Ньирбатор

Пятница, 12 марта 1964 года Сегодня я проснулась, когда первые проблески рассвета забрезжили в небе. Ветер, поднявшийся глубокой ночью, продолжал свой свистящий вой. Ещё не полностью выпорхнув из сонной неги, я раздвинула портьеры и выглянула в окно. Вокруг Ньирбатора было безлюдно. Обычно уже на рассвете деревня вытряхивает из своего чрева всех обитателей и они высыпают на улицы подышать воздухом, поговорить, поколдовать — жизнь подле Ньирбатора во всём великолепии и непритязательности. А сегодня какая-то пустошь. На дымоходах домов сидело много ворон, их карканье звучало несколько опереточно. Из людей я увидела только грозного выпивоху Исидора. Его лицо было таким алым, как мундиры наших полицейских, которых больше не сыскать ни в медье, ни на белом свете. Он осматривался и лихо плевался. Похоже, он искал Миклоса, — значит, тот снова не ночевал дома — значит, ходил к кентаврам. Дорога в Дурмстранг для него теперь окончательно закрыта. Потеряв жену при режиме Ангреногена, Исидор с горя форменным образом помешался. Его раз пять задерживали полицейские за то, что он запускал в них топором и набрасывался с кулаками, как отпетый маггл. Лучше бы его укротили как-нибудь, потому что с горя и со скуки он превратился в сущего дромарога. Дорогой дневник, доведись тебе услышать, какими cловами он ругает Миклоса, ты бы ужаснулся не xуже моего. Когда Тодор Балог был ещё жив, они часто вместе сидели в «Немезиде». Он во весь голос рассказывал о днях своей молодости и неизменно прикладывался к принесённой с coбой фляжке всякий раз, как речь заxoдила о каких-то умерших друзьяx, которым не хватило ума прихватить его с собой. Таверна заколдована таким образом, что невозможно пронести фляжку с собой, но хозяин боится Исидора и делает исключение для него единственного. Исидор поймал мой силуэт в окне, коснулся двумя пальцами кончика шляпы и лучезарно ощерился. Старый лицемер. Из какого-то окна, открытого настежь, начали доноситься звуки рояля, поднимавшиеся вместе с ветром всё выше и выше, гамма за гаммой. *** Так получилось, что я пропустила завтрак. Уже подойдя к двери обеденного зала, я услышала какой-то знакомый холёный шёпот. Такой противный и ни с чем не сравнимый. Фери. Я прижалась к двери и применила Виде Омнес, заклинание прозрачности. Госпожа сидела во главе стола и тускло смотрела в пространство, то есть в тарелку, а Фери стоял рядом и что-то горячо ей втолковывал. Вся в сером, госпожа была сама скорбь и отчаяние. Не знаю, сколько информации я пропустила, но, применив заклинание наушника, я услышала полный бред: «Мужчина oбращается c женщиной, как скрипач обращается co свoeй скрипкой, — знающим тоном причитал эльф. — Ну, начнет её подкручивать, и тут — бац! — вce cтруны лопнут. Будьте ocторожны, госпожа Катарина. Тёмный Лорд — скрипач немилосердный!» Этот инцидент привлёк моё внимание: развязный тон эльфа по отношению к своей хозяйке задел меня. Он слишком много себе позволяет. Я взяла на заметку впредь не быть с эльфом такой снисходительной, хотя наказывать его тоже не стану. Иной раз мне хочется высечь его хорошеньким заклятием, но меня урезонивает соображение, что не стоит настраивать против себя единственного сообщника в замке. Фери корчит из себя знатока любви, но умом не блещет. Скрипач и скрипка — это весьма банально. Коллеги по работе — другое дело. Да, дорогой мой дневник, это я о Криспине и Берте, паре голубков. Я поделюсь с госпожой правдой, когда она хоть немного придёт в себя. Исходя из услышанного в кабинете Лорда, я поняла, что Мальсибер не такой увалень, каким мне казался. Получается, госпожа была права: он — прирождённый карьерист и ему взаправду не до дел амурных. Он просто выполняет задание: пичкает галлюциногенами свою дражайшую Берту, работающую в отделе Магических игр и спорта. Вполне вероятно, что Мальсибер использует ипомею трехцветную на основе псилобицина, которая пользуется спросом в колдовской среде. В субботу, то есть завтра, должен быть сорван Чемпионат мира по квиддичу, но я питаю надежду, что Мальсибер как-нибудь сядет в лужу, и Лорд, не углубляясь в карательные изыскания, просто заавадит его, да и дело с концом. Мёртвым ничего не завещают, а по таким, как Мальсибер, никто не плачет, разве что под воздействием галлюциногенов. Нравоучения эльфа не входили в мои планы и я двинулась прочь. Пропущенный завтрак — не причина унывать, поэтому я бодрым шагом отправилась в комнату зелий готовить лекарство для госпожи по рецепту Лорда. Это зелье варится на протяжении всего двух дней, но загвоздка в