Осколки памяти

      — Амнезия, — с бездушной интонацией проговорил доктор. Мамору даже не смотрел на врача. Для него тот говорил на чужом языке. «Что такое? Что есть амнезия? Значит ли то, что я не помню эту девушку, что плачет у двери палаты? Но, да, я не знаю, кто она. А она… Знает себя и знает меня.» — Джиба ещё долгое время тонул в океане неизвестности и раздумий. Да, этот океан казался бескрайним. Его окутал невроз.       Тихой ночью все было также. Мамору сначала бродил по комнате, а потом и вовсе решил прогуляться по длинному коридору. Его прогулка была бесшумной первые несколько минут. В итоге бедолага потерялся и вздумался заглядывать в палаты, надеясь так найти свою. Номера он не запомнил, потому отчаялся на такой способ поисков.       — Вы потерялись? — мужской голос раздался тихо, что даже у Мамору пробежались мурашки по спине. — Вам помочь?       Благодаря тому мужчине Джиба нашел свою палату. Он даже толком не запомнил, как выглядел спаситель. Вечером следующего дня тот человек сам заглянул к нему. У них состоялась долгая беседа. Как оказалось, у мужчины тоже была амнезия. Тот находился в больнице чуть больше года.       — Будем товарищами по несчастью? Товарищи без прошлого? Друзья будущего?..— перечислял местный больничный старожил, с некой грустью в глазах и резкими движениями пальцами рук.       — Мне сказали, что меня зовут Мамору Джиба. Но за пару часов беседы я так и не узнал Вашего имени.       — Многие зовут меня Красавчик-кун из-за моей красоты формы лица, подчеркивающая мои волосы пепельного цвета. Не думайте, что я самовлюбленный дурак. Я просто озвучил слова местных медсестер.       — Теперь буду знать, какой это пепельный… Красавчик-кун, — собеседник выглядел весьма заинтересованным.       — Да нет. Если без шуток, то зовите меня Алмазом. Правда, это не мое имя, но засело в душе.       Дни, пока познакомившиеся мужчины находились в стенах больницы, длились вечность. Хотя на самом деле прошла лишь неделя.       Скоро Мамору должны были выписать из больницы. Его лечащий врач считал, что лежа в палате, парень ничего не вспомнит. Повреждений мозга так и не было обнаружено, но парень все также ничего не помнил о прошлой жизни. Усаги приходила к нему достаточно часто, но Мамору никак не вспоминал подробностей их отношений и своих чувств к ней. Цукино не настаивала, лишь приходя каждый день, принося вкусные булочки и фрукты. Однажды она принесла розу.       — С добрым утром, Мамору! Ты не спишь, да?       Он улыбнулся в ответ — этот жизнерадостный лучик с прикольными хвостиками очень подбадривал его своими посещениями.       — Читать пытаюсь… — чуть растерянно ответил Джиба, он теперь часто говорил с какой-то растерянностью в голосе.       — Это хорошо! — бодро закивала Усаги, присаживаясь рядом на стул и выкладывая на тумбочку пакеты с едой и вещами.       — Но я не понимаю, как можно читать такие сложные тексты, я в них путаюсь, приходится перечитывать по несколько раз один абзац… — смущенно продолжает он.       — А-а-а, да я тоже не могу такое долго читать, — смеется Уса, но смех этот выходит очень принужденным — Усаги помнит, какие сложнейшие учебники читал Мамору раньше.       — Расскажи мне, пожалуйста, ещё что-нибудь о моей жизни? Каким я был раньше? — отложив книгу, в очередной раз спросил он.       Усаги вздрогнула — словно мысли прочитал. Она уже немало историй успела ему рассказать, не решалась только поведать главное — о том, что они — защитники планет, о том, что сама девушка — Сейлор Мун и одновременно Лунная Принцесса, что Мамору — Такседо Маск и Принц Земли. И главное, они предназначены друг другу свыше, что они напряженно боролись за свою любовь столько раз… Порой, глядя на дорогое, но такое отстраненное лицо, Усаги хотелось прижаться к его плечу и плакать,плакать, плакать…       — Ах, да, я забыла отдать тебе это, — Усаги бережно достает из пакета с фруктами бархатную красную розу, что лежала поверх всего остального.       — А разве не мужчины дарят цветы женщинам?       