Ты мне не снишься

— Лаура, ты в порядке? — все же поинтересовался Пабло, когда она продефилировала мимо него в ванную и обратно в десятый раз. Да, сегодня её стошнило всего десять раз. И даже уборка после себя, занимавшая минуты две от силы, позволяла создать хоть какую-то иллюзию деятельности, приятную иллюзию. И вовсе не физические недомогания больше всего изматывали Лауру — она понимала, что уже никогда не поправится полностью, и давно с тем смирилась. В конце концов, какую бы форму острой лучевой болезни они ни получили, если бы им суждено было умереть от неё, это случилось бы не позднее, чем через шестьдесят суток после облучения, а времени прошло точно больше. Так что, вероятно, им повезло, и умрут они от каких-нибудь более-менее отдаленных последствий облучения. — Необязательно постоянно спрашивать меня об этом. Ты прекрасно знаешь, что нет, — да, она никак не могла прийти в себя после того видения. Мысль о чужом сыне, которого она неожиданно почувствовала своим, не желала оставлять её. Она видела его лицо во сне каждую ночь, и, пусть и никогда не теряла разума, никак не могла отделаться от ощущения пустоты в собственной груди. Она плакала, не могла есть, боялась спать. Жизнь превратилась в кошмар. — Ничем не получается отвлечься. Я скоро с ума сойду в этом безвременьи, — призналась она вслух, желая то ли попрыгать на месте, то ли лечь на пол и просто умереть. — Ну, благодаря тебе мы знаем хотя бы количество месяцев, которые здесь провели, — с иронией заметил Пабло. Да, цикл Лауры полностью восстановился и прошёл уже трижды. Скоро должен был наступить четвёртый месяц, и это тоже вгоняло их обоих в хандру — Лаура переносила менструации очень тяжело, и едва она успевала за оставшиеся недели восстановиться — тут же наступали новые. У неё просто не оставалось сил на побег. Все, что она с трудом получала с пищей и витаминами, мгновенно покидало её. Иногда Лауре казалось, это те самые маточные кровотечения, свойственные геморрагическому синдрому, но им следовало проявляться в первых фазах острой лучевой болезни, а не раз в двадцать восемь дней на протяжении нескольких месяцев. Легче от такого понимания не становилось. Ей хватило бы и одной анемии для полного физического бессилия — та светила ей ещё минимум полгода. Один раз Лаура даже не выдержала и попросила Фернандо принести ей какие-нибудь дополнительные гормоны, лишь бы вернуть родной климакс, но, конечно, никто к ней не прислушался. Да она и сама почему-то абсурдно сомневалась, стоило ли связываться с ещё и таким лечением. — Лаура, я тебя умоляю, возьми себя в руки. Нужно рискнуть, — одними губами в темноте прошептал ей Пабло, когда они вечером легли в кровать. Наверное, вечером, ведь они так и не ориентировались в сутках — точно так же в календаре она выбрала рандомный день и всё отсчитывала от него. — Скоро тебя снова скрутит, а это значит, ждать ещё месяц. — Я постараюсь, — пообещала Лаура, кутаясь в одеяло. Пабло здесь ничего не держало. Ничего, кроме неё. Он давно мог сбежать, попробовать, по крайней мере. Но он ждал. И она ощущала вину. Она просто слишком стара. И больше подвержена депрессии. — Только там ты освободишься от своих видений, — Пабло обнял её, и ей захотелось одновременно ударить его и поцеловать. Он был прав: однообразная безвыходная рутина тянула её в мир, где у неё было всё, начиная с обыкновенной радости и заканчивая детьми. Она уснула очень быстро и очень крепко. В голове поплыл приятный туман. — Матушка! — Лаура вздрогнула от услышанного. Почти каждая ночь проходила так же. Сначала спокойствие, такое долгожданное, а потом этот голос. В темноте или в ярком воспоминании — он словно шёл ей прямо в сердце и тянул, тянул, тянул. Она хотела его обнять. Обнять своего мальчика, обхватить руками, поцеловать, вдохнуть запах, убедиться, что он рядом... Но его не было рядом. Не было у неё. Его просто не было. — Сын... Мой сын... — пробормотала она в бреду, выгибаясь на кровати, желая сбросить наваждение и желая продлить, против