Ньирбатор

Пятница, 15 апреля 1964 года Этой ночью никакие кошмары не тревожили мой ночной покой. Я хорошо выспалась, хотя проснулась ещё тогда, когда над восточной грядой гор первые лучи рассвета окрасили зелёные вершины. Уже с утра в мою комнату пожаловала госпожа Катарина. — Душенька моя! Тебе уже лучше? — она всхлипнула и бросилась ко мне. Я поспешно слезла с кровати, и тут же очутилась в её объятиях. — Госпожа, не надо, я в порядке... Не плачьте, пожалуйста. А то я тоже разревусь. — Нет-нет, моя хорошая. Тебе незачем плакать. — Она отстранилась и вытерла слезы платком. — Ты выздоровела. Ты молодец! — Спасибо, любезная... — и тут я чуть не треснула себя по лбу за непроизвольное цитирование Лорда. Госпожа не обратила внимания и продолжала ворковать, гладя меня по голове: — Тёмный Лорд говорит, что ты прилежно трудишься. Расскажи мне о своих успехах. Как продвигаются ваши с Тёмным Лордом академические занятия? «Академические... деликатнее не выразишься. Госпожа перепутала его с моим преподавателем» — Он очень добр ко мне, — отозвалась я, отводя взгляд в сторону. Белый гроб, свежий могильный холмик; Варег, плачущий на плече у Агнесы; госпожа, плачущая на плече у Варега. Мои похороны промелькнули в моей голове за долю секунды. — Знаешь что? — госпожа заговорщически улыбнулась. — Тёмный Лорд пообещал мне не перетруждать тебя. Ой, я так ему благодарна! Как же нам всё таки повезло принимать в нашем доме такого гостя! «Она больше не называет его демоном. В её белокурых волосах не осталось ни одного седого волоска. Волдеморт опять в фаворитах. Ишь, как постарался. Где же обучают такому актерскому мастерству?..» — Знаешь, душенька, что Тёмный Лорд сказал мне? — госпожа выдержала паузу и продолжила: — Он сказал, что «лишь наследница Баториев может заставить умолкнуть унылый голос традиции, осуждающей тех женщин, которые властвуют» И улыбнулась в ответ на мои вытаращенные глаза. «Люди по большей части просто свиньи», — говорила Графиня. Но о каком властвовании может быть речь, если нужно просить разрешения у Лорда, чтобы резать этих свиней? Без него ничего нельзя — ни маггла линчевать, ни телевизор в ломбард заложить. До всего у него есть дело. Порадует ли его властвование Юджинии Дженкинс, вот в чём вопрос. — Приска, я хотела тебя кое о чём спросить, — произнесла госпожа немного шепотным голосом, будто хотела спросить о чём-то неудобном. — Ты не замечала, что с детскими комнатами на четвёртом этаже происходит... нечто странное? — Вы имеете в виду, что мы больше не можем в них войти? Госпожа, вы только теперь заметили? — Это Тёмный Лорд, да? Мне, конечно, ничего не жалко для Тёмного Лорда, но детские комнаты!.. — госпожа растерянно оглядела мою комнату, будто где-то там должен быть ответ на это безобразие. «И вправду — какую цель он преследует? Детские комнаты там вполне обычные. В замке найдётся десяток более приличных интерьеров...» — Милорд упоминал, что хотел бы переделать их в дуэльный зал и библиотеку... — Мне отчего-то пришло в голову оправдывать его. — Сами подумайте, из-за... академических занятий ему приходится много времени проводить в библиотеке, но знание о том, что это газовая камера, погубившая многих... Согласитесь, здравомыслящие лорды не приемлют такой опасности... — Но детские комнаты! — госпожа горестно качнула головой. — Ньирбатор не позволит их переделать! — Разумеется, не позволит, и я ему говорила, но... Значит, эти комнаты нужны ему, — я вконец растерялась. Госпожа не стала больше ничего говорить на этот счёт, и мне полегчало. «Почему я должна оправдывать Лорда? Почему должна искать смысл в его причудах, чтобы отвечать перед госпожой?» — Госпожа, позвольте спросить, а Тёмный Лорд сообщал вам о приезде... — Дорогой Криспин уже написал мне, — мгновенно воодушевилась госпожа. — Ни о чём не переживай, вы чудесно поладите. Ты была ещё такой девчушкой, когда