«— Вы монстр! — Как и ты. Или скоро им станешь. Не волнуйся, сын, чудовища забавны!»
— Маленький говнюк! Кей смеётся под негодование матери. На часах десять утра — они вышли за ним даже раньше положенного времени, ожидая подобного исхода. — Раз дома его нет, значит, скорее всего, он в школе! — как знаток Хибари, вещает она и хватает Мисаки под локоть. — Пойдём в Нами, мам! — Боже-боже, что за проблемный ребёнок… — вздыхает женщина и плетётся вслед за дочерью. — Я же сказала: нужен и без выкидонов. Тц! Кей хихикает в кулачок, стоит ей бросить только один взгляд на надутое лицо матери. У неё в груди со вчерашнего вечера копошится вязкое нетерпение. И даже смущающие до чёртиков мысли о поцелуе не смогли перекрыть желание поскорей найти Кёю. Сначала приключения, потом романтика. — Ватанабе-сан! Кей машет рукой, едва завидев знакомый ёжик и красную повязку. Такую же, как и у неё на рукаве — фиг ли теперь она её снимет. Будет таскать везде и всюду, мозолить глаза и раздражать гордой улыбкой. Всем уже давно стало понятно, что Кей безвозвратно влюбилась в Дисциплинарный комитет. — Доброе утро! — Кей уважительно кланяется и получает сухой кивок в ответ. — Глава ведь в школе сейчас? Мисаки еле сдерживает порыв прыснуть в кулак. «Она назвала его «Главой»… Тю, очаровательно!» — Он просил не беспокоить его, — Ватанабе, как обычно, переходит сразу к делу. — Особенно тебе, Эйко. Настал черёд Кей дуться и мысленно окидывать Кёю волной красочных эпитетов. «Особенно мне, значит так, Хибари-сан? Ясно-понятно-очень приятно». Зато особенная. — Но про свою наставницу он ведь ничего не говорил? — хмыкает Мисаки, складывая руки на груди. — Наставницу? — Наставницу, — кивает. — Хибари Кёя — мой подопечный, так что прошу уж провести меня к нему, раз ей, — указывает на дочь, — запрещено. Ватанабе недоверчиво щурится и косится на плохо пытающуюся скрыть предовольную лыбу Кей. — Я позвоню вице-президенту, — всё-таки произносит он и тянется к телефону. — Боже-боже, — смеётся Мисаки, ловко перепрыгивая ограду. — Какие нерасторопные. — Чт… Стойте! — Ватанабе кидается вслед за ней. «Глава же наверняка спит!» А с причинными окончания сновидений у него разговор короткий. — Эйко, следи за входом! — бросает он через плечо. Ему кажутся схожими эта ситуация и прищур их глаз. Дежавю. — Есть! — Кей салютует и становится в стойку. Ей немного жалко, что на этот раз она не у дел. Но Мисаки выудит Кёю — Кей уверена. Всё-таки, она её мать. Мисаки бежит по пустынным коридорам Средней Нами и чувствует, будто помолодела лет эдак на пятнадцать. Ну какая взрослая состоятельная семейная женщина будет бегать по школе от мальчишки? Верно — на такое способна лишь дочь семьи Эризава. — Хмм, где же он может прятаться? — раздумывает женщина и гуляет взглядом по проносящимся мимо окнам. — Ну конечно, Мисаки, как ты могла забыть, что любимое место хулиганов… Крыша. Кёя неодобрительно, даже враждебно хмурится, приподнявшись на локтях. — Хи-кун, салочки и прятки — это ваше с Кей развлечение, а не моё, — фыркает она, оглядываясь на застывшего в дверях Ватанабе. — И мальчика отпусти. Больно ответственный. — Эризава Мисаки, — цедит сквозь зубы Кёя, сверкая тонфами, — посторонним запрещено находиться на территории школы. — Какой ты зануда, ребёнок, — хмыкает Мисаки и безнадёжно пожимает плечами, упирая руки в бока. — Хватит вредничать, пойдём. Кей нас ждёт. Кёя поджимает губы в возмущённую дугу и поднимается с плит. Молчит и кивает Ватанабе, мол, пошёл вон. Тот сглатывает и покидает крышу, оставляя «наставницу» и «подопечного» наедине. — Кто такие Демоны Намимори? — всё-таки спрашивает Кёя и пристально смотрит на её беззаботное лицо. — Городская легенда, один большой слух, былина. Называй, как хочешь. — Не «что». Кто? — требовательно повторяет он. Его не оставляет ощущение