Усаги пожимает плечами, наблюдая, как длинные пальцы парня осторожно перехватывают цветок за колючий стебель, да так по-такседовски, что даже сердце девушки пропускает удар. Но нет, край розы не выглядит острым, не направлен вперед и даже не походит эта роза на оружие теперь — так, романтика одна.       Покрутив розу, Мамору осторожно гладит нежные лепестки, подносит цветок к лицу и вдыхает аромат, но внезапно роза начинает стремительно чернеть, начиная с верха бутона и быстро проникая в самую сердцевину цветка.       — Ч-что эт-то? — Усаги наблюдает за тем, как совершенно черные и сморщенные лепестки безвольно падают на одеяло и пол, противно шурша при соприкосновении с поверхностью.       Мамору с недоумением смотрит на то, что осталось от розы — палка стебля, которая тоже высохла и почернела, смотрит и молчит.       — М-может, она была испорченная? — неуверенно спрашивает Цукино, но сама дрожит — это был знак, страшный знак чего-то неотвратимого и черного. Роза умерла, коснувшись рук Мамору. Усаги прекрасно видела, когда выбирала эту розу в цветочном магазине, что цветок свежий, недавно срезанный.       — Я не знаю… Уса…ко?.. — устало выдыхает Мамору, откладывая стебель на прикроватную тумбочку. Эта усталость навалилась неожиданно, словно темнота, веки парня потяжелели.       Усаги вздрагивает, до этого Мамору не называл ее так, совсем не называл, если быть точной, то парень вообще никак к ней не обращался.       — Да? — дрожащим голосом отвечает она и не может сдержать радости, с надеждой вглядываясь в лицо любимого.       Но чуда не происходит, Мамору лишь устало прикрыл глаза ладонью не загипсованной руки и вздохнул:       — Спать хочется…       — Ну, я тогда пойду? — несмело уточняет Уса. Мамору буркнул в ответ что-то похожее на согласие и откинулся на подушку. «Сегодня он вел себя необычно… Наверное, он скоро все вспомнит», — думала Усаги, идя по улице домой.       Поспать Мамору не дала очередная гостья. Через 10 минут после того, как Усаги с вымученной улыбкой на лице покинула его, к нему заявилась улыбающаяся и старающаяся казаться бодрой Рей.       — Доброе утро, больной. Надеюсь, ты благополучно идешь на поправку. Ты извини, что я вот так рано… я просто решила… то есть, хоте… — зайдя в палату, зачастила Рей с бешеной скоростью, как обычно болтает Венера, но Мамору перебил ее на полуслове, растерянно улыбаясь в ответ:       — Здравствуйте… Извините, но, кажется, я вас не помню… Можно узнать ваше имя?       — Кхм. — смутилась она. — Я — Рей. Рей Хино. Подруга Усаги. Усаги — это девушка с такой смешной прической, любит покушать и распускать нюни… Она же… была здесь, разве нет? Ее ты хотя бы помнишь? — продолжала смущенно бормотать Рей. Мамору хотел было что-то ответить на этот поток «красноречия», ему было не по себе от того, что он вновь заставил человека явно из своей прошлой жизни почувствовать себя неловко, но девушка, устремив на него пылающий огненными бликами взор, как бы заявила, что лучше ему ее дослушать, иначе худо будет.       — Ну так вот, об этой девчушке… — из глаз Рей пропал тот огненный блеск, ее взгляд до краев наполнился печалью и грустью. — Утром... Я разбирала старые вещи и внезапно захотела кое-что тебе показать, точнее, подарить… отдать.       Достав из сумки что-то, Рей еще раз посмотрела на парня: она знала его лицо, руки, фигуру, знакомый до боли голосом — образ тот же, что и на фото, которое держала в тонких пальцах Рей Хино, но не было чего-то неуловимого: ни той светлой улыбки, ни того блеска и счастья во взгляде. Нынешний Мамору стал совершенно чужим, незнакомым ей парнем.       — Вот, держи. — Рей протянула фотографию, мягко улыбнувшись при этом, а потом молча вышла из палаты.       Мамору в первую минуту даже не заметил, что он остался в палате один. Его взгляд был задумчив и прикован к подарку. Он смотрел на него и будто не узнавал изображенных на карточке людей, не узнавал себя. А потом… потом парень со вздохом отложил фотографию, чтобы попытаться все же поспать, но знал, что еще не раз вернется к фото, чтобы рассматривать — до усталости глаз, до сумбура в мыслях, до боли в сжимающих фотографию пальцах.