Ньирбатор

Среда, 15 ноября 1963 года Выглядывая из окна своей комнаты в Ньирбаторе, я сейчас вижу лишь нагромождение мертвых ветвей, которые призрачно колеблются в поднимающихся от земли ядовитых испарениях — последствии моего неудавшегося заклинания в сочетании с зельем разряда kairos. Где именно я допустила оплошность? По окончании Дурмстранга я с головой ушла в малоизученные отрасли магии и продолжаю ставить бессчётное количество экспериментов. В эксперименте сперва необходимо построить гипотезу. Строятся предположения; устанавливается связь. Признаться, мои изыскания изредка выходят из-под контроля. И вот я сидела и думала о том, что бы мне посоветовал профессор Сэлвин, преподаватель светлых и тёмных искусств, мой ориентир во время учебы в Дурмстранге. Однажды после потасовки с Варегом, когда мои силы были истощены от использования слишком «увесистых» проклятий, профессор Сэлвин помог мне восстановить магический баланс. Он трансгрессировал со мной в Чахтицкий Замок, в котором прожила большую часть жизни и была замурована Графиня Эржебета Батори. К слову, Ньирбатор — это её колыбель, а Чахтицкий Замок — обитель мучительной смерти. Профессор первым поведал мне тайны подпитки сил в том месте. Согласно его словам, мы черпаем оттуда силы, следуя древнему принципу «obscurum per obscurius», то есть преодолевая тёмное путем темнейшего или, скажем, клин клином. В Чахтицком замке я излила всю боль от заклятий, которым подверглась и которые задействовала, впитала соки накопительного источника, в результате чего во мне забурлил новый поток жизнеутверждающей магии. Пробыв там целый день, я установила связь с новой магией, пробудившей во мне небывалый силовой всплеск. Четверг, 16 ноября Сегодня к нам в Ньирбатор пожаловал Варег Гонтарёк. Я бы предпочла его не впускать, но зная, что он из вредности пожалуется госпоже Катарине, мне пришлось пойти ему навстречу. В гостиной мы довольно продолжительное время сидели молча. Заставить другого говорить первым — это cтарая дипломатичecкая уловка. Ещё ведьмы Средневековья знали, что в молчании преимущество. В прошлый раз Варег приходил в моё отсутствие, чтобы потолковать обо мне с госпожой. Видимо, он и помыслить не мог, что она мне всё расскажет (а у нас с госпожой сложились доверительные отношения). По словам Варега, мне «стоит образумиться». Что этот белобрысый имел в виду? Всё ещё хмурясь на него, я сидела с ним за столом в обеденном зале, но запретила эльфу Фери его угощать. Варега это, казалось, совсем не трогало. Его вообще ничего не трогало — даже когда я нарушила болезненную тишину, спросив, почему бы ему просто не убраться в Англию к Самозванцам. Он пожал плечами, немного помолчал, а потом вдруг выдал: «Я не оставлю тебя здесь одну в такие времена» «В какие такие времена?» В последнее время я замечаю в народе тревожные умонастроения — и дело не только в прорицаниях Мири; люди будто пассивно ожидают надвигающегося чего-то. Чего они страшатся? Неужели того, что нагрянет новый Ангреноген? Отбросив все наши придирки и колкости, я засыпала Варега вопросами, но он ничего конкретно не ответил, мимоходом обмолвился лишь, что «трон пуст не бывает» Бумсланги бы его побрали за такие слова. Понедельник, 20 ноября В медье начали доходить тревожные слухи о том, что в английском магическом сообществе назревает война. По существу, война никогда не заканчивается: чистокровные всегда противостоят грязнокровкам и предателям крови, но на сей раз, ходит молва, дело обстоит намного серьёзнее. В Аквинкуме в газетной лавке стали толпиться кучки обеспокоенных волшебников. Люди опасаются, что пламя войны вспыхнет стихийно, и в грядущую войну будет вовлечена не только Англия. В лавке бурно обсуждаются статьи двоякого и просто скандального характера. «Профессора Дурмстранга опасаются повышения авторитета Великобритании в магической мире и требуют