Ньирбатор

Среда, 10 марта 1964 года Сегодня я отправилась в больницу имени чародея Лайелла навестить профессора Сэлвина, моего бывшего преподавателя Светлых и тёмных искусств. Его положили там же, где раньше меня — на пятом этаже, где лечат недуги от проклятий. С целительницей ему повезло куда меньше. Могучего телосложения женщина выглядела очень грозно. «Когда это троллей стали допускать к целительству?» — я ужаснулась, увидев, как она небрежно влила снадобье профессору в глотку, тот поперхнулся, а она вместо того, чтобы хлопать по спине, похлопала по груди. Обхватив профессора за поясницу, она подтянула его выше к изголовью койки. «Неужели нельзя было проделать это с помощью чар? — я думала, стоя у двери и ожидая, когда она оставит профессора в покое. — Мало того, что троллиха, так ещё и сквибка». У меня мороз по коже пробежал, когда она промычала нечто невразумительное и стала массировать Сэлвину затёкшую шею, причём вид у неё был, словно она умеет только скручивать. «Вот ещё нежности! — противно забрюзжала она. — И что это вы, профессора, все такие дохлые?!» Суровый на вид, с красивым энергичным лицом, профессор Алекс Сэлвин славится галантностью, равно как и доблестью. Блондинистые всклокоченные волосы; глаза голубые и ясные, как морозное утро. Не так давно профессор перешагнул рубеж сорокалетия, но как по мне, черты его лица безупречны. Когда я впервые пришла на урок светлых и темных искусств, я ожидала увидеть какого-нибудь седовласого старикашку, похрапывающего в кресле. Взамен я увидела настоящего красавца. Перед тем, как промаршировать к выходу, целительница подошла к музыкальному автомату, которого здесь раньше не было. Его заколдовано так, что никто из пациентов не может выбрать песню — только целительница. При первых звуках мелодии меня слегка передернуло, в памяти всплыла огнедышащая музыка. Но музыкальные предпочтения тролля даже отдалённо не похожи на изящную венгерскую колыбельную. Из циклопических колонок наружу рвалась шотландская застольная песня, бьющая по барабанным перепонкам. Волынки клетчатых дикарей. МакКинноны пришли б в восторг. Призвав обратно табуретку, которую целительница прихватила с собой, я села и задёрнула полог кровати. Мы с профессором оказались в сумрачном мирке. — О-о-о, Присцилла, — простонал Сэлвин с болезненным придыханием, — как мило с твоей стороны, что ты пришла навестить меня. — Несколько мгновений он разглядывал меня, а затем одарил одобрительной улыбкой. — В прошлый раз, когда мы виделись, ты была мрачнее тучи, а теперь прямо-таки светишься. Я безумно рад видеть тебя. Думал, вот, ещё один унылый день, но стоило мне увидеть тебя, как... — не договорив, он снова улыбнулся. Меня ничуть не смутила его фамильярность. С Сэлвином всегда можно побеседовать без лишних церемоний. Когда-то я даже была влюблена в него, когда я только-только постигала азы магии. Я вовсе не сожалею об этих малолетних страстях, ведь тогда они служили мне отдушиной от Варега, с которым нас в ту пору связывала чистая ненависть. — Благодарю вас, профессор. Я так беспокоилась о вас. Ещё в конце прошлого года думала отправить вам сову, но никакое письмо не заменит живого общения. Я попросила Каркарова сообщить мне, когда вас можно будет застать в доме Бартока. Всё ждала и ждала, когда выпадет случай поговорить с глазу на глаз. Очень жаль, что такой случай выпал здесь, — я покосилась в сторону музыкального автомата, Сэлвин подмигнул с пониманием. — Присцилла, не стоило беспокоиться, — он мягко похлопал меня по руке, — я уже иду на поправку. Совсем скоро сможем увидеться в непринуждённой обстановке. В доме Бартока я был всего два раза, но, видимо, мне стоит бывать там чаще. На общих собраниях я не присутствовал, так как Тёмный Лорд лично отдавал мне распоряжения. Что до Каркарова... — глаза профессора хитро сверкнули, — о нём наконец стали хорошо отзываться, правда? — Да, профессор, он теперь в почёте, — ответила я. — Говорят, он больше всего жаждет вернуться на родину и имеет перед собой чёткую цель. — Я и не предполагал, что у него такие цели, — ответил Сэлвин с нескрываемым удивлением. — Но что он будет делать в Болгарии? Впрочем, это уже его личное дело. За верную службу Лорд наградит его, уж поверь мне. Сэлвин подмигнул мне и я невольно вспомнила Шиндера: они оба обладают изумительной силой убеждения. Профессор иной раз гoворит-говорит и в cамом интересном мecте вдруг умолкнет, уcтавится на меня в упор cвоими аквамариновыми глазами, cловно в душу заглянуть хочет. Он будто испытывает меня… Во всяком случае, я не против. Он же в больнице лежит. Чем ещё ему заняться? — А я подумывал о том, чтобы наведаться в замок, — заговорил он после небольшой паузы, — но не хотел отбирать у тебя время. Как бы велико ни было моё желание увидеть тебя, однако я принимаю во внимание серьезный характер твоих занятий. Все мы знаем, как ты сейчас занята, Присцилла. — Все — это кто? Неужели знаете, профессор? — Все, кто в организации. Я переживал за тебя, — мягко сказал он, всматриваясь в мое лицо. — Всё думал, присоединишься ли ты... И мои надежды оправдались. Мне неохота было говорить о себе. Я