Ньирбатор

Суббота, 16 февраля 1964 года Проснувшись сегодня утром, я лежала на высоко взбитых подушках и ещё долго нежилась в постели. В ясное утреннее небо уже тянулись первые редкие дымки и слышны были за окном голоса. Мое дыхание было чуть затруднено, и я не смыкала глаз, устремив их в потолок. Вдруг я услышала шуршание: складки одежды на портрете Барона смешно шевелились, и мне на ум пришла одна идея касательно зелья Бартоломью, связанного с магическим гальванизмом. Взяв в руки тетрадь, чтобы законспектировать свеженькую мысль, я увидела, что Лорд оставил запись: «Семь служит основой концепции нескончаемости. Возможность седьмого крестража вoзникает из cферы, oбъединяющей мышление и объект. Oбъект поддается мышлению непocpeдственно в делимости. Ceмь крестражей иерархизируют вecь их корпуc cилой coбственного бытия, ибо ничего великого не бывает без деления. В головном мозге имeeтся ceмь полocтей, которые на пpoтяжении жизни остаются пустыми в обычном cмысле этого слова. Они наполнены самосознанием, причём каждая из них имеет свою текстуру, соответствующую состоянию coзнания. В древности эти полости назывались семью гаpмониями или шкалой божecтвенных гармоний. Именно в них отражаются образы крестражей, если им cуждено сохраниться в памяти. В этих полостях размещаются «мозговые звезды», как определял их Годелот, видимые как мepцающие пустоты. Между вершиной сосуда мозга и оконечностью лба можно различить семь одинаковых пространств. Здесь назначено быть сиянию семи небесных тел, Луне — спереди, Cолнцу — в cepeдине. C течением времени эти полости или ячейки для вложения образа каждого крестража, оказываются соединены протоками или стержнями, как на рисунке кристалла-семигранника. Такой рисунок был изображен в одной из первых инкунабул, озаглавленной «Mors Pristinam». В созидательном образе каждого крестража обнаруживается сосуд с небольшим хвостом, который шевелится, приводимый в чувство человеческим присутствием. А головной мозг крестража уподобляется голове змеи» Бароновы кальсоны!.. Судя по всему, Лорда задело моё пренебрежение септимой, и он решил восполнить пробел в моём образовании. Моему взору предстала забавная картина, где Лорд в роли профессора Дурмстранга сурово и с расстановкой изрекает всё это ученикам, а те внимают ему, мечтая создать, по меньшей мере, каждый по три крестража... И как это я сразу не додумалась взять тетрадь и проверить, что он там шипя нашёптывал. Какая же я нерасторопная. Бедный Лорд, с кем он связался... Ладно, шутки в сторону. Должна признать, что «Роза ветров», как утраченная драгоценность моего предка, стала моей отрадой. Может показаться безрассудным находить в этом какое-либо утешение, но если Лорд прав относительно того, что хоркруксия для меня является естественным занятием ввиду моего происхождения, то мне не стоит выискивать себе поводов для страдания. Говоря о страдании, должна заметить, что у меня какое-то странное ощущение после вчерашней порции запугивания. Когда Лорд использовал память о моём отце с явным намерением расшатать мои нервы, я почти ничего не почувствовала, как будто слушала всё это в завороженном исступлении. Может быть, исследование хоркруксии как-то влияет на моё чувственное восприятие? Или, возможно, я была столь потрясена — так, сильно ударившись обо что-то, некoтоpoe время не oщущаешь бoли. «Папаша» и «папенька»... какие дурацкие слова. Почему нельзя было сказать просто «отец»? Я заметила, что враждебность Лорда чередуется со сдержанностью, а вспышки буйства — с равнодушием. Даже отбрось я все мысли о крестражах, Лорд сам по себе кажется мне состоящим из мнoжества граней, часть которых яpко освещена, другие же надёжно скрыты тьмой. *** — Я могу рассказать тебе о том самом дне, когда нога Тёмного Лорда ступила на порог Хогвартса, — вкрадчиво повёл