том, что настаиваться оно должно на новолуние — у нас было шестого марта, — то есть ждать мне придётся до пятого апреля. Новолуние треклятое, а лицо госпожи ещё бледнее, под глазами тёмные круги. Лорд мог бы и раньше снизойти или мне просто нужно было раньше спросить... Но что-то мне подсказывает, что он бы не помог. А теперь, после того, как я пообещала открыть ему люк, то есть люки... У нас договорённость касательно имени предателя, но, судя по всему, доброта милостивого государя Волдеморта есть понятие растяжимое. Я варила зелье, плотно закутавшись в плед. Пронзительный ветер продувал замок; от вчерашней духоты не осталось ни следа. Прежде чем приступить к первому этапу, я ещё два раза перечитала небольшой клочок пергамента. Даже несмотря на то, что это рецепт, и он должен быть беспристрастен, строки написаны в повелительном тоне и вычурным почерком. Внимательно исполнив три навороченных этапа, я помешала зелье десять раз по часовой стрелке и два раза против неё, пока не увидела нечто ужасное: над блестящей поверхностью моего котла возникла грязновато-красная туча. Она неспешно набухала, беспрерывно двигалась, то сжимаясь, то расширяясь, и вскоре заняла четверть пространства моей комнаты зелий. Стены шли рябью и колыхались. От странных испарений у меня мутилось в голове, и я металась по комнате, пытаясь что-нибудь придумать. Не горя желанием присутствовать при взрыве, я смекнула, что не время церемониться и надо звать Лорда. Я сбросила с себя плед и двинулась к выходу, чтобы бежать на четвёртый этаж. Как бы не так. Я не успела даже выйти из комнаты. Лорд уже стоял на пороге. Бароновы кальсоны! Я вскричала от радости и впервые была рада тому, что «ужас и трепет» шастает по моему дому. Хоть какая-то польза. Лорд лишь смерил меня пренебрежительным взглядом, а затем перевёл глаза на тучу, которая уже выросла до размеров палатки для тролля. Отбросив все церемонии, вступительные речи и приличие, я стала умолять его спасти мою новую комнату зелий. «Глупая девчонка! — Лорд отрывисто прошипел. — Если бы ты разула глаза и тщательно читала рецепт, то поняла бы, что так и должно быть. По всей видимости, я имел неосторожность предположить здравый смысл там, где его нет и в помине» Уф! Слава Лорду! У меня как камень с плеч свалился. О здравом смысле я, конечно, поспорила бы, но пропустила этот выпад мимо ушей. Поблагодарив Лорда, я опять набросила на себя плед и упала на стул. Робость обрушилась на меня немного позже. Это всё моё разнузданное воображение сыграло со мной злую шутку, а действительность оказалась намного дружелюбнее: туча потихоньку съёживалась и уползала в котёл. Лорд стоял у двери и молча наблюдал. Когда туча полностью скрылась в котле, я принялась добавлять кардамоновую стружку, измельчённую в нескольких каплях голубиной крови. К слову, я стащила одного голубя из клетки в подвале Фери. Голубю я ничуть не навредила, только кровь взяла; нельзя живность переводить, Фери ещё пирог приготовит. Я размешивала варево, кипевшее на очаге и была немного озадачена безмолвным присутствием Лорда. Я бы предложила ему присесть на кушетку, но язык не повернулся. У меня глаза уже начинали побаливать от ярких испарений. Убавив огонь, я отошла к окну, выходящему на юг. Ворон не было видно, зато на верхних ветвях вязов раскачивались растрёпанные от порывов ветра грачиные гнёзда. Графиня любила птиц, но только внешне похожих на себя, любимую. Обернувшись к Лорду, я увидела, что он так и стоит, прислонившись к косяку двери; его взгляд по-прежнему был устремлён на котёл. Я лишь теперь заметила, что жилет у Лорда был расстегнут. Раннее утро и всё такое, но его манеры снова привели меня в недоумение. Мне в пледе сидеть можно, поскольку я «глупая девчонка», нижестоящая, без титула и замужнего статуса. Я ведь просто душенька, а он Лорд. Внезапно Лорд оттолкнулся от двери и стал прямо как башня. Язвительным тоном он изрёк, что пора мне «исправиться и начать открывать ему люки». Он уже выбрал первый — на четвёртом этаже, самый дальний. По словам Лорда, из него доносятся вибрации и скрежет, ощутимые даже в обивке стен его комнаты. Говорит, его чутье выведет его «только на ценные люки», а «все остальные он оставит мне» Неприятный холодок пополз по моей спине. Его неподдельное и нескрываемое самодовольство в который раз смутило меня, и перспектива собирать после него остатки не произвела на меня надлежащего впечатления. Тщетно я пыталась прочесть что-либо на этом лице. Резкость и размытость его черт притягивает и пугает, а глаза затягивают в