Ньирбатор

Понедельник, 18 апреля 1964 года

Над его головой, свивая и развивая кольца, парила огромная змея Нагайна в сияющей зачарованной сфере, похожей на чудовищный нимб. ГП и Дары Смерти

Ночью поднялся сильный ветер. Он метался по окрестностям, выискивая, что бы ему разрушить или на худой конец просто сломать. Ветер набросился и на Ньирбатор, но вскоре убедился в бесплодности своих попыток. Замок решительно отверг его потуги. Тогда ветер подыскал другую жертву — старый мёртвый вяз неподалёку от замка не выдержал мощного напора, затрещал и обрушился на луговину. Прямиком на то место, где раньше лежал хвост кентавра. А гадкое бледно-розовое растение так и цветёт. Полдня я просидела в библиотеке, корпя над очерками, отвлекаясь лишь на дятла в окне, усердно долбившего дерево. Я набросала схему для шестого обряда, взяв за основу обряд Тенебрис. Змея, символ Слизерина, должна избавить Лорда от дурного влияния Диадемы, сосуда настолько светлого, что он бросил тень на его мастерство хоркурксии. Это исправимо. Вальдрен оставил ему подсказку — Маледиктус, а я вышла на след — Бержита. Что бы там ни говорил Лорд, я не отступлюсь и буду твёрдо стоять на своём. Я знаю, что ему нужно. Найди он крестраж Годелота, сомневаюсь, что мой предок превзошёл бы меня по части прилежности. Мы ведь даже не догадываемся, что за существо может вернуться. Годелот имел свои чудачества, а убить такую невинную девушку, как Ава Грегорович, могло только чудовище. Лорд же должен это понимать. А вдруг Годелот вернётся со сверхмощной магией, захватит Ньирбатор, возьмёт нас в оборот... Крестраж символизирует неразрушимость и неуязвимость и, следовательно, бесконечную продолжительность жизни. Но он также является символом инертности и неподвижности. Это целое искусство, и, не будь оно таким, Лорд не расходовал бы на него свой талант чёрного мага. Мне остаётся ознакомиться с остальными очерками, но я всем существом чувствую, что самый сложный этап пройден. Поздним вечером на всех радостях я пошла излагать Лорду свои выводы. Я решила, что буду говорить по делу, а об Эйвери и Лугоши и вовсе не буду упоминать, если только Лорд сам не заговорит на эту тему. Я не нуждаюсь в подробностях и знаю, что Лугоши настигла его собственная злоба. Он хотел усидеть на двух стульях: и Пожирателям угодить, и контрабандной прессой промышлять, чему причиной была его непомерная алчность. А ко дню Тиборка у него делали ставки на того, кого прикончат. Он из всего хотел извлечь для себя выгоду. Поднимаясь на четвертый этаж, я не могла не заметить, что по лестнице и вдоль коридора меня сопровождал приглушенный стрекот. Я подивилась, отчего бы это. «Что же вы хотите мне сказать?» — вполголоса обратилась я к духам Ньирбатора, а стрекот только усилился, как будто в стенах блуждали полевые сверчки. Госпожа говорит, что когда здесь жил Мальсибер, стены часто издавали приглушенное бряцание и кошачий визг. К моему удивлению, это её не насторожило, а я даже представить боюсь, что же такого натворил Мальсибер, чтобы замок так к нему обращался. Он же приволок ему жертву... Если мыслить трезво, должно было звучать чавканье. Наконец я оказалась перед дверью в комнату Лорда. Я постучалась, но он не открывал. Я стучала настойчиво. «Не хотите, ну й не надо! — завопила моя гордость. — У меня и без вас дел по горло. Сидите себе в одиночку». Я развернулась и пошагала к лестнице. Тут за моей спиной скрипнула дверь. Лорд стоял посреди комнаты. Я поздоровалась и вошла. Только оказавшись внутри, я вдруг поняла, что он не пригласил меня. Застыв на месте, я уставилась на Лорда, не зная, что на меня нашло и что делать дальше. — За неимением лучшего занятия ты пришла на меня поглазеть? — Простите, милорд, что потревожила вас в столь поздний час. Если вы заняты... — Не теряя ни минуты, я двинулась к выходу. — Оставайся, раз