намеревалась добыть побольше сведений, чтобы утолить своё любопытство и трезво оценить всё происходящее. Одно дело — читать газеты, а совсем другое — слышать всё из уст исполнителя. — Профессор, вы не сочтете меня бecтактной, если я пoзволю ceбе задать вам oдин деликатный вопpoc? — Он снисходительно ухмыльнулся, напустив на себя важный вид. — Зачем было отсылать вас с заданием в Англию? Все только недавно говорили о вашем новом достижении — зелье на основе камфоры, которое вы изобрели для тех, кто не может позволить себе его дорогостоящий аналог. У нас здесь своих дел хватает... Тем более, когда там бушует та... эпидемия. — Присцилла, не беспокойся обо мне и не сердись на Тёмного Лорда. Дело того стоило. Несмотря на моё ранение, задание было выполнено. А что касается эпидемии, то она была направлена на конкретные местности и поразила в цель. Это были кратковременные меры... чего греха таить. — Хотите сказать, эпидемия уже пошла на спад? — спросила я. — Но ведь новость о поджоге и заразе в Лондоне не сходит с первой полосы уже который день. — Я понял, к чему ты клонишь, — Сэлвин усмехнулся. — Тебе любопытно, почему её не заколдовали длительным эффектом? — Я кивнула, не смутившись тем, что он так легко прочитал мои мысли. — Понимаешь, Присцилла, Тёмному Лорду незачем истреблять всех магглов поголовно. Это была акция предупреждения для магглолюбцев, что подобное грозит всем, если они не повинуются новой власти. — Профессор, а вы были там, когда всё это началось? — Нет, в самом эпицентре я не был. По правде говоря... окажись я там, мой рассудок бы не выдержал подобных зрелищ. Ну, я так полагаю. — Но я не могу взять в толк одного... — несмело продолжила я. Сэлвин невозмутимо улыбался, готовясь отвечать своей ученице, которая всегда донимала его расспросами. — Эти акции насилия и возмездия получили широкое освещение в прессе, и Крауч в открытую обвинил Малфоев, Мальсиберов и Блэков... Разве такое разглашение выгодно Тёмному Лорду?.. Лучше всё-таки действовать втихомолку. Вы же сами учили: врага выстави на солнце, а сам прячься в тени, — я мимолётно вспомнила правила тактики. — Разве они теперь смогут оперативно исполнять приказы Тёмного Лорда, если с их лиц сорвали маски? — Присцилла, пойми, обвинения Крауча — это всего-навсего слова. Они правдивы, мы-то с тобой знаем, но откуда знать остальным? Нет улик — нет дела. Последнюю неделю он притесняет весь Косой Переулок и этим создал для нас немало помех. Аптека старого Мальсибера была одним из мест собраний, а теперь доступ туда для нас закрыт. В настояший момент это единственное достижение Крауча. Больше он ни что не годен. Безуспешностью своих жёстких мер он уже дискредитировал себя в глазах общественности. Его охота на Пожирателей не увенчалась успехом, и я тому наглядный пример. — А что вы думаете об Ордене Феникса? — осведомилась я. — Поговаривают, он уже не так популярен, но участники пакостят всячески, то есть диверсии устраивают, выслеживают Пожирателей и просто доброжелателей Лорда. Тревожные слухи ходят... Сэлвин брезгливо передернул плечами. — Чепуха! Кого это они выслеживают? И как, есть результаты? Орден Феникса — это живое свидетельство козней Дамблдора. Мы превосходим их по всем критериям. — Лорду повезло иметь на своей стороне такого человека, как вы, профессор. Я сначала не знала, что и думать... Ведь я всегда доверяла вашему чутью, ведая, что вы не поддаетесь чужому внушению... — Что значит доверяла? И сейчас доверяй! — воскликнул он. — Я полностью в своем уме. Чего не скажешь о министре. К сожалению, все узнали о том, что министр под Империусом... Яксли прокололся. Но Империус был вынужденной мерой. А я внушению не поддаюсь, не тревожься. Я молча кивнула. «Но Обливиэйту поддаётесь...», — я тускло подумала. Профессор Сэлвин был единственным человеком, с которым я могла бы поговорить о хоркруксии. Осознавать, что теперь я лишена этой поддержки, мне до сих пор непривычно. — Ты должна знать, — продолжил Сэлвин, — это мне Тёмный Лорд поручил вытащить тебя на дуэли. Да, Присцилла, не смотри так на меня... Во что ты вляпалась, ума не приложу. Я передал это задание Шиндеру, старик охотно согласился взять на себя... спонтанное вмешательство. Почему, сама догадайся. С моей стороны это смотрелось бы слишком подозрительно, ведь всем известно, что ты была моей любимой ученицей. — Суровое педагогическое выражение улетучилось с лица Сэлвина. — Я всё понимаю, профессор... — сказала я, немного оробев. Такого поворота я не ожидала. Сэлвин в открытую говорил о столь нескромных вещах. Хотя... Мы уже не в Дурмстранге, и малолетние страсти отбурлили. — А как там поживает твой благоверный? — внезапно изменившимся голосом спросил он насмешливо. — Всё отлично, профессор. Варег здоров... цел и невредим, — отвечала я заплетающимся языком, настолько не привыкла говорить о Вареге положительно. — Усердно трудится в области алхимии, делает успехи... — Присцилла, дорогая, я не о том спрашивал, — Сэлвин-таки удивился, что о говорю о благоденствии жениха с таким спокойствием. — Как ты до сих пор его выносишь? Я рассмеялась в попытке стряхнуть