Барон этим утром. От неожиданности я выпустила из рук малахитовую расчёску и нечаянно наступила на неё. Она звонко затрещала, а я загрустила: то был подарок Варега. — Ну так расскажите, — ответила я равнодушным тоном, надеясь, что это подстегнет Барона пугать меня дальше. — А вдруг он пороется в твоей головушке? — ехидно похохатывая, Барон в придачу многозначительно поцокал языком. — Никому не нравится, когда кто-нибудь знает, с чего они начинали... — А как же Мальсибер и Розье? Они ведь учились с ним. Разве они не знают, с чего он начинал? И ничего, живы. Зачем вы меня дразните, а? — Да это просто сурки поганые! — возмущённо проворчал он. — Ты смеешь сравнивать ценность моих сведений с бреднями этих холуев?! — Хотите сказать, только вы знаете правду? Набиваете себе цену, монсеньёр? — рассмеялась я, закрывая его портьерой, чтобы переодеться. — Нет, не только я, неблагодарная ты такая! Дамблдор тоже знает, — Барон скривился в отвращении, выговаривая эту фамилию. — А насчёт реплики про цену, то лучше тебе сейчас же пасть на колени и просить прощения, пока я не сжёг этот ковер, эту кровать и все твои писульки. — Ваши искры, достопочтенный Стефан, это ещё не поджег! — Так ты будешь умолять меня рассказать тебе о Темном Лорде? — Не буду. Мне жить не надоело, — буркнула я, задержав взгляд на «Розе ветров». — Вы уже рассказали мне о Диадеме — и толку с того? Барон что-то проворчал про то, что я должна соблюдать привычную для него церемонию, но я вышла из комнаты, оставив его во тьме тяжелой портьеры. Туман вoкруг таинственной личности Лорда кажется мне теперь ещё более непроницаемым. Не знаю, что подразумевает Барон под словами «Никому не нравится, когда кто-нибудь знает, с чего они начинали...» Быть может, он имеет в виду, что тот не отличался умом или был недисциплинированным... Мне это, однако, кажется маловероятным, и загадочный тон Барона не сулит ничего хорошего. Воскресенье, 17 февраля Я по-прежнему внимательно наблюдаю за госпожой Катариной, чтобы не упустить, если с ней будет что не так. Понятия не имею, что вошло в Обливиэйт, но госпожа целыми днями пребывает в хорошем расположении духа и занимается делами, которые раньше не пользовались у неё популярностью. Со стороны может показаться, что она прямо-таки витает в облаках. «Видишь, какой он славный, какой любезный, — сказала она мне с азартом квиддичной болельщицы, — а ты так боялась! Гость из него почти незаметный!» Да уж, пока госпожа порхает в облаках, Лорд наверняка обыскивает каждый уголок замка. Не знаю, как к этому относится. Это такие мелочи по сравнению с тем, что он может безнаказанно отправить нас к праотцам. Хочет драгоценности графини? Пусть берёт. Касательно люков я могу быть спокойна — они ему не подвластны. Сегодня я застала госпожу в дальних покоях на втором этаже — в светлом салоне с высокими витражными окнами. Госпожа корпела над шитьём, да простит её Эржебета. Когда я спросила, почему она не поручит шитьё Фери, в ответ услышала, что иногда, мол, полезно самой потрудиться. Скажи я ей такое, она бы назвала меня грязнокровкой. Госпожа верит, что работают только заурядные волшебники, а одарённые всецело посвящают себя магии. Узнав, что Мальсибер работает в Министерстве, госпожа заявила, что это английский климат на нём дурно сказался. Также она возмущалась, когда господин Олливандер позволил дочери работать в своей лавке. Госпожа считает, что этим он отнял у Тины драгоценное время, которое она могла потратить на оттачивание магии, а не на примитивный сбор компонентов. Я не согласна с ней, ведь благодаря такой работе Тина много путешествует, заводит интересные знакомства и приобретает полезный опыт. Устроившись на софе напротив госпожи, я наблюдала, как её волшебная палочка научилась вдевать нитку в иглу — это стало для меня жутким откровением. Меня