омут, сочно-красный, но неживой, как сафьяновый переплёт. «Должно быть, это очень тяжкое испытание, — сказал он и, выдержав небольшую паузу, закончил: — для столь чувствительной ведьмы» Я ничего не ответила, лишь опустила глаза и задумчиво теребила бахрому кресла. Наверняка он принял моё молчание как признак безропотности. В другие дни Лорд относится ко мне более благосклонно. Его изменчивое настроение служит горьковатым напоминанием о том, что разнеживаться мне нельзя. Я понимаю, что Лорд воспользовался моей жаждой мести как оружием, чтобы распылить моё воображение — настолько, что я предложила ему взамен открытие люков. Но я не могу их забросить. Мне нужно их регулярно распечатывать. А это произойдет только в том случае, если я буду идти у Лорда на поводу. «Он же назовёт мне имя предателя, — я размышляла, механически помешивая варево и краешком глаза наблюдая за Лордом. — Ради благородного дела можно пойти на это. Ведь я уже согласилась. Предателя мне позарез нужно наказать. Проделай я это — и наваждение как рукой снимет, и мне станет удивительно хорошо. Моё решение продиктовано инстинктом, да простят меня Батории...» Поскорее бы найти крестраж Годелота. Верну предка, станет мне советником по созданию семиглавого бессмертия... Лишь бы воскрешенный Годелот оправдал мои ожидания... А если он не захочет мне помогать, службу Лорду не сочтёт достойным делом и вообще попробует удрать? Можно подумать, Лорд бы его отпустил... но мне всё же не хотелось бы во второй раз подвергать его заточению. Сто тридцать восемь люков. Какова вероятность того, что в ближайшем будущем мы найдём шкатулку? Люки нельзя просто взять и открыть один за другим. Требуется определённое почтение, которое включает в себя промежутки времени, настрой. Госпожа говорит, что нужно держаться энергически и крепко, отличаться отменным здоровьем и быть исполненной боязни перед духами рода. При том рассеянный взор или слишком горделивый вид могут покоробить духов замка, и они не подпустят к люку. Всё эти тонкости — очень важные составляющие Ньирбатора. Как по мне, это целое искусство, тем более оно непрестанное. После открытия всех люков появятся новые. Этот урок я усвоила после того, как моя прежняя комната зелий взорвалась и стала люком. Когда-нибудь мои потомки её откроют и нарвутся на гибель, — но мне, по правде говоря, от этого ни холодно ни жарко. Какая разница, что будет после меня? Это Лорд бессмертен, его пускай и беспокоит пресловутый будущий мир. Все эти тонкости по открытию люков я объяснила Лорду, когда он после продолжительного молчания потребовал, чтобы я прямо сейчас «пошла и распечатала». Выслушав мои аргументы с каменно-непробиваемым выражением, Лорд просто отчеканил: «Сегодня вечером. Это моё последнее слово». Да уж. Он бы ещё прибавил: «Или страдание наступит незамедлительно». *** Глаза старого Каркарова были полуоткрыты. Он неустанно перекатывал голову по подушке из стороны в сторону; не говорил ни слова, но время от времени вскрикивал то с раздражением, то гневно, то удивлённо. Его голос звучал слабее и слабее, пока совсем не угас, а голова так и металась по подушке, не зная ни минуты покоя. Одна из наших пословиц гласит: «Иногда человек притворяется мёртвым, чтобы не быть убитым». Сейчас старик под бдительным надзором дочери переживает это на своей шкуре. Впервые за всю свою жизнь он настолько травмирован, что даже не выкуривает перед cном своей любимой трубки. У нас с Варегом и в мыслях не было нагрянуть к Каркаровым, чтобы поглазеть на мучения старого Пожирателя, но Агнеса пригласила нас, а отказывать было б невежливо. Она прислала мне сову, и я согласилась, прикинув в уме, что до вечера вернусь. Выйдя из замка пополудни, я увидела вдалеке, что Варег уже бредёт по холмам. Мы пошли друг другу навстречу. Как оказалось, Агнеса и его позвала. Несмотря на мелкий моросящий дождь, мы решили пройтись пешком. Мне необходимо было привести в порядок свои мысли, а ходьба тогда показалась мне лучшим средством. Варег словно исполнял мои тайные желания — всю дорогу он молчал, время от времени поглядывая на меня. Агнеса провела нас в комнату отца, чтобы мы наглядно увидели, «что бывает, когда отцы недооценивают своих детей». Она входила в его комнату величавой поступью, словно победительница на переговоры с проигравшим. Мы с Варегом нервно переглядывались, но держались стойко. Агнеса смотрела на отца, наклонив голову немножко набок, как знаток, созерцающий сомнительное произведение искусства. Ей наверняка было любопытно, как он будет выглядеть на смертном одре. Впрочем, её