того, что его дурят. Мисаки смотрит на него со снисхождением, с попечительством — это бесит. — Пойдём, если так хочешь узнать. Я расскажу по дороге. — Приглашающий взмах рукой, и она идёт к стальным дверям, уверенно шагая по ступенькам. Кёя молчит, но всё-таки неохотно плетётся следом. — Поверь, это будет весело, — заговорщически улыбается ему Мисаки, обернувшись. Да, она была права — он очаровательно хмурится, поджав губы, и щурит глаза. Интересно, ворчуны — наследственная слабость всех Эризав? Так-то три поколения уже сохраняют традицию, выбирая в свои фавориты хмурых зануд. Забавно. У ворот их встречает вспыхнувшая бенгальским огоньком Кей. Она нетерпеливо подпрыгивает и, игнорируя ёканье в груди при первом взгляде на Кёю, привычно здоровается. Но он всё-таки замечает лёгкий-лёгкий румянец на её щеках и надменно хмыкает. Его такими глупостями не задеть. А Мисаки, играя бровями за их спинами, решает опустить свой навязчивый родительский комментарий. Знает — эти двое шутку точно не оценят. — Итак, Демоны Намимори, — начинает Мисаки. Кей едва ли не пищит и прикрывает улыбку ладонями, то и дело посматривая на Кёю. — Около пятидесяти лет назад в нашем скромном городке, наполненном малолетними преступниками и хулиганами, выделился один единственный. Сильнейший из всех… школьник, — хмыкает с некой долей иронии, — Демон Намимори. Так его прозвали сначала противники, а потом и весь город. Да, Хи-кун, совсем как тебя. Она задорно улыбается и лохматит чёрную-чёрную копну. Кёя слишком похож на воронёнка — Мисаки просто не может сдержаться и не запустить ладонь в его нечёсаный шухер. А он огрызается и резко отходит в сторону. Но всё же идёт следом. Эйко-Эризава-старшая невинно пожимает плечами и продолжает: — Сначала он был один. Один в своём поколении. Но через несколько лет появилась занятная парочка хулиганов. История повторилась — им не было равных. Тогда-то у кого-то и щёлкнула в голове мысль присудить им номера. — Ранг? — интересуется Кёя. Пожалуй, всё это звучит весьма… интригующе. — Нет, порядковый номер, — энергично отвечает Кей. Мисаки кивает. — Демоны были не сравнимы по мощи, их разделяли лишь время и имена. Когда предшественники отходили от дел, взрослели, то не вмешивались в дела нового поколения. Ну, до поры до времени, — смеётся она. — А потом, когда за наследником закреплялось клеймо, то приходили по его душу. — У неё в глазах черти пляшут, и даром, что он видел её полумёртвой чуть больше года назад. Эта женщина, видимо, тогда просто навещала Ад. — Поэтому я пришла за твоей, Седьмой. Мисаки ухмыляется, наблюдая за тем, как изучают её острые, словно иглы, зрачки, почти смеётся, но по-взрослому держит лицо. А Кёя недоверчиво щурится, посматривая на неё исподлобья. — Хочешь сказать, ты Шестая? — Бинго, милый! — улыбается Мисаки, щёлкнув пальцами. — Хм. — Он с каким-то смутным чувством в кончиках пальцев делает выпад. — Ну, как же без этого. — Она ловко уклоняется от тонф, перехватывая запястье мальчишки и не сводит взгляда с пристального серебра. В нём разгорается интерес. — Время идёт, но ничего не меняется, хах. А Кей терпеливо стоит в сторонке.— Что бы мы ни делали, не встревай, хорошо? Это моё условие.
Мисаки взяла с неё обещание, что она проигнорирует любой всполох беспокойства за них. И девочка на самом деле довольно легко приняла это. Как взрослая, как его «наставник», она не даст себе выйти за грань. Так что Кей не будет волноваться за Кёю. — Неплохо, — ухмыляется он, вырвавшись из хватки, и замахивается ещё раз. — Я же хотела без этого… — вздыхает Мисаки, окидывая взглядом оружие, вновь не достигшее цели. — Хи-кун, всё потом, всё потом! Ты слишком нетерпелив! — смеётся, хватая его за плечи. «Быстро». — Обещаю, что сегодняшний день тебе понравится. Просто дай нам довести тебя до нужного