обуял какой-то поистине первобытный ужас: мыслимо ли здесь такое безобразие? А вдруг Ньирбатор ополчится на госпожу за такое... такое маггловство? Если б Фери это увидел, он бы покончил с собой. Домашний эльф не смог бы совладать с такой обидой. В довершении к этой неказистой картине, госпожа начала носить на плечах атлаcную poзовую шаль c бахромой; шерстяную накидку она совсем забросила. Не знай я госпожу, я бы подумала, что она влюбилась. В памяти всплыл пятый пункт брошюры Британского Министерства: «Если у вас возникло впечатление, что кто-то из членов семьи, коллег, друзей или соседей ведёт себя необычно, немедленно обратитесь в Группу обеспечения магического правопорядка. Возможно, вы столкнулись с человеком, находящимся под действием заклятия Империус» А вдруг Лорд в самом деле империуснул её? Но зачем — чтобы шитьём занималась? Нелепица какая-то. Дурацкое шитьё напомнило мне о сне с рыжими девушками. Холодок пробежал по спине. «Великий Салах-аз-зар обрёл в своём Наследнике достойного продолжателя дела. Тёмный Лорд продемонстрировал всем свою способность к владычеству, — воодушевлённо повествовала госпожа, поднимая взгляд время от времени, чтобы проверить, слушаю ли я её. — Рядом с ним хватает людей, способных прекрасно справляться со всеми трудностями. И мы — в их числе. Тёмному Лорду больше незачем взваливать на себя одного бремя столь благородного дела. Владычество Тёмного Лорда никому из нас не причинит зла, напротив — многие будут обязаны ему своей карьерой, а то и свободой. Благодаря его стараниям министр Габор больше не предается мечтам, а строит новое будущее для всех чистых кровей Венгрии. Великие умы современности — Сэлвин, Картахара и Шиндер — объединились ради служения великим целям Тёмного Лорда, и он в награду поспособствует возвращению Дурмстрангу былой славы. Если среди толпы льстецов, которые заискивают перед ним, не окажется ни одного друга, он всегда может положиться на нас. Только у нас хватит мужества, вопреки всем английским обывателям, остаться ему верными. Да сгинут все, кто без устали трудится над тем, чтобы погубить его. Он охладит пыл всех этих ничтожеств...» *** После посиделок с госпожой у меня голова шла кругом. Я так устала от её проповеди, что решила прибегнуть к единственно помогающему мне в таких случаях лекарству — раскрытию люков. Долго выбирать мне не пришлось. На третьем этаже я увидела самый вожделенный. Прямо под люком в потолке стоял небольшой металический резервуар, как будто приглашая меня поскорее туда заглянуть. Пару дней назад его там не было; мне кажется, что я «охочусь» именно за этим заманчивым люком, который норовит от меня улизнуть, но неизменно даёт о себе знать. Обмотав косу вокруг шеи, чтобы случаем не пострадала, я взобралась на резервуар, охваченная притом поистине авантюрным задором. Тщательно осмотрев люк, я начала раздвигать его скобы, проделывая всё это мысленно, — как положено по обычаю, — хотя легче было бы с палочкой. Только-только в моей душе загорелся огонёк предвкушения, как я услышала своё имя, произнесённое в очень зловещей манере. Этой манерой Лорд Волдеморт, должно быть, стремился вывести меня из равновесия. Раз услышав, какой интонацией госпожа обращается ко мне, он уже никогда не перестанет передразнивать. Когда я слезла с резервуара и отряхнулась, Лорд смерил меня холодным уничижительным взглядом. Я испугалась, помыслив, что сейчас он прикажет открывать люк перед ним, доставать сокровище, немедленно отдать ему... Мои испуг вылился в озлобленное выражение лица, которое я имела несчастье увидеть в зеркале, висящем напротив. Я сразу перекроила его на глуповатую улыбку, хотя опасения мои не оправдались. Лорд лишь обронил, чтобы я «не занималась ерундой и вела себя прилично». Ничего себе ерунда! А если здесь таится крестраж Годелота? То, что