«Audi, vide, sile // Слушай, смотри, молчи».
понедельник
По лощёной бумаге календаря скрипит красный маркер. Иноэ встаёт в семь-ноль-ноль по будильнику. Собирает бенто, плотно затягивает алый галстук и закрывает дверь на ключ в три оборота. Его дни обычно начинаются одинаково и одинаково заканчиваются, повторяются почти циклично. И он этим вполне доволен. Правда, доволен больше, чем можно подумать. Его устраивают и роль старосты 1-Б, и даже личные тридцать три несчастья в лице одноклассников. Иноэ вообще любит людей. Даже когда они пялятся ему в затылок, пробивая черепную коробку с особым рвением. Он оборачивается всего один раз, когда чувствует вместо заинтересованности острую враждебность. Даже принюхивается. Будто не имея с ним ничего общего, она чиркает конспект, но всё равно хмурится, жмёт губы в плотную полоску. И дело далеко не в плёвой задачке. Иноэ улыбается уголками губ, ожидая узнать, почему Масамуне Сэтору в нём заинтересован и почему — как иронично — Изуми Химе за ним следит. Он хорошо умеет ждать и своей правды— Но… это было круто. Пусть ты и в Дисциплинарном комитете, но даже так никто не ожидал, что наша гиперактивная Эйко Кей ещё и драться умеет.
Слова со смешком перекатываются на кончике языка. Эта девчонка безнадёжна.— Авантюра, конечно, в стиле камикадзе. Но коллектив мы, или что? Эйко — наш комрад, всё-таки.
Завершающая реплика — никто и помыслить не смеет, чтобы пойти против воодушевлённой идеи. Иноэ попался хороший класс. Податливый. Лучшая часть в нём говорит, что просто добрый. И лучшей части хочется верить. Иноэ сам настраивает коллектив, держит под контролем каждый свой шаг, чтобы не выбиться из ритма. Достаточно в первые дни задать настрой, и дальше всё будет складываться само собой. Равномерно созданы группы: у всех есть компания, у всех есть поддержка. У кого нет — тех Иноэ берёт под свою опеку. Ничто не нарушит составленную им зону комфорта. А Хибари Кёя поможет её укрепить.— Х-х-хибари-семпай вблизи куда страшнее, чем я думала… — словно осиновый листочек, едва держится на ногах Мизуки. Иноэ по-джентельменски придерживает её за плечи и молчит.
Молчит с улыбкой в уголках губ. Страх способен на многое. В поэтичных, особых случаях, он рождает храбрость. В более приземлённых — единство. Объединившись в рисковой афере для сокрытия Эйко Кей от Дисциплинарного комитета, класс 1-Б сформировался в команду. Почти в Семью. Иноэ перевыполнил план. Неплохо. Июль потихоньку тает, совсем скоро начнутся семестровые контрольные и каникулярное время начнёт отсчёт. Но лишь скоро. Сейчас у Иноэ в мозгу копошится мысль, перебивающая настройку планов. Изуми Химе уже почти неделю продолжает настойчиво наблюдать. Особенно настырно, когда с ним разговаривает Эйко. Иноэ обычно не лезет к людям сверх меры, оставаясь в позиции нейтралитета, но тут его детское любопытство берёт верх. Ему пока что всего четырнадцать, и к такой интересной девочке он никак не может быть равнодушен. Нарушив обет невмешательства, вместо паники в её глазах Иноэ видит практически облегчение. Кажется, не его одного снедало нетерпение — оттого в груди ещё большим становится интерес. Что она от него хочет? Чем он ей так насолил? — А ты, выходит, очень профессионально пялишься, как я посмотрю. Мигом складываются два и два. Боже, он совсем забывается, когда увлечён. Не такой уж идеальный, вопреки чужим оценкам. — Оу? — указывает на место Кей. Его почти умиляет причина: Химе волнует не он, а подруга. Что как раз ожидаемо и ничуть не сбивает с толку. Он учитывал, какие тесные у них взаимоотношения, но не рассчитал масштаба. Химе давит на него даже не намерено, скорее на автомате, привыкшая защищаться, скалиться, угрожать. Не зря Ледяная Принцесса — сколоченная из облачных элементов, закрывает своё холодное солнце и сгущает тени мановением руки. — Я спрашиваю: и? Это значит, что ты влюблён в неё? — Это значит — да. И как он сразу не подумал — влюблённость! Оправдание любому интересу, любому проявлению эмпатии и жесту помощи. Наиболее простое и корыстное чувство — ему подходит. Иноэ влюблён в Эйко Кей. Как гениально просто и удобно. — Извини, староста, с ней иногда бывает, — смеётся Сэтору, трогая его за плечо. Иноэ едва тянет уголки губ выше — Масамуне в кончиках пальцев несёт успокоение и