места. — Если ты уже здесь, то зачем? Кёя весьма быстро принял тот факт, что ошибся. Говоря о матери, как о сильнейшей, Кей не руководствовалась одной лишь любовью. Она знала. Он просто не поверил. — Другие тоже хотели бы с тобой познакомиться. Это, ммм… традиция! Всё-таки Демонов семь, включая тебя. Кёя кривится. Семь плюс один в лице Кей, итого — восемь. Толпа. Но рассказы Мисаки звучат заманчиво. Тем более, она только что доказала, что хороша не только на словах. Пожалуй… он способен потерпеть это до того, как разочаруется или же в действительности получит обещанное «веселье». Кей идёт рядом с Мисаки, сжимая её руку, словно детсадовец. И ей, кажется, всё равно, что он явно насмехается над ней. Даже трёхлетки стесняются ходить за ручку, а Кей лыбится и лыбится. Как только у неё щёки не сводит? — Мы на месте, — возвещает Мисаки. Северная окраина встречает их лёгким ветерком. Окружённый высокими деревьями, потемневший от старости величественный дом — поместье, отчего-то навевающее тоску. Кёя знает его, знает историю этого рода. Потёртый камон с едва различным изображением глицинии на воротах — символ, отпечатанный на страницах путеводителей и учебников. — Андо, — провозглашает он едва слышно. Мисаки кивает. — Выродившийся клан потомков генерала Андо Кохэку. — Кей проводит кончиками пальцев по рисованным лепесткам и объясняет — просто думает вслух. Она была здесь пару раз. Одна, тайком от матери, так и не осмелившись подойти ближе. Широ говорила, что у Первого жизнь действительно была похожа на легенду. На грустную присказку, на тёмное начало. — Одна из четырёх столповых семей Намимори, потерявшая всё, кроме имени и этого дома. Кёя, как наследник Хибари — восточного столпа, был гостем лишь в домах Миямото и Минами. Северная же окраина была негласно закрыта после капитуляции в сорок пятом. Андо были воинами. И, как полагается самураям, взяли ответственность за поражение. — Пока мы не вошли, Хи-кун, — просит Мисаки, наставнически водрузив руку на его плечо. — Ни о чём не спрашивай. Ты здесь не как наследник своей семьи, а как мой. Как Седьмой. — И не собирался, — отмахивается Кёя. Женщина толкает вечнооткрытые ворота и пропускает детей вперёд. Кей любопытно и чуть неловко ступает на выметенную дорожку. Дом самурая — это не просто традиционный дом. Это оружие. Пускай даже та беспокойная эпоха давно прошла — она невольно сглатывает. Но почему-то не возникает ни тоски, ни тревоги. Оправдывая своё имя, сквозь землю Андо сочится спокойствие. И прерывается оно лишь взором тёмных глаз. — Давно не виделись. — Не улыбка — оскал, а в голосе природное нахальное торжество. — Рёку-чан! — Йо, Кендзи-сан! — А Мисаки будто молодеет лет на пятнадцать и так знакомо Кёе салютует. «Эризавы,» — он их так скоро от корки до корки нехотя выучит. Мужчина оставляет созерцание пруда и перекидывает пиджак на плечо. Он засовывает руки в карманы и в пару шагов преодолевает разделяющее их расстояние. — Ммм, а с тобой, значится, Седьмой… — Кендзи прищуром проводит по его лицу и висящему на плечах гакурану, хмыкая на изучающий в ответ хмурый взгляд. — Мне нравится. Одобряю! — смеётся он гортанно, звучно и ярко. — Будто это от тебя зависит, Кендзи-сан, — улыбается Мисаки. — Ты не меняешься.— Эта девчонка мне нравится. Одобряю!
