Ты мне не снишься

Сказать или не сказать? Последние дни в голове Лауры крутился только этот вопрос. Предательство Фернандо поразило её, перспектива стать подопытной крысой пугала, и при всем при этом она думала только об одном: сказать или не сказать? Лауре казалось, если она произнёсет то, что хотела, она немедленно признает себя сумасшедшей. Но если уж говорить, то только ему. Только Пабло. Только он сможет понять, хотя они совершенно не знали друг друга. — Лаура, — не успела она войти к нему в комнату, он поприветствовал её с какой-то ядовитой радостью. Глядя на него, она не могла поверить, что именно его стараниями спаслась тогда. Зачем? Почему? У неё не находилось ответа. Он был неплохим человеком, а первое впечатление оказалось обманчиво, но вот так — просто взять и спасти незнакомого человека, рискуя собой... Это породило в ней много мыслей и эмоций. И она явно не заслуживала такого отношения от того, кого приговорила к смерти. Она не дрогнула, отправляя его умирать, а он вытащил её из наполненного радиацией резервуара, чуть не лишившись рук и не погибнув. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — наконец решилась она. Она должна сказать или точно сойдёт с ума. Возможно, вместе они найдут объяснение, и ей станет легче. В конце концов, он это спровоцировал. — Что-то случилось? — Пабло отложил в сторону блокнот и встал с кровати, где, как обычно, сидел в позе лотоса. Лаура не знала, чем он занимался в такие моменты, но подозревала, что продумывал план побега. И она его даже поддерживала — ей страшно хотелось выйти на воздух и свет божий. Она просто не выдерживала изоляции и невозможности вернуться хоть к какой-то жизни. — Я видела... — она замолкла, и он посмотрел на неё с удивлением, смешанным с нетерпением. Может быть, он уже догадался. Кто знает. Пабло оказался на удивление сообразительным и даже умным человеком. — Пока я была без сознания, я кое-что видела, — о да, Лауре не снились странные сны, но в том обмороке ей как будто что-то открылось, однако что именно, она не понимала. — Моя рука, что-то пишущая на бумаге. Не современной белой бумаге. Она была жёлтая. И писала я пером, — Лаура присела на кровать. Теперь ей казалось, она действительно сходила с ума. Вслух все это звучало ещё более по-дурацки, чем в ее голове. — Ты помнишь, что именно ты писала? — Пабло порывисто сел рядом, как будто не веря своему счастью. Странно, но Лауре захотелось, чтобы он снова прикоснулся к ней. Пожалуй, теперь она лучше понимала других женщин — иногда мужчина и правда мог принести спокойствие. Особенно если уже вытащил с того света. Раньше такого чувства с ней не случалось, но с этим мужчиной с самого начала все было иначе. — «Анну де Монморанси, коннетаблю Франции», — она помнила каждую букву, которую выводила изящным завитком, она помнила все буквы вместе, сложившиеся в чужое и незнакомое имя, она помнила гербовую печать, прижатую к красному растопленному воску. Она не помнила только одного — своей подписи. Она точно её ставила, выписывала аккуратно и горделиво, но не могла вспомнить. И почему-то это мучило, раздражало, не давало спать — теперь даже во сне она подписывала то странное письмо, но как только доходила непосредственно до подписи, до собственного имени, тут же просыпалась. Сегодня она почти дождалась его, но в самый важный момент картинка перед глазами расплылась, оставив ещё более зудящую мысль. «Кто я?». Совершенное сумасшествие. — Коннетаблю? — Пабло вдруг с силой схватил её за руку. Его глаза загорелись, сам он весь словно воспрял духом. Лаура не разделяла энтузиазма, как ни пыталась. — Ты уверена? Ты его не видела? — вопросы посыпались из него, заставляя смущаться и злиться. — Как бы я его видела? Я же писала ему письмо. Больше я ничего не видела, — она постаралась говорить спокойно, хотя все это по-прежнему ей не нравилось. Возможно, она просто наслушалась чужих рассказов, и теперь психика играла с ней. — Мне не даёт покоя то, что я не могу вспомнить, каким именем подписалась, — неожиданно для самой себя призналась Лаура. Черт возьми, ну почему её так интересовало идиотское имя? Какая разница, что она там накалякала в бреду? — Правда? — Пабло посмотрел на неё с какой-то ребяческой радостью, а потом вдруг крепко обнял. На мгновение, но это породило в Лауре какое-то странное чувство. Близости. — Я знаю, как мы можем это выяснить, — она удивилась, а он уже доставал из прикроватной тумбочки список, который они составляли для Фернандо. — «История Франции»? — с ещё большим изумлением прочитала она вслух новую запись на листке. Среди всяких ушных палочек и музыкальных проигрывателей учебник истории смотрелся... необычно. — Ты же сказала, «коннетаблю Франции»? — Пабло светился воодушевлением. — Я