Ньирбатор

Среда, 27 декабря 1963 года Сегодня я позвала Варега на встречу в своё «убежище», чтобы откровенно поговорить, не беспокоясь о том, что нас могут подслушать. Переворот в нашем медье ощутим, но почти незаметен. Говорят, это особенности стратегии Тёмного Лорда, и по части хитросплетений он не имеет себе равных. Когда я пришла в назначенное время, Варег уже топтался у входа фамильного склепа Баториев. После замка это второе место, которое я считаю своим укромным местечком. Я преобразовала доступ к нему с помощью чар дезиллюминации, а внутри частенько трансфигурирую его в нечто уютное. Щит и дезиллюминация действуют, пока жива госпожа Катарина, так как её опекунство и статус последней в роду Баториев являются могущественным проводником для подобных чар. Склеп стоит глубoко вросший в склoн xoлма на окраине леса. Он выстроен из гранита, с течением лет поменявшего свой цвет не один раз. Дверь пpeдставляет coбой тяжелую, лишённую укpашений гpанитную плиту; её заграждают железные цепи, сработанные в гоблинском мастерстве с защитой для приглашенного. Склеп неосязаем для всех, кроме пригласившего и приглашённого; его невозможно обнаружить при помощи приборов и заклинаний. Вокруг склепа имеется несколько цветочных насаждений. Говорят, садили их ещё служанки Эржебеты, но теперь они все мертвы... то есть цветы, хотя служанкам повезло и того меньше. Неискушённому взгляду они кажутся сорняками, но на самом деле это переросшие, некогда жалящие омелы. Примечательно, что маггловским глазам склеп предстаёт красивой капеллой. Красота, которую им внушает созерцание этой капеллы, нарастает с такой же быстротой, с какой возрастает животный страх. Поэтому магглы обходят это место десятой дорогой. — Скажи, а кто такой этот Крауч? Только о нём и слышно, — начала я разговор, устроившись на сундуке, который после трансфигурации стал похож на кресло с золотой обшивкой. — Я думала, Тёмный Лорд вскоре объявится... А тут все говорят о каком-то Крауче. Многовато суматохи вокруг одного имени. Он что теперь... эм-м... популярнее Дамблдора? — Не уверен насчёт популярности, но он очень опасен, — с готовностью ответил Гонтарёк. — Тот-молодой-и-нервный, который в таверне был, это его сын. — Значит, сын против отца? Странноватый расклад...— Я вспомнила Пожирателя, который отчего-то решил не участвовать в разгроме булочной Лугоши. Варег пересел на другой сундук, поближе к моему. — Крауча есть за что люто ненавидеть, — заявил он. — Таких, как мы, он каждый день отлавливает и зашвыривает в Азкабан. — Что, без суда и следствия? — Да нет, вроде всё по закону, но методы у него такие... особые. Охота и поимка до жути нелицеприятны. — Нелицеприятны, говоришь? — удивилась я. — Разве это плохо? То же самое говорят о Грюме. Это вроде бы комплимент. Варег состроил снисходительную гримасу и улыбнулся. В той улыбке усталость сквозила заметнее, чем прежде. — Да, но в не случае Крауча. Не знаю, как тебе исчерпывающе объяснить. Ты сама всё поймешь. Его тактика смахивает на изощрённые репрессии нашего Габора — после того, как тот разочаровался в законных методах и осознал, что своего можно добиться окольными путями. По словам Варега, в истинное положение дел его посвятил Каркаров: он раньше всех узнал о приезжих, поскольку те начали часто засиживаться в трактире его дяди, отца Агнесы; так или иначе пришлось знакомиться. Посредником знакомства послужил профессор Шиндер, который примкнул к Темному Лорду несколько месяцев — если не годов — назад. Вербовать сообщников в континентальной Европе Тёмный Лорд начал с Дурмстранга, и бывший преподаватель, который никогда особо не отличался идейностью, согласился выступать посредником и стать