смятение. Казалось, фамильярность профессора понемногу переходила в бестактность. — Мы больше не сражаемся друг с другом... Всё наладилось, профессор. — Вот уж да! — воскликнул он. — И какое такое усмиряющее заклятие ты на него наложила? — Никакое, профессор, — последовал мой прозаичный ответ. Сэлвин расспрашивал о подробностях; кое-какие я поведала, чтобы он отвязался от этой темы, но отвечала неохотно и сдержанно. Он всё не унимался. — Я представлял, как ты вырастешь и станешь кружить головы кавалерам, привередничать, — прохрипел он, рассмеявшись. Я еле удержалась, чтобы не закатить глаза. — Надеюсь, тебя не оскорбила моя прямолинейность? Знаю, сейчас тебе не до этого, ты такая занятая. Но на друзей-то у тебя времени хватает? Я слышал, ты общаешься с некой Агнешкой. — Вы имеете в виду Агнесу? Сэлвин растерянно покачал головой. — Ну, Агнеса Каркарова?.. Которую исключили на третьем курсе, — объяснила я. — Ах, да... — закивал он. — Из-за Каркаровых разразился страшный скандал. Говоришь, вы стали подругами? Я многое слышал о ней. — Да, она очень преуспела в колдовстве, мы вместе ритуальничаем, то есть обряды проводим... — Я не то имел в виду, — перебил он меня. — Агнеса Каркарова много чего натворила после исключения. Если хотя бы половина из того, что я слышал, правда, тебе стоит её опасаться. Это не самая лучшая компания, которую ты могла избрать. Она даже не в Пожирателях... Меня немало удивило его предубеждение касательно тех, кого исключили и тех, кто не носит Метку. — Профессор, но я ведь тоже не в Пожирателях, — сказала я, смягчив свой тон, чтобы не выдать раздражения. — Агнеса всему училась сама и здорово преуспела в магии, так и знайте. Многие ведьмы из медье хотели бы колдовать вместе с ней, но она предпочитает колдовать со мной, потому что я принимаю её такой, какая она есть. — Поймав иронический взгляд профессора, я прибавила: — Да, её относят к темнейшим, но почему это должно вас смущать, профессор? Более талантливых ведьм в медье не было со времён Эржебеты. Сэлвин слушал меня, время от времени недоверчиво поднимая взгляд; ему было невдомёк, с чего это я так расхваливаю другую ведьму. Я решила не упоминать, что собиралась убить её, а теперь, когда подозрения развеялись, я немного... растерялась. — А как поживает дорогой наш Ньирбатор? — осведомился профессор. — Как ведётся хозяйство Баториев? Духи не буянят? Под хозяйством он имел в виду жертвоприношения. Уж кто-кто, а профессор в курсе питания источника. — Хозяйство Ньирбатора ведётся по-старинке, — ответила я, — подходить к нему с coвременной меркой не пpиходится. Замок сейчас в ожидании новой порции. — Я тяжело вздохнула, вспомнив, что ещё даже не подыскала маггла... — А когда в последний раз приносилась жертва? — спросил профессор очень менторским тоном. — Профессор, я точно не знаю, ведь мне неизвестно, приносил ли Мальсибер какие-то жертвы... Они могут быть спрятаны в замке где-угодно. Я обнаружила только одного маггла ещё с 1942-го рода. — Промежуток слишком длинный, — задумчиво промолвил он. — С того времени должно быть как минимум пять особей. Присцилла, ты ни в коем случае не должна пренебрегать своими обязанностями. Всегда помни, что Ньирбатор — это не тот милый дом, в котором ты жила с родителями. Это живой организм с особыми потребностями. Назовёшь мне первый закон источника? — «Накорми его, или он тебя проглотит», — ответила я, придав своему тону решимость. — Я забочусь о нём, вам незачем волноваться, профессор. Сэлвин мягко улыбнулся и погладил меня по руке. Вскоре речь снова зашла о Волдеморте (профессор осведомился о таком волнующем соседстве), круг замкнулся, суждения и впечатления профессора вылились в длинную речь. Поистине это было излияние века, смахивающее на эпилог нашей прошлой жизни. Сэлвин, казалось, забыл, что находится в больнице с серьезным ранением. Его голос звучал беспристрастно и безболезненно, словно он прохаживался по живописному саду: — Если вспомнить историю, раньше здешние волшебники старались делать двойные ставки, причём на нескольких лошадей одновременно, но сейчас в этом нет нужды. Перевес очевиден, только слепой этого не видит. Присцилла, какой урок мы извлекли из предыдущих двух режимов? Урок гласит: все волшебники подвержены ограничениям. Если недостаточно силён, ты не сможешь сотворить заклинание нужного разряда. Если недостаточно опытен, ты не выплетешь тонкую магичecкую ocнову. У Тёмного Лорда нет таких ограничений, он в совершенстве владеет беспалочковыми и ментальными чарами; в целом, он вывел магическое искусство на новый уровень. Стоит ему лишь подумать — и магия сотворится. Тёмный Лорд бывает жесток и неумолим, — ты наслышана, надо думать. А порой он бывает довольно великодушен. И это отнюдь не парадокс. Все сильные личности полны противоречий, поскольку неограниченная власть cпособствует развитию всяческих достоинств наряду с недостатками. Такие могущественные волшебники редко рождаются; они подобны источникам, о которых тебе, Присцилла, известно куда больше моего. Вспомни, что творилось в ноябре: какая смута, какая неопределённость... Знамения, странные происшествия, синхронные