воли, против всякого смысла. Рука Пабло легла поперёк её талии, удерживая на месте — иногда Лаура в порыве неистовства могла и упасть на пол. Она застонала, словно от боли. От ужасной непереносимой душевной боли. Почему именно она? Она никогда, никогда не хотела детей. Почему её мучают чужие призраки? Если бы не Пабло, она бы давно поехала крышей. Или он только провоцировал эти видения? Он, потому что он и был из той самой жизни. Не из этой. Он навалился на неё сверху, целуя в шею, задирая ночную майку. Такое происходило редко, но иногда ему тоже что-то снилось, и тогда он тянулся к ней ещё сильнее, облапывал всю, не отпускал ни на секунду, как будто боялся, что она уйдёт или просто испарится. Они находили облегчение только друг в друге. — Ахх, — вырвалось у Лауры, когда он развел её колени и привычно вошёл. Даже во сне, безо всяких прелюдий, у него это получалось без труда. Она просто принимала его, и то, какой она стала чувствительной от переживаний, только усиливало удовольствие. — Пабло... Пабло, что ты видишь? — в перерывах между толчками, от которых она головой сметала все подушки с кровати, задыхаясь в полудрёме, пробормотала Лаура. — Я... — Пабло не смог задержаться даже на секунду. Его руки вцепились в её бедра, заставляя двигаться ему навстречу. Перед глазами у него стояло искаженное страстью лицо в обрамлении золотистых волос, пышное тёмное платье, сдавливающее маленькую женскую грудь; под руками ощущалось множество юбок, которые он просто задрал, чтобы добраться до гладких изящных ног. Конечно, это была она... — Луиза, — наконец признал он, содрогаясь в оргазме и падая на неё. Она тоже простонала и сжалась до такой степени, что им обоим стало больно. — Не только меня мучают видения, — сдержанно заметила Лаура срывающимся от тяжелого дыхания голосом, окончательно просыпаясь, а потом вдруг бросилась в ванную, скрученная очередным приступом тошноты. Пабло замер на кровати, осознав свою ошибку, но не кинулся за ней следом. Они оба знали, что в такие моменты говорить с Лаурой было бесполезно. Приняв душ, она в очередной раз уселась на закрытую крышку унитаза и согнулась пополам. Она не могла больше все это выносить. Почему она должна страдать из-за чужого мира? Из-за чужой жизни? Она прожила свою вполне счастливо, искренне удовлетворяясь научными успехами, неплохим жильем, интересной работой, статусом видного в своём регионе ученого. Не все мечтают выйти замуж и нарожать футбольную команду. И это в дополнение к тому, что она и так умирала от радиации. — Черт, — прошипела Лаура, стукаясь лбом об острые коленки и снова вспоминая свои видения. На их фоне её даже перестало волновать, кого там представлял Пабло во время секса с ней. В конце концов, он прямо сказал, что им рановато ещё жениться. А потом Лауре вдруг пришла в голову одна сумасшедшая идея. Действительно сумасшедшая. — Луиза, — позвала она. Она сама просила Луизу никогда больше не приходить, не говорить с ней, никак не трогать, но ведь это её сын не давал ей покоя. — Луиза, не обижайся, я хочу с тобой поговорить, — тогда она, конечно, находилась в обмороке, а беседовать с самой собой в здравом уме было жутко, и все же больше ничего не оставалось. — С чего мне обижаться? — вдруг раздалось у неё в голове её же голосом. Пока не покинувшие затылок Лауры волосы стали дыбом. — Я не могу видеть твои воспоминания. Я схожу от них с ума. Убери их, я прошу тебя, — сразу взмолилась Лаура, пока ещё хоть что-то соображала. — Это и твои воспоминания тоже. Я не могу убрать их. Это часть тебя. Ты часть меня. Я часть тебя. Полагаю, твой ум позволяет тебе понять, — усмехнулась Луиза. Белая стенка перед глазами Лауры окончательно поплыла. Какое-то безумие. Всё, что она слышала и видела. День за днем, ночь за ночью. — Хочешь, поговорим о бозоне Хиггса? — Луиза издала ещё один смешок, как всегда, женский и очаровательный, отчего Лауру передёрнуло. — Не смешно, — гневно шикнула она, почти впадая в отчаяние. — Ты не представляешь, что я чувствую. Это