важным звеном в постройке нового магического сообщества. Мы с Варегом обсудили каждого Пожирателя и наши первые впечатления — нет, ужасания и негодования. — Они очень заносчивы... они называют наших волшебников грязнокровками! — закричала я, пнув ногой сундук, на котором сидел Варег. Он поднялся и пересел ко мне. Я даже не успела заметить, когда он придвинулся совсем вплотную, и я оказалась в его объятиях. — Послушай, неважно, как они нас называют. Если бы Тёмный Лорд считал нас недостойными, то не звал бы на свою сторону, — парировал Варег. Мне хотелось рассмеяться от абсурдности всей ситуации. — Ты рассуждаешь так, будто встречался с ним и можешь знать, что у него на уме. Но где он, собственно? Мы даже не знаем, существует ли он на самом деле! И как знать, на чьей стороне мои знакомые? Чтобы мне, случаем, не перепало за общение с предателями этого Лорда. — Я с горечью вспомнила о Тине. — Ты сама видишь, его ряды стремительно пополняются, а наши волшебники с особой охотой идут к нему. Подумай сама, Картахара, Шиндер... следовательно, весь Дурмстранг. Негласно или гласно, это неважно. Думаю, мы пока даже не осознаём всего масштаба развёрнутой войны, — подытожил Варег. Прильнув ко мне ещё ближе, он понизил голос до бархатного: — Приска, для нас естественно идти за сильнейшим, и сама идея чистого рода продиктована этой силой. Говорят, мощь Тёмного Лорда превосходит даже самые смелые ожидания, — немного помедлив, он вдруг улыбнулся: — Кстати, я не раз слышал, как госпожа Катарина рассуждает на эту тему. Я вообще удивлён, что тебя приходится в чём-то убеждать. — Меня не надо ни в чем убеждать, — раздраженно проговорила я. — Просто всё так внезапно. И то, что случилось... Варег, Балогов убили! Ты это понимаешь?! Он молчал, но его руки ещё крепче сцепились вокруг меня. — И зачем они только явились сюда? — Я вспомнила, как, увидев лачугу Балогов, ещё удивилась, почему ни в одном окне не горел свет. — Местные и так презирают Дамблдора, и надсмотрщик у нас уже есть — Мазуревич, только и делает, что шныряет повсюду... — Я бегло взглянула на Варега, его видимое равнодушие озадачило меня. — Ты бы тоже хотел примкнуть к ним, верно? Но тебя не приглашают, так ведь? — я кольнула его, надеясь услышать более правдивую версию правды. — Ты же слышала, какой властью Тёмный Лорд наделяет своих подчинённых. Сама суть — господство волшебников, защита их прав, защита магии от посягательств маггловского сброда... А действуют они очень слаженно и целеустремлённо. Присоединиться было бы неплохо, но от нас этого не требуется... — Варег удерживал мой взгляд, будто проверяя реакцию. — А что тогда от нас требуется?! — Не стоять у них на пути и не предавать Тёмного Лорда. Кажется, всё. Позже я снова заговорила о Балогах. — Помнишь, когда-то Каркаровы возмущались тем, что «приезжают тут мракоборцы, убивают наших ангреногенов, будто мы сами не можем...» А тут начали сквибов наших убивать. Разве нет в Англии своих? Почему за своих не возьмутся? Я вот что подумала... Быть может, Тёмный Лорд действительно боится Дамблдора? Поэтому собирается прятаться в нашем захолустье, выстраивая планы захвата? — Приска, ты должна понять, в убийстве Балогов нет ничего личного. Речь идет об убийстве семьи СКВИБОВ, запустившем необратимую цепь событий, — втолковывал он мне, будто хотел внушить, что пролитая кровь ничего не стоит, мол, мертвым сквибом только забор подпирай... «Нет смысла обсуждать с ним, что правильно, а что нет, — размышляла я. — Ничего путного из этого не получится!» Расправив на коленях платье, я произнесла: — Хочу попросить тебя об одолжении, Варег. И тут мой жених ощетинился, будто понял меня с полуслова. — Нет-нет, помолчи