отец не хотел ей подыгрывать и принять достойную позу изваяния. — Ну, что же теперь, а? — вполголоса она сказала, подойдя на несколько шагов ближе к жертве своего проклятия. — Хорош будет покойничек. Глаза старика остановились и, казалось, готовы были выскочить из орбит. Вдруг его голова заметалась ещё сильнее, более отрывисто и отчаянно. — Так ты, похоже, вздумал побороться со мной? — голос Агнесы стал жёстче. — Будешь и дальше дурить, я просто возьму и сломаю тебя. Агнеса медленно развернулась и вышла из комнаты, а мы следом за ней. Она плотно закрыла за собою дверь и повела нас в свою комнату зелий. Мы уселись на подушках, расположенных полукругом. По центру комнаты располагался огромный очаг размером с гардеробную с толстым слоем пепла на дне. Внутри на перекладине поблескивал чугунный котелок её прапрабабки Норбески. Очаг был увешан пучками всякой всячины, источающей пряные и едкие ароматы. Всё устроено очень аккуратно и заботливо. Агнеса принялась совершать ритуал черпания сил из родственной крови, для которого требуется трое неродственных участников. После увиденного мы с Варегом вряд ли могли б ей отказать. Да и зачем отказывать? Агнеса набросила на себя такаро Мири. Когда Варег его узнал, его зеленые глаза раcпахнулись до невозможности широко, раccыпались мелкими ocколками и больше ничегo не выpажали. Он старался сохранять невозмутимую мину, но получалось у него не очень естественно. Я толкнула его локтем и он еле заметно кивнул мне, дескать, всё хорошо-всё отлично. Агнеса выдвинула столик, чтобы расположиться с полным удобством. Она развязала свой ведьмин узел, зажгла свечи, зачерпнула воды черепком и бросила туда несколько волосинок своего злополучного родителя. *** — Бэби, милый! — бархатным голосом позвала Агнеса после завершения обряда. — Принеси нам с друзьями маринованную лососину! Но гляди мне, белым перцем посыпать не забудь! Эльф явился мгновенно и ловко всё исполнил. По существу, Агнеса теперь полноправная хозяйка особняка. Её мать сидит тише воды, ниже травы, как, впрочем, и всю свою сознательную жизнь. Патриархат царил в роду Каркаровых испокон веков, но Агнеса привнесла матриархат из рода Норбесок и намерена закрепить новый старый порядок. Говорит, история могучих Норбесок и матриархат Баториев подвигли её на эти меры. Действия подруги почему-то не произвели на меня сколько-нибудь пугающего впечатления. Она прокляла отца... Это, конечно, очень необычно, но это их семейные дела, мне незачем вмешиваться, и с Агнесой из-за этого ругаться не стоит. Сказать бы, что мне жаль старика, но лукавить не буду. Я жалела Балогов, но если б сейчас их постигла та же участь... Я не знаю. Что-то изменилось. Кажется, это было так давно. Во время трапезы мы с Варегом прильнули друг к другу; в его взгляде я прочла тревогу. Похоже, он сожалеет, что советовал мне «не отталкивать Агнесу» «Ну и ну, Варег, — я подумала, — ты словно сговорился с профессором Сэлвином». Агнеса не чудовище, просто себе на уме, как и все ведьмы. Варег всегда знал, что она темнейшая, но на деле никогда её не лицезрел. Не зря же я ходила в курятник Мазуревича с ней, а не с ним. — Помните, как хоронили Ангреногена? — вдруг спросила Агнеса вкрадчивым голоском. Мы с Варегом переглянулись и рассеяно кивнули. — Даже Грюм присутствовал. Говорю вам, у него с ним были какие-то личные счёты. Что-то там не поделили. Ангреноген столько всего натворил... Как странно, что его жертв сжигали, а самого хоронили его со всей пышностью. — Чтобы позлорадствовать, конечно, — ответила я. — Тогда по всей стране прокатились шумные гулянки. Гроб полдня простоял посредине Аквинкума, чтобы все налюбовались и наплевались. — Не знаю, как насчет гулянок, — сказал Варег, — мы тогда ещё детьми были, но точно помню, что в тот день творилось с лошадьми. Они во всех стойлах притихли, ни ржания, шороха. Магглы сильно дивились этому. — А какой красивый был у него катафалк, — томно протянула Агнеса. — На крыше сидели двенадцать красноносых факельщиков; развевались страусовые перья и траурные бархаты... Несколько минут длилась пауза. Агнеса поймала негодующий взгляд Варега. Она поняла, что он не одобряем её поступка. — Меня все зовут темнейшей, — тихо она заговорила. — Но я бы не вредила другим, если бы со мной всегда были человечны. Я бы довольствовалась бабушкиными секретами врачевания больных. Но мне это не по душе. Мне нравится нечто совсем противоположное. Знаете, к каким людям относится мой отец? К прирождённым угнетателям. И эта его бесцеремонность, которая приводила меня в