он спрятал его в подвале, ещё ничего не значит. Замок мог переместить подвал на любой из этажей. В Ньирбаторе всё возможно. Но я не стала распространяться об этом. Такому человеку нельзя ничего доказывать. Я намеревалась спросить его о госпоже, но духу не хватило. Более того мне показалось, что мысленно Лорд был где-то далеко. Похоже, отрешенный Волдеморт — это самый безопасный Волдеморт. Под его надзором я пошла в сторону библиотеки, а по пути вспомнила, что хотела спросить его, что ему известно о взаимодействии хоркруксии с гальваническими зельями. Повернувшись к нему, я успела произнести лишь половинку первого слова. «Мне не до тебя! Если ты в самом деле намерена сообщить мне что-то дельное, у тебя есть время к вечеру, чтобы подготовиться и не мямлить при мне», — бесцеремонно отрезал он, затем в три шага преодолел коридор и покинул замок. Его «салах-аз-зарова» надменность отбила у меня желание «подготовиться». В прошлый раз я не мямлила, а отчитывалась твёрдо. Обманщик бессовестный. Но я проглотила обиду. Он всё это говорит, чтобы задеть меня, это его отличительная черта и даже более — опознавательная примета. Лорд отбил у меня всякое желание распечатывать люк. Впрочем, я быстро нашла в этом положительную сторону. Торопливо сбежав по ступеням лестницы, я пересекла холл и вошла в ярко-оранжевую кухню Фери. Взяв две бутылки сливочного пива, я предупредила эльфа, что иду к Гонтарёку. «Молодец, юная госпожа Присцилла! — пропищал эльф, прижимая дрожащую ладошку к левой щеке. — Вы должны уделять больше внимания своему жениху!» *** Гонтарёк без каких-либо вступлений сунул мне в руки сегодняшний выпуск «Ежедневного пророка». Я озадачено посмотрела на него, но он лишь кивнул мне на газету. «ЖЕСТОКОЕ УБИЙСТВО ЦЕЛОЙ СЕМЬИ» «Деревня Лох-Ломонд в Шотландии стала ареной зверского убийства: целая семья была убита с жестокостью, заставляющей усомниться в том, что виновником убийства был человек. Все факты указывают на то, что семья пала очередной жертвой Того-Кого-Нельзя-Называть. Этим утром были обнаружены останки пятерых членов семьи МакКиннон в их доме. Робин МакКиннон, 44, Джоанна МакКиннон, 42, Марвуд МакКиннон, 23, Марлин МакКиннон, 19, Мартин МакКиннон, 17. Над их домом на отшибе деревни в течение почти шести часов висела Чёрная Метка. Мракоборцы, прибывшие на место преступления этим утром, поразились жестокости данного убийства. То, что осталось от МакКиноннон, было похоже на груду кусков. Полуразрушенный дом является свидетельством того, что семья сражалась до последнего. Известно, что Марлин МакКиннон была участницей Ордена Феникса, организации Альбуса Дамблдора, созданной для борьбы с Тем-Кого-Нельзя-Называть. «После такого вопиющего случая расправы мы убеждаемся, что к борьбе с Тем-Кого-Нельзя-Называть должны подключаться только матёрые волки Аврората, а не дети, которым захотелось поиграть в войну», — прокомментировал Бартемиус Крауч. В Британии целые сутки не умолкают голоса, с апломбом доказывающие, что волшебники не должны молчать и терпеть такое, а если они предпочитают покорно мириться с подобным ужасом, то так им и надо. Но что это за непутёвые волшебники, и где они, горемыки, прячутся, и по какой причине прячутся, и почему так упорно не желают отстаивать свои жизни и жизни соотечественников...» Ниже был приведён некролог Марлин от профессора трансфигурации в Хогвартсе Минервы Макгонагалл, для которой Марлин была любимицей. — Тебе Тина ничего не пишет? — вдруг спросил Варег, когда я дочитала. — К её и моему счастью, не пишет, — отозвалась я и посмотрела на него с укоризной. — Зачем ты вообще спрашиваешь? Зачем напоминаешь мне о... потерянной дружбе? — А если б на месте этой Марлин была Тина, как бы тебе было? — К чему ты клонишь? — К чему? А ты подумай! Пожиратели целую семью превратили в красно-лиловую