Ньирбатор

Понедельник, 11 февраля 1964 года Вернувшись в Ньирбатор, я помчалась в свою комнату, чтобы взять тетрадь, которая должна была подтвердить мою компетентность. Возможно, мне повезёт, и она выступит годным посредником в общении с Лордом, и мне не придётся много говорить или хуже — слишком часто поднимать взгляд, чтобы отвечать на его вопросы. Схватив тетрадь, я выбежала наружу. О присутствии чужака в замке можно узнать, взглянув на герб Батори, который висит у нас над входной дверью: зеленый дракон в червлёном поле обхватывает тройку серебристых когтей. Согласно семейному преданию, великий чародей Витус Гуткелед вызвался убить дракона, который поселился в медье и лакомился местными магами. Витус пренебрегал волшебными палочками, ведь у него было заколдованное копье: тремя ударами этого копья он сразил дракона и в награду получил от местных землю, на которой воздвиг Ньирбатор. Благодарные волшебники прозвали его Bathor, то есть мужественный. От него и произошел весь род. В XII веке Батории избрали свой герб, исходя из этого предания. Если чужак в доме, серебристые когти мгновенно чернеют. Меня всегда удручала мысль, что приходится выбегать за дверь, чтобы узнать, есть ли кто в замке, ведь трансгрессировать на территории родовых замков могут только домашние эльфы. А Фери слишком любопытен, чтобы его туда-сюда гонять. Начнёт ещё задавать лишние вопросы, будет бросать украдчивые взгляды. Он бывает таким несносным! Взглянув на часы, я увидела что стрелка показывала без двадцати семь. Я в один мах одолела пролеты лестницы, ведущей от моей комнаты на третий этаж. Когти не почернели. Через пять минут я повторила то же самое. Когти не почернели. Ровно в семь я снова выбежала: когти не почернели. Одолевая шестой пролет лестницы, я ощущала возрастающую ярость. Внезапно на первом этаже послышались шаги, и я в ужасе похолодела. Ошибки быть не могло — кто-то действительно ходил по замку. И казалось, что этот кто-то даже не пытался ступать осторожно — словно он расхаживал по собственному жилищу. А сейчас ещё поднимется на четвёртый этаж! Я рванула наверх что есть духу, и мне казалось, что я одолевала сотню лестничных пролётов. Оказавшись на четвертом этаже возле четвертой комнаты, я прислонилась к стене, чтобы отдышаться и найти мало-мальски достоверное объяснение такому неподобающему поведению со стороны Волдеморта. Спроси в любого мага в медье, знают ли они хоть единого лорда, который позволял бы себе опаздывать, они ответят, что нет, ведь подобное может подорвать его репутацию в глазах окружающих или совсем сгубить его доброе имя. Доброе имя Волдеморта... Несомненно. А часы в конце коридора показывали без четверти восемь. Четвёртый этаж прорезают узкие окна с решетками, украшенные старинными виньетками. Высокие каменные арки украшают гербы всех родов, связанных с Баториями. Спустя несколько минут я увидела, как по лестнице из полумрака начала подниматься слегка вьющаяся тёмная шевелюра. Восковое лицо. Стремительным шагом Лорд Волдеморт двинулся в мою сторону. Совершенно не обращая внимания ни на меня, ни на мое приветствие, он с невозмутимым видом подошел к двери и прошипел что-то на парселтанге. «Дурной тон, дурнее некуда», — сказала бы госпожа, но она поразилась бы не меньше меня, услышь она такое «салах-аз-зарово» шипение. Дверь отворилась — и Лорд вошёл в комнату. Не дождавшись приглашения, я вошла следом и тотчас почувствовала, как влажный холод окутал мои плечи, грудь и руки, будто я медленно вступала в полосу тумана. Как ему удалось заколдовать комнату самой Эржебеты? Комната выглядела так же, как тогда, когда я в последний раз