — Я не хочу. Он застывает в ступоре. Сказанное из её уст, это звучит, как нонсенс, невероятная нелепица. Кёя с недоверием щурится — она всё же отказывается играть или просто меняет правила? Кей смотрит на него снизу вверх каким-то непонятным взглядом и поджимает почти зажившие губы. А потом всё-таки разворачивается на носках, заставляя его выдохнуть и невольно блеснуть глазами, поддавшись привычному инстинкту — ему так по-правильному вновь открыта её спина. — Считай до трёх, Хибари-сан. Кей выглядывает из-за плеча, будто предупреждая. Теперь они наконец играют по обычным писанным правилам. И если это условие, то он согласен. Фора в несколько секунд лишь придаёт преследованию остроты. «Раз». Она срывается с места. «Два». Поворачивает за угол, скорее всего, бежит на улицу. «Три». Кёя кидается следом. Школьный двор у Средней Нами большой и просторный, с рядами деревьев и аккуратных кустов. Однажды Кей помогала клубу садоводства с их подрезкой. А под окнами классов тянутся распустившиеся клумбы, для которых она таскала воду в лейках недели две назад. Кей действительно делала много всего, будучи членом комитета. Раньше ей никто не доверял ничего серьёзнее дежурства, не давал поручений, не возлагал ответственности за что-либо. Бесполезная ячейка общества с замашками будущей правонарушительницы. Но комитет позволил ей почувствовать себя значимой. И она прекрасно знает, что по сути своей её сенпаи — кучка хулиганов, использующих силу для запугивания учеников… но чёрт возьми! Они много трудятся, остаются в школе допоздна, носятся туда-сюда по заданиям Главы и от него же получают, совершая оплошности. Жестокие порядки, да, такова дисциплина. Потому Кей и отказалась от своей повязки сама, раньше, чем её отобрал бы Кёя. Так работает её «справедливость». Она не должна была ударить в грязь лицом. Под ногами поднимается в воздух пыль и тянется шлейфом. Сердце бьётся быстро-быстро, стучит по грудной клетке, как по барабанной установке. Кей сглатывает режущий горло воздух и продолжает бежать изо всех сил. Ноги, как назло, путаются, и она кубарем катится по земле, собирая новые ссадины. Кёя разочарованно замедляется. — Не смей останавливаться, — Кей рявкает. Рывком поднимается и продолжает бежать, утирая лицо от прилипшей уличной шелухи. Кёя видит кровь на острых локтях и цыкает, ускоряясь. «Впервые хочешь по-честному, маленькое тупое травоядное?» — Ухмылка. Кей хрипит — дыхание сбилось. Она больно протёрла грудной клеткой дорогу. Но сдаваться, просто потому что упала, точно не собирается. Очередной судорожный рывок вперёд, и… — Поймал. Тёплая рука тянет за плечо неожиданно — Кей дёргается и падает. Только на этот раз назад, спиной врезаясь в чужие рёбра. «Я… проиграла?» Почему-то Кей не думала, что он догонит. Не предполагала, возможно, зазналась, выигрывая столько раз. — Поймал, — вторит она ему и задирает голову. Её чуть растерянный взгляд Кёя встречает, нахмурившись. — Ты, — цедит сквозь зубы, — дура. — Ну, есть такое. — Вздох. — Слишком большого о себе мнения. Не думаешь, что много на себя берёшь? — О чём вы, Хибари-сан? — Кей стоит уже нормально, и Кёя больше не держит руки на её плечах. Кажется, вместе с этим она поубавила в уверенности. — Не строй из себя ещё большую тупицу, чем ты есть, — злобно фыркает он и раздражённо впихивает ей в руки повязку. — Хотела сбежать от ответственности за свой промах? Не получится, Эйко Кей. Ты получишь наказание и будешь отрабатывать его неограниченный срок под моим личным присмотром. И если ещё раз сбежишь… Она слушает в пол-уха. Смотрит на свою повязку — это точно её. Та самая, которую ей дал Кёя в первый день — с оставшейся в ней золотой булавкой. Целый наборчик таких ей подарила Мисаки, когда узнала о том, что её впервые приняли в клуб. Кей держит красную тряпичную повязку, как чёртово сокровище, ценой превышающее все фамильные драгоценности, оставшиеся в старом доме. Трепетно проводит кончиками пальцев по иероглифам, будто впервые касаясь их рукой, что-то произносит одними лишь губами и светится. Светится, счастливая, с мягкой улыбкой на измученном ссадинами лице, словно не верит в происходящее. Ведь она до последнего не надеется на лучший исход. А ещё не замечает, как Кёя замолкает, прекращая недовольно бухтеть. Он почти смущён подобным жестом, но взгляд с покоцанных и пыльных ладоней не сводит. Смотрит вроде на руки, а Кей всё равно целиком помещается в рамку его обзора. Она маленькая. Она счастливая, просто потому что часть комитета. Эта нелепица ёкает в нём смесью гордости и довольного трепета. Кёя хочет отвести это странное ощущение… но не может. Не хочет. Не понимает. Эйко-Эризава Кей странный ребёнок. Всегда им была, с самой первой их встречи. С самых первых салочек. — Хибари-сан, — Кей поднимает на него сощур тёплых глаз, со всплесками солнца в их отражении и улыбается. Лыбится по-детски, с разбитой губой и громоздким пыльным пластырем на глазу, дышит не воздухом, но путающим пряди ветерком. Стоит ей заправить волосы за уши, собрать их на затылке, взлохматить чёлку, и вот перед ним уже мальчишка двенадцати лет. Чувства Кей меняются, но она остаётся неизменной. Проклятье Эризав — они нечеловечески медленно растут, застывают во времени на несколько лет и только потом делают шаг. И, кажется, она только что сделала следующий. — Я вас обожаю! Кёя фыркает. Он ожидал, что все угрозы будут пропущены мимо ушей. Это же Кей. Игнорирует силу, говорит странные вещи и тянется к его руке вне зависимости от ситуации. — Подержите у себя ещё немного. — На этот раз холодные пальцы на его ладони не дрожат, отдают повязку с обещанием обязательно вернуть себе. — Я заберу её… в более приличном виде. Кёя вздыхает, качнув головой, и снисходительно щурится. Ухмыляется, сжимая её «сокровище», и кладёт в карман. Она не лгала тогда.— Не хочу её запачкать.