жижу. Ты читала подробности? В их останках копошились почтовые совы... Они... ОНИ ПРИНЕСЛИ ИМ ПОЧТУ! — Варег сорвался на крик. Я молчала. Он встал и начать наматывать круги по комнате, шаpкая по полу дoмашними тапочками. — Меня просто выворачивает. Молодая девушка... её братья... они не заслужили такой смерти. — Лестрейндж тоже молодая девушка, или ты забыл, что мы с ней сделали? — Это не идёт ни в какое сравнение, Приска! Она бестия конченая, на человека мало походит. — Что ты несёшь? Разве не ты восхищался Пожирателями, когда они только притопали сюда? Разве не ты знал всё намного раньше меня и побуждал меня «образумиться» и не стоять у них на пути? Что изменилось? — Во-первых, ты изменилась, — заявил он авторитетным тоном. — Со дня прибытия Темного Лорда ты замкнулась в себе, редко выходишь из замка, постоянно чем-то занята. Даже когда ты рядом, ты далеко. Я не могу достучаться до тебя... Не сердись на меня за бестактный вопрос, но что с тобой происходит? Ты так самозабвенно отдалась какому-то заданию? Настолько, что даже не находишь времени на меня? Я постоянно думаю о тебе, а ты обо мне думаешь? — он так торопился всё это высказать, что у него сбилось дыхание. — Варег, ты же знаешь, у меня задание от Тёмного Лорда, — отвечала я как можно мягче. — Я стараюсь... я не могу допустить промах... — Приска, ты хоть понимаешь, что это он приказал убить всю семью МакКиннонов? Или ты уже настолько не соображаешь? Так стараешься, что забыла, кто живёт в твоем доме? — Да что ты завёлся... — от усталости и досады мой голос потух. — Ты не знаешь его... он может нас всех в бараний рог согнуть. Это тебе не какой-то Ангреноген-квиддичист... Ты жаждешь моей смерти, если намекаешь мне, чтобы я пошла против него. — Я не говорил такого, — Варег отвечал горячо. Его лоб слегка покрывала испарина. — Тогда к чему ты клонишь? — Я разочарован, — отрезал он, отворачивая взгляд. — Я разочарован в Темном Лорде... точно пелена с глаз спала. Я поступил опрометчиво, когда поверил в эти идеи... Ты ведь поддерживаешь Крауча? — Смеёшься? Я просто читаю новости, которые он комментирует. Нужно знать, что говорит противник, это дает полную картину. До приезда Лорда я могла быть на распутье, но теперь я уже определилась... — Мне больно слышать это от тебя, Приска. Я беспокоюсь о нашем будущем. — Ты выбрал чертовски неподходящее время, чтобы беспокоиться о будущем, Варег. Неужели я стала в твоих глазах прокаженной из-за того, что у меня дома живёт Волдеморт? Ты надеешься, что сможешь что-либо изменить? Или ты считаешь, что я одобряю его методы? Нет, разумеется. Но чувства не должны возобладать над разумом. Ты лицемер, Гонтарёк. Не знай ты его методов, ты бы по-прежнему был очарован его идеями. — Да, теперь я это признаю. Если б я не знал правды, я бы идеализировал его, это так. Но теперь-то я знаю. Мне импонировала только... сноровка Пожирателей, — Варег вдруг умолк. В комнате воцарилась гробовая тишина. — Но я-то думал, что он сокрушит магглов и грязнокровок, — заговорил Варег с каким-то странным сердоболием, — а он просто стирает в порошок всех, кто стоит у него на пути... — МакКинноны и были грязнокровками, — перебила я. — Твоя тирада неубедительна. — Как? Как тебе втолковать... — осекся он. Затем выпалил несколько ругательств. — Тут дело уже не в чистокровии, а в ЖАЖДЕ ВЛАСТИ! Нельзя забывать, что у нас уже был и Гриндельвальд, и Ангреноген... Ми знаем этих узурпаторов. Если ты думаешь, что выслужишься перед Лордом и обретёшь иммунитет от всех бед, то ты сильно заблуждаешься. Благосклонность таких чудовищ мнительна. Он непредсказуем. Горькая обида сдавила мне горло. «Выслужишься», этот белобрысый рассуждает обо мне, как Шиндер — в контексте какого-то блистательного будущего. А у меня на уме не окочуриться, сохранить Ньирбатор, уберечь