Но они ведь обещали… Наивное «ведь обещали».
— Хи-кун, — требовательно заглядывает ему в лицо Мисаки. — Мне это не нужно. — Хибари-сан, — поддерживающе настаивает Кей. — Не. Нуждаюсь. — Либо с позором кусайся, как дитё, либо, как взрослый человек, дай себя замотать уже. Мисаки вздыхает. Мальчишка выглядит, как оборванец. Потрёпанный и грязный, с недовольным от столь быстрой концовки лицом, он заявил, что у него ещё полно сил, а потом Ичиро в воспитательных целях кинул его в забор. — Каждый божий раз одно и то же. Даже с Горо… — Ну, Ичи-сан, это же молодость! — смеётся Кендзи: именно он начал традицию влетать в забор, и его, опять же, в полёт отправил школьником Пятый. — Да починим мы его вам! Вы как в первый раз, ей богу. Тем временем Кёя всё же даёт Мисаки немного подлатать себя, пока Кей громко рассыпается впечатлениями, повторяя через слово «круто-круто!», и радостно жмурится. Он молча вслушивается в её яркий голос, морщась на улыбку женщины — та затягивает узелок на запястье — и поднимает глаза к Кей. Она сидит на корточках, точно лягушка — кажется, вот-вот да начнёт прыгать по комнате. «Как мало ей нужно для счастья», — думает Кёя немного зловредно и фыркает. Нарочито громко. Рядом с ними Сеиджи заклеивает царапины Горо, оставленные стальными шипами тонф. Мужчина похныкивает, распинаясь о том, сколько неудобных вопросов вызовет в университете такой внешний вид. Сеиджи успокаивающе похлопывает его по плечу и уверенно подбадривает: — Ты такой одуван, что никто на тебя не подумает даже! Скажи им правду — рассмеются и сами тебе оправдание накатают. В этой мирной суете Кёя чувствует себя лишним, пускай даже половина внимания сосредоточена на его персоне. А это, кстати, даже хуже. Хочется уйти, но ладони чешет желание спровоцировать Демонов на лишний раунд. Ему правда понравилось. — Старик-Первый, — всё же подаёт голос Кёя, — сразись со мной ещё. Ичиро роняет к нему вялый взгляд; мальчишка хмурится, едва ли не дрожит. Адреналин продолжает биться в голове, и тело отзывается нетерпеливым напряжением. Кёя весь как натянутая струна — лишь ждёт момента, чтобы сорваться. — Все сейчас, и ты в том числе, устали. Не мучай свой организм и поешь для начала, — просто отвечает мужчина, окликая Сеиджи. — Ну и что ты там наготовил? Беседуя о гарнире, они покидают комнату, оставляя негодование Кёи на всех остальных. — Да ладно тебе, Си-чан, я уже не сочту, сколько лет прошло с начала наших сходок. У тебя будет ещё полно времени, — тянет Кендзи, подсаживаясь в их кривой круг, — чтобы подраться. Может быть, даже сегодня! — Я хочу сейчас, — настаивает Кёя, хмуро зыркая на Мисаки. Она хмыкает и щёлкает аптечкой, мол, пять минут позора прошли, выдыхай. — Какой запал, — посмеивается Горо, протирая очки. — Но побереги нас, Седьмой, завтра понедельник… Мисаки решает промолчать, что выбила себе выходной в начале рабочей недели. Кей порывается без задней мысли сдать её, но останавливается, когда мать тянет за болтливые щёки, притворно-осуждающе ухмыляясь. «Цыц, болтушка!» — Кстати, — разминая лицо после покушения, спрашивает Кей, — Сан-сан, а вы случайно не дантистом работаете? А то от вас зубной пастой с резиной прям пахнет! — Ну да, — удивлённо внюхивается в рукав Кендзи. — От меня что, правда так несёт? — Вроде нет, — припадает к его вороту Широ. — Но одеколон, конечно, так себе. — Эй! — Кей — нюхач, — смеётся Мисаки, легонько щёлкая дочку по носу. — Ищейка! — Не волнуйтесь, Сан-сан, я не только от вас чую, — припадая к матери, объясняет Кей и ловит на макушку её ладонь. — От мамы вот кофе сильно пахнет, даже духи перебивает — опять же, из-за работы. Кстати, очень приятный аромат, мам, — задирает она голову, получая на кончик носа быстрый поцелуй. — Широ-сан работает в булочной и тоже, соответственно, пахнет выпечкой. Её