реванша за наплевательское отношение к сохранению чистокровных традиций» «Азкабан охватила забастовочная лихорадка. Дементоры предъявили премьеру Нобби Личу ультиматум: если в течение недели количество «поцелуев» не будет увеличено в два раза, они откроют камеры Азкабана и выпустят всех узников» «Если вы посмеете объявить на нас охоту, — предупредил некий аноним, назвавший себя Пожирателем Смерти, — в следующую субботу я уложу с полдюжины мракоборцев, а семьям грязнокровок устрою кровавое воскресенье» «Сегодня на рассвете сожгли редакцию про-маггловской газеты «Равноправие» «Бартемиус Крауч: будущий министр магии? Дерзкая вылазка на хрупкий лёд министерской политики» «Ведовские известия» утверждают, что так называемый «Тот-Кого-Нельзя-Называть трудится без устали, собирает силы и вербует в свои ряды полчища магических существ». Он до такой степени растиражирован в прессе, что в народе уже строят предположения, будто он пойдёт по стопам Гриндельвальда и Ангреногена (о котором, как оказалось, в Британии узнали только после дуэли с Грюмом). Как по мне, пускай №3 предпринимает в Англии всё, что ему заблагорассудится, лишь бы не смотрел в нашу сторону. Он нам нужен, как покойнику галоши, то есть Третьего мы просто не переживём. «Если бы наша Пешта не текла так быстро, то и по сей день была бы красна от крови», — говорят наши долгожители, повидавшие много ужаса и скорби. А кентавры — заносчивые блюстители морали — утверждают, что по сточным канавам медье течёт одна лишь кровь, а плач здесь никогда не утихает. Это не так. Они всегда обобщают и утрируют. Они нас ненавидят. Вторник, 21 ноября В газетной лавке я сегодня повстречала Агнесу Каркарову, непривычно встревоженную и угрюмую. На выходе из Аквинкума мы решили прогуляться. Оранжевый закат дрожал между заснеженными ветками каштанов, мрачной тенью ложась на лицо Агнесы, пока она рассказывала мне о жутком инциденте, недавно приключившемся в Албании. Около недели назад на ферме под Тираной от множественных жалящих укусов погиб весь крупный скот. Агнеса узнала об этом от мальчика Миклоса, за которым с недавних пор стали замечать, что после сумерек он частенько выскальзывает в лес. «Видать, мальчишка и вправду подружился с нашими кентаврами», — предположила Агнеса. Дело в том, что кентавры здешних лесов состоят в альянсе с кентаврами Албанского леса, которые обычно предупреждают их об опасности и передают важные послания. К слову, дети и кентавры до недавних пор были излюбленной темой для пересудов после того, как в середине октября малышня с деревни, прилегающей к Ньирбатору, заблудилась в лесу, и на помощь им пришли кентавры. В наших краях это не считается чем-то из ряда вон, ведь известно, что кентавры подпускают к себе только молодняк. Странным было то, что произошло позже. Кентавры провели детей к окраине леса, но не отпустили, прежде чем поведали им — то ли пророчество, то ли предостережение — о том, что «грядут перемены, благоприятны не всем одинаково, и опасность, которая не одинаково коснётся всех, и каждому придётся выбирать, и не останется таких, кто не примкнул бы к одной из сторон». Магглы считают инцидент в Албании вполне предсказуемым нашествием пресмыкающихся, которые мигрируют ближе к границе лесных массивов в связи с недавним загрязнением грунтовых вод. Как бы не так. Кентавры поведали детям кое-что ещё, в связи с чем история приобретает совсем странный оборот. Албанские крестьяне утверждают, что видели под Тираной чернокнижника, с прибытием которого связывают весь этот ужас. Если верить их словам, чужак что-то рьяно ищет. — Но магглы ведь не могут распознать настоящего колдуна, — рассмеялась я, нетерпеливо перебив Агнесу. — По какому такому признаку эти крестьяне вообще определили, что он чернокнижник? — Так слушай дальше, — мрачно продолжала Агнеса. — Видишь ли, детям той местности — маггловским