вы в последний раз виделись. Будешь теперь называть его по имени, ты ведь уже взрослая. Криспин пишет, что ему не терпится взглянуть, какую леди я из тебя воспитала! Мне стало не по себе. Леди не лазят по люкам и не ходят в трактир. Не знаю, что себе думает тот увалень, раз пишет такие пожелания. Я бы попросила госпожу дать мне почитать его письмо, но не хотела портить себе настроение с самого утра. Я лишь осведомилась о дате его приезда. Начало мая. Да упадёт кирпич ему на голову прямо на вокзале! Госпожа разрешила мне не спускаться в обеденный зал, а велела Фери принести завтрак в мою комнату. Бокалы с фруктовым салатом. Бароновы кальсоны, мне будто двенадцать лет! Понурив голову, я уплетала фруктовый салат и утешалась мыслью, что я для госпожи Катарины не просто воспитанница, а как родная дочь, и она знает о моих надеждах на Ньирбатор, а если в их основе лежит собственничество, то никто, кроме неё, не мог его во мне воспитать. Фери последние два дня приводил замок в порядок. Замок и так в порядке, как мы с госпожой это прекрасно знаем, но Лорд в разговоре с госпожой несколько раз настоятельно обронил, что хороший эльф не уснёт, пока не наведёт порядок, поэтому Фери, любитель подслушивать, начал демонстративно его наводить. Теперь каждый день у него очень много дел: выдраить, вымыть, выбить пыль, отполировать и постирать. Кухню Фери преобразил до неузнаваемости — каменные стены теперь украшают картины со сплошными трудягами: эльфы, сну­ющие у очагов, эльфы, шинкующие oвощи на pазделочных дocках, эльфы, приподнимающие кpышки кастрюль, эльфы, надраивающие раковины до ocлепительной белизны. Они движутся как белки, не поднимают голов и даже не моргают. На центральной картине изображены красный перец, синий чеснок и чёрный редис. От благоуханий там выворачивает душу. Также Фери начал подавать Лорду обед на серебряных подносах, и тарелки он прикрывает крышками на английский манер. Я узнала об этом, когда подглядывала сквозь дверь — всего несколько минут, но этого было достаточно, чтобы понять: раболепие Фери не пленило Лорда. Кажется, эльф нарвался на ещё большую неприязнь. Мне неведомы причины, но у меня есть все основания полагать, что Лорд смертельно ненавидит домашних эльфов. Суббота, 16 апреля Мы виделись с Варегом — впервые после того, как я тайком прокралась в его дом. Мне немного неудобно за то, что было, хотя неловкость уступает место радости от примирения. Варег ждал меня у входа в склеп, засунув руки в карманы своего плаща и наxлобучив на глаза капюшон. Он пребывал в мрачном настроении, хотя несколько раз сострил на тему последних происшествий, в особенности касательно исчезновения своего друга Лугоши. Матяш Балог между тем присматривает за булочной, надеясь, что его друг вернётся. Лугоши его бы за это не похвалил, напротив — он бы дал ему пинка под зад и запретил впредь приближаться к его собственности. Дружба дружбой, но в такие тёмные времена легко потерять своё предприятие. Лугоши пропал. Это уже ясно. Это почувствовали все, ведь мы видели его ежедневно и многие возмущались по тому поводу, что он везде. Теперь его нет нигде. В местной газете уже напечатали некролог. Смерти никто вроде бы не лицезрел, но говорят, если такой, как Лугоши, пропал, значит, наверняка умер, иначе он бы уже облапошил своих похитителей и вернулся домой. Без булочек мы, разумеется, проживём, но суть в другом: исчезновение одного из наших пошатнуло в людях уверенность в завтрашнем дне. Похожие волнения были в народе ещё в ноябре прошлого года, когда мы только читали в газетах о Том-Кого-Нельзя-Называть и думали-гадали, за что нам всё это. Здешние обыватели по-своему представляли себе приход к власти Того-Кого-Нельзя-Называть: толпы поклонников запрудят все улицы; для встреч с верховным магом будет выстроен почётный караул; его апартаменты будут завалены подарками, когда важные лица будут