сюда заходила: обшивка стен из красного дерева, потолок с росписью, кровать под расшитым пурпурным балдахином, такие же шторы, а занавески снежно-белые. Всё остальное выдает в комнате довольно строгое убранство. Письменный стол, два стулья-кресла с мягкой обшивкой, шкаф для одежды и потухший камин — вот и вся обстановка. Всё здесь было сделано по вкусу Графини. В углу комнаты стоял сундук, который госпожа открывала только однажды, ведь там находятся украшения Эржебеты, к которым нам не следует прикасаться. Теперь сундук был приоткрыт. Я бы сказала, очень дерзко приоткрыт. «Милорд, вы даже не соизволили замести следы своего непочтенного поведения», — я подумала, изумившись. В другом углу стояло огромное венецианское зеркало, впитавшее в себя полумрак комнаты. На портрет над камином я старалась не смотреть. Её высочество Молчаливую лучше не дразнить. «Но почему ты не защитила свой сундук?» — недоумевала я. Лорд подошёл ко мне и, не проронив ни слова, взял тетрадь из моей руки, обошёл письменный стол и сел спиной к окну. Я инстинктивно пошагала следом и села в кресло с этой стороны. — Ты что, язык проглотила? — Ухмыльнувшись, он лениво побарабанил пальцами по тетради, лежавшей перед ним. «Сам ты язык проглотил, наглец, даже здороваться с людьми нормально не умеешь», — я подумала и непроизвольно сцепила пальцы в замок. В глазах Лорда Волдеморта невозможно было что-либо прочесть, какая-то непробивная бесчеловечность. У меня внутри всё упало... Это же Тот-Кого-Нельзя-Называть, о котором Крауч высказывается не иначе как о чудовище, которое отдаёт себе отчёт во всех своих леденящих кровь злодеяниях. Но я прекрасно понимаю, что Крауч мог бы сказать подобное почти о каждом обитателе Сабольч-Сатмар-Берега. — Перво-наперво тебе надлежит полностью повиноваться тому, кто выше тебе силой и знанием, — сказал Лорд, переводя взгляд на часы на краешке стола. Его губы криво изобразили подобие усмешки. — Я могу опаздывать, а ты — нет, поняла? Я робко кивнула. С тем же невозмутимым видом он принялся за тетрадь. Открыл её и, не листая, начал читать с первой страницы. По мере прочтения Лорд что-то шипел, и вскоре перешёл ко второй странице. Он словно предугадал, что я всё запишу, побаиваясь в его присутствии потерять дар речи. Я заметила на письменном столе стопку ветхих книг, которых здесь раньше не было. Здесь вообще не было книжного шкафа: Графиня ненавидела чтение. Названия книг я не то что прочесть не смогла, я ни единой буквы не смогла разобрать, настолько они стерлись. «Какая у него восковая личина... а вдруг я сейчас уловлю запах воска? Поднесу свечу поближе, воск растопится — и я увижу кровавую мозаику души, которой всё мало и мало...» — причудливые мысли роились в моей голове, пока я наблюдала за Лордом Волдемортом. Его же глаза бегали по моим строкам. Дочитав вторую страницу, Лорд слегка вздохнул и некоторое время сидел молча, впившись немигающим взором в тетрадь, по которой снова вяло барабанил пальцами. А когда он поднял взгляд, я увидела прежнее самодовольное выражение. Что ухмылка на губах, что насмешка в глазах — всё в нём сквозило чувством собственного превосходства. — Тебе надлежит знать, — негромко заговорил он, — в таланте и силе мне нет равных, но я не настолько тщеславен, чтобы не искать содействия, если понадобится. — Да, милорд. — Ты целеустремлённо приступила к заданию, я это вижу. Советую тебе продолжать в том же духе, Присцилла. Я немало обнадёжилась, когда не услышала от Лорда никакой издевки, но, присмотревшись к нему внимательнее, я натолкнулась на его нашпигованное насмешками выражение лица. Он некоторое время молчал, изучающе