детям — последнее время синхронно снился сон. — Сон? И что с того? — недоумевала я. — Да не перебивай ты! — Агнеса схватила меня за руку, словно речь шла о чём-то знаменательном. — Так вот, детям снился некий мужчина. Они видели, что он склонился над чёрной книжицей, что-то поспешно записывал в ней, а глаза у него полыхали и были наподобие алых омутов. Стоя совсем рядом, дети бегали глазами по строчкам. Подсчитали их целых семь, и каждая была написана иным почерком. «Если у магглов есть достойная похвалы черта, так это вера в сны», — не без смеха мелькнула мысль. Однако... без сведений этих сновидцев мы бы даже не узнали о чернокнижнике. И тем более — о его предполагаемой причастности к гибели скота. «Жи-вот-ны-е-е-е-е!» А вдруг Мири и об этом предупреждала?.. Но что чернокнижник мог искать в Албании? С одной стороны, там можно черпать древнюю магию из источников. Такая магия наделена преимуществом, как и все беспалочковые чары. Зависимость от палочки в наше время могут себе позволить только безрассудные простофили. Но с другой стороны, источник не ищут, его просто ощущают и каждый самостоятельно находит к нему тропу. В какой-то миг меня обуяло чувство собственнической зависти к чужаку, а секундой позже — боязнь, что он может испоганить наши источники, если использует их по примеру предшественников — в гнусных целях. Меня охватил такой страх, в сравнении с которым прежнее любопытство казалось просто нелепым. Случись №3, безысходная тьма окутает нас всех. Я понимаю, каково это, когда само знание угрозы таит в себе такую муку, от которой оберегало одно лишь неведение. Среда, 22 ноября Ведовские известия РАСХИТИТЕЛИ МОГИЛ Сегодня утром Тодор Балог, сквиб, сторож кладбища, стал свидетелем того, что расхитители могил снова принялись за своё кощунство на кладбище Сабольч-Сатмар-Берега. Могила Сзиларда Фаркаша, родившегося в 1926 и умершего в 1962 году, как было начертано на его варварски разбитом каменном надгробии, разрыта и опустошена... Бесспорно, жуткое событие всколыхнуло медье. Одновременно в особняке Гонтарёков произошли странные явления: несколько ночей подряд в окне горел блеклый красный свет; раздавались приглушенные крики, монолог и звуки нечленораздельной речи. Все мои знания об особняке до сих пор сводятся к лeдяным сквoзнякам и необыкновенно большому количеству людей, умерших в нём. Чем там занимается Варег? Или это его сестры чудят? Или его мать, госпожа Элефеба? Некоторые магглы, обитающие по оба берега Пешты, начали делать злокозненные намёки на возможную связь Гонтарёков с вандализмом на кладбище. А волшебники почему-то медлят и не торопятся выступать в защиту семьи. Признаться, здесь никогда не было ни союзничества, ни особого добродушия между волшебниками. Дело в том, что среди нас нет светлых волшебников — есть только серые, тёмные и темнейшие. С грязнокровками и магглами, что живут на северо-западе по обеим берегам Пешты, время от времени случаются, так сказать, несчастные случаи. Никто из волшебников не питает иллюзий по этому поводу, всем известно, что речь идёт о расправах. Жаль мне их или нет, ответить непросто, но моё восприятие мира и своеобразное воспитание позволяет мне не лицемерить и не становится на их защиту, чтобы показаться лучше, чем я есть. Здесь такие нравы. За грязнокровок не принято заступаться. От Железных Перчаток едва удавалось волшебников спасать, а магглов вообще не рассматривали. Подобное отношение продолжается и по сей день. Припоминается забавный рассказ профессора Картахары, который преподавал у нас историю магии: «Представьте себе положение, в котором находился маггл, вообразивший себя алхимиком! Он строил в каком-нибудь посёлке уединенную хижину и кипятил в ней субстанции, вызывающие взрывы. Вполне естественно, что остальные магглы называли его колдуном. В один прекрасный день к нему заходит другой маггл и