приходить к нему на званые ужины и получать иммунитет для себя и своих семей. Он будет выступать за трибуной, обращаясь к волшебникам, принимая позу ведущего государственного мужа Европы. О боги... Оправдай он ожидания наших обывателей, всё это было бы по-петушиному смешно. Никто из здешних понятия не имеет о его цели — победить смерть. Кажется, все действительно верят в то, что его заботит верховенство чистокровных. Не знаю, справится ли горстка людей с этим верховенством, поскольку фамильные проклятия многих оставляют одинокими и бездетными, а если рождается наследник, его, как правило, тянет к магглам. Наше медье тоже потихоньку вымирает, мы — один из последних оплотов чистокровия. Но нам не хочется побеждать смерть. Думаю, если б хотелось всем, сама идея разонравилась бы Волдеморту. Мы с Варегом посидели часок в склепе на довольно непривычном расстоянии друг от друг, выпили по сливочному пиву и перетерли косточки Пожирателям. Варег считает, что Агнеса дала слабину, приняв ухаживания Пожирателя; нрав Алекто Кэрроу ему напротив очень нравится; насильника-убийцу Каркарова он не признаёт, говорит, это клевета, и Каркаров на такое не способен. Притом Варег вспомнил, что Каркаров как-то выразился насчёт романтики: «Брать за шкирку да тащить в постель!» Тогда он посчитал это обычным задором, а теперь на его лице проскользнула тень подозрения. Легко упустить тот момент, когда в милейшем друге детства пробуждается берсерк, и ты не можешь взять в толк, как это из него такое выросло. Лорд бы не врал насчёт Каркарова, хотя, если хочешь бросить кость, такая мерзкая клевета действует безотказно. В медье уже начались приготовления к Вальпургиевой ночи — в ночь на первое мая будут великие гулянья и массовые ритуалы. По-моему, с каждым годом празднование майской ночи приходит в упадок — качественной магии становится всё меньше, а оргий всё больше. Госпожа говорит, это признак вырождения, поскольку физической необузданностью страдают только магглы — из-за чего их так много расплодилось. По словам госпожи, «испанка», выкосившая пол-Европы была делом рук наших волшебников в попытке ввергнуть магглов в отчаяние и отбить желание размножаться. В итоге это поспособствовало их небывалой жажде жизни, неконтролируемому размножению и усовершенствованию методов долголетия. Воскресенье, 17 апреля Сегодня Лорд велел мне прийти в дом Бартока «поработать с ним в его кабинете». То ли он опасается, что библиотека Ньирбатора поглотит его очерки, то ли хочет вытащить меня из-под надзора духов Баториев, чтобы всласть поиздеваться. Тем не менее он не торопился впускать меня, когда я, аппарировав к дому Бартока, постучала в дверь его кабинета. Я успела постучать уже трижды, когда дверь внезапно отворилась. Лорд не ответил на моё приветствие и даже не смотрел в мою сторону. Я не знала, радоваться или горевать, а он лишь молча указал мне на диван. — Милорд, а не плодотворнее было б работать с очерками в библиотеке Ньирбатора? — спросила я около двух часов спустя. — Тебе трудно соображать вне стен своего дома, Присцилла? — последовал жёлчный вопрос на вопрос. Всё бы ничего, но... Я краешком глаза посмотрела влево — там, на стене, обитает первобытное зло. Бауглир со своего портрета пасёт за каждым моим движением. От его взгляда мне хочется пасть ниц и затянуть песнопения на чёрном наречии. Разумеется, Лорд Волдеморт неуязвим в своём кабинете, но это не распространяется на такую «глупую девчонку», как я. Если подумать, приличной штаб-квартирой Пожирателей мог бы стать особняк Каркаровых, но Лорд, должно быть, неспроста выбрал дом без хозяев. Как-то странно содержать свой кабинет в чужом доме, даже с мощными защитными чарами — всё равно не то. — Тебе есть что сказать насчёт пятого очерка? Нет? — он иронически скорбно покачал головой, поймав мой взгляд. — Тогда работай молча. Кусачие реплики Лорда не очень пугают