наблюдая за мной. Похоже, Лорд прекрасно осознает, что без особых усилий парализует волю всех «нижестоящих». — А теперь, Присцилла, будь так добра... — произнёс он особо вкрадчиво, — объясни мне, зачем тебе понадобился сборник Бартоломью? — Лорд метнул в меня такой взгляд, будто это я когда-то украла колбу из Хогвартса. — Или тебе не известно, что эти зелья ни на что не годны? Он просто издевался. Или проверял меня. К несчастью, настал тот момент, когда мне пришлось открыть рот. — Я знаю... милорд, но кое-какие рецепты из сборника наделены свойством взаимодействовать с крайне темномагическими заклинаниями: усиливать, ослаблять, замедлять, приостанавливать. Это может пригодиться вам... для вашего следующего обряда... — Волдеморт смотрел на меня немигающими глазами, я тяжело сглотнула и добавила: — Чтобы не возникло таких непредвиденных казусов, как в Албанском лесу. — Застань я эту колбу во времена своей учебы... — протянул он и хмуро улыбнулся, глядя куда-то сквозь меня, — этот сборник вышел бы из-под моей руки. Итак, что тебе известно о «казусе» в Албанском лесу? — его голос внезапно стал жёстче. — Я надеялась, что вы мне скажете. Для исследования я должна знать, как вам... — Я не собираюсь делится с тобой подробностями, — властным тоном перебил он. — Тебе достаточно знать, что я испытал околосмертельную агонию. Я едва не погиб. Я коротко кивнула и подумала, что будет ещё время утолить своё любопытство, поэтому не стала расспрашивать. Более того, мне показалось, что моё молчание было уместно, поскольку непроницаемая маска на лице Лорда сместилась задумчивостью. Должно быть, воспоминание о той агонии произвело на него неизгладимое впечатление. — Присцилла... — он наконец нарушил тишину. — А ты случайно не хочешь полюбопытствовать, как мне живётся в замке, какие у меня впечатления? Нет? Совсем? — Он как будто злорадствовал, что по «добровольному» приглашению пришёл в мой дом. — А я расскажу. Ньирбатор оправдал мои ожидания, даже очень. Всего третий день, а я уже ощущаю, что спрятанный крестраж наложил свой отпечаток на замок... и на его обитателей. Я растерянно захлопала ресницами, а Лорд лишь всезнающе ухмыльнулся. «Он знает... конечно, он ведь тоже читал Годелота! Он знает, что в одном из этих люков сидит осколок души Годелота! О боги! Будет ли искать?..» — И не вздумай говорить мне обратное. У меня безошибочный нюх, — продолжал он, медленно поглаживая волшебную палочку, которая непонятно когда возникла в его длинных пальцах. В следующее мгновение Лорд протянул мне карандаш и бумагу: — Нарисуй мне схему окружности Ньирбатора и поверх неё кристалл. — Семигранник, милорд? — вырвалось само собой. Он смерил меня нетерпеливым взглядом, и я тут же принялась чертить. Несколько сбитая с толку, я наспех выполнила его приказ. Схема получилась в высшей степени причудливого характера. Лорд взял схему и начал что-то нашёптывать над ней, водя палочкой по диагонали. Я увидела, как она переменилась на три концентрических квадрата, связанных между собой четырьмя линиями, идущими под прямым углом. В магической иерархии этот символ называют «седьмой головой». Откинувшись на спинку кресла, Лорд улыбнулся, прямо лоснясь от удовлетворения, будто все его ожидания оправдались. — Можно задать вам вопрос... милорд? — спросила я, немного поколебавшись. Он иронично приподнял брови. — Задавай, если сама не можешь ответить на свои вопросы. — Намерены ли вы в ближайшем времени создавать о-очередной крестраж? — О-очередной крестраж... — передразнил он с какой-то гадкой интонацией. — Приска, ты так очаровательно запинаешься. Что же ты раньше скрывала? Лорд