сны, аномальная погода... Вещи понемногу начинали выходить из-под контроля. А ведь мы чего-то такого ждали. Только магглы не видят знамений, а мы их инстинктивно воспринимаем. Понимаю, не так-то легко довериться новому режиму, когда в памяти ещё заживают раны от предыдущих. Твоих родителей не вернуть. Ничего уже не вернуть. Но Лорда ни в коем случае нельзя сравнивать с Ангреногеном. Тот не был великим волшебником, — всего лишь хитрым и бессовестным властолюбцем, хотя и очень целеустремлённым. Он никогда не держал своего слова; идя к цели, он ни перед чем не останавливался. Вспомни, как он обошёлся со своим братом, заточив того в башне Аквинкума. Ты ведь помнишь, что там творилось? Под башней постоянно кружили вороны, и Ангреноген посылал им вдоволь мяса и вина со своего стола, зная, что его брат, умирая от жажды и голода, всё видит. А брат его провинился лишь в том, что увёл его жену... Как правило, у великих волшебников вообще-то не должно быть времени на подобные страсти. От таких привязанностей они воздерживаются, больше того, чураются их. Ангреноген не ошибался только насчёт магглов, заявляя, что у тех лишь одна цель: влачить своё жалкое существование. По-моему, хуже им уже не будет, ведь нет большего вреда, чем жить в таком невежестве. Ты читала, с каким благолепием Дамблдор отзывается о магглах? Руководствуясь его словами, мы — ущербные личности, если не чувствуем подобного. Но это же камень в собственный огород! Такие, как Дамблдор — поклонники прогресса, солидарности и толерантности со всяким сбродом — должны уйти в небытие. Мы перестаём быть могущественными в тот миг, когда становимся толерантными. Слабость заразна. Если ты живёшь среди слабых, ты теряешь сноровку. Возьмём для примера Гриндельвальда. Он дал слабину из-за сантиментов, вызванных памятью былой дружбы с Дамблдором. А теперь доживает свои дни в кромешной тьме, размышляя о потерянной славе, об упущенных возможностях для чистокровных, об убитых сторонниках, о зарытых в землю дарованиях. Он был слишком слаб, чтобы довести начатое до конце. Ты ведь знаешь, что он поддался Дамблдору? Это даже отдаленно не была дуэль, а уступка старому другу. Очень плачевный исход для такой выдающейся личности. Если он теперь простирает руки в пустоту и заливается слезами, в этом повинен он сам. Одним утром в Нурменгарде найдут труп дряхлого старца. Его будут вспоминать лишь в том контексте, что башня наконец-то стала источником... Но не будем жалеть его, иначе унизим ещё больше. Вечная честь ему и хвала за все его мечты, которые, увы, не сбылись. Но Тёмный Лорд это изменит. Наша страна стойко пережила то ужасное время, когда после двух режимов здесь скопились все ненавидящие друг друга, все передравшиеся, все состоящие из тёмных и темнейших. Но всё это уже позади. Ряды сторонников Тёмного Лорда стремительно пополняются. Сейчас мы объединились под общими целями. Вчерашние враги сегодня вместе выполняют его поручения; кровная месть и всякие тяжбы отодвинуты на задний план. Понимаешь, к чему я веду? Ты так молода, Присцилла, но и ты и я сейчас вступаем в новую жизнь, а когда оглядываемся, возникает это странное чувство, будто смотришь на уходящую вдаль извилистую дорогу, конец которой скрыт во мгле... Под конец моего визита профессор Сэлвин вручил мне брошюру, содержание которой сам и составил. Он, стало быть, намекал, что если Лорд предложит мне участвовать в боевых действиях, то я ни в коем случае не должна отнекиваться. Но я-то знаю, что такого Лорд мне не предложит. У меня задание на вес его души, а в бой пускай идут все, кого можно заменить. Даже расточительство должно быть в разумных пределах. Впрочем, на профессора мне незачем дуться: Розье так подчистил ему память, что он не имеет представления о «книжности» моего задания. Он наверняка думает, что я потерпела поражение на дуэли вследствие того, что перестала упражняться на Вареге. Но на то есть упыри. Нецелесообразно калечить своего жениха, потом всю жизнь майся с последствиями. Брошюра заколдована таким образом, что прочесть её может лишь тот, кому её лично вручили. Например, в глазах Варега она будет выглядеть как безвкусная открытка, на которую даже смотреть больно. «Отряд Пожирателей Смерти, исполняющий приказ — в городе, пригороде или деревне, — не должен действовать стихийно. Он создаётся лишь после того, как будут налицо необходимые условия для его существования. В задачу не входит проведение самостоятельных операций. Пожиратель должен действовать в полном соответствии со стратегическим планом Тёмного Лорда и оказывать содействие товарищам по выполнению поставленной тактической задачи. Пожиратель Смерти — это боец, действующий ночью, значит, он должен обладать всеми качествами, необходимыми для действий в ночном бою и в любых условиях: в центре или на отшибе, на равнине или в горах. Умение незаметно обрушиться на противника, используя фактор внезапности – важнейшее требование Тёмного Лорда. Посеяв, таким образом, панику в лагере противника, Пожиратель должен с ходу атаковать его и, ни колеблясь не минуты, вступить в бой. Он должен вихрем обрушится на маггла и грязнокровку, сметая