Ты мне не снишься

Они планировали этот день давно. Так давно, что уже и календарь, в котором они его пометили и который периодически открывали полюбоваться на едва заметную галочку простым карандашом, поистёрся. Лаура помнила, что должна делать. — Ты ни в коем случае не должна позволить ему закрыть за собой проход, — разорялся Пабло перед унитазом, на закрытой крышке которого она привычно восседала. Это было единственное место, где их не подслушивали и где за ними не подглядывали, только здесь они всё могли обсудить. Правда, приходилось и тут соблюдать осторожность — как-то они вдвоём зависали в туалете каждый день в течение недели, и в один из визитов Фернандо ненавязчиво поинтересовался, чем они там заняты настолько регулярно. Лауре пришлось ответить, что в этом чудесном месте у них случился очередной медовый месяц. Хотя до удовольствий действительно периодически доходило — почти и не солгала. — Ты слышишь меня, Лаура? — Пабло встряхнул её за плечи, и Лаура тут же недовольно его оттолкнула. — Слышу! Мы уже это сто раз обсуждали, — фыркнула она и поспешила обратно в комнату. В последнее время бесконечные разговоры Пабло о деталях побега раздражали её всё сильнее. Какие могут быть детали? Они могли планировать только выскочить за дверь, а что находилось за ней, они так и не узнали — ни разу им не дали такой возможности. Что толку толочь воду в ступе? Ничего предугадать было нельзя. Лаура остановилась и постаралась дышать глубже. Кое-что беспокоило её гораздо сильнее побега. Вернее, сначала она не обращала на это внимания, а потом оно давало о себе знать все отчетливее и отчетливее, и вот уже Лауру не так волновала возможная пуля в спину, как очередные гормональные нарушения. Наверное, гормональные, ведь она никогда раньше с таким не сталкивалась, но даже в вечном образе ученого со стальной хваткой она тем не менее оставалась женщиной. Она родилась женщиной и поэтому в глубине души сразу поняла, что произошло... но в очень глубокой глубине, поскольку её разум и сейчас сопротивлялся очевидному. — Ты какая-то злая, родная, — Пабло обнял Лауру со спины, и все внутри неё мгновенно успокоилось. Очередное доказательство её догадки. Обычная биология. Биология и психология. Она закрыла глаза. Скоро должен был прийти Фернандо. Она уже давно поняла, что он только притворялся другом, притворялся даже больше не перед ней, а перед самим собой: преданный товарищ, товарищ по уму и оружию. Странно, но только сейчас до неё дошло: там, где не было сердца, не имел значения никакой ум и не оставалось никакой преданности. Смирилась ли она? Это не имело значения. Лаура не верила, что сможет задержать своего не-друга в дверях хоть на минуту, заинтересовать хотя бы словом, выдавить хоть каплю сострадания. Но она собиралась сделать всё возможное, ведь она наконец-то получила причину бежать вопреки всем страхам и опасениям, бежать, не в состоянии планировать ничего, бежать, рискуя жизнью, своей и человека, который так или иначе стал ей дорог. Ей было плохо физически, но её разум работать намного лучше, чем раньше. Предельно ясно. Преданно — потому что к нему впервые добавилось сердце. Примерно как тогда, когда она решила пожертвовать собой ради человечества. Только теперь с человечеством это не имело ничего общего. Почти. Как странно все же исполнялись мечты. — Может, предложить ему чаю? — пошутила она, прижимаясь к Пабло теснее и улыбаясь. Как будто они уже сбежали, обзавелись домом, собакой и семьёй. Она никогда у него не спрашивала, бросит ли он её, как только (если только) они переступят порог своей тюрьмы. Даже если он просто выведет её отсюда — ей и того будет достаточно. — Только если с ядом, — пошутил в ответ Пабло и чмокнул её в щеку. — Ты как-то изменилась, Лаура. Не могу понять, что с тобой, — продолжил он, и она промолчала. Ещё не время. Сегодня уж точно. Она снова проиграла в голове возможные темы разговора с Фернандо. Формулы, общие воспоминания, подробности своего состояния... Пожалуй, какие-то новые подробности её состояния заинтересовали бы его больше всего, но ей — меньше всего — хотелось говорить именно о нём. Она не любила врать, а говорить правду было не только неприятно, но и опасно. Фернандо опаздывал, заставляя их с Пабло нервничать все сильнее. Мысли снова лезли в голову: что за дверью? Как выбраться? Куда бежать без документов? Что делать, если их догонят и разделят? Она старалась не думать, но последнее было самым страшным: справится ли она одна? Не одна — без него. Она забыла, каково это — справляться без него. Когда практически бесшумный механизм наконец-то заработал, Лаура сразу метнулась к скрытой двери, а Пабло непринужденно уселся на кровать, словно бывшие друзья его любовницы его по-прежнему не интересовали. «Он должен остаться на пороге как можно