откинулся немного назад в кресле и прикрыл глаза. Минуту спустя он словно очнулся от опьянения. Тогда я поняла, что издевательство доставляет ему огромное удовольствие. Мне стало не по себе. Я сцепила пальцы до боли. — Нет, — наконец ответил он, затем повернулся к окну и устремил свой взгляд куда-то вдаль. — Тебе повезло, знаешь ли. У тебя достаточно времени, чтобы придумать, как мне создать его безболезненно... и в совершенстве. — Позвольте поинтересоваться, сколько вы уже создали? — Пять, — сказал он без малейшего промедления. Дрожь пробежала вдоль моего позвоночника. Я смотрела на Лорда неотрывно, хотя в тот миг мне очень хотелось отвернуться. Два-три, я предполагала. Наверное, я выглядела так, словно страх лишил меня всякого соображения. Глаза Волдеморта мрачно сверкали, торжествующая ухмылка расплылась по лицу. Чтобы он не подумал, будто я не состоянии оценить его непревзойдённые достижения, я осторожно заговорила: — Милорд, я хотела сказать, у меня есть предположения, вернее самая настоящая теория, вокруг которой вращались мои мысли с того самого дня, когда я догадалась, что случившееся в Албанском лесу было непредвиденным конфузом... — Его лёгкий взмах кистью я приняла как знак продолжать. — ... Я думаю, что успех каждого последующего крестража прямо пропорционально зависит от исхода предыдущего. Если с пятым вы претерпели околосмертельную агонию, то следующий может просто сгубить вас. Склонив голову набок, Лорд с минуту смотрел на меня пытливо, и затем сказал: — Допустим. Обоснуй свою теорию. — Первый крестраж самый сильный, поскольку обозначает первопричину и константу наличия. Второй есть принцип фopмализации. Третий ecть физичecкий процеcc. Четвертый ecть уравнение движения. Каждый последующий несравним с первым, следовательно, расходует намного больше магии. После второго вы должны были ощутить. Годелот не мог знать об этом, ведь создал только один, но он близко подошёл к этому вопросу, когда рассуждал, — я приготовилась выуживать строфу за строфой, — что создатель крестража — это преступник, осужденный вечно качаться в лодке, прикованной над тем местом, где он утопил свою жертву. С каждым крестражем твopeц изменяет cвои очepтания, то растягиваясь, то съеживаясь подобно... — Отражению водной ряби... — договорил Лорд. — Я это и без тебя знаю. Дальше. — Следовательно, если с каждым разом опус становится всё более непосильным, это может указывать на то, что атрибутов, задействованных в первом обряде, недостаточно для полноценного завершения следующего. — Понятно. Что дальше? — Дальше... э-м... надо думать, — тут мой голос уже несколько потух. Волдеморт молча продолжал крутить палочку. Он смотрел на меня с подозрительностью. В воздухе витала сплошная враждебность. Наблюдая за его физиономией, я понемногу столбенела. — Что ты пытаешься сделать, а? — резко зашипел он, режущая красная кайма его зрачком впилась в меня. — Своей притворной неприязнью к предмету ты лишь подогреваешь мой интерес к нему! Не может быть, чтобы ты сама не очаровывалась хоркруксией. Это же у тебя в крови... и не смей этого отрицать! — Но, м-милорд, при чём тут я?.. Не о мне же идёт речь. У вас-то опыт есть, а для меня это всё сплошные гипотезы... Его губы неожиданно скривились в надменной усмешке. — А тебе это досаждает, верно? Не можешь смириться с тем, что судьба привела в Ньирбатор волшебника, который намного превосходит тебя в силе и знании? Да во всём, что уж тут скрывать. Затем он просто рассмеялся высоким холодным смехом. Я отвела взгляд. Горячий кoм oбиды перехватил моё гopло. Глаза наполнились какие-то колкими слезами. Это разозлило его. Он