меня, ведь он доверил мне такие драгоценные писания, и меня незачем убивать... Ну совершенно незачем... Пятый очерк говорит об использовании в обряде птицы шантак. Она похожа на «вымершую ящерицу с лocнящейся, точно китовая кожа, головой, изогнутыми внутрь рожками и беззвучно хлопающими крыльями». А вместо мордочки у неё «блеклая чернота». Не уверена, где можно поймать эту шантак, в очерке говорится, что она «кружит над бессолнечной вечной бездной, где носится трупный воздух и клубятся ядовитые туманы». Не то чтоб я не могла выколдовать трупный воздух и ядовитые туманы, но это будет безыскусная профанация, как выразился Лорд. Следующие полчаса я работала молча, уткнувшись в пергаменты, которых на столике передo мной былo как листьев под ocенним деревом. Лорд ничем особо не был занят; сидя за письменным столом, он листал страховидную книгу в красном сафьяне, но не читал. Я бросала на него многозначительные взгляды, проверяя степень его готовности снизойти ко мне. У меня были планы на этот вечер — хотелось утолить своё любопытство. «Бержита». Я уже разобралась, что это местность в Албании. Это по его части. Поймав мой пытливый взгляд, Лорд тяжело вздохнул с ловко разыгранной усталостью. — Ну, говори же. — Расскажите мне что-нибудь об Албанском лесе? Пожалуйста, милорд... Он прикипел ко мне взглядом, в котором за секунду мелькнуло много чего: нервозность, подозрительность, любопытство. — Что ты себе вообразила, а? Я что, похож на портрет Барона, которому заняться больше нечем, как тратить время на глупых девчонок? — Глупая девчонка здесь всего одна, и, заверяю вас, потраченное на неё время не пропадёт зря. Милорд. Моя самокритичность вроде позабавила его, а я сидела как на иголках, взвешивая шансы получить желаемое или быть позорно отвергнутой. Он проигнорировал меня и дальше листал. Тогда я перешла в наступление и пересказала свой сон о лесе, женщине и змее; упомянула даже её реплики о моём отце. Стоило мне произнести слово «Бержита», как Лорд мгновенно переменился. Его глаза алчно загорелись. Он тут же потребовал, чтобы я снова пересказала свой сон. Я бы так и сделала, но Лорд внезапно передумал и, сомкнув свои зрачки на моих, решил увидеть всё сам. Я тут же подпрыгнула, испугавшись, что он обозрит лишнее, а именно — Варега. — Не надо, милорд, пожалуйста, — взмолилась я. — Я вам всё пересказала... — Что-то затаиваешь, Приска? — прошипел он. — После всего, что я тебе доверил? Пользуешься моим расположением, но смеешь скрытничать? — он издал горьковатый смешок и добавил ледяным голосом: — Я могу ввергнуть твое существование в кромешную тьму. «Со временем я смогла бы превратить кромешную тьму в уют», — подумала я. Я молчала, а комок в моем горле был сродни шару адского огня. Агрессивная магия поднимала мой подбородок. Забившись поглубже в угол дивана, я как-то умудрилась ещё разок мотнуть головой. Лорд был непреклонен. Не сводя с меня глаз, он грациозно сел напротив. Нас разделял столик. Хоть что-то. — Не глупи, девчонка, — проговорил он холодно и строго. — Хотелось бы сказать, что тебе нечего бояться, но пока ты скрытничаешь со мной, тебе многое грозит. Волдеморт с прищуром проследил за движением моей руки — я обхватила ею подушку, чтобы унять дрожь. В следующую секунду багреца в его глазах — впервые показавшаяся мне своеобразно прекрасной — застыла на моей радужке, и я поняла, что сейчас произойдет. Он увидел то, что хотел. И он не копался. В кои то веки решил разыграть из себя джентльмена. После легилименции в кабинете воцарилась тишина. Лорд сосредоточенно размышлял, поглаживая древко палочки. — Значит, ты уже знаешь о Бержите, об этом... особом месте в Албанском лесу, — негромко произнёс он. — А тот предыдущий сон с Серой Дамой, когда он тебе приснился? — М-м... Се-серая Дама... кто это? — спросила я, потирая пульсирующие виски. Я бы не прочь сказать, что это