обнимаешь, и кушать сразу хочется. Очень люблю тоже её запах! А от Хибари-сана металлом несёт, — вскидывает она палец, и Кёя недоуменно выгибает бровь. — Таскает же с собой свои тонфы постоянно, вот и пропитался. Но всю эту невкусность смягчает кофейно-чайный набор, которым он постоянно закидывается. — Нюхаешь меня? — Нет же! — восклицает Кей, барахтаясь на коленях Мисаки. — Обоняние, говорю, хорошее у меня! По запаху можно многое узнать о человеке, а не только как часто он моется, — смешок. Кёя хмыкает: «Собачонка, да?». То травоядное, Хикару, вроде бросался таким. Точно в воду глядел. Она продолжает рассказывать о случаях со своим вездесущим носом, и, пока её увлечённо слушают, Кёя впервые задумывается: а как пахнет Кей? Всё яркое, что он помнит — это марлевые бинты, зелёнка, перекись. И мята — точно, мятные леденцы, которыми её пичкает тот светленький дружок. Вот и вся Кей. Странный набор. Кёя неосознанно втягивает воздух сильнее, когда поправляет прилипшую ко лбу чёлку — от себя ничего, кроме медикаментов и пота, не чует. Но Кей рассказала про металл и кофе с чаем. Она действительно постоянно рядом с ним это чувствует? От этой мысли возникают странные ощущения, и Кёя их давит, вспоминая, что не так давно злился. Кей, глупая, его опять сбивает. — Я очень люблю, как пахнет воздух! — выдёргивает его с периферии оживлённое признание. — Он разный на самом деле! — И правда, — кивает Горо, расплываясь в улыбке. Не он один такой. — Я люблю с утра идти пешком до работы и наслаждаться утренней свежестью. И дремоту снимает, и настроение сразу лучше становится. А ещё ближе к университету встречаешь студентов — они здороваются, иногда подходят и сами начинают разговор. У меня одна старшекурсница есть, очень милый человек и приятный собеседник, часто так по пути сталкиваемся. — Одна, — начинает Широ, играя бровями. — Старшекурсница? — подхватывает Кендзи. — Да, Наши Кохана, — наивно отвечает Горо, не понимая намёков двух отъявленных сердцеедов. — Чудесная студентка, последний курс. Диплом пишет. — Так хвалишь, небось и твой предмет любит? — мурлычет Широ, переглядываясь с товарищем: «Ну как, добиваем?». — Да! — Прекрасная студентка, слушай. — Кендзи подмигивает: «Добиваем». — А не… — Помогите с тарелками. — Ну, Ичи-сан! — взрываются они, протяжно взвывая, но послушно плетутся на кухню. — Потом снова вернёмся к этому… — Ага… Кей подрывается с места хвостиком. — Я тоже помогу! За ней поднимается и Мисаки, довольно потягиваясь, шагает вглубь дома с Горо. Кёя остаётся сидеть один. — Кто не работает, тот не ест, — с ровным лицом сообщает Ичиро, оставляя пару блюд на столе. Юноша морщится. — А кто не ест, тот слабый и не дерётся. — Я не слабый. — Так ты ешь? Кёя молча идёт по пятам за мужчиной, встречаемый лучезарной улыбкой Кей по пути. И его любимым гамбургером-стейком на тарелке. «Я хочу его…» Кёя сглатывает — под рукой на животе перекатывается голодное бурчание. Ладно, драка от него никуда не денется, пока он будет следить за Демонами. И стейком.***
— Раз, два, три! Широ бежит к сгустившейся толпе и падает локтём Кендзи на плечо. Щёлкает вспышка. Кёя морщится, отодвигая лица окруживших его Эризав — то, что их две, он считает фактом возмутительным и почти незаконным. Мало ему той, что поменьше. Взрослая оказывается даже хуже — она дотягивается до его шеи, который раз притягивая к себе. Ужасно. — Мдам, — чешет щетину Сеиджи, всматриваясь в кадр. — Как всегда… живенько. — А мне нравится, — ржёт Широ, запрокидывая голову. — Лица обалденные, грех переделывать! — Оставим, — не смотря, кивает Ичиро. — Мне всё равно, — бекает Кёя. Кей втискивается между рук Широ и вглядывается в экран камеры. Улыбается. Её на снимке, по-хорошему, быть не должно. Это традиция Демонов, но Ичиро сказал: «Пускай», и она вбежала в композицию