и уничтожая всё и всех на своем пути, принимая в расчёт тактическую обстановку. Пожиратель карает каждого провинившегося, наводит страх на вражеский лагерь и в то же время проявляет снисхождение к тому, кто готов преклонить колени перед Тёмным Лордом. Если Пожирателей в отряде имеется свыше десяти, они предпринимают полное окружение объекта, но должны принимать в расчёт наступательные способности противника. Если участок местности затрудняет маневрирование, отряду следует разделиться на небольшие группы, чтобы сдержать противника в кольце. Если позволяет обстановка, необходимо выставить засады и держать под наблюдением все пути телепортации с целью задержать подход подкреплений противника. Между тем кольцо окружения нужно постепенно сжимать. Пожиратель обязан знать местность, на которой ведётся бой; знать настроения местных жителей; знать, к кому можно обратиться, а кому можно довериться только под Империусом...» Четверг, 11 марта Сегодня в Ньирбаторе было довольно душно, несмотря на распахнутые настежь окна. Мое любимое время года пролетело в мгновение ока. Больше никаких морозов и метели, а я ведь их люблю — этому я научилась у Ньирбатора, замку близко мраморно-белое безмолвие. Он словно бросает вызов особняку Гонтарёков, где всё норовит цвести и благоухать. Всё чаще возле Ньирбатора раздаются звонкие птичьи песни, а самых птиц разглядеть трудно: солнце слепит глаза, пряча их от взора волшебников, или конкретно — от Миклоса. Он принялся охотиться на них, чтобы использовать птиц в своих «уроках» на луговине. Когда я пришла в семь, Лорд не сразу впустил меня. Я стучала четыре раза, мой порыв порядком иссяк; я замерла, не зная, что теперь делать. Дверь отворилась тогда, когда я уже прислонилась к стене и вспоминала, чем ещё планировала себя занять. Я не услышала слов приглашения и по какой-то инерции двинулась вперёд. Войдя в комнату Лорда, я увидела, что она была наполнена блеклым багровым свечением. Лорд стоял возле окна и что-то держал в руках. Тихонько прошагав немного левее, я увидела, что он смотрит на бледный диск луны, мерцающий в чёрных дождевых облаках, и беззвучно шевелит губами. Он читал какое-то заклинание. «Я пришла не вовремя. Зачем он впустил меня, если занят? — я подумала, разглядывая сумку с тёмномагическим инвентарём у его ног. — И почему он не предупредил, чтобы я сегодня не приходила? Впрочем, он же никогда не предупреждает. Ему невдомёк, что его ждут, не находя себе места. Да нет же, он прекрасно это знает. Ему нравится так обращаться с людьми...» Лорд обернулся и посмотрел на меня непроницаемым взглядом. Сперва мне показалось в его взгляде, что он совсем отрешился от всего происходящего и сейчас выставит меня за дверь, но в следующую минуту выражение его лица изменилось, он словно очнулся и двинулся к письменному столу. Я подошла к своему креслу и села. Один взмах бледной кисти — и моя тетрадь соскользнула с колен и полетела к нему, рассекая воздух с шелестом птичьего крыла. Наблюдая за её парением, я представила себе, что трансфигурирую тетрадь в птицу прямо перед носом Волдеморта; он поднимает на меня свой зловещий взгляд; его раздувающиеся ноздри выказывают, что он вот-вот запустит в меня Круциатус; я быстренько превращаю птицу в тетрадь и смотрю на него таким же непроницаемым взглядом. Лорд, не догадываясь о моей несвоевременной фантазии, самодовольно кивнул и начал внимательно читать тетрадь. Сегодняшний отчёт состоял исключительно в письменной форме: я записала свои толкования тех фраз, которые встречались с интервалами в три и шесть страниц; более того, я соотнесла их с обрядом из первого очерка. Мне ничего не оставалось, как сидеть смирно и наблюдать за реакцией Лорда. Чем дальше его глаза бегали по моим строкам, тем суровее казалось выражение его лица. «Вы же считаете, что кровь Годелота меня ведёт. Я здесь ни при чём, милорд, так что не метайте в меня громы и молнии ваших красных глаз... если что, это всё кровь Годелота виновата, а я стараюсь изо всех сил», — я мысленно искала оправдание, если Лорд спросит, что это за чушь доксеву я расписала. Боясь услышать уничижительную оценку своих умственных изысканий, я старалась представить перед собой профессора Сэлвина, который никогда не был со мной строг, — даже когда следовало бы. Одновременно я прокручивала в голове вчерашний разговор с профессором; его мнение о Лорде упрочило мою уверенность, что я на верном пути. Когда Лорд дочитал, он ещё долго смотрел на тетрадь, будто поглощенный созерцанием какой-то диковины. Настала минута, когда благосклонность властелина могла превратиться в неудовлетворённость и ярость. — Что ж, — заговорил он, устремив на меня свой инквизиторский взгляд, — у тебя похвальный порядок в изложении. Несколько толкований сходны с моими собственными. Его голос был холоден, но в синих глазах не было льда. Даже красная кайма выглядела естественно. Я бы спросила, почему он до сих пор не поделился своими толкованиями, но это слишком тривиально. Он бы заподозрил меня в скудоумии и намерении списать у него и облегчить себе задание. Мой взгляд был прикован к одной из его пуговиц, но когда