— Драишь школу до блеска, травоядное. Кей кивает, даже притворно не сникнув. — Так точно! — вытягивается по струнке и салютует, привычно, почти по-родному. А потом поднимает глаза, но уже не на Кёю — куда-то выше, левее. — Хибари-сан, у нас проникновение! Кей тормошит его за рукав и, не дожидаясь реакции, идёт к своей цели. Он смотрит на неё, а потом на то, куда смотрит она, и хмыкает. Кей ловко взбирается на дерево, хватаясь за ветку, и парой секунд спустя стоит уже на ней. У неё было много времени для практики. — Хей, маленькое правонарушение, — смеётся и тянется к потрёпанному котёнку. Им с Кёей невероятно везёт на деревья и застрявшую на них живность. Обоих пробирает ностальгией. — Иди-ка сюда… Малыш в руках, а коленка предательски дёргается. Она успевает лишь моргнуть и охнуть, подумав о том, что провиденье несправедливо. А Кёя не успевает подумать о том, что она сплошное недоразумение. Он просто ловит. Кей держит котёнка, застывшего у неё в руках от страха, с громко бъющимся о хрупкие рёбра сердцем. Кей сама такая же — застывшая, не успевшая осознать происходящее, запоздало покрывшаяся мурашками. Кёя опускает её на землю осторожно, а потом щёлкает перед лицом, касается холодных ладошек своими тёплыми, чтобы скрюченные пальцы обмякли. Кей непонимающе смотрит сначала на него, а потом на свои руки. Из ослабшей хватки он забирает котёнка, проверят всё ли с ним хорошо и дальше держит сам. Кей открывает рот, «спасибо» сказать не успевает — Кёя смотрит на неё с укором, но подняться помогает. — Ты так и не научилась слазить с деревьев, Эризава Кей. А потом хмурится со смешинкой во взгляде. Она застывает, дёргая плечами, и оступается на ровном месте. Момент. Этот момент отзывается грохотом в груди, стягивает лёгкие и… отпускает. — У тебя ужасная память, Кёя-ниисан… — Кей выгинает брови и тянет неловкую улыбку. — Не называй меня так. — Он играючи ворчит. На удивление, прекрасно помнит. — Аники? — роняет смешок. — Ещё хуже. — Вздох тонет в ухмылке. Чёртово дежавю. Кажется, они проживают сансару в одной единственной жизни, ибо это уже их третья первая встреча. — Ничего не хочешь сказать мне? — Кёя требовательно щурится. Он ждёт наконец услышать причину всего этого фарса. — Прости меня, — Кей говорит так, будто эти слова жгли ей горло много лет, стояли в нём затворкой, мешающей дышать. Без преувеличений — это не далеко от правды. Она давно ждала дня, когда сможет извиниться. Кей склоняется в поклоне, опускает голову низко-низко. — За всё. За каждый день, что я не могла объясниться, за весь этот чёртов несносный год — прости меня. Мне… мне правда жаль. Я заслужила каждый из прошлых нагоняев и камикорос, естественно, тоже. Кей не поднимает головы, пока на неё не опускается что-то холодное и металлическое. — Загрызу до смерти, — Кёя лениво постукивает оружием по лохматой макушке, — если ещё раз посмеешь водить меня за нос, маленькое тупое травоядное. Кей выпрямляется и, посмеиваясь под его удивлённый взгляд, обхватывает мизинцем тонфу. — Если я ещё раз солгу Хибари-сану, то съем тысячу иголок! Кёя хмыкает — она вечный ребёнок. — С возвращением, Эризава Кей, — бурчит он, всё ещё чуть хмурясь. Не то что бы Кёя скучал, просто всё наконец-то стало на свои места. — Я… дома? Кей смеётся под его неодобрительный взгляд. Она чертовски рада вновь вернуться к своему злодею.