и послушай. Я хочу, чтобы ты поспрашивал Каркарова, знает ли он, кто именно с Пожирателей убил Вилму. Девочку можно было и пощадить... Меня в дрожь бросает от мысли, что такая жестокость сойдёт им с рук... — Зачем тебе это, Приска?! Ты понимаешь, во что можешь вляпаться? Хочешь нажить себе врагов среди убийц? — на одном выдохе выпалил Варег, предварительно смерив меня этим противным взглядом не-уходи-не-умирай. — Я хочу отомстить, — ответ мой был твёрд. — А если ты отказываешься помочь, если тебе так трудно всего лишь добыть имя, то я сделаю всё, чтобы ты вышел из этого склепа не в таком отличном здравии, в котором вошёл, — прежде чем договорить, я уже вытянула палочку из ножен и крутнула ею в сторону Варега. — И что же ты сделаешь? — спросил он вполголоса, у него нервно дернулся глаз. — Может выколдую несколько сурукуку, чтоб покусали тебя, пока ты сам не обратился в одного из них! А то станешь похож на того с сальными волосами. — В голове мелькнула физиономия уродливого Пожирателя. Таких в нашем медье не водится. — Впрочем, он больше сойдёт за инфернала. — Снейп? — Варег вдруг хохотнул. — Да он совсем безобидный, Каркаров рассказывал о нём. — А Лестрейндж и Кэрроу тоже безобидны? — вспылила я. — Они сверх меры жестоки и невоспитанны. Госпожа Катарина говорит, что таких женщин нужно усмирять, посылая на маггловские общественные работы. В уме нарисовалась картинка Пожирательниц в салатовом фартуке и косынке в горошек, разливающих горячий бульон в самом преступном районе Будапешта. Ей-богу, как тут можно было удержаться от широкой улыбки?.. А Гонтарёк принял это на свой счёт. Продолжение разговора не имело смысла. Мы сидели с ним в кресле-сундуке несколько минут, бросая друг в друга колкие взгляды. «Надо же, убить сквибов, чтобы запустить цепь событий, — я ушла в раздумья. — Смысл определённо есть, но... Вилму зачем?! Лукавить не буду: если бы речь шла о семье незнакомых мне сквибов, это зацепило бы меня куда меньше. Но Балогов я знала, и меня снедала скорбь» Я всё-таки дождалась от Варега ответа — короткий кивок. Ну хоть что-то, а чтоб ему провалиться. «И как же я накажу убийцу?» Есть заклятие для вырывания глаз из глазниц. Я представила, как швыряю их на землю и наступаю на них ботинком — cначала на один, пoтом на второй, и они лопаются под подошвой, как пузырьки… Вот месть, достойна благомыслящей ведьмы. Вот правосудие для крошки Вилмы. — Знаешь, Фери сегодня готовит саварен и фруктовый салат в сливочном сиропе. Хочешь прийти? — Ладно... Да, конечно, — Варег от неожиданности весь обратился в улыбку. — Конечно, приду. Да. Когда мы вышли из склепа, грязновато-розовое небо было подёрнуто печальной дымкой. Я чувствовала, что уже не отступлюсь. Чувствовала себя на полпути к правильному поступку взрослого человека, каким никто, кроме меня, не захотел себя обременять. Четверг, 28 декабря Целый вечер мы с Варегом убили на таверну «Немезиду», и всё ради Игоря Каркарова. Он, как обычно, ведущий всякой беседы, вспоминал что-то или весёлое или жуткое или разглагольствовал на тему наглого вторжения магглов в наш мир и кражи колдовства. Каркаров сидел перед очагом в расслабленной позе, сладострастно попыхивая трубкой и совершенно не обращая внимание на остальных посетителей таверны, вынужденных его обходить. Когда Варег будто бы невзначай заговорил о Метке над домом Балогов, Каркаров раздраженно плюнул в огонь в знак того, что тема малость невесёлая. И сделал он это так, точно был хозяином положения, а мы всецело зависели от него. Я co вздoxoм закрыла глаза. «Ну почему он такой брыкливый?» Когда Варег поймал мой взгляд, в его глазах читалось извинение, мол, придётся подождать. Да я и сама