дольше», — повторила себе Лаура. Идеально было бы Пабло притаиться рядом с дверью и сразу огреть Фернандо по голове чем-нибудь тяжёлым, но наблюдатели по камерам поняли бы их намерения ещё до того, как Фернандо вошёл бы. Поэтому она должна была его задержать хоть на минуту, пока Пабло оказался бы у двери и освободил им путь в неизвестность. Дальше — дело удачи, и только её. — Фернандо, — начала Лаура, как только панель в стене отъехала в сторону, и её бывший друг занес ногу над порогом. Он посмотрел на неё с лёгким удивлением, которое перекосило его лицо ещё больше, когда Лаура вдруг с размаха села на пол. Пабло, только вставший с кровати, пораженно замер — ничего подобного они не планировали. Это был его идеальный шанс — броситься к изумленному Фернандо, сбить его с ног и побежать, но он сразу понял, что с Лаурой что-то не то, а побег без неё они даже не обсуждали. Всё это пролетело в её сознании мгновенно, в одну секунду. Она попыталась встать и не смогла — в груди сдавило, резко затошнило, а перед глазами поплыло, во рту появился привкус йода, уже немного подзабытый. Наверное, она слишком резво бросилась наперерез Фернандо. В любом случае подняться у неё не было сил — и без того низкое давление упало ещё ниже, рвота подступила к горлу. — Что с тобой, Лаура? — Фернандо наконец-то переступил порог и бросился к ней. Он ещё никогда не становился свидетелем таких её приступов. Он приходил только тогда, когда она выглядела почти так, как раньше, а не выблёвывала собственные внутренности и корчилась в судорогах. — Нужно вызвать бригаду, чтобы снять показания и взять кровь на анализ, — больше самому себе сообщил он. — Не стоит. Это обычное дело при нашей болезни, — нет-нет-нет, нельзя, чтобы у неё брали какие-либо анализы, Лаура осознавала предельно ясно. Раньше она бы только порадовалась появлению других людей — так они с Пабло получили бы больше информации, но не сейчас... Только не сейчас. — Нужно отслеживать любые изменения, — не согласился Фернандо, берясь за её запястье и пытаясь нащупать пульс. Голова Лауры непроизвольно откинулась назад, перед слабыми глазами полетели мушки от яркого света. — Нет никаких изменений, просто слабость, — снова возразила она, стараясь не впадать в отчаяние от того, как дерьмово всё складывалось в очередной раз. — Но... — начал Фернандо, когда Пабло наконец-то очнулся, кинулся к ним и ухватил его плечо в защитном белом комбинезоне. — Вали отсюда, слышал же начальницу, — не слишком дружелюбно посоветовал Пабло, хотя в его глазах застыло непонимание. Тем не менее он сразу уловил, что Лаура не просто так всеми силами пыталась избежать анализов и процедур. За столько времени вместе они научились понимать друг друга с полувзгляда. Фернандо посмотрел по очереди на них обоих, будто анализируя происходящее и взвешивая возможные действия, а потом все же удалился. Шелест закрывывшейся двери походил на фрагмент заупокойной мессы. — Лаура, — Пабло не терпелось задать ей кучу острых вопросов и, вероятно, послать по матушке не один раз, но она, только что лежавшая без движения, вдруг сорвалась и практически ползком рванула в сторону туалета. Её выворачивало снова и снова, и все формулы в голове полностью преобразились в одни сплошные матерные ругательства. — Лаура, какого черта происходит? — не в силах больше сдерживаться раздраженно поинтересовался Пабло, когда она прислонилась лбом к прохладному фаянсу унитаза. — Мы никуда не побежим сегодня, Пабло, мне очень жаль, — с трудом исторгая звуки из ободранного горла, пробормотала Лаура и устало прикрыла глаза. — Почему? Я ничего не понимаю, — Пабло закрыл за собой дверь и сжал кулаки, как ребёнок, которого обещали сводить в парк аттракционов и в самый последний момент оставили дома смотреть кабельное. — Мне кажется, я беременна, Пабло, — Лаура не хотела открывать глаза, но не удержалась — нужно было запечатлеть в памяти лицо этого несчастного в момент истины. Уникальный момент. Уникальной истины. — Тебе... кажется? — лицо Пабло и правда было неповторимо — ярко-красное от волнения и гнева, оно почти сливалось с огненно-рыжими волосами, а глаза просто вылезли из орбит и таращились на неё с таким ужасом и неверием, как будто она только что прошлась колесом и вытащила собственные кишки через рот. — Мне не кажется, я уверена. Я хотела дать тебе время привыкнуть к этой мысли, — она осторожно прилегла у стеночки, борясь с желанием плакать и смеяться одновременно. — Задержка две с половиной недели... — наверное, каждая женщина в своей жизни проходила через нечто подобное, но уж точно не в пятьдесят с лишним, отдыхая после облучения где-то в закромах импровизированной мафиозной больницы. — Ну теперь-то я спокоен, — заметил Пабло и потер лоб, словно проверяя, не превратился ли в этот день чудес в единорога.