говорит, что нашел прелестный кусок металла. Он спрашивает, не купит ли «алхимик» у него этот кусок. «Алхимик» не знает стоимости металла и платит ему наугад. Затем он помещает этот кусок металла в печь и смешивает с серой да со всем понемногу. Если металл оказывался свинцом и пары вызывали сильное недомогание, «алхимик» приходил к заключению, что в свинце заключен демон. Впоследствии, выписывая рецепты темным крестьянам, он прибавлял в примечании: «Остерегайтесь свинца, ибо в нём таится демон, способный вызывать у людей недомогание и безумие». Поэтому свинец служил удобным поводом для деструктивности магглов... Как говорится, пообедали в ресторане, а отужинали в психушке» Тина Олливандер, с которой мы сдружились на фоне общих интересов и благодаря которой я многое узнала о Хогвартсе, рассказывала, что в Британии все нападения на магглов подлежат суровому расследованию. Благодаря стараниям британских мракоборцев Азкабан полнится многими волшебниками, загремевшими туда лишь по причине собственной нетолерантности, которая в какой-то момент зашла слишком далеко. Много заключенных Азкабана были схвачены самым Аластором Грюмом, звездой мракоборцев. Тина собирает все газетные заметки о подвигах Грюма и его борьбе с магическим произволом. Я видела, как она их вклеивает в книгу своей бывшей однокурсницы Риты Скитер «Армандо Диппет: идеал или идиот?» Стоило мне её прочесть, и я тотчас же усомнилась в адекватности англичан. Если они пропускают такое в печать, даже страшно представить, что ещё они там творят. Ничего удивительного, что у них назревает война, если всё это, конечно, не страшилки для единения всех магглолюбцев. То, как Тина плотно заклеила книгу колдографиями и заметками о звезде мракоборцев, я нахожу весьма умозрительным: есть в этом и устранение безвкусицы и настойчивое облагораживание. У нас нападением на магглов никого не удивишь, но последние вспышки вандализма с выкапыванием трупов попахивают временами Железных Перчаток, ибо во всей Венгрии только приспешники Сквернейшего занимались некромантией. Едва узнав, что маггловская полиция начала подозревать Варега Гонтарёка, моего злополучного жениха, во мне что-то прямо восстало, и я уже не могла думать ни о чём другом. Подобное вмешательство со стороны магглов переходит все границы. Короче говоря, магглы вконец оборзели. Мы с Варегом можем хоть каждый день метать друг в друга проклятия, но никто в здравом уме не обвинит его в выкапывании трупов. Мне трудно даже представить себе моего симпатичного белобрысого Варега среди ветхих надгробий. Досадно то, что пока все бесчинства инкриминируют Варегу, где-то вблизи бродит настоящий некромант, который таит в себе опасность до тех пор, пока кто-нибудь не раскроет его личность, дабы мы знали, чего от него можно ожидать. Подозрениям насчёт Варега немало посодействовало и то, как о нём отзываются жители деревни. «Набросит свое балахонище, глаз не видно. Сидит, бывает, на месте обвалившегося дымохода, и смотрит в пространство. Часто ходит вон в ту сторону, в Ньирбатор, где обитает леди-грымза. Или шатается вдоль Пешты со странной шайкой...» Впрочем, почти каждый маг нашего медье подойдёт под такое описание, но то, что творилось несколько ночей подряд с особняком Гонтарёков стало для магглов неоспоримым доказательством причастности самого младшего к чему-то преступному. Мне любопытно, как поганые магглы вообще могли что-либо заметить? Вооружён магглоотталкивающими чарами, особняк должен рисоваться им обычным двухэтажным домишком, из которого доносятся радужные голоса и звон посуды. Пятница, 24 ноября Сегодня я заглянула к Гонтарёкам, и мне удалось поговорить с Варегом начистоту. Я попыталась растолковать ему, что не питаю к нему ни презрения, ни ненависти; призналась, что он мне даже стал симпатичен с того самого мгновения, как начал вести себя прилично, то есть после