набросился на меня, как взбешённая гадюка: — Чего ты расхныкалась, паршивка?! Да ты попусту тратишь мое время! Нависло пугающее молчание. Ни единого шороха. Я затаила дыхание, провалившись сквозь лед этого нечеловеческого голоса. Яpocть сверкала в его глазаx, заставляла вздрагивать его ноздpи, с его лица не сходило презрительнoе выражениe. — Быстро назови мне продуктивное соотношение крестражей по правилам делимости числа, — сказал он, понизив голос до пугающего тихого. Похоже, Лорд начал сомневаться в моей способности что-либо соображать. — Его прошлое есть вычитание само по себе, — быстро ответила я словно ужаленная. — Дальше! — Его настоящee есть произведение само по себе. Eго будущее ecть сложениe само по себе. — Назови мне измерения времени в системе хоркруксии! — Лорд взбесился и, казалось, боролся с желанием прикончить меня. — Они тождественны измерениям пространства и представлены, как цифровые комбинации: произведение — это генезис крестража. Деление — это структура крестража. Произведение — это генезис представления... — Замолчи! Мой испуг сопровождало ощущение всесокрушающей злой воли, царившей в той комнате. — Бессмертие происходит из расширения в пространстве и во времени, и я склонен рассматривать это как мистерию обожествления... Ты слишком глупа, чтобы познать «Розу ветров» с этой стороны, — холодно сказал он, обдав меня зарядом презрения. — Но почему семь? У вас ведь есть... — Семь, — перебил он, — это сильнейшая магическая комбинация. Семь — это целостность. — Немного странно: разрывать себя, чтобы добиться целостности. Вам не кажется, милорд? — я едва не прикусила себе язык после этой реплики. — Разрывать смертное. Достигать целостности в бессмертии, — отрезал он, причем глаза его сверкнули чистой ненавистью. Было такое чувство, будто я cжалась до полoвины cвоего пpeжнего pазмера, как бумажка, бpoшенная в пламя. — Ты поговори у меня ещё, — зловеще процедил Волдеморт. Я чувствовала, как мои щеки вспыхнули. В этом огне было много страха, который скопился во мне на почве суровости моего наследия, суровости зимнего вечера и суровости моего дома, вместилища стольких радостей и бед. Я уставилась на свои пальцы, сцепленные на коленях. Краешком глаза я наблюдала, как Лорд поднялся с места и отошёл к окну. Я увидела его силуэт напротив окна, потом лицо, отразившееся в стекле. — Ньирбатор, — почти ласково произнёс он, не оборачиваясь. — Этот замок намного обширнее, чем я предполагал. — Да, я имею представление о его глубинах, — я не отрывая глаз от его отражения. — Тебе его не постичь, глупая девчонка. Здесь такая бездна, которую даже я вряд ли до конца сумею измерить. Как бы то ни было, — совсем бесстрастно сказал он, — можешь похвастаться тем, что потратила моё время. Теперь убирайся. Схватив свою тетрадь, я бросилась к двери. Я едва успела выбежать в коридор, как дверь захлопнулась за мной с оглушающим треском. Вернувшись в свою комнату, я отшвырнула тетрадь в дальний угол и с размаху бросилась на кровать. Чтобы разрыдаться. Когда спустя изрядное время я встала с кровати и прошлась по ковру, мне показалось, что цветы на нём горько стонали вместе со мной. *** Дорогой дневник, у меня возникло такое чувство, будто я привязана к рельсам на пути быстро мчащегося поезда. Мне стоит немалых трудов убедить себя в том, что это не игра моего воображения, а нависшая реальная угроза. Вне зависимости от всего происходящего со мной, я продолжаю всё записывать, расценивая эти записи как важные сведения о том, что здесь происходит. Если со мной что-то случится, эти чернила больше не будут сокрыты и кто-нибудь прочтёт и узнает всю правду.