отчаяние. Мама много раз говорила: если бы она его не любила, она бы на порог его не пустила. При гостях он будто нарочно говорил всякие несообразности, вёл себя вызывающе, чтобы скомпрометировать меня, а я должна была всё сносить. Никакого обхождения, говорил, словно в трактире находился. А то, как он защищал Ангреногена... — она резко мотнула головой. — Из-за него меня исключили, а он более того грозился сослать меня в маггловский пансион, чтобы «альпийский воздух излечил мои мозги». Вот я его и подлечила. Месть — это такая же естественная потребность, как еда, так и знайте. — Агнеса, но как отреагируют Пожиратели? — спросил Варег, поднимаясь. Ему было невтерпёж поскорее убраться. Он облокотился на спинку стула и ежеминутно поглядывал на солнце, сердясь, что оно так долго не заходит. — Узнают, что ты с ним сделала, они же непредсказуемые... Ты об этом подумала? Ты не должна попасть в поле зрения Лорда. Он может наказать тебя за такую дерзость. Агнеса, воспарившая в своей радости в заоблачные выси, сурово посмотрела на Варега, так грубо вернувшего её на землю. — Тёмный Лорд ничего не потеряет, — отрезала она. — Папа всего-навсего пешка, пользы от него было немного. Пожиратели мне спасибо скажут за то, что я избавила их от его общества. На этот раз молчание продлилось чуть дольше, чем следовало. Агнеса глубоко вздохнула, а потом отрывисто, уже не скрывая гнева, прибавила: — Я недавно застала его с любовницей. Мать знала, но она слишком слабохарактерная и ничего не предприняла. — Любовница? — недоумевала я. — А ты уверена, что не драматизируешь ситуацию? — Да, неправдоподобно как-то, — согласился Варег. — Он же такой семьянин... был. — Посудите сами! — Агнеса ударила ладонью по диванной подушке. — Произошло это примерно две недели назад. Я поднималась по лестнице, как вдруг услыхала смешки. Они доносились из покоев мамы, дверь её будуара была приоткрыта. Я увидела девицу, которая выходила на цыпочках. Отец проводил её до порога... В мамином будуаре! Вдобавок девица была почти голая. Вряд ли можно назвать одеждой батистовый пеньюар, который на ней был! Вот что я видела! Папаша совсем тронулся умом, если начал водить к нам в дом уличных девиц! Ему нравится всё грубое, ординарное, невежественность и дурной тон… В комнате снова повисло молчание. Оно было каким-то колющим и режущим. Эти семейные проблемы... Сплошной кошмар. Я искоса глянула на Варега и представила себе, что бы я делала, если б он привёл девицу в мой будуар. Во-первых, я бы расправилась с ней на его глазах, во-вторых, заставила б его искренне раскаяться в содеянном, в-третьих, прекратила бы его мучения милосердной Авадой. Из тяжких раздумий меня вывело то, что Варег взял меня за руку и принялся ласкать её. Он снова сел, оказывая недюжинное терпение — он не уйдет, пока не уйду я. Мне немного полегчало от этого нежного жеста. — А что будет с Игорем? — спросила я по внезапному побуждению. — Что он подумает, увидев дядю в таком состоянии? Они же вместе ходят на собрания... Или ты думаешь, он не заметит, что топает туда в одиночку? — Ну, надеюсь, спеси у него поубавится, — ответила Агнеса. — Он вбил себе в голову дурацкую мысль, будто мы не можем ни вздохнуть, ни пошевелиться, если на то не будет августейшего соизволения Лорда. Но я доказала обратное. *** Когда мы возвращались домой, мелкий дождь не переставал моросить. Вот-вот должна была разразиться гроза. Тучи на небе походили на ту, что висела над моим котлом этим утром. Распрощавшись с Варегом, я двинулась к замку. Проходя мимо луговины, я увидела, что на этой вечно бесплодной почве выросло гадкое растение — самое гадкое, какое я только видела: бледно-розового цвета с красными и желтыми полосками. Оно походило на какого-то огромного противного жука. А что ужаснее всего, так это то, что весь стебель был в волосах, как у человека, длинных, чёрных и плотно прилегающих. Знать не знаю, что означает эта чертовщина. Такого раньше здесь не было. Только подойдя к парадной двери, я услышала, как Фери, шаркая шлепанцами, мчится вниз по лестнице встречать меня. Эльф мог бы попросту трансгрессировать, но нет! Он любит мчаться! Над парадной дверью Ньирбатора блестели почерневшие когти. Я с удивлением обнаружила, что моё волнение по этому поводу носило скорее радостный характер. То есть, безусловно, я мандражировала, но не испытывала того неловкого страха, которого ожидала от следующей встречи с Лордом. Я боялась лишь того, что он рассердится из-за моего отсутствия, — но мы ведь договаривались на вечер, и я вернулась в