поняла, что не стоит наступать на горло. Среди всего прочего Каркаров, уже подвыпивший, пустился вспоминать, как однажды в Дурмстранге натравил гиппогрифа на Мири. Все об этом знали, но никто его не выдал, — быть может, стоило. Зачем он это сделал, многие недоумевали, и не одна я подозревала, что причина кроется в отчаянной влюблённости. Натолкнувшись на сопротивление, его любовь обрела внешние признаки ненависти. Так или иначе то была любовь. Несчастная Мири тогда сильно пострадала. С тех самых пор началась её экзальтация, и впоследствии она начала делать прорицания, что навлекло на неё лишь град насмешек. Её даром пренебрегали, даже родня приняла его в штыки, считая прорицание наследственным проклятием. Теперь, когда Мири исчезла, Каркарову, кажется, не очень полегчало. Он странно себя ведёт. С одной стороны, всегда открыт к общению, а с другой — у него вечно такой вид, будто его что-то гложет. Вскоре он дошёл дo точки, когда пpeкратил подносить кубок к губам и простo cидел, уставившись в огонь. Никто и слова не мог из него вытянуть. Пятница, 29 декабря Сегодня перед тем, как ложиться спать, я некоторое время провела, углубившись в чтение «Memoriam Dolor» о Экриздисе, тёмном колдуне, жившем в XV веке. Этот свирепый чернокнижник построил себе крепость, получившую позже название Азкабан, и постигал там глубины темнейшей магии, экспериментируя с различными зелиями и заклинаниями. Время от времени он заманивал в свою крепость маггловских моряков, чтобы пытать и убивать в свое удовольствие. О существовании острова стало известно только после смерти Экриздиса... В гранатово-красном свете масляной лампы, лившемся на страницы, я рисовала в своём воображении встречу Эржебеты Батори с этим колдуном. Каким бы выдался союз столь ожесточённых сердец?.. Кровавая Графиня так и не встретила колдуна, равного ей в пылкости и свирепости. Пожалуй, если бы она повстречала на своём жизненном пути такого мужчину, она была бы от него просто без ума. У Графини бывали припадки скверного расположения духа, вследствие чего погибало много людей, и, даже утолив свою жажду крови, она была надменной, не терпящей возpажений властительницей. Она прожила свою жизнь исключительно по своим собственным правилам, попирая правила общественные. Эржебета была своенравной ведьмой, и до сих пор никто не знает, была бы она такой, будь она человеком. Захлопнув книгу, я по какому-то наитию вместо постели отошла к окну и выглянула наружу. Было уже за полночь. Внезапно во тьме что-то замельтешило и я прижалась лбом к стеклу. Силуэт юношы... нет, силуэт мальчишки Миклоса. На луговине, перед замком. Бароновы кальсоны, что там происходит?.. Миклос стоял в кромешной тьме, и даже снег вокруг него казался свинцово-чёрным. Наспех применила lumen oculorum, и не зря, — мне предстояло увидеть нечто весьма причудливое. Перед Миклосем стояли примерно два десятка детей. Он держал в ладонях какие-то вещицы и демонстрировал каждую, будто хотел, чтобы дети их запомнили, но я не смогла их рассмотреть. Затем он разложил их на снегу — я насчитала семь — и что-то сосредоточенно произносил. Некоторое время Миклос совершал какие-то непонятные пассы, будто играл в пантомиму: он тыкал пальцем себе в грудь, затем на вещи, разводил руки в стороны и, казалось, очень правдоподобно изображал гримасу боли. У меня в груди внезапно похолодело и так же резко запекло. Призывая всех Баториев мне в свидетели, что за чертовщина? Почему Миклоса до сих пор не отправили в Дурмстранг? Чему его учат те глупые кентавры? Что всё это значит? Под конец Миклос провёл рукой по снегу, как будто хотел стереть прикосновение тех вещиц. Среди детей пронёсся шёпот. Они неспеша расходились.