малодушного расставания с кинжалом. «В любом случае, — отвечал он смешливо, улыбаясь от уха до уха, — нам не под силу держаться друг от друга подальше, ведь нас объединяет столько совместных воспоминаний, сколько докси затаилось в гардинах госпожи Катарины». Варег имеет в виду воспоминания того времени, когда его семья ещё не примкнула к врагу, ведь в конце сороковых господин Гонтарёк и Ангреноген были лучшими друзьями моего отца. Мы долго болтали насчёт всей этой паники вокруг Третьего, который ещё даже не явился, а мы уже дрожим как малые дети. Я вскользь пошутила о том, что «падём ему в ноги, как только он явится, дабы не испортить первое впечатление». Варег ухмыльнулся с напускным воодушевлением. Иной причиной тому, что я решила наведаться, стало письмо от Тины. Его позавчера принесла моя сова, сорвав на своём пути гадкие салатовые занавески, — как я мысленно ей велела. Тина пишет о своей работе в лавке отца, и что вскоре навестит меня в сопровождении подмастерье, поскольку отец собирается дать ей очередное задание. Под конец Тина пишет о веселых приключениях со своими друзьями, с которыми общается со школы, и которых все знают, как «мародёров». Если честно, само название повергает меня в ужас, ибо у нас самыми что ни на есть мародёрами были Железные Перчатки. А ещё они играли в квиддич, будь он проклят. Ангреноген в молодости играл за «Мадьярских волков», посему слово «квиддич» и всё, что с ним связано, вызывает во мне по меньшей мере неприязнь. Это из разряда эмоций. Дочитав письмо, я невольно задумалась: а где мои друзья? Приблизительно единственным я могу назвать только Гонтарёка. Своим самым лучшим врагом? Жертвой? Женихом? Другом по несчастью? Партнёром по танцам и дуэлям?.. В моей жизни он вездесущ, и я предпочитаю винить в этом судьбу, а не своего отца, который определил для меня эту самую судьбу. Поначалу, когда магглы начали подстерегать Варега, намереваясь поймать на горячем, моему злорадству не было границ. Понаблюдав, однако, как стойко Варег переносил это безобразие, я удивилась самой себе, когда почувствовала за него обиду. Есть, пожалуй, ещё и Агнеса, но она — из темнейших. С ней полезно вместе упражняться в магическом искусстве и делиться опытом, но это чисто по делу. Взаимовыгода. Взаимопомощь. Перейди я ей дорогу, она бы разделалась со мной и нашла бы себе другую партнёршу по волшбе. Должна признать, воспоминание о том, как мы совершили наше первое жертвоприношение в курятнике инспектора Мазуревича, до сих пор вызывает у меня щемящее чувство разделённого пополам восторга. В тот же вечер Варег, который умолял взять его с собой, настучал на меня госпоже Катарине. Право, не знаю, чего он добивался. Что меня накажут? Запрут без палочки? Заставят возместить магглу ущерб? Тогда мне казалось, что он сделал это просто из вредности. Теперь я подозреваю, что Варег мог тупо приревновать меня к Агнесе. Если спросить напрямую — только станет отшучиваться. После того ребяческого доноса госпожа усадила меня напротив за бронзовый стол гоблинской работы, на котором изображены человеческие рты в безмолвном крике, и начала допрашивать, с какой целью мы проводили ритуал. Ничего не скрывая, я выложила всё как есть: целью была месть нескольким балбесам, которые насолили мне в Дурмстранге, и Агнеса любезно согласилась помочь разрядить обстановку. Госпожа Катарина недоумевала, почему я не поделилась с ней своими неприятностями, но я не нашлась что ответить. Госпожа снисходительно улыбнулась, поблагодарила меня за правду и отпустила к себе. Вдаваясь в подробности, стоит сказать, что есть причина, по которой Агнесу начали относить к темнейшим. Из-за этого её даже исключили из Дурмстранга. И причина опять кроется в истории. После дуэли Грюма и Ангреногена, её семья — Каркаровы, владельцы трактира — начала откровенно возмущаться, призывать людей восстать «ради правды». А