легилименция вышибла мою сообразительность, и пробел в образовании несущественен. — Елена Рэйвенкло, — процедил Лорд. — Так когда она впервые тебе приснилась? — После того, как вы показали мне крестраж... он такой... — я запнулась, осознав, что едва не призналась в том, к чему меня тянет. Однако лицо Лорда озарило всезнающее самодовольство. — Хочешь снова его увидеть? У меня пересохло в горле. — Да, — выдохнула я, — очень хочу. При всем желании, я вряд ли смогу перечислить все более-менее приемлемые и совершенно дикие теории, что мелькали в моей голове, пока я любовалась крестражем. Я была поражена, как в первый раз. Лорд, казалось, получал огромное удовольствие от моей реакции. Он разорвал свою душу. Что мешает ему разворотить мою?.. Лорд подошёл к тайнику и поманил меня к себе. Приблизившись, я стояла неподвижно, но изнутри от столь близкого присутствия крестража меня била дрожь. Медленно Лорд зашел мне за спину. Он держал Диадему в открытом футляре передо мной, а сам стоял сзади, не прикасаясь, но мне было невыносимо жарко, будто на всю спину раскинулся солнечный ожог. — Смотри… — только и сказал он. — Я смотрю, — сглотнув, прошептала я. Он хотел, чтобы я созерцала крестраж под прямым солнечным лучом. Вскоре я поняла, почему. Прожилки в алмазах Диадемы на сей раз были похожи на дорожки с мускатными розами в полном цветении. Под прямыми лучами казалось, что бутоны прятались в тени, отвергнув солнце, не пожелавшее однажды согреть их. Странные картины роились в моём мозгу. Слова и поступки Лорда остаются для меня тайной за семью печатями, но в том, что во всём он преследует лишь свою пользу, я не сомневаюсь. Созерцание этой диковины я втайне сочла вознаграждениям за легилиментную атаку. Я уже не чувствовала обиды. Не помню, спустя сколько времени Лорд захлопнул крышку футляра. Смешок, раздавшийся над моим ухом, прокатился дрожью по всему телу. Я обернулась, будто невидимые цепи освободили меня. — Гм, а твоя реакция на мой крестраж куда занятнее, чем казалось раньше. — Голос Лорда прозвучал нормально, без елейных интонаций, от которых хочется свернуться в улитку. Но взгляд у него был такой, как всегда — немного высокомерный, немного задумчивый. — Всё в порядке? Я среагировала не сразу, покачала головой. — Иди присядь, — он кивнул на диван. Я так и сделала. Мне не было стыдно за свою реакцию, ведь кто, как не Лорд, понимает магнетизм чёрной магии. Приобщение к хоркруксии сокращает все дистанции; ты уже не чувствуешь себя пассивным наблюдателем. Я думала о том, как многого я не знаю. Существуют вещи, которые большинству волшебников невдомек. А Лорд Волдеморт знает всё. Тяжело совладать со страхом, когда рассуждаешь так о человеке, который в эту минуту смотрит на тебя и видит тебя насквозь. «Чтобы выдержать обаяние этого крестража, мне необходимо прибегнуть к большому количеству холодных примочек», — подумала я, вперив взгляд в пергаменты, чтобы Лорд не заподозрил, насколько я безнадёжна. Он сидел за своим письменным столом, расслабленно откинувшись на спинку. Его лицо было сплошным самодовольством. И этого оказалось достаточно, чтобы он снизошел. — Ну что ж, кое-что я могу тебе рассказать, но запомни себе, — он предостерегающе наклонил голову, — всё это должно остаться между нами. Если я узнаю, что в медье возник небывалый интерес к иностранным лесам, моё наказание последует незамедлительно, — учтивости в его голосе как не бывало. Снизошел! — хотя с таким покровительственным видом, как если бы я ему была по гроб жизни обязана. Хотелось бы сказать, что я его вынудила, но такой глагол неприменим к Волдеморту. Лорд встал и начал медленно ходить по кабинету взад-вперёд, точно по классной комнате. «Старик Шиндер мог бы замолвить словечко перед директором Дурмстранга, такой бы учитель был... Но это слишком грубый ход, Лорд действует изощренней». Он крутил в пальцах волшебную палочку и