Кёе под бок, пока Широ возилась с настройками. — Круто получилось! — Забавно, — посмеивается Горо. — Ичи-сан, как всегда, вышел лучше всех. — Это уж точно, — кивает Сеиджи с улыбкой и хлопает в ладони: — Ладно! Фото есть, пора и честь знать. Время барбекю! — Барбекю! В этом ненасытном гаме Кёя косится на единственного спокойного и держащего лицо человека — Ичиро. Первый Демон, как ни иронично, — последний из Андо. Может, в городских легендах он не так хорош, как Кей, но историю Намимори знает отлично. Кёя ни разу до этого дня не был в доме северного столпа. В его голове образ этого поместья был холодным, негостеприимным, враждебным, а вечно открытые ворота, как издёвка, ухмылялись опасности. Но в действительности Ичиро оказался противоположен всему надуманному. Кёя не хочет спрашивать, и всё же его совсем немного интересует: почему никто больше не посещает Андо? — Тебе весело? — будто чувствуя на себе его взгляд, спрашивает мужчина. — Было, — фыркает Кёя. — Сейчас нет. — Это плохо, — просто кивает Ичиро, наблюдая за остальными. — Всё же этот день был устроен для тебя. — Тогда сразись со мной? — оглашая очевидное, склоняет голову Кёя. — Как только, так сразу. Сеиджи — мастер барбекю; если тебе понравился стейк, то его мясо на гриле тоже должно. Кёя провожает его спину недоуменным взглядом. Какого чёрта его водят за нос? — En garde! Он ловит в ладонь стальной шампур, а Кей склабится, раззадоренная, и призывает его к дуэли. Глупое маленькое травоядное. Кёя надменно хмыкает: — У тебя нет и шанса. — Шансы нужны только в любви! — смеётся она, скрещивая наконечники. — В бою прошу не зевать, милорд. — Вао, — усмехается Кёя, парируя её неумелые выпады. Из Кей мечник хуже, чем из него. Даже игнорируя тот факт, что в руках у них шампуры. Вот кому-кому, а ей весело. В уголках губ уже отпечатались складки от вечной лыбы, а глаза неустанно горят, ни на секунду не угасая. Кей, точно заведённая до предела игрушка, хлопает в ладоши и радуется каждой мелочи. Вечный ребёнок. Но, как бы то ни было, неведомым образом ей удаётся делиться с ним своим настроем. Она вертится, как волчок, избегая его игривых несерьёзных движений, и Кёя становится настойчивее. Ему пора избавиться от привычки недооценивать Кей. Всё же в играх ей нет равных. Равно как ему в битве. — Туше, — сглатывает она, улыбаясь, пускай даже наконечник почти упирается в нос. Кей не оправдывается ссадинами и заклеенным глазом, просто признаёт поражение. В этом её особенность. Проигрыш — лишь причина начать новую игру, взять реванш. Она ужасна в драках, но смогла превратить салки в их личный способ сражения. Нонсенс. Забавный нонсенс. — Где шампуры?! — Аупс? — Кей смеётся уже который раз, пряча железку за спиной. Она тяжело дышит — даже в шуточной, в битве с ним она хочет быть лучшей — и глотает колкую слюну. — Хибари-сан, мы не закончили, если что. Бросать ему вызов раз за разом — это инстинкт. Без шанса на победу, с одним лишь удовольствием от самого процесса, Кей будет делать это и дальше. — Неужто? — щурится Кёя. — Мне кажется, твой нос иного мнения, травоядное. — А что, а в смысле? — Она хватается за нос, ощупывая, будто могла пропустить порез. — Нет ничего! Кей поднимает глаза, глядя на него, как на величайшего обманщика, и хватается за шампур в его ладони. Кёя продолжает смотреть ей в лицо, не смущенный ни единым жестом. Потому что к Кей он уже давным давно привык. Кей. Кей. Кей. Её слишком много в каждом его дне, чтобы не привыкнуть. — Так ты отнесёшь их Второму или так и будешь пялиться? — Прости-и-и, — тянет она, выуживая из ослабевшей хватки шампур. — Конечно, сейчас отнесу, — и убегает. Спустя пару часов Кёя сидит в углу, наконец один, и смотрит данный Широ альбом. А он увесистый, там лет двадцать-тридцать точно и всякие глупости. Ещё совсем молодые