пахнущее сладкой мятой беспокойство. Милый парень, замечательный в своей способности идти на уступки и сверх возможности использовать свойства своего атрибута. Точно в закрытой бутылке, в нём слышится бульканье воды и пластик едва гасит температуру. Но плотно завинченная крышка держит содержимое в пределах, не даёт разлиться. Химе же — опрокинутый сосуд. Из открытого флакона несёт аммиаком с кислотами, кристаллическим морем. Иноэ всегда чувствует разницу. Это его… особенность? Где-то под коркой мозга хмыкает отец: «Талант». Он отгоняет внезапное воспоминание и возвращает взгляд на спины уходящих одноклассников. Ему так нравится компания Изуми и Масамуне. Будь он другим человеком — захотел бы просто с ними дружить.***
понедельник, ровно через неделю
Он едва морщится, щуря безжизненно чёрные глаза, — смесь беспроглядной тьмы отцовского взора с туманным пеплом матери — и смотрит на Кей, которую выворачивает изнутри. Её глючит перебоями, и у Иноэ покалывает под веками, коптит переносицу, будто тлеющим углём мажут под носом. — Эйко, дай руку. — Он решает помочь. Иначе самого сейчас вырвет. Кей ему доверяет настолько, насколько может одноклассница. Поэтому поднимает брови, но заинтересованно протягивает Иноэ ладонь. Улыбается болезненно и терпяще. — Подумай о солнце, — вкрадчиво просит он, смотря прямо в глаза напротив. Кей промаргивается от наваждения — у него зрачки горят огоньками или ей в голову бьёт боль? Ладно… неважно? — Солнце — так солнце. — И она правда думает. Иноэ чертит что-то лишь себе понятное на девичьей ладони, но в его смазанных жестах не узнаётся ничего сродни знакомому «человечку» от волнения. С каждой новой линией, проведённой им по коже, лицо Кей бледнеет и становится ей не до солнца с огоньками. Терпеть остаётся не долго: к горлу подступает бесплотный ком, и она измученно выдёргивает руку, сбегая со скомканными извинениями. Иноэ идёт следом. Проматывает каждое своё действие в голове, всю вычерченную на её ладони карту. Ей должно было стать лучше. Он уверен. Был уверен, но кашель за дверью женского туалета твердит: ты облажался. Иноэ трёт лицо и ждёт, подпирая стенку. Всё пошло не по плану. Совсем всё. — Эйко, ты прости. — Не за что, староста. Ты же подбодрить меня хотел, поэтому наоборот — спасибо, — Кей утирает уголки рта запястьем, объединяя указательный с большим пальцем в колечко, — а с Кей всё о-кей! — и шутит дурацкий каламбур. Иноэ роняет смешок лишь потому, что он дурацкий и ему не хочется её расстраивать. Пускай порадуется перед тем, как снова споласкивать фантомную желчь. Больше они не пересекаются в этот злосчастный понедельник. У него в груди вновь ёкает, когда Солнце мнётся и резко гаснет. Какое же пренеприятное чувство; Иноэ хмурится, поправляя галстук — настолько тихо-безвкусно обычно топчется по языку смерть. Он застывает, прикрывая веки и чувствует слабое излучение, пекущее органы. Всё хорошо. Но хорошо ли? Иноэ впервые прогуливает, отпросившись у Йошино-сенсея по неотложным обстоятельствам. Он не любит бегать, но сейчас бежит вверх по улице, подставляя лицо тёплому ветру. Не в спешке — просто потому что не знает, как ещё стряхнуть ободом гнущие череп мысли. Вечно открытые ворота встречают, обыкновенно охлаждая голову, но он, привыкший часами коротать здесь дни, уже не чувствует особого эффекта. Рёбра продолжает ковырять лёгкой тревогой. — Ичиро-сенсей! — Иноэ сжимает лямку сумки, внюхиваясь в воздух и не ощущая никого, кроме учителя, уверенно шагает по выметенной дорожке в старое додзё. — Ичиро-сенсей, я… — Здравствуй, Ясухиро. Мальчишка выдыхает, чувствуя нахлынувшее волной искусственное спокойствие. Против него не работает даже рациональность. Ичиро откладывает тряпку — чистил оружие — и приглашающим кивком зовёт его к себе. Иноэ складывает на пол сумку и садится напротив Ичиро, подбирая босые ноги под себя. — Здравствуйте, Ичиро-сенсей, — он учтиво кланяется, вспоминая про манеры и хороший тон, но всё же быстро переходит к сути: — Я навредил Эйко. Думал, что получится использовать пламя, чтобы сконцентрировать и направить её собственное к нужным органам. Но ошибся. Его не пугают, но уже второй раз настораживают эти перебои в системе циркуляции пламени Эйко Кей. Холодное, резко гаснущее Солнце внутри неё, совсем каклампочка.