не мой ребёнок, но я как будто своего потеряла, — Лаура прикрыла глаза, стараясь отогнать очередной приступ тошноты — теперь её рвало и от радиации, и от переживаний. Так она точно долго не протянет. — Я знаю, — на этот раз спокойно заметила Луиза. Даже с лёгким сочувствием. — Здесь я ничем не могу тебе помочь, — снова повторила она, но уже с сожалением. — Сосредоточься на том, что есть у тебя, а не у меня, — в совет Луиза вложила, казалось, всю возможную симпатию. — У меня ничего нет. Даже имени теперь нет, — и правда, что у неё осталось? Даже документы её были бог знает где, а единственный человек рядом звал Лауру чужим именем. — У тебя есть этот несчастный, — словно уцепившись за последнюю мысль, напомнила Луиза, и теперь рассмеялась Лаура. — Его привлекаю не я, а ты, — да уж, и десять лет назад она не была так же хороша, как её собственное прошлое воплощение. — Это не так, Лаура. Он вожделеет именно тебя. Разве ты не чувствуешь? — в голосе Луизы зазвучал сарказм, но Лаура промолчала. Пусть Пабло и трахал её по десять раз в день, кто мог поручиться, что это не следствие гормонов, радиации, прошлой жизни, шизофренического бреда, чего угодно ещё. — Но если ты так переживаешь, ты должна знать — мужчину всегда можно привязать, настолько крепко, насколько ты желаешь. — Неужели ты правда думаешь, что меня волнует это? — Лаура снова удивилась тому, какими они были разными. Две стороны одной души: чувственная и разумная, горячая и холодная, порывистая и сдержанная. — И я никогда не стала бы привязывать Пабло. Если уж так случилось, то... — То лучше бы ему любить тебя по-настоящему? — продолжила за неё Луиза. При всех отличиях, пониманием она все же обладала. Пониманием и умом — тем самым, одним на двоих. Хорошо хоть так. — Дорогая моя, сосредоточься на данной мысли. — И это спасёт меня от видений о твоём сыне, — Лаура опять рассмеялась. У неё натурально ехала крыша, и уже ничто ей не помогало. Иначе сидела бы она на унитазе и разговаривала бы сама с собой? Надо же иногда поговорить с интересным человеком, и то правда. — Не это. Но с этого всё начнётся, — пообещала Луиза, но Лаура не особенно ей верила. Сказки. Сказки больной от радиации и стресса психики. — Это ты насылаешь на Пабло свои образы? — зачем-то спросила Лаура, хотя ответ был очевиден. И почему у Пабло не имелось таких проблем с прошлым воплощением? Он просто смотрел интересное кино, и всё. — Не сходи с ума, конечно, нет, — откровенно расхохоталась Луиза. — Только ты имеешь на него влияние. Я же сказала тебе, — так же со смехом добавила она, а потом вдруг закричала Лауре прямо в ухо: — Беги, Лаура! Беги, пока не поздно! Лаура вздрогнула от этого крика, подскочила на унитазе, открыла глаза и поняла, что рядом с ней хлопнула дверь — Пабло стоял на пороге и смотрел на неё с волнением. — Ты что, спишь здесь? — на его лице отразилось искреннее удивление. Лаура хотела возразить, но обнаружила себя характерно прислоненной к стенке. Всё тело ныло, голова была тяжёлой — похоже, она и правда задремала. — Не желала оставаться третьей в постели, — буркнула она, поднимаясь на затекшие ноги. Ни с кем она не разговаривала. Ей просто приснилось. Она общалась не с Луизой, а лишь с собственным разумом, озабоченным нарушением сна. — Я уже говорил тебе, Лаура, я не специально, — Пабло виновато склонил голову, становясь невероятно похожим на выступавшего перед госпожой дипломатичным Монморанси. — Прости меня. — Забудь, — Лаура прошла мимо него, отмахиваясь от уже пережитого переживания. Черт с ним. — Ты не злишься? — Пабло удивился ещё сильнее, но Лаура, если и не злилась, ощущала раздражение и поэтому не удостоила его ответом. — Что ты собираешься делать? — снова поинтересовался Пабло, наблюдая, как она выворачивает содержимое шкафов и полок в поисках чего-то неведомого. — Хочу почитать историю Франции, — наконец ответила Лаура, выхватывая знакомую книгу. Возможно, если дать голове то, что не давало ей покоя, тема затухнет сама собой. А потом они сбегут.