лица Демонов, даже старая-старая фотография Первого в школьной форме и фуражке. Вот Второй и Третий на какой-то свалке, а вот Шестая с битой наперевес и каким-то хилым пареньком. Кёя присматривается: тот похож на Кей. Или она — на него, непонятно. Может быть, отец. Она о нём не говорила никогда просто. Вечно об одной Мисаки и трындела. Как ни странно, спустя десяток страниц он натыкается на лицо Кей. Но поменьше лет на шесть, отчего сначала даже не узнаёт: волосы-сосульки, длинная чёлка и взгляд затравленный, пустой. Чем дальше он листает, тем светлее становится её хмурое постное лицо. На одной фотографии она наконец улыбается. Будто приручённая дикая зверушка, маленькая Кей тянет уголки губ вверх и смущённо хватается тонкими ручонками за Мисаки. Не то чтобы сейчас её улыбка ангельская, но тогда, как подмечает Кёя, улыбалась она кривовато. «Альбом общий», — заключает он, когда фотографии всех присутствующих и незнакомых ему людей смешиваются, чередуясь в хронологическом порядке. Кёя только что пролистал их жизнь. Жизнь Демонов и Кей. Они старели на его глазах за минуты, а она росла. Кёя поднимает глаза к посиделкам — девочка спит в руках Широ, пока последняя поддерживает разговор о прошлом и допивает четвёртую кружку пива. «Это надолго», — фыркает Кёя, следуя примеру Кей. Как ни странно, под резонанс голосов он умудряется заснуть.***
Кей разлепляет глаза и сначала теряется во тьме. Из-за задвинутых сёдзи доносятся голоса, объясняющие причину пустоты и мрака в комнате. Под головой мнётся пиджак, а плечи укрыты ещё одним, только серым. Кей натягивает на себя оба, и в полудрёме это кажется ей действием весьма логичным — ну не на полу же оставлять, а на ней разгладятся. Всё ещё слипающиеся глаза привыкают ко тьме, и Кей поднимается с колен, пытаясь дотянуться до верёвочки от лампы. Вспыхивает свет; она жмурится, пряча лицо в рукавах. Где-то в углу слышится шорох, и Кей оборачивается. Лицом к стене в углу сопит Кёя. Они оба уснули, и их оставили здесь, как детсадовцев. Она выключает лампу. Стоит в темноте, не зная, что делать — он, вроде, не проснулся. Кей тихонечко стягивает один пиджак, крадётся к Кёе и укрывает. Вечером ощутимо прохладно. Стараясь не шуметь, она ложится рядом и складывает руки на животе. Пялится в потолок. Он рябит пятнами-помехами, развлекая её полуодиночество. Дыхание Кёи размеренное, — Кей прислушивается — иногда он выдыхает громче, и это чуть-чуть смешно. Она чешет щёку, играет пальцами в салки, трёт стопой лодыжку. Когда Кёя переворачивается на спину, замирает и косится на сползший с него пиджак Кендзи. Проходит десять минут, пятнадцать. Кей почти падает в дрёму, но Кёя поднимается на локтях. Смотрит на чужой пиджак. Молчит. Поворачивает голову к ней. Молчит. И только потом всё же выдыхает: — Хм. — Доброго вечера… — мямлит Кей и трёт лицо. — Время? — Без понятия. — Где? — На улице. Встать ей всё же приходится, потому что Кёя включает свет и хмурится, цокая языком. На этот его жест Кей хихикает и подбирается к столу, выискивая среди стаканов свой, с синими цветочками. Там колышется недопитый яблочный сок, что она выхлёбывает за две секунды. Кей облизывает зубы, трёт мокрые уголки губ запястьем и кивает ему: — Пить хочешь? Он молча садится рядом, всё ещё сонный, также ищет свой стакан с золотыми узорами, а в том ничего, и Кей любезно тянется к графину с холодным чаем. — Сам, — говорит и льёт сверх меры, почти до края. — Сам так сам. Кей тянется к тарелке с сыром и хватает кусочек, пустым закидывая в рот. Вроде наелась, а вроде ещё немного перекусить организму не навредит. Наверное. — Тебе понравилось, Хибари-сан? — спрашивает Кей между кусочничеством. — Было… неплохо. — Ммм, это хорошо. Ты выглядел очень довольным, когда дрался. — Тебе показалось. — Хибари-сан — вру-у-ушка. Я