— Говоришь, как Йон-чан, — фыркает он и натыкается на карие глаза. «Точь-в-точь Рёку». — А ты, выходит, Кей? — пригибается Кендзи, добродушно заглядывая в отчего-то покрасневшее лицо. Она кланяется и разом подбирается. — Эйко Кей! Приятно познакомиться, Они-сан! — Вольно, рядовой! — На её макушку опускается крупная ладонь и задорно лохматит русую копну. — Дочка тоже нравится! Хорошенькая, Йон-чан не врала. У Кей губы сводит от комплимента, и щёки с ушами теплеют. Кёя случайно заглядывает ей за ворот — шея тоже красная — и закатывает глаза. — Естественно, моя же работа! — гордо ухмыляется Мисаки. — Так, всё это, конечно, хорошо, но где Ичи-сан? — Сидит в додзё, сказал, не выйдет, пока все не соберутся, — выпрямляется мужчина, кивая в сторону. — Мы пришли слишком рано. Спорим, Го-чан придёт ровно… — Кендзи сверяется с наручными часами. — Ха! Через минуту. Не так уж и заблаговременно мы явились. — А Широ-сан как обычно опоздает, — ностальгически хмыкает Мисаки, и Кей понимающе посмеивается. Один только Кёя вообще ничего не понимает. — Через одну… — Две… — Три… Раздаётся стук. Ворота тихонько приоткрываются, и так же тихо закрываются за мужчиной средних лет. Пятый по-преподски пунктуален. — Рад видеть вас, Третий, Шестая, — с улыбкой коротко кланяется он, — и Седьмой, как я понимаю? — Горо приветливо протягивает руку, только вот Кёя сжимать её не спешит. Посматривает то на неё, то на простодушные глаза за стеклянными линзами. «Выглядит, как слабак». Но Кей не выдерживает, хватая его ладонь, и насильно вкладывает в протянутую, уверенно кивая самой себе. — Рёку… я уже обожаю её… — сдавленно посмеивается в кулак Кендзи, опираясь на плечо Мисаки. Та лишь продолжает гордо улыбаться. Пока Горо неловко трясёт его ладонь, Кёя хмурится на довольное выражение лица Кей. Она пожимает плечами и чуть поучительно смотрит на него: мол, как невоспитанно, Хибари-сан. — Как ностальгично, — вдыхая свежий воздух, лепечет мужчина. — Не думал, что так соскучился по этому! Кажется, дом Андо с годами не меняется. Так приятно почувствовать себя тут вновь молодым. — Это уж точно, — вторят друг другу Кендзи с Мисаки, зеркально сложив руки на груди. — Старики, — фыркает Кёя. — Ты обещала, что будет «весело». Пока что я вижу лишь подобие встречи выпускников восьмидесятых годов. — Чтобы было весело, нужно дождаться ещё одного Демона, Си-чан, — подмечает Кендзи. — Она будет дуться, если мы начнём без неё. — Начнём «что»? Горо лишь вздыхает — не любит он эту традицию. — Сражение, конечно же! — восклицает Кендзи. — А ты что думал? Будем сидеть пить чай с булочками и рассказывать байки? — Я хотел бы сразу перейти ко второй части… — бурчит Горо, поправляя очки. — Кстати, Шестая, это твоя дочка? — улыбаясь, наконец спрашивает он. Мисаки кивает. — Приятно познакомиться, меня зовут Куроки Горо. Я Пятый, так что в прошлом привести твою маму сюда было моей обязанностью. Надеюсь, у вас с Седьмым всё обошлось?.. — Го-сан, я же уже сто раз просила прощения… Ну, подумаешь, глаз подбила, кто знал? — Я тебя не виню, просто у меня было собеседование… и меня не взяли, — бормочет себе под нос. — Во всяком случае, Кей-тян, приятно познакомиться! Горо берётся за её ладошку и осторожно сжимает в рукопожатии. — Мне тоже, Они-сан! — Можно просто Го-сан или Пятый. Чувствую себя особенным, когда слышу отголоски прошлого. — Но вы же и так особенный, Го-сан. Быть городской легендой очень круто! — подмечает Кей с уверенной улыбкой. Горо роняет смешок. — Возможно, я просто забыл. Мисаки не может сдержать улыбки, наблюдая за тем, как общаются её давние знакомые — наверное, даже наставники — и дети. Кёя ей не то чтобы как сын, да и на племянника не похож. Но есть в нём что-то такое… родное. Не просто друг дочери. «Ах, да. Точно». Наследник же. Не крови — духа. Сказала столько раз, а поняла только сейчас. Жаль лишь, что не так уж и часто она приглядывала за ним в прошлом. Может быть, сейчас бы он доверял ей больше. — Хи-кун, фу! — краем глаза замечает она металлический блеск. — Я дерусь тогда, когда хочу! — настаивает он, твёрдо схватившись за своё излюбленное оружие. Мисаки вздыхает, притягивает его к себе за шею быстрым ловким движением и затирает кулаком непробиваемую макушку. — А ну-ка! Терпение в строю! — смеётся она, игнорируя стремительное вскипание мальчишки. — Загрызу до см… Его