пришла. Не самая благотворная компания для душеньки... Но всё же... Я кинула взгляд через плечо и застала улыбку Лорда. Это была oчень личная горделивая улыбка. Явнo интимная, pешила я. Он отошёл левее, и тогда я заметила Железную деву. Теперь ясно, чем он был занят. Лорд подошел к ней вплотную, и я не могла разглядеть его действий. Деву зигзагами окутало бледное мерцание, которое будто резонировало с магией, исходящей от Лорда. Я не услышала ни единого заклинания, это была невербальная магия. Его волшебная палочка проделывала над Девой какие-то пассы, словно играя пантомиму. Мой взгляд пал на портрет Графини: её безразличие к своей любимой игрушке было непоколебимо. Лорд продолжает исследовать Деву. Что ж, он настойчив и усерден не на шутку; я бы с этой Девой так не возилась. Но ему об этом говорить не стоит. О стеклянном зеркале и колодце даже спрашивать не буду. — Как тебе собрание? — поинтересовался он как бы между прочим. — Было познавательно. — А как тебе наказание Крауча? — Всего один Круциатус. Ваша сдержанность меня удивила, милорд. Я уж испугалась, что вы разорвете несчастного в клочья. — Испугалась за несчастного? — Лорд вскинул голову в неодобрении. — Только не говори, что прониклась нежным чувством к этому слабаку. Я пожала плечами, сама не уверена в том, что ощущала. Зрелище было мне неприятно. Во мне нет жажды крови. Жажда мести это другое, это благое дело, вопрос чести. — А после собрания как всё было? — О, вполне интересно. Мими накормила нас бараньими мозгами. Это очень... символично, вы не находите, милорд? — В этом вся суть, — ответил он. От его сарказма я немного приуныла и высказалась предельно честно: — Я думала, от меня требуется лишь одно — посодействовать вашему бессмертию, а о всех ваших делах я предпочитаю узнавать посредством прессы. Так безопаснее. Поэтому на собрании мне было неуютно. Лорд ничуть не удивился, и не медлил с ответом. — У страха глаза велики, не так ли? Я же знаю, как ты любишь пословицы, Приска. А бараньи мозги были вкусными? — Спросите меня то, что действительно у вас на уме. Милорд, — сорвалось с языка. Лорд лишь хмыкнул. — Ты стала разговорчивее. Заходишь ко мне в неурочное время. Скучаешь, наверное? — он отвернулся к Деве и взмахом кисти отворил железную дверцу в её груди. — Раз уж ты пришла, я хочу кое-что попробовать. Холодок пополз по моей спине. Его слова можно было истолковать по-разному. Когда расстояние между нами сократилось до нескольких дюймов, Лорд протянул руку к моему лицу, и у меня даже в мыслях не было отпрянуть. Его пальцы скользнули по моей щеке, и в ту секунду я поняла, в каком положении нахожусь. Я не смогу ему воспрепятствовать. Ни в чём. Страх усугубился кривой усмешкой, достойной истинного чернокнижника, видящего меня насквозь. Когда он взял меня за левую руку, улыбка сползла с его лица и он сказал: — А теперь замри и больше ни звука. И тут я с ужасом поняла, что действительно не могу ни пошевелиться, ни издать хотя бы сдавленный звук. «Пикси окаянные, я же просто пришла поговорить о том, как поделикатнее изъять шестую часть его души...» Воздух в комнате вдруг загустел. Создавалось ощущение, что он стал настолько плотным, что его можно было потрогать. Пламя свечей в канделябре то становилось выше, то почти опадало. Лорд прошипел что-то на парселтанге, и мелькнувший в его руке ритуальный нож полоснул по моей правой руке. Я сильно вздрогнула, но не издала ни звука. Подняв руку, я увидела небольшой порез на указательном пальце. Подумать только, на пальце! А мне казалось, что он отсек мне руку. Лорд безмолвно перевёл взгляд с моей руки на мои глаза — и кивнул с какой-то безжалостной благодарностью. Притянув меня за руку к Деве, он направил её так, чтобы кровь из пальца стекала в отведенный для этой цели желобок, выдолбленный в железной груди. Холодные пальцы развернули