точно видела — ты улыбался! — Да ладно? — хмыкает Кёя, щурясь. Взгляд у неё суховатый, разморенный, домашний такой. И сама Кей лохматая, помятая после сна, и в этом несоразмерном ей пиджаке выглядит нелепо. — Ладно, говорю, — сипло смеётся она в кулак и кладёт голову на колени, обхватывая голени, чтобы не завалиться на спину, как неваляшка. — Поверь, со стороны виднее. Я же не в первый раз смотрела, как ты дерёшься. Сегодня тебе действительно понравилось! — Всё-то ты подмечаешь, — в стакан произносит Кёя. — И запах. И «радость». — Конечно, я же люблю тебя, — между делом объясняет Кей. — Мне Химе говорила, что когда человек важен, то любая деталь хорошо запоминается. Кстати, — вспоминает она и несмело дёргает его за рукав. Кёя непонятливо хмурится. Он может не воспринимать её неоднозначные жесты и глупый флирт, но когда Кей так честна и не придаёт этому значения, он начинает делать это сам. — Я, эм… — запинается она, стыдливо опуская глаза в пол, — я забыла твой день рождения. Можешь, пожалуйста, сказать, когда он? Кей поджимает губы и виновато возвращает к нему взгляд. Чешет шею, ждёт ответа. Кёя молчит некоторое время, ожидая, когда её щёки достигнут нужного оттенка — это его неосознанное хобби. Не часто, знаете ли, ему удаётся выбить её из колеи. — Пятое мая. Кей расстроено поздравляет с прошедшим — всё же пропустила. Она надеялась на чудесное совпадение, а дарить спустя столько времени заранее подготовленный подарок, наверное, будет странно. — Когда твоё? — В ноябре, — удивлённо отвечает Кей. — Шестнадцатого. Обычно он не спрашивает у неё такого. Кёя вообще мало задаёт вопросов, исключая риторические. — Долг за книгу. Я его не вернул. — Да ладно, — довольно бубнит в плечо Кей. Ей приятно уже само внимание. В душе, правда, скребётся наживное «хочу». — Мне ничего не нужно. — Только оно такое противное и отдаёт мерзотным нахлебничеством. Она всё равно принимать подарки нормально не умеет. Не научилась — одни долги и займы чудятся. — Я же её сама сделала, денег не тратила даже. Просто хотела порадовать тебя тогда. Кёя непокорно-требовательно сводит брови на переносице. Он ей, конечно, не скажет, что хочет порадовать в ответ. Но эта книжка стоит в его комнате и ежедневно подковыривает гордость, будто счёт идёт не только в салках, а во всём, что их объединяет. — Ты не просишь меня, я не просил тебя, — отрезает Кёя, привычно щёлкая по непробиваемому лбу. Кей улыбается и трёт черепушку, задевая ногтями ошпаренную кожу. — Тогда буду очень ждать. «Май, пятое». «Шестнадцатое ноября».запомнили
— Дети, вы проснулись? — Мисаки заглядывает в комнату, мягко щурясь на их помятые сном моськи. Она резво кивает на улицу, оставляя их обувь за сёдзи: — Пойдёмте зажигать бенгальки! — Уже идём! — мигом подбирается Кей, воодушевлённо кидаясь следом. Кёя зевает. Он нагоняет их не сразу, телится, специально растягивая шаги. Там, дальше, Кей пытается стянуть пиджак и вернуть владельцу, а Горо останавливает её, заботливо запахивая его на маленьком тельце. Ему не холодно, а ей точно будет — вечномёрзлые ладони тут же прячутся подмышками, и Кей благодарно кивает всем туловищем, почти кланяется. Кёя вдыхает воздух, потерявший сухое тепло, взамен насытившись свежестью листвы. В руках Широ мигает и режет глаза колючкой первая белая вспышка. Тихий свет фонарей меркнет, утопая в маленьком огоньке и заведённых голосах. Ичиро протягивает ему палочку, без слов спрашивая: «Хочешь?». Кёя фыркает: — Оставьте детям. Он смотрит на вспышки. Те трещат, точно маленькие фейерверки, горят и гаснут у земли. «Их легко можно затоптать», — думает Кёя и глотает бриз. Он фейерверки не любит. — Забыл сказать, — перекрывает Ичиро, когда мальчишка открывает рот напомнить об обещании, — привести Восьмого Демона Намимори будет твоей обязанностью, Кёя. — Что?