— Для начала скажи, что именно беспокоило тело Кей? — спрашивает Ичиро, не ругая, но и не рассыпаясь утешением. — Ей плохо из-за месячных. — Это было опрометчиво, Ясухиро, — вздыхает он, — лезть в организм в период пубертата, тем более — к девочке-Солнцу. Её пламя в аналогии с гормонами и без того сбито перестройками. Твоё вмешательство в спутанные каналы больше навредило, чем помогло. — Понимаю. Я не подумал об этом, — кивает, склоняя голову. — Ей это сильно навредит? Как я могу это исправить? — Никак, — отвечает Ичиро, и его прошибает потом. Больше всего в жизни он ненавидит безвыходные ситуации. — Сегодня она выспится, и организм, по-хорошему, должен оправиться, вернуться к своей обычной работе. Но сейчас ей придётся помучиться… — Из-за моей самоуверенности. Иноэ трёт переносицу, продолжая пялиться в пол. Брат ему часто говорит, что он слишком талантлив, чтобы мириться с оплошностями. И это чистейшая правда: ошибка зудит под черепной коробкой, проедая в ней плешь. И как только Эйко с этим справляется? С вереницей шагов не в те стороны и полностью загубленным танцем жизни спокойной и правильной. Ответ горчит на кончике языка — точно, она же гаснет. Бесполезное Кей Солнце, на самом деле — не освещает тьму, зато тонет в ней на раз-два. — Теперь ты её должник. Будь ей благодарен, что научился, совершив эту ошибку. И не забывай чувства сожаления от того, что причинил человеку боль. — Вы слишком снисходительны, Ичиро-сенсей, — щурится он, читая в последнем предложении суть, никак не относящуюся к Эйко. — Вам нужно быть со мной строже. — Ты и сам достаточно строг, Ясухиро. Иноэ поднимает чернильницу глаз к лицу учителя и улыбается, непонимающе хмурясь. Вопрос явно стоит ребром: к кому именно строг? Ичиро понимает по его взгляду пусть не каждую, но основную мысль, что верно мучает ученика уже давно. — Не руби с плеча, — мозолистая ладонь опускается на светлую макушку, мягко похлопывая по волосам. Иноэ поджимает губы — Ичиро-сенсей слишком добр. Разговор окончен. Но слов в его груди ещё предостаточно. Иноэ в одиночку бродит по улицам, внюхиваясь в воздух и пытается определить по сгусткам энергии где сейчас находится, ну… пускай, Хибари Кёя. — Восточный район. Часть города определить легче всего, но с координатами, вроде номера улицы, всегда сложнее. Демоны Намимори — те люди, чьим пламенем несёт за версту. Пока они в черте города, его способностей хватит на то, чтобы знать, кто и где. Менее свободно даётся чувствовать на расстоянии семью и Эйко. С первыми связь работает, будто вшитый материнский инстинкт, безотказно, во многом — благодаря крови. А вот с Кей связь искусственная, выработанная до автоматизма почти насильно. И, честно, его иногда рвёт из-за неё. Ичиро был прав, говоря, что лезть в систему пламени в период пубертата опрометчиво. Рискованно для двух концов, за один из которых и держится Иноэ. Но ему не страшен обоюдоострый меч, пока любопытство сильнее. Иноэ становится старостой, чтобы иметь причины за всеми следить. Это его хобби. Он любит получать новые знания, потому месяцами связывает своё дефектное Небо с дефектным Солнцем Кей. Иноэ настраивает класс так, будто они Семья, по ряду пустяков и чтобы ему было легче. Чтобы было легче Кей, с которой он в научном интересе создаёт подобие тандема Босса и его единственного Хранителя. Просто чтобы всегда иметь к ней доступ, горячую линию. Ничего личного; Эйко Кей — его поручение-подопечная. И он готов головой отвечать, если по его вине с ней что-то случится. — Прости, Эйко, — бормочет себе под нос, делая кривые, нечитаемые пометки в толстой тетради под номером 43. Под ногами вновь свалка из записей, газет и книг с брошюрами. Его комната вполне чистая, просто завалена разномастной макулатурой. Иноэ ловко перескакивает через стопки медицинских энциклопедий и справочников, выглядывает в календаре обведённую дату и радуется скорой встрече с кумиром. — Но не беспокойся. Ты прекрасно справляешься с ролью разочарования, — кивает он на стену, полностью покрытую фотографиями, вырезками из газет и собственноручными записями. Разноцветные нити соединяют людей с местами, датами и другими людьми. А Иноэ хмыкает: как тесен Намимори. Этим же и прекрасен. Здесь люди связаны через одно и через шесть рукопожатий одновременно. Через десятки лет и через дорогу в пять минут. В конце концов — через нити, что он наматывает на канцелярские кнопки, соединяющие две фотографии в центре стены. Эйко Кей и Хибари Кёи. — Проблемные дети всегда на счету, ха? Иноэ дёргает плечами, будто измазался в какой-то гадости. Он до дрожи ненавидит эту чёртову фразу, равно как и сыплющего ею отца. Кей — совершенно бесполезное Солнце. Не освещает тьму, зато тонет в ней на раз-два. Именно поэтому, как истинный староста, он позаботится о том, чтобы она ни за что не вляпалась в дерьмо под названием «его семья». Иноэ, а если быть точнее — Минами Ясухиро, второй сын главы южного столпа и вместе с тем — клана якудза. И ему это родство поперёк глотки стоит с самого начала его проклятой жизни.