я подняла глаза, то увидела, что он смотрит на меня, склонив голову набок. Неужели всё слышал? — Благодарю, милорд, — ответила я. — Для меня очень важно ваше мнение. — Важнее ли оно тебе твоего собственного? — вопросил он. Его губы исказились в каверзной ухмылке. — Говори правду. Я немного поерзала на стуле под его недвижимым взглядом, но ответила быстро: — Не могу сказать, что важнее, но так же важно, как собственное. Милорд. — Я вижу, что ты говоришь искренне. Стремись упрочить, а не подорвать моё расположение, которое столько тебе даёт. Поймав в его тоне крохи одобрения, я взбодрилась и улыбнулась ему. Лорд медленно встал и отошёл к портрету Графини. Мне не было видно, что именно он разглядывал. «Даже такая закалённая дама, как Эржебета, не сможет долго выдержать его взгляда и обязательно опрокинет свой кубок», — мне подумалось. Но чуда не произошло. Графиня не двигалась и молчала. — Когда ты найдешь крестраж Годелота, — деловито спросил он после длинной паузы, — что ты намерена делать? — Милорд, вы и сами всё прекрасно знаете. Первым делом нужно будет привести человека, который станет кормушкой. — И кто же, смилуйся, скажи, — я услышала в его голосе мрачное веселье, — станет этой... кормушкой? — Да кто угодно, милорд, — был мой оживлённый ответ. — Представьте себе, вернуть Годелота, отца целой науки... у меня дух захватывает от одной мысли. Столько можно будет разузнать! Хотя для меня это станет довольно волнующим опытом — познакомиться со своим предком... Лорд обернулся и молча смотрел на меня. Его взгляд не сиял благосклонностью. — Хочешь взвалить порученное тебе задание на Годелота, верно? — линия его губ искривилась. Я открыла рот, чтобы возразить, но он поднял руку, жестом указывая мне молчать и продолжил издевательским тоном: — Бедняжка. Ты, видимо, из сил выбилась. Так устала от умственной работы? — Милорд, зачем вы так? — от его неожиданного обвинения меня передернуло. — Я ни на кого не собираюсь взваливать то, что вы мне поручили. Это только между вами и мной. Если удастся вернуть Годелота, он станет не больше, чем полезным советником. Лорд недоверчиво сверлил меня взглядом, словно пытался выйти на след вранья. — Присцилла, вот что я хочу тебе сказать, — от его холодного высокого голоса у меня мороз пробежал по спине. — Ты усердствуешь в хоркруксии для меня, но ты вредишь мне, когда не проявляешь к ней личного интереса. Я прививаю тебе вкус, ты разве не видишь? Ты даже не понимаешь, как высоко тебе позволено возвыситься мыслью и магией. — Я понимаю, милорд, поэтому отношусь к заданию с куда большим рвением, чем в начале. Я осознала ту глубину, которая пленила моего предка и могу только представить, каково вам, когда позади у вас уже пять крестражей... Когда вы почти у цели. — Да, я почти у цели, — повторил он задумчиво. Затем он снова повернулся к камину и просто стоял, сцепив руки за спиной. «Какая безоружная поза, — я размышляла, — я бы так не смогла» В комнате повисло продолжительное молчание. Лорд будто замер на месте. Я нервно ерзала на стуле, не отрывая глаз от его силуэта на фоне пылающего огня. Теперь он ещё больше походил на высокую чёрную башню. Вокруг него витал багровый ореол. Засмотревшись на чудную игру света и тени, я открыла рот, чтобы заговорить, но не знала, как начать. Спустя несколько минут слова сами полились. — Милорд, я хотела сказать... Я была приятно удивлена, когда обнаружила в конце первого очерка ваши комментарии. Перечитав их несколько раз, я поняла, что они являются ближайшим возможным подобием вашего голоса. В них присутствует ваша дикция и жесткая логика. В каждой строчке. Особенно там, где вы указали, что следует произносить на втором этапе «Обряда козла» Он повернулся ко мне и я увидела тень улыбки, хотя выражение его лица было, как обычно, надменным. — Тогда будь так добра, напомни, что я там начеркал? — Я поняла, что он проверяет меня, но я не растерялась. — «Я прохожу через всё и приобщаюсь к вечности. Я измеряю пределы и переступаю через них. Вся магия проходит сквозь меня, смерть отступает благодаря мне и ничто извне больше не влияет на меня. Когда я достигну совершенства, голова с хвостом станут одним. Указанное составит семь мер веса, из которых все семь пребывают без помрачения и сияют в бессмертии», — цитировала я и моё сердце билось у самого горла. Моя речь прозвучала бы с жаром, если б я не постаралась придать своему тону беспристрастность. Волдеморт наблюдал за мной; тень улыбки не сходила с его лица. Его подбородок взлетел ещё выше, словно у него под носом благоухал фимиам, куримый на алтаре его достоинства. Он вернулся к письменному столу и, откинувшись на спинку кресла, позвал Фери. Эльф быстро явился. Лорд приказал ему подложить ещё поленьев в огонь. Мне казалось, что поленьев хватало, к тому же в комнате было довольно душно. Неужели Лорд мёрзнет больше обычного? Какое-то время Лорд смотрел на эльфа отсутствующим взглядом, а затем снова взял мою тетрадь. Фери уже исчез, а о моём присутствии Лорд как будто совсем забыл. Страницы переворачивались от его шипения и опять остановились на моих толкованиях. Не обращая на меня