полшестого. Знал бы он, что настигло его Пожирателя... Поднявшись на четвертый этаж, я увидела Лорда в коридоре. Он стоял, облокотившись на подоконник, и выглядывал в окно, слегка наклонив голову. Искажённое мраморное лицо, словно облитое отблеском мёртвый луны... Жёстко сложенные губы с выжидательно-угрожающим выражением. Нет надобности описывать изумительные теневые сочетания, но матовый мрак этого зрелища поразил меня. Гроза разразилась. — Капли барабанят, и замок шипит, — еле слышно протянул Лорд. Обернувшись ко мне, продолжил: — Почему он шипит? Он что, мыться не любит? — Милорд, Ньирбатор не противится дождю, но, видите, капли такие крупные. — Я украдкой поглядывала на Лорда, он перехватил мой взгляд и уставился на меня недвижным взглядом. Багреца в его глазах полыхала среди льда. — Замок очень прихотлив. Это также может быть какой-то знак... Под этим предлогом можно было бы перенести открытие люков. — Под предлогом грозы? — тон Лорда угрожающе понизился. — Ну уж нет, Присцилла. Не изводи меня. Отринув от окна, Лорд прошествовал сановитой поступью в сторону люка. Я плелась следом почти беззвучно, отвлекаясь ради душевного равновесия на вычурные завитушки тёмно-вишнёвого ковра. Наконец он остановился перед люком-прямоугольником, расположенным в нескольких сантиметрах над полом. Бросив на Лорда беглый взгляд, я присела перед люком и начала открывать его без палочки — как полагается по негласному правилу Баториев, противников волшебных палочек. Мои пальцы немного дрожали. «Надо спокойнее, — я настраивала себя, — незачем торопиться, пара минут ничего не решат. Или все-таки решат?» Я не успела додумать эту мысль, как послышался голос. Бескомпромиссный. Наводящий ужас. Ползучий. Я подняла голову — и убийственный блеск настиг меня. Красная кайма зрачков. Налитые кровью склеры. Лорд возвышался надо мной, как настоящий чернокнижник — сущее зло Албанского леса. Воздух вокруг него источал угрозу. В сумраке контуры его фигуры были странно расплывчаты, словно я видела его сквозь мутное стекло. Холодная дрожь, как быстрая чешуя, скользнула по моей спине. Я вся съёжилась, ещё немного и совсем бы осела на пол. Мне хотелось лишь одного — провалиться сквозь пол на третий этаж, запереться в своей комнате и выколдовать големов у своей двери, чтобы воспрепятствовать всяким иностранцам приближаться ко мне. От этой воображаемой перспективы мне немного полегчало. Я вопросительно-умоляюще воззрилась на Лорда, чтобы он повторил то, что я не расслышала. — Не смей. Тратить моё время. На свои ментальные потуги, — процедил он с многозначительными паузами. — Действуй, как все нормальные волшебницы. И побыстрее! Мне следовало напомнить ему об уважении к Баториям, о преимуществе беспалочкой магии, о том, что в таких делах я смыслю больше его... Но я поджала хвост и достала палочку из рукава. «Лорд Волдеморт сгорает от нетерпения, — я логически размышляла, — посему ведёт себя сообразно. Не страшно. Совсем не страшно. Всё отлично, душенька» Когда я распечатала люк, передо мной оказалась массивная кованая дверь. Я подошла к ней, и Лорд последовал за мной. Он стоял рядом и присматривался. От моего внимания не ускользнул алчный огонь, мерцавший в его глазах. Внезапно он взял меня за предплечье своей левой рукой, а правой прикоснулся к двери. Признаться, я оторопела от грубоватого прикосновения и решалась смотреть на него только украдкой. Как я поняла, Лорд открывал себе доступ, закреплённый кровью многих поколений моих предков. Мне тотчас же захотелось вырвать руку, запретить ему приближаться к моему наследию, указать ему на его место гостя... Пожалуй, я сбрендила, если до сих пор могу ещё о таком думать. Я опасливо наблюдала, как Лорд вышел вперёд и встал перед дверью, заграждая мне путь. Он воздел руки и принялся творить неведомое мне заклинание. Вынув палочку, он начертал перед дверью в воздухе сияющие символы, они ожили и переливались освобождающей их энергией. Затем он что-то прошипел. Мой слух воспринял это шипение, как гамму чего-то очень древнего и необъятного. Возможно, властью имени Салазара он взывал к моим предкам, чтобы те позволили ему приобщиться тайн Ньирбатора. Спустя несколько минут я услышала небольшой щелчок. Дверь отворилась совсем без скрипа, а за ней оказалась вторая дверь, на сей раз деревянная. Над верхней половиной висел тяжёлый гобелен, на котором изображалась ржавого цвета пика. Я сразу предположила, что гобелен, должно быть, таит большую угрозу, чем сама дверь. Мне бросилась в глаза поза Волдеморта: он весь выпрямился и будто вытянулся. Мне