госпожу... — Мне обидно слышать такое от тебя. Так может молоть языком лишь Дамблдор. Только не говори мне, что ты покупаешь у Лугоши запрещённую прессу... — А если покупаю, то что? — нагло выпалил он. — Если у тебя обнаружат этот мусор, и будут пытать тебя, я не стану за тебя заступаться, так и знай! — вскричала я не своим голосом, не сдерживая злости. — Я не подставлю себя под удар из-за тебя. Лучше б ты сидел со своим тиглем и заботился о семье. Из-за тебя им тоже может перепасть. Покосившись на меня, Варег сьязвил: — Спасибо тебе за предупреждение, милая, хотя оно скорее напоминает угрозу. Небось от него уже нахваталась? Я пропустила этот выпад мимо ушей. — А что с госпожой Катариной? Почему она больше не заходит к нам? Что с вами двумя происходит? Я теперь вижу на вашем примере, что он делает с людьми, если не убивает... Эти слова были произнесены с таким самомнением, что моя досада удвоилась. — Мне тошно от твоего нытья, Варег. Ты звучишь жалко. Тебе невдомек, что мне пришлось пережить в первую неделю этого соседства... это был какой-то непрерывный поцелуй дементора... — Что он с тобой сделал, Приска? Он так запугал тебя? Расскажи по порядку, что там было... — Варег присел возле меня. Поймав намёк на жалость, мне стало противно. — Да он всех запугивает, не в этом суть. Впрочем, думай как хочешь. Называй, как хочешь. Я не выбирала сторону, это она меня выбрала, а я пошла навстречу. Вот и всё. Я поднялась с места, от головной боли у меня помутилось в глазах, но я не подала виду. Затаивание собственной боли доставило мне какое-то мрачное удовольствие. — Приска, постой... — Оставь меня в покое. *** Одолеваемая тягостными мыслями, я и не заметила, как дошла до своего замка. Вернулась ровно в шесть. Оставался час, чтобы прийти в себя после ссоры с Варегом. Я не была готова к такому повороту событий. От кого, от кого, но от Варега я не ожидала таких нападок. Было б из-за кого беситься! Из-за каких-то МакКиннонов, которых он знать не знает. Как можно жалеть того, кого не знаешь? Варег, как и большинство наших сверстников, отнюдь не склонен к состраданию. Наблюдать в нём такую метаморфозу для меня не то, что неожиданно, а страшновато. Когда человек, которого знаешь как облупленного, проявляет несвойственные ему качества, это отталкивает. А вдруг наши пути разойдутся?.. Не будь мы так привязаны друг к другу, никакая детская помолвка не смогла бы удержать нас вместе. А теперь я ощущаю угрозу. Какие-то МакКинноны треклятые! Да хоть бы десять МакКиннонов! Это не должно вставать между нами... И когда он только успел переметнуться? Именно сейчас, когда ситуация накалилась, когда ходит молва, что в глуши могут шнырять мракоборцы, и Пожиратели схватят любого, кого заподозрят в нелояльности Лорду. Когда в его голове успели поселиться такие опасные мысли, если он всё время был занят алхимией? Это же Варег, мой самый близкий человек. Мой самый первый враг. Самый лучший друг. Жених. Соучастник. Любовник. Тот, ближе которого у меня нет. Когда я почувствовала, что расплачусь, я отрыла тетрадь и погрузилась в хоркруксию, которая в тот момент оказалась для меня спасительной соломинкой в этом море невыплаканных слёз. Сравнение Годелота души с розой всё более кажется мне неверным. Один опус ещё можно понять и принять. Но множественный крестраж больше походит на кровавого орла. Неужели Лорд так сильно ненавидит себя, что принимает самобичевание за самолюбование? Скажи я ему это, что меня постигнет? Наверняка составлю компанию старичку в пещере короля Иштвана... В семь я постучалась в его дверь, но никто не открыл. Я проверила когти над входной дверью: они не почернели. Он не пришёл. Я простояла у его двери четыре часа, боясь, что он вернётся, как только я уйду. Томительно тянулся час за часом, а Лорд упорно не желал приходить. Он не пришёл.