внимания, Лорд углубился в чтение. На его лбу выступили морщины. Почти как у профессора Сэлвина. Я вспоминала о вчерашней встрече, о том, как профессор высказывался о Лорде, и чувствовала себя до жути неловко — сидеть и смотреть на человека, которого так боготворят. Маги нашей страны преклоняются перед талантами и достижениями Сэлвина, а он, получается, тоже преклоняется. От этих мыслей на меня накатила новая волна робости. По моим подсчётам так прошло около получаса наблюдения за Лордом. «Быть может, он действительно позабыл обо мне?» — я думала и чувствовала перенапряжение, а вспомнив о том, что у меня ещё висит зелье для госпожи, я едва не застонала. — Милорд, извините, что прерываю ваше чтение, — тихо заговорила я. Лорд медленно поднял голову. — Мне нужно до полуночи приготовить дополнительное зелье к сыворотке госпожи. Разрешите мне сейчас уйти. Он посмотрел на меня с недоумением. Редко такое увидишь на лице Волдеморта. Похожий взгляд у него был, когда я сказала о костре у ворот. — Почему эльфу не поручила? — холодно спросил и. — Зелье высшего разряда, милорд. Эльфам не разрешается такое готовить. — Могла и вчера приготовить. Ты была свободна. — Вчера я была занята, милорд. — Чем ты была занята, бездельница? — У меня было много дел... я навещала в больнице профессора Сэлвина. — А он тебя навещал? — спросил Лорд с ироническим сочувствием. — Нет, милорд... Мне нужно было поговорить с ним обо всём... о том, что случилось в медье. — Я поймала пытливый взгляд и продолжила: — О вас. О самом главном. О приоритетах. Во время учебы в Дурмстранге профессор был для меня авторитетом. Я доверяю его мнению. Лорд кивнул, всматриваясь в моё лицо. «Зачем всегда так пристально смотреть? Что он пытается уловить? Вранье? Лукавство? Сомнения? Он ничего не уловит, ведь я говорю правду и нисколечко не сочиняю» — я размышляла, и видя, что Лорд так и будет пялиться, решила развеять все сомнения: — Профессор Сэлвин очень предан вам, милорд и рабо… — я уже хотела было сказать «работает», но, заметив ещё более иронический взгляд, в последний момент поправилась: — Служит вам с огромным рвением. Разговор с ним пролил свет на многое, что я доселе не понимала. Словом, вернувшись домой, я с ясным умом приступила к второму очерку и он поддался мне. Позавчера вы сказали, что после первого очерка объясните мне расшифровку второго, помните, милорд? Лорд посмотрел на меня, словно я что-то выдумывала или высказывала неумеренные капризы. Он тяжело вздохнул, открыл мою тетрадь и начал водить волшебной палочкой по диагонали, что-то шипя. Так продлилось около трёх минут. Мне не терпелось наконец прочесть тайны расшифровки. Лорд закрыл тетрадь и я протянула руку, чтобы забрать её, но он придавил её своими мертвенно бледными руками с паучьими пальцами. — На первое время этого тебе будет достаточно, — сказал он. Откинувшись на спинку кресла, Лорд осведомился, что ещё полезного я извлекла из первого очерка. Я рассказала ему, что выделила «Обряд козла», который, если слегка его преобразить, в контексте шестого крестража сослужит намного лучшую службу, чем тот, к которому он привык. Придётся задействовать свидетелей, но потом можно стереть им память. Мимоходом я упомянула о деталях из «Розы ветров» и из сборника Бартоломью, которые вписываются в «Обряд козла». Я сама себе удивлялась, что выказывала столько уверенности, решимости и непоколебимости, уверяя его в том, что он, должно быть, и сам знает: что из всех этих источников следует почерпнуть выбранные элементы и сложить их воедино — в итоге получим самый лучший обряд для шестого. Лорд слушал и слушал меня, а в итоге кивнул и сказал: — Что ж, теперь я мог бы отпустить тебя готовить зелье. Я нервно прикусила губу, не понимая, что значит «мог бы», и почему он медлит. — Уйдёшь, — лениво протянул он, опять раскрыв мою тетрадь, — когда вода в клепсидре доберётся до следующей черты. Я посмотрела на серебряную клепсидру на подоконнике и увидела, что до следующей черты ещё полчаса. Он хотел, чтобы я всё это время сидела и смотрела. Что ж, так я и сделала. *** Мы сидели с госпожой Катариной в гостиной. Фери доложил, что она весь день пpoлежала, глядя прямo пepeд coбой. Он пробовал напоить её целебным, как он считает, козьим молоком, но она упрямо запечатывала рот, как капризный ребёнок. Тем не менее, госпожа кротко согласилась выпить моё зелье вместе со своей сывороткой, — однако видимых улучшений не наблюдалось. Она теперь подолгу сидит и молчит в своём кресле. У нас март, а в камине огонь полыхает, как в кузнях Ангбанда. То же самое в комнате Лорда. Неужели они мёрзнут? Она — от неразделенной любви, а он — от бессмертия? О чём думает госпожа, когда вот так сидит и длительное время смотрит в огненную пустоту? Я спросила её об этом как будто невзначай. «Ты же знаешь, душенька, — ответила она спустя продолжительное время, — какая печаль охватывает всех влюбленных. Безразличие Тёмного Лорда иссушает меня». И когда она произносила это, выражение лица у неё было такое, будто она совсем изголодалась. Потом госпожа начала вспоминать о своём покойном муже: «Я бы хотела, чтобы Лорд тоже носил