мою руку так, чтобы не потерять ни капли. Всё это он проделал молча. Если не считать бешено пульсирующей жилки на его шее, ничто не выдавало эмоций Лорда. Даже глаза. А его лицо застыло в бесстрастной маске. Мне казалось, что-то ускользает из моей души, оставляя в груди сосущую пустоту. Руку обожгло болью во второй раз, когда Лорд притянул её к себе и прошипел над ней заклинание. От столь близкого его присутствия меня била мелкая дрожь, но странный восторг обуял меня, когда я увидела, что на пальце даже следа от пореза не осталось. Ноющая боль постепенно утихала. — Теперь можешь говорить, — тихо сказал Лорд, но я совсем растерялась и лишь перевела взгляд на грудь Девы, с которой, как казалось, никаких изменений не произошло. — Ну же, спрашивай. Пока я добр, буду отвечать. — Зачем вам понадобилась моя кровь? Каков... ваш мотив? — Вечнo у тебя на умe oдни лишь мoтивы. Поэтому ты нe замечаешь oчевидного, Присцилла. Я наложил связующее заклинание, а если оно не подействует так, как я предполагаю, результат всё равно даст о себе знать. — Что это значит? Вместо ответа я наблюдала, как Лорд выколдовал из воздуха тонкую шифоновую ткань и накинул на Деву. — Потерпи немного. Может быть, Графиня прекратит играть в молчанку. А, может, это выльется в нечто более важное. — А если ничего из этого не получится, милорд? — Не стоит впадать в отчаяние... или дерзить, если именно это ты собиралась сделать. А сейчас... — Лорд кивнул в сторону своего письменного стола. — Иди почитай. Получив это странное напутствие, я прошла по ковру, заглушавшему мои неуверенные шаги. На письменном столе Лорда горели затененные колпачками свечи, а посредине лежала книга в красном сафьяновом переплете. Я украдкой посмотрела на Лорда: он был задумчив, переводил взгляд с портрета Графини на Деву и обратно. Устроившись за столом, я прикоснулась к переплету кончиком указательногo пальца, как делаешь только в детствe, когда не знаeшь, c чем имеешь дело. Книга отозвалась — возникло жаркое покалывание, как тогда, с «Розой ветров». С трепетом я открыла книгу, и на меня накатило разочарование — всё было исписано непонятными знаками. Лорд изощрился. Может быть, это его дневник? Я наугад перевернула толщу страниц где-то посередине. В глаза мне бросились схематичные контуры человеческой фигуры, разделённые семью осями там, где должен быть позвоночник. Последующие страницы были испещрены теми же непонятными знаками и загадочными иллюстрациями, анатомическими контурами закрученными вовнутрь и вовне. Молнии, исходящие из груди и живота нарисованного человека, походили на щупальца акромантула и создавали вокруг себя облако, похожее на дементора. Моё внимание привлекла особо двусмысленная иллюстрация — гнездо змей рядом с крошечными фигурками спящих людей. Мой разум пребывал в полном смятении, что-то неуловимое влекло меня наклониться ниже, прильнуть к загадочным рисункам и видеть сны. Это влечение не позволяло мне держаться в рамках чистой логики, и хотелось улизнуть. Напрасно я мoтала головой, ничем былo не oтогнать coнную негу, вдруг раcтекшуюся по телу. Веки мои отяжелели, и был момент, когда я думала, что засну. Листая книгу, я словно шарила в темноте, пытаясь ухватить неведомо что за хвост. И тут раздалось шипение. Сначала я его не узнала. Это был шепот из моих снов. Василиск!.. Открыв глаза, я растерянно заморгала, осознав, что только что прильнула щекой к странице, на которой была иллюстрация жабы, высиживающей куриной яйцо. Тогда я увидела текст, который смогла прочесть: Начало с началом соприкоснётся, Змея змею заключит в объятия! Хранящая око тьмы, дарящая простор, Повелевающая ходом души, Откройся мне! Я ощутила испарину на своём лбу, волосы стали влажными от пота. А потом холодные длинные пальцы легли на мой затылок — и я пропала. Пальцы поглаживали мою кожу, перебирали мои