поглядывал на меня изучающе. «Может быть, он никому ещё не рассказывал?» — мелькнула мысль, которая почему-то взволновала меня сверх меры. — Первое, о чем стоит упомянуть — это разделительный барьер между Албанским лесом и внешним миром. Он сродни проходу на платформу девять и три четверти на Кингс-Кросс, минута замешательства и сомнения — и ты не пройдешь. Тебе приходилось слышать о нём? — Конечно, милорд. Поезд в Дурмстранг тоже когда-то отправлялся с такой платформы, пока она однажды не исчезла вследствие многочисленных магглоотталкивающих чар. — Я слышал об этом. Весьма плачевный исход, — насмешливо кивнул он. Лорд поведал многое. Оказывается, магглы тоже могут угодить сквозь барьер, но не более двух в год. Чаще всего они находят смерть в пруду, расположенном посредине леса. Пруд заколдован так, что маггловский взор видит иллюзию: то, к чему стремится и в чём нуждается. Магглу может пригрезиться выход и он бросается в этот пруд. Там обитает всякая водная нечисть, а также гриндлоу, завезённые Гриндельвальдом из Англии. Неподалёку от барьера находится постоялый двор, где останавливаются странствующие волшебники. Дом Вальдрена находится в трех милях от него, и служит северной границей Бержиты — места, которое обозначено лишь на двух картах — той, что в библиотеке Ньирбатора и той, которой пользуется Лорд. — На самом деле это источник и хищник, — рассказывал он. — Магия там не ведает пределов, поэтому может выходить из-под контроля. Оказывается, трансгрессия в лесу невозможна, но в наличии есть портал, который приведёт волшебника в любое место по его желанию в радиусе шестидесяти миль от Бержиты. Нужно всего лишь сказать вслух, и этот портал не имеет срока действия. Я разинула рот от удивления. Шестьдесят миль это много. Даже слишком много для места, где невозможно трансгрессировать. — А кто создал его там, милорд? — поинтересовалась я. — Я, конечно же, — он удивленно приподнял бровь, будто я должна была догадаться. Собственноручно создавать порталы вроде бы запрещено, но это же Волдеморт, и речь идёт об Албании. — А как он выглядит, милорд? — Верёвочная лестница на дереве висельника. — Значит, любой волшебник в лесу может использовать его? Благодаря вам, милорд? — Ага… — многозначительно ответил он. Его острый, чуть насмешливый взгляд, казалось, спрашивал: «За кого ты меня держишь?» Лорд откинул голову назад с таким видом, будто это самая увлекательная часть его рассказа. — Видишь ли, волшебники, живущие там, довольно суеверны, и они под страхом смерти не прикоснутся к дереву висельника, поэтому... — Это кость поперёк горла, — констатировала я. — Умничаешь, Приска? Не советую, — холодно осадил он меня. Оказывается, беспалочковая магия в лесу, равно как трансгрессия в лесу не действует; также уменьшительные и расширяющие чары, передвижения объектов и так далее. Зато Непростительные заклятия производятся более гибко, как и темномагические обряды разных категорий. — Едва я начал пятый обряд, как всё вокруг завибрировало, перебирая сосновые иглы, точно струны заколдованной арфы, — вспоминал Лорд. — Весь лес охватил вихрь истошных воплей. Еще мгновение — и звезды исчезли. Потом как будто холодная рука схватила меня за шею, и сущая магия подняла меня в воздух и швырнула в пустоту, холодную, мокрую и скользкую. Поначалу, инстинктивно я пытался сопротивляться, но вовремя осознал, что ради завершения обряда могу всё перетерпеть, ведь моя магия вздымается выше, чем дано постичь обычному волшебнику... Я слушала Лорда, неотрывно смотря на него. Он решил, что весь этот ужас того стоит. Если вспомнить, я тогда лежала в больнице и читала об этом в газете. Кто бы мог подумать, что виновник тех происшествий заявится в мой дом. Где-то на задворках моего сознания затаилась мысль, что Лорда привлекает собственная боль. «Черты его лица искажены... И взгляд старше, чем мир. В полумраке этого