долго думал, что за страна и что за эпоха, но я не силен в истории. Ты дала нам подсказку, — он взглянул на список и улыбнулся. — Не беспокойся, мы выясним твоё имя, — и он снова обнял её. Она знала, что по каким-то причинам история неведомой женщины была для него важна, так и не смогла смириться с их странными отношениями, но... Ей нравилось, когда он прикасался к ней. Она чувствовала это все более отчётливо. Ей нравились его прикосновения. Ей нравился он сам. — Это какое-то безумие, — прошептала она, и он замер, дыша Лауре в ухо. Его ладони прожигали её лопатки. Безумием было и то, что они всерьёз рассматривали свои больные бредни, и то, что она чувствовала к этому незнакомому человеку. — Ну мало ли. Может, мы слышали какой-нибудь сериал по телеку, когда нас везли сюда. Никакого сумасшествия. Просто интересно. Все равно тут нечего делать, — он так неуклюже и так логично старался утешить, и это немного уняло её желание немедленно попросить им обоим психиатра. — Пабло, не нравится мне все это, — усилием воли она отстранилась и встала. Можно было поиграть в историков-исследователей, но ассоциировать себя с персонажами из снов и сближаться на этой почве... Такое могло привести к самой настоящей шизофрении. И к отношениям, которых на самом деле никто из них не хотел. — Что именно? — он тоже встал и сделал шаг к ней. Лаура отступила. С ним она всегда отступала. Куда только девалась её властность? Туда же, куда и дружба с Фернандо. — Ты считаешь меня психопатом? До сих пор? Ты не видела моего «коллегу», который людей жрал на досуге. Я тебя пальцем не тронул, — Лауру передернуло от картин каннибализма прямо у неё под боком. Кто знает, может, ей повезло, что ее не сожрали, пока она возвращалась со станции домой. Она бы уже ничему не удивилась. — Ты не понимаешь, — Лаура скривилась, отходя дальше, нелепо пятясь спиной и только привлекая тем самым к себе. Словно жертва, трясущаяся перед хищником, хотя Пабло и правда за все это время не причинил ей никакого вреда. Скорее, наоборот. — Или ты хочешь именно этого? — Пабло провел длинным и покалеченным пальцем по губам, и она покорно проследила за ним взглядом. Она слышала, такие жесты нравились мужчинам от женщин, но в ее жизни всегда все происходило наоборот. — Хочешь, чтобы я тебя тронул? — он сделал шаг вперёд, она снова отступила на два назад. Черт, она делала просто все, чтобы признать свое поражение. — Нет, — быстро возразила Лаура. Она и правда не хотела. И в то же время очень хотела. Теперь она поняла, что её пугало больше всего: не фантазии Пабло, она видела — ему просто хотелось докопаться до истины, хотелось сыграть в героев древности, не более; её пугало то, какие чувства будило в ней их общение, на тему тех фантазий в том числе. Она тянулась к этому удивительному и противоречивому человеку и поэтому отталкивала все сильнее, вынуждая злиться и обижаться показному неприятию и — словно в замкнутом круге — проявлять ещё больше внимания. Расстояние между ними сократилось до минимума, Лауру охватило волнение, какого она давно не ощущала. То, что происходило, было неправильно и в то же время закономерно. С самого начала они общались не так, как обычно общаются только познакомившиеся люди, и чем дальше заходили обстоятельства, тем более сильное напряжение между ними возникало. И это напряжение не походило на ненависть. Оно походило на то, от чего она давно отказалась, не испытывая в нем особой нужды, зато испытывая недостаток свободного времени. Сексуальное напряжение. Все эти пошлые шутки, попытки разговоров по душам и чувство, будто они знали друг друга всю жизнь, даже если совершенно не понимали. Невольный интерес и такой же невольный отголосок уважения. И в замкнутом изолированном пространстве, где круглые сутки они находились исключительно вдвоём, притяжение только усилилось. Очень быстро усилилось. Лаура понимала, что они оба пребывали в состоянии стресса и под психологическим давлением, и оно выражалось в том числе вот так, но мало что могла поделать. — Точно нет? — спросил он, припирая её к стене и глядя прямо в глаза. Спокойный и разнузданный одновременно. Она никогда к нему не привыкнет. Она действительно сходила с ума. — Пабло, — подавляя зов своего тела, пробормотала она. Нельзя, нельзя, нельзя. Будет только хуже. Они не смогут разбежаться, разойтись, обменяться оскорблениями, если им не понравится или надоест. Или обменяться телефонами, если понравится и захочется продолжить. Они останутся здесь, будут жить вместе, дышать одним воздухом, есть одни таблетки, читать один учебник по истории Франции, вне зависимости от того, каким окажется их секс, разочаруются они друг в друге или нет. Все равно что пожениться в первый день знакомства. Без возможности