правда, по их мнению, состояла в том, что «британскому мракоборцу не сидится в своей стране, и он решил сунуть свой нос в наши дела, перебить наших ангреногенов, лишить нас права самим разделаться с врагами, накинуть узду аврората на наши края и прочее, и прочее...» Каркаровы наломали дров и Агнесе пришлось с этим жить. Но такой поворот событий поощрил её совершенствовать своё магическое дарование, чтобы дать отпор любому, кто вздумает винить её в двойственной позиции её родителей. Агнеса обрела огромный опыт после исключения, и оно, по-моему, пошло ей только на пользу. Что же касается аврората, то ввиду того что у нас своего нет, я считаю Грюма героем, хотя, прочитав их кодекс, я осознаю, что под определение «преступник» подходит весь наш Сабольч-Сатмар-Берег в комплекте со мной. А если бы преступный замысел карался наравне с преступлением, в нашем медье и вовсе никого бы не осталось. Среда, 29 ноября Тo не мертвo, что вечность oxраняет, Смерть вместе с вечностью пopою умирает. Сегодня госпожа Катарина снова показывала мне драгоценности родственных нам семейств, хранящиеся в одном из её тайников. Время от времени она достает их — то ли ради любования, то ли ради напоминания о том, кто мы и откуда. Для меня это обычные безделушки; будь они артефактами, было б куда увлекательнее. Среди драгоценностей Баториев есть четыре весьма манящие ожepелья, сработанные с пpeвосxoдным мастepствoм. Госпожа говорит, что никто так и не смог точно определить материал, из которого они изготовлены, равно как и причислить их к какому-то направлению искусства. Это главные драгоценности рода, а украшения самой Эржебеты содержатся в сундуке в её комнате, куда мы стараемся не входить... по разным причинам. Драгоценности Годелотов кажутся cлишкoм вычуpн. Они испещpены узopами будто бы наpoчитой урoдливoсти. Семейные легенды приписывают им неимоверно насильственное прошлое. Фери как-то рассказал мне в подробностях о несчастных случаях, связанных с драгоценностями Годелотов. Всё это обилие багровых фактов произвело на меня впечатление гораздо более сильное, нежели на домашнего эльфа. Я на многое не замахиваюсь. Мне достаточно моего кинжала. Да и пользы от него побольше будет, чем от всяких кровососущих безделушек. От драгоценностей рода Грегоровичей не осталось и следа. Железные Перчатки унесли всё с собой. На миг я представила себе, какие восхитительные изделия предстали бы пред моим взором — как-никак изделия семьи мастера волшебных палочек. Эти фантазии погрузили меня в тяжкие раздумья. И воспоминания. О тех строчках. Воображение сыграло со мной злую шутку: на месте драгоценных камней я представила себе наименования души: «мысль», «мужество», «память», «настроение», «нрав», «верность», «злость», «горе», «раздражение», «презрение», «вспыльчивость». Если б можно было вложить каждую частичку себя в камни, то я бы... А в какие именно? Изумруд, агат, оникс... О чем это я? Разве не этим занимался Гарм Годелот? Есть целых два варианта его рукописи «Волхвование всех презлейшее», одного из томов Mors Victoria. Первый до сих пор хранится в Хогвартсе и представляет собой «сырой» вариант, а доработанный принадлежит Дурмстрангу и предоставляется всем, как учебник. По нему мы изучали искусство хоркруксии — произведения, выстраивания и расформирования крестражей. Без всяких сомнений, это только концепция Годелота, но она увлекательна и стройна как математическая теория музыки. Он лаконично передал саму суть хоркруксии: «Душа никогда не вернётся в свое первоначальное русло, загрязненная от той работы, которую проделал разум» А может такое случиться, что душа — это пустошь, где не встретишь ни малейших признаков зелени, где всё недвижимо, не колышимo ни eдиным дунoвeнием вeтpa, где лежит мeльчайшая пыль или, ecли угодно, пeпeл? Быть может, душа — это не драгоценность, а самый настоящий алый омут?