не видно, но дневной свет обличает. И во всём этом следы былой красоты...» Лорд между тем продолжал рассказывать. Если Албанский лес слывёт одним из самых опасных мест в Европе, нет ничего странного в том, что Лорд обрёл в нём алтарь для тёмных искусств. Вряд ли материальный алтарь, сооружённый им в люке, может сравниться с сущей необъятной магией. — Никому из людей не доводилось прежде видеть настоящий Албанский лес, — с нескрываемым злорадством говорил он, — и никто даже не догадывается, что он собой представляет. О его причудах магглам известно лишь по их бездарным легендам. Например, они называют его местом, куда все упыри сбрасывают объедки своих пиршеств, а нужное направление в лесу может указать новая порция костей. Его холодный смех разрезал воздух в кабинете пополам. — Кратко говоря, там есть места, — продолжил Лорд, — где не просто пусто, не простo oтсутствует всё, что свойственнo жизни, но цаpит сама Пустoта, как некая cила, cтремящаяся подавить любого, кто дерзнёт проникнуть туда, — в тоне Лорда проскальзывали нежные нотки, и у меня сложилось впечатление, что он бы не прочь вернуться туда. Чем дальше он углублялся в тайны Албанского леса, тем мрачнее становилась комната. На столе подрагивал язычок cepебряной лампы, наполненной пахучим маслом, и свет не был тусклым, он почти потух. А лампа с красным абажуром и вовсе коптила, словно ей не терпелось уступить место плотной тьме. При таком светопогребении на меня снизошло озарение. — Что-нибудь… не так? — послышался вкрадчивый голос. — Вы говорили, что записки о Маледиктусе в очерках не было, верно? Она появилась там во время вашего пребывания у Вальдрена. Так вы сказали, милорд? — Развивай свою мысль дальше, — сказал он, смотря при этом на меня с каким-то враждебным прищуром. — Он мог оставить вам подсказку... Есть же такая вероятность? Вы постигали тайны леса под его началом, руководствуясь его наставлениями, я верно вас поняла, милорд? — Не совсем, — поспешно возразил он, смотря куда-то сквозь меня. — Я не принимаю руководства ни от кого. Только собственный опыт даётся в нужное время и находит благодатную почву. Но Вальдрен... — произнёс он тихо, я бы даже сказала, с почтением. — Пopой талантливый волшебник может служить путеводителем, а его жизнь — путеводнoй нитью. В конечном счёте мои познания в области тёмных искусств намного обширнее, чем у любого другого из ныне живущих волшебников. И чем были когда-нибудь у Вальдрена. Я не стала ничего отвечать, решив, что Лорд ухватил мою мысль, и теперь задумается. Его глаза тем временем внимательно скользили по моему лицу. — Время для недомолвок и намёков исчерпано, — заговорил он совсем вкрадчиво. — Расскажи мне о том сне, когда тебе впервые приснился Албанский лес. Ёжась под его алым взглядом, я рассказывала о сне с Еленой Рэйвенкло. Упустила только некоторые моменты, например, слова о том, что её убили, и что меня ждёт то же самое, и о фасоне платья. Я сидела на диване, а Лорд стоял передо мной, сжимая и разжимая пальцы, словно ему до боли хотелось что-нибудь скомкать и разорвать. В иные мгновения его взгляд был таким испытующим, что мне казалось, он набросится на меня. — Даже до сих пор ощущаю влажную землю на своих пальцах, — окончила я своё повествование. Под замораживающим взглядом Лорда я совсем сникла. — Здесь есть над чем поразмыслить, — сказал он холодно.