развода и даже раздельного проживания. — Что? Скажешь, не стоит нам этого делать? — он усмехнулся, прижимаясь к ней всем телом, и, черт возьми, она действительно почувствовала, что он хочет её. И она хотела его не меньше. Безумие. Так и сходят с ума на необитаемом острове или в четырёх стенах, день за днем видя только одного человека. — Все мои последние партнёры были женщинами, — ища выход, наконец призналась Лаура. Рука Пабло, подбиравшаяся к её бедру, замерла всего на мгновение. Лаура могла бы зажмуриться, но не стала, дальше наблюдая за чужим лицом. Она не солгала: все последние связи случились у неё с женщинами. Не специально, просто так вышло. Она не родилась махровой лесбиянкой, но в научной среде очень трудно было найти нормального мужчину — все они оказывались либо страшными ботаниками, либо женоненавистниками, либо склоняли к интиму ради продвижения по карьерной лестнице, либо стремились немедленно жениться и отправить рожать и вышивать крестиком. Да и к тому же, ей действительно нравились женщины. Не меньше, чем мужчины. Впрочем, и таких связей она давно не имела — как-то стало не до того и больше не хотелось. — Что, скажешь, что у меня просто мужика нормального не было? — когда пауза затянулась, предположила она. Пока ещё оставался шанс свести все в шутку, забыть об этом и просто жить дальше. Даже если со странными женщинами из учебника по истории Франции. — Скажу, что ты нравишься мне намного больше, чем я бы того хотел, Лаура, — ответ её поразил. Как и нежное прикосновение к собственной щеке. Не все мужчины реагировали настолько благожелательно на подобные откровения. Да и при первом знакомстве она не заметила, чтобы этот хамоватый мужик умел столь поэтично разговаривать. Впрочем, он умел говорить совершенно по-разному. — Это воздействие... — «гормонов и радиации», хотела сказать Лаура, но он уже целовал её, глубоко и с языком, и она не заметила, как сама ответила — с готовностью и немедленно, прижимая его голову к себе и ощущая лопатками жесткую стену. Черт, да что с ней творилось. Как же она хотела... Безумно хотела этого мужчину. Именно этого, что бы там на неё ни влияло. В её-то возрасте. В её состоянии. Все вдруг стало на свои места. Ровно и чётко. Все так и должно быть. — Как думаешь, в том мире мы трахались? — прошептал он ей в ухо, оторвавшись от губ. По спине Лауры побежали мурашки. Она терпеть не могла вульгарность. Но так и не оттолкнула. Как бы там ни было, сейчас ей правда хотелось трахаться. У неё просто крыша ехала от всего этого. — Это вряд ли. Судя по твоим рассказам, ты мне ноги целовал, — сарказм давался с трудом, но он того стоил — лицо Пабло вытянулось, а она на секунду ощутила себя другим человеком, той самой женщиной, которая легко и без последствий распоряжалась чужими судьбами. В принципе она и сама распоряжалась, но в их мире все же существовали уголовный кодекс и права личности. Правда, не на станции. Мысли окончательно запутались и вылетели куда-то через уши. Что за озабоченная баба в неё вселилась. — Значит, не зря мы встретились, — его горячая ладонь забралась Лауре под футболку, и у неё в глазах потемнело. — Нужно завершить одно дельце, да, Лаура? — мужская рука уже оглаживала её ребра. Скорее бы он продолжил... А лучше бы не продолжал никогда. Лаура неуверенно погладила своего, судя по всему, будущего любовника по лопаткам. — Пабло, — черт, ну почему с ним все было так сложно. Вторая его рука уже сминала её не слишком выдающуюся задницу, но он все ещё чего-то выжидал. — Ну так что? Хочешь, чтобы я тебя тронул? — спросил он, целуя Лауру в шею. В шею было приятно, но в губы ей понравилось ещё больше. Очень понравилось. Безумно понравилось. Снова это страшное слово — «безумно». — Все должно происходить по согласию. Я же не псих какой-нибудь, правда? — он одним толчком вжал её в стену ещё сильнее, и Лаура мысленно уже согласилась на все. — Дурацкая игра, — вместо согласия выдала её упрямая бабская натура, удивив Лауру даже больше, чем того, к кому она обращалась. Куда вдруг подевались все гормоны? Какой-то мазохизм. Пабло только ухмыльнулся и немедленно убрал руки. Лаура испытала такое разочарование, какого не испытывала никогда. Все было правильно — он отступил, непоправимого не случилось, но от её сердца словно оторвали кусок. И это не имело никакого отношения к сексу. — Как скажете, госпожа, — Пабло склонился перед ней в шутливом поклоне, пока она поправляла футболку и успевшее съехать нижнее белье. Кое-что все же случилось — Лауру самым наглым образом облапали, чего с ней не происходило уже несколько лет точно. — Подождём, — в ехидном утверждении сквозила железная уверенность в том, что она сдастся. И что было гораздо хуже — она тоже в этом не сомневалась.