даже показалось, что он принюхивался к воздуху; черты его лица вдруг совсем исказились, как у змея из моего сна. Он казался ещё более бледным и худым; щеки у него ввалились, глаза были большие и блестящие, как у животного, притом в его облике сохранялось всезнающее выражение. В мгновение ока он сорвал гобелен, и тот, свернувшись в свиток, откатился в сторону. Лорд тронул ручку, но тотчас же отдёрнул руку, брезгливо вытер ладонь о штанину и распахнул дверь носком ботинка. Увидев это, я невольно поморщилась. Подобное я наблюдала только у магглов, у них ведь нет волшебной палочки, чтобы почистить руки. С бесцеремонностью Лорда я уже свыклась, но его манеры не перестают меня обескураживать. Дверь бесшумно распахнулась, внутри царили полная тьма и тишина. Лорд вошёл внутрь. — Это западня, — проронил он таким тоном, будто это все объясняло. Я задержалась в дверях. — Почему ты медлишь? — послышался холодный голос. — Вы сказали, это западня, милорд. — Пока я здесь, нет. В одиночку ты бы не справилась. Я не сдвинулась с места. «Если духи сейчас плеснут огнем, так пускай в него», — рассуждала я. — Милорд, прошлые три года я только то и делала, что открывала люки, — заговорила я, чтобы не молчать. — В одиночку, представляете? — Может быть, — обронил он небрежно. — А на прошлой неделе едва не сгорела. Тоже мне открывательница. Быстро иди сюда! Я поняла, что придётся подчиниться — и вошла. Лорд, казалось, ничего не боялся. Его взгляд не стал ни робким, ни растерянным. Я всматривалась в темноту и не видела ничего. Люмос не действовал. Однако, последовав за взглядом Лорда, я различила нечто вроде звезды, бледно мерцающей и как бы врезанной в стену. В первое мгновение она показалась мне очень отдаленной, но в своём мерцании она будто норовила приблизиться. Лорд подошёл поближе. — Звезда указывает на лестницу, — произнёс он в задумчивости. — Она ведёт вниз. Идём. Я открыла рот, чтобы оспорить необходимость спускаться неизвестно куда, но Лорд заставил меня замолчать одним не терпящим возражений взглядом. Я вся затрепетала: от страха, напряжения и осознания того, что в первый раз исследую люк не одна. Я подошла к нему и увидела лестницу своими глазами. Выйдя вперёд, я начала спускаться по ступеням, тонущим во тьме. Несколько раз я приостанавливалась, пропуская Лорда вперёд, мне не хотелось жертвовать собой, если там окажется что-то смертоносное. Сначала Лорд шипел на меня, два раза обозвал лентяйкой, а на третий раз раздраженно фыркнул и сам пошёл вперёд. Я выдохнула с облегчением. Вскоре мы потерялись на лестнице, которая разветвилась на несколько, но Лорд каждый раз определял верные ступени, по которым можно было двигаться. Им, казалось, не будет конца, но я шла на шелест мантии Лорда. Это были не просто ступени — а ступени, заканчивающиеся в пустоте. Вскоре я разглядела одну, которая оканчивалась иначе. Я поспешила к ней быстрее Лорда, а он поплёлся за мной. Эти новые узкие ступени были выбиты в колонне, и достигали края другой стены. Там начиналась последняя лестница, которая вела ещё ниже. В конце концов мы дошли. Лестница упиралась в кирпичную, несвойственную замку стену. Впереди оказалась третья дверь. Она представляла собой массивную плиту из твёрдой стали, оправленную в серебро, покрытую глубоко запечатлёнными рунами. — Присцилла, подойди, — тихо сказал Лорд. Его cлова падали в тишину, как мoнетки в тёмную воду. Красная кайма вокруг его зрачков мерцала не менее ярко, чем та звезда. Я тихонько подошла, остановилась у двери и прислушалась. Оттуда доносилось тихое постукивание, словно кто-то работал молотком. Моё воображение мгновенно нарисовало себе все ужасы, которые могли вызвать подобный звук. Я так испугалась, что попятилась и отшатнулась, но Лорд схватил меня за рукав и отдёрнул назад. — Трусиха... — негодующе процедил он. — Открой её. Немедленно. Я пыталась сосредоточиться на красной кайме его глаз. Через минуту я уже совладала с собой и сделала то, что подсказывал инстинкт — постучалась. Стук молотка прекратился. Затем дверь сама распахнулась. Опять бесшумно. Лорд вошёл первый. Держа палочку наготове, я вошла следом. Это была комната с деревянным полом, обставленная на манер мастерской. Внутри пахло сыростью и свернувшейся кровью. Освещение давала заколдованная карбидная лампа. Нас окружала хрустальная тишина; казалось, при малейшем движении она зазвенит и разлетится вдребезги. Лорд прохаживался по комнате. Я стояла на месте, предоставив ему дальнейшую работу. Мои мысли ускакали прочь, я устала от напряжения, хотела вернуться