цилиндр и чтобы сдвигал его набекрень под тем углом, под каким сдвигал его мой милый Готлиб». Я хорошо помню тот цилиндр. Его поля так лоснились, как если бы улитки избрали их своей кроваткой. Вдруг вся оживившись, госпожа промолвила: — Смотри-ка, вон тот! — госпожа махнула рукой в неопределенном направлении. — Кто? Где? — растерянно спросила я. — Ну там… — она повторила движение руки, но показала ещё менее определённо. — О чём вы? — спросила я, борясь с желанием затолкать сумасшедшую в чёртов камин. Я развернула торшер, придвинула его к госпоже и направила ей в лицо яркий свет, силясь рассмотреть сама не знаю что. Всматриваясь в её стеклянные глаза, я увидела резко очерченную янтарную радужку. «Если вы вдруг превратитесь в кошку, — завопил мой мысленный глас, — кто оформит завещание?!» Госпожа поморщила нос и быстро заморгала, затем приподняла руки и оттолкнула меня. Сила её оказалась отнюдь не дамской — меня отбросило прямо на кушетку. Подол моего платья зацепился за носок туфли и я чуть было не бахнулась лицом об бюст Витуса Гуткеледа. Только-только хотела встать, как дверь в гостиную отворилась и вошёл Лорд — в лице ни кровинки, одни глаза красные. Вошёл он твёрдым шагом — впopу мне cамой так вxoдить — и плотно прикрыл за собою дверь. Я подпрыгнула как ужаленная. Да будут прокляты все платья в пол! А госпожа даже не заметила его. Вот до чего доводит любовь: любишь до такой степени, что уже не замечаешь. Лорд развязно уселся в кресло с другой стороны бюста Витуса и испытующе посмотрел мне в глаза. Я бросила на него умоляющий взгляд, дескать, сделайте что-нибудь, госпожа совсем спятила от любви к вам... — В чём дело, Приска? — спросил он. — Ты так смотришь на меня, что аж дрожь пробирает. Его ухмылка застлала собой все мои упования на помощь. А ранним вечером он был таким... почти что любезным. — Милорд, госпоже нездоровится, — глухо ответила я. — Моё зелье не помогает ей. Быть может, вы знаете, что делать? Видите, она вас даже не заметила, настолько помрачился её рассудок. Он расположился в кресле поудобнее. Пустующее выражение лица. — Если рассудок у неё помрачился, то в её оправдание следует сказать, что голова у Катарины от природы слабая и твёрдостью рассудка она не отличается. Когда безмозглые теряют рассудок — кто заметит? — Как кто, милорд? Родственники. То есть одна я. От неудачи с зельем и полоумного вида госпожи у меня совершенно развязался язык. Я начала жаловаться на свою жизнь, неосознанно обматывая вокруг шеи косу, будто наглядно демонстрировала, что я в петле. — ... представьте себе, это бремя пало на меня. Гадкий Мальсибер думает, что отсидится в своей Англии, а потом явится за наследством. Я здесь в одиночку должна нести это бремя, а у меня в жизни иное предназначение. Если вам до госпожи нет дела, то подумайте обо мне, милорд. Я бы целиком отдалась хоркруксии, но половину моих мыслей занимает беспокойство о госпоже. Вы ведь самый талантливый и сведущий волшебник, наверняка вы знаете, что в таких случаях можно предпринять. Выслушав моё излияние, он на миг повернул голову к бюсту Витуса, словно спрашивая: «Какого мозгошмыга я здесь делаю?» На пороге гостиной появился Фери с подносом, на котором были три чашки с дымящимся чаем из мальвии чёрнобузинной. Похоже, эльф, как истинный обитатель замка, почуял моё настроение и пришёл меня поддержать. Лорд на сей раз не побрезговал этикетом и принял чай. Морщинистую мордочку Фери озарило удовлетворение, но, увидев, что госпожа пребывает в состоянии прострации, он скорбно покачал головой. Лорд потягивал чай, поглядывая то на меня, то на госпожу. — Я был в твоей комнате зелий, — сказал он в конце концов. — Видел, что ты в том котле намешала. Это ни в какие ворота не лезет. Ты что, отравить её пытаешься? Чему тебя учили в Дурмстранге? Его упрёки сразили меня наповал. Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули от гнева, обиды и страха. От всего понемногу. Я отрывистым голосом объяснила ему свойства этого зелья. — Нет-нет, это полная ерунда, — отрезал он. — Присцилла, ты совсем уже не соображаешь. По-видимому, в моей комнате ты потратила все свои силы на то, чтобы казаться сообразительной, а теперь я вижу лишь испуганную недоучку. — Тогда научите меня, милорд, — тихо взмолилась я, чтобы не закричать. От накопленной, безвыходной злости торшер вдруг подпрыгнул и отлетел в угол, с размаху ударившись о стену. Облако из штукатурки на миг зависло, а затем посыпалось на ковёр. Замок издал противное брюзжание. Лорд зашёлся смехом. Госпожа опять махнула рукой в неопределённом направлении. Мне хотелось расплакаться от осознания тупого гротеска своего положения. Лорд поднялся с кресла с тяжёлым вздохом, словно просидел там лет сто. На его лице красовались равнодушие и смех. Смех и равнодушие. И ничего больше. Он направился к двери, а я смотрела ему вслед, чувствуя, как обида захлёстывает меня. Лорд медленно обернулся и промолвил своим обычным холодным тоном: — Возле котла я оставил рецепт. Зелье моего собственного изобретения, оно смягчит симптомы этого... расстройства. Учись его варить, Присцилла. Не научишься — так тому и быть.