— Почему ты раньше не рассказала? — Бессмысленно выстраивать теории, не имея фактов, верно, милорд? — Не увиливай, Приска! Толкуя мне о маледиктусе, ты тоже не располагала фактами, опираясь лишь на свою интуицию. Лорд заметался по комнате, шипя себе что-то под нос. На его лице отражались противоречивые чувства. — Я не придаю снам великого значения, милорд, поскольку считаю их личной реакцией на происходящее. Я думала, вы будете смеяться, если я расскажу... — Меня начинает изрядно подбешивать, что тебе известно больше, чем ты делишься со мной в своей милой тетрадке, — произнёс Лорд, нависая надо мной. Агрессивная магия рассеивалась, он была вездесущей. Весь кабинет был пропитан недовольством Волдеморта. — Значит, я должна была записывать туда свои сны? — я непонимающе смотрела на разъярённого волшебника. — Это нелепо. Как можно записывать свои бредни туда, где вы оставляете ваши записи, где расшифровка Кудесника и наброски жизненно-важных обрядов? — Замолчи! — палочка в руке Лорда взметнулась, рассекая воздух со свистом. Но ничего не произошло. — Милорд, простите меня, — спохватилась я, — мне неловко, что мои сны... э-э... произвели на вас такое впечатление... Если б я знала, что... — Тебе ли не знать, что кошмары напрямую связаны с твоим нынешним занятием? — его глаза так злобно сверкнули, что мне хотелось снова извиниться. — То есть, с вами. — Да, со мной, — подытожил он. Лорд отвернулся и расхаживал по комнате, видимо, переваривая всё, что я ему поведала. Я чувствовала себя нелепо. Я не обладаю даром прорицания, но со слов госпожи знаю, что сны в стенах Ньирбатора не похожи на сны в обычных домах. Накаленная атмосфера понемногу убывала. — Катарина до сих пор беспокоится за твоё здоровье, — Лорд застал меня врасплох, проговорив это таким тоном, будто я повинна в чём-то. — Это... это всё Фери, милорд. Он напугал госпожу. Сказал, что я окочурюсь, как августейшая Мара Стржеховски. Губы Лорда внезапно дрогнули в усмешке. — Смотри, не окочурься... без моего разрешения. — Да, милорд, — ответила я, словно это был вопрос, а не приказ. Лорд стоял, сложа руки на груди и опираясь бедром о кованую решетку незажженного камина. Несмотря на духоту на дворе, в кабинете Лорда было довольно холодно, хотя раньше в доме Бартока я не замечала подобных сквозняков. Разжигать камин Лорд, видимо, считает ниже своего достоинства. По внезапному побуждению я предложила позвать домовую эльфийку Мими, которая с недавних пор служит здесь. Мими раньше принадлежала профессору Сэлвину, но в один чудовищный день Лорд потребовал, чтобы тот «одолжил» ему Мими, поскольку эльф, служивший здесь раньше, внезапно скончался. — Так позови, чего ты ждешь? — бросил Лорд, не меняя позы. Существо с глазами испуганной лани и кожей цвета сгнившей соломы явилось в мгновение ока. Согласно всем нормам ветхого приличия, Мими была одета в грязную наволочку. — Мими, разожги камин, — велела я как можно мягче, помня, что я не у себя дома. Мими не сдвинулась с места. Она промямлила что-то себе под нос, теребя пальцами свой засаленный передник, одетый поверх наволочки. — Ты слышишь, что я тебе сказала? Разожги камин! — Она повинуется лишь мне, — раздался негромкий голос за моей спиной. Лорд стоял за своим письменным столом, заклятием запечатывая очерки в тумбочке. — Правда? Ну... тогда прикажите ей, милорд. — Мне не холодно, — сказал он. После резких перепадов настроения нарочитое безразличие стоит вторым в списке моих самых нелюбимых черт Волдеморта. Он неторопливо обошёл меня и двинулся в сторону двери. — Следуй за мной, — сказал он, уже взявшись за ручку двери. Его бровь выжидательно поползла вверх. Когда мы сошли на первый этаж, я поняла, куда он меня ведёт — в комнату собраний. — Милорд, а разве мне мо... Он оборвал меня на полуслове: — Задумайся, нет ли у тебя суицидальных наклонностей, если ты до сих пор не горишь желанием побывать на моём собрании? Неужели тебе совсем неинтересно? — смерив меня негодующим взглядом, Лорд выдохнул: — И не стыдно тебе? Я поджала хвост и пробубнила извинение. Входя вслед за ним, я трусливо фантазировала о том, что я в мантии невидимке и полчище Пожирателей не увидит меня. Первым я сразу увидела Каркарова, затем профессора Сэлвина, затем Розье; даже старик Шиндер присутствовал. Меня охватило то же самое чувство, как тогда, когда я впервые шагнула в вестибюль Дурмстранга. Желание затеряться.