в свою комнату и завалиться в постель. «А расшифровать первую страницу второго очерка не хочешь?» — тихий голосок прозвучал в моей голове. Я тяжело вздохнула и перевела взгляд на сановитую поступь Лорда. Внезапно он остановился в правом углу. Я моментально двинулась в его сторону. При холодно мерцающем свете лампы я увидела Железную деву. — Это пыточное орудие, милорд, — прошептала я, рассматривая находку. — На первый взгляд да, — вполголоса ответил он, — но такие замысловатые зачастую становятся артефактами. — Мне показалось, что под прикрытием сурового взгляда Лорд скрывал улыбку. По крайней мере, его тон свидетельствовал об этом. Он больше не обращал на меня никакого внимания и с такой страстью разглядывал Железную деву, будто она в самом деле может таить в себе что-то связанное с тем, что его интересует — с бессмертием. Или он просто радуется находке, ведь теперь она принадлежит ему, — насколько ему позволят духи Ньирбатора, а от этого зависит, сумеет ли он впрямь найти что-либо в этом изделии. Лишь бы он не приводил его действие. Почти все служанки Графини побывали в этой деве. Это увлечение — вся её жизнь. Лорд осторожно приподнял цепь, висевшую на шее девы. Ничего не произошло. Железная дева была недвижна. Он поднял цепь ещё раз — и снова безрезультатно. В спине девы он обнаружил до сих пор блестящую ручку: механизм куклы оказался наполовину заводной, наполовину магический. Когда он завёл его и затем поднял цепь, внутри девы что-то зазвякало, руки поднялись для объятия, грудь раскрылась — и ножи пришли в движение. Лицо Лорда осенило зловещее торжество. — Один сидит непрочно, — говорил он, обращаясь не ко мне, а к своим умозаключениям. — Расшатан. Зубцы не полностью касаются колёсиков, ножи из груди выступают не на всю длину. Пока он исследовал деву, а уже начинала нервничать. — Пора возвращаться, милорд, — тихо сказала я. — Не донимай меня, — отрезал он. — Да нет же, не спорьте со мной! — процедила я, по воле случая забыв, с кем говорю. — Открытый люк не значит безопасный, он может что-то выкинуть. Я чистейшую правду говорю, милорд. Берите находку и возвращаемся. В конце концов Лорд так и сделал, но перед тем успел дважды смерить меня убийственным взглядом, будто это он даёт мне дельный совет, а я отмахиваюсь от него из вредности. Когда мы вышли в коридор четвёртого этажа, Лорд хотел было занести находку в свою комнату, но я предупредила его, что реакция Графини может быть непредвиденной, если она снова увидит свою любимую игрушку. Я посоветовала ему оставить деву в коридоре, формулируя свой аргумент как можно почтительнее. К моему удивлению, Лорд не стал спорить. Вид у него был довольный, довольнее некуда. Пожалуй, это многого стоит. А Железная дева... невелика для меня потеря. Ньирбатор-то её не теряет. Исследуйте себе на здоровье, милорд. Находка очень... занимательная. *** Вернувшись к себе, я пыталась ещё некоторое время читать при свете масляной лампы. Первая страница шифра Кудесника разбиралась с трудом, я не могла сосредоточиться и просто тянула время до момента, когда мне придётся встать и забраться в постель. Хорошо, что я не в библиотеке, она бы уже уплетала меня. Я надеялась утомить себя, чтобы уснуть, поскольку была очень уставшей, но после совместной с Лордом находки мой разум был чересчур возбуждён. После полуночи стены замка дышали необычным теплом. Я испытала это, когда уже легла в постель. Неужели духи рода так благодарят меня за открытие люка? Кто знает, сколько времени дева там простояла. Теперь она обрела своего... исследователя. Фантазия Баториев превосходит общечеловеческое воображение. Там может быть что-угодно. Внутри девы может быть спрятана та самая шкатулка. А мне бы хотелось этого. Тогда Лорд будет доволен. Удовлетворение порой умасливает даже самых непримиримых... Или к Лорду это неприменимо?.. Кто знает. У довольного Волдеморта можно было бы о многом осведомиться. Довольный Волдеморт назовёт мне имя предателя... и портрет вернёт... и с госпожой будет учтивее обходиться... и зелье оценит на пригодность... и Мальсибера уберёт с моего пути... Мое сердце растаяло в истоме. Всё хорошо. Я ничего не потеряла. Я только обрела. Поднявшись на высоких подушках, я всматривалась в темноту возле портьеры — туда, где раньше висел портрет. Побуждаемая каким-то внутренним чутьем, я стала прислушиваться к чарующим звукам, которые замок издаёт либо поздно вечером, либо перед самим рассветом. От них даже вой ветра снаружи затихает. Звуки похожи на рокот рептилии... Замок тоже доволен. Хорошо-то как...