голос прерывают грохот резко распахнувшихся ворот и громогласный возглас. — Ичи-сан, принимай гостей! — У неё в руках сумки, которые она своевременно опускает, чтобы поймать в свои объятия русый неуловимый огонёк. — Широ-сан! — широко-широко улыбается Кей. Чёрт возьми! До этой встречи она не думала, что так скучала. — Давно не виделись, хулиганка! — В Широ, кажется, несколько богатырских сил, потому что подбросить девочку, как в детстве, для неё легче лёгкого. Кей громко смеётся, болтыхая в воздухе ногами и крепко хватается за её шею по приземлению. Кёя фыркает, на секунду забывая, что находится в руках Мисаки. А потом вертится, как волчок, пытаясь вырваться. — Как я понимаю… — Гомон стихает, и слышится лишь, как неугомонно шуршится Кёя. — Все в сборе. — Здравствуй, Ичи-сан. Густые навесистые брови и спокойный омут тёмных глаз пресекают любое проявление гнева. — Сеиджи, — едва прикрикивает он. — Прекрати уже возиться там. Ты мне всю плиту загадишь. Из дома слышится некое грохотание и довольное похлопывание тяжёлых ладоней. — Будет вам, Ичи-сан! Ради всех же стараюсь! — возвещает тяжёлый мужской голос. К ним является последний в списке гостей. — Ах ты жучара, а я думаю: где он телится? — смеясь, пожимает другу руку Кендзи. — А ты всё кухарничаешь. — Всё для тебя, брат! — смеётся Сеиджи. — Брат… — Кендзи складывает ладони на груди — он тронут. Совсем как в первый раз, когда тот накормил его той неимоверно вкусной лапшой после очередной драки. — Не начинайте, — закатывает глаза Широ. Кей помогает ей донести сумки, любопытно принюхиваясь к содержимому. — Не ревнуй, Йон-чан, — улыбается Кендзи, разводя руками. — Твои булочки я тоже люблю. — Небольшая пауза. — Без контекста. — Сан-чан, тут дети… — у Широ опасно подёргиваются глаз с кулаком. — Без контекста же, говорю! — всё так же задорно успокаивает он её. — Мои любимые с банановой начинкой. — Мои тоже! — восклицает Кей. — Когда-нибудь я удочерю тебя, милая! — Я всё ещё тут, — иронично подмечает Мисаки. — Я тоже, — обречённо добавляет Ичиро. — Одно и то же каждый божий раз… — Зато стабильность, — успокаивающе улыбается Горо. — Когда закончатся любезности и мы перейдём к делу? — Кёя весьма однозначно блещет тонфами. Сколько ещё он должен ждать? Ичиро окидывает его оценивающим взглядом — ничего не меняется. Юнцы всё такие же нетерпеливые. — За мной. Мужчина ведёт их за дом — на привычное место тренировок. И местный полигон для очередного сбора Демонов Намимори. Чёрта с два он пустит этих буйных в додзё. И даром, что те уже взрослые состоятельные люди. Кроме одного, пожалуй. — Первый бой: Шестой Демон против Седьмого, — буднично объявляет Ичиро, складывая руки на груди. — Мисаки. — Принято, Ичи-сан! Её лицо вмиг расцветает предвкушением. — Милая, это тебе! — Широ выуживает из сумки старенькую биту и швыряет её прямо в руки Мисаки. — Спасибо, Широ-сан! — восклицает она, ностальгически осматривая свою «боевую подругу». Кёя лишь скептично фыркает. — Бита, серьёзно? — он не считает эту игрушку за оружие. — Вполне! — А Мисаки привычно подкидывает её в воздух, сподручно перехватывая в ведущую ладонь. Она скучала по этому чувству. — Начнём? — Я не буду извиняться за это перед Кей, Эризава Мисаки, — хмыкает Кёя, ожидающе сжимая тонфы. — Боюсь, это мне придётся перед ней извиняться, — смеётся она. И он наконец понимает. Эта их чёртова оголяющая зубы улыбка всегда была производной от хищного оскала. — И ты запамятовал, Хи-кун, — срывается с места Мисаки. — Я теперь Эйко. — Сейчас это имеет значение? Кёя уклоняется от первого выпада. — Возможно, самую малость, — ухмыляется она, выбивая из его рук первую тонфу. — Если хочешь, можешь звать меня сенпай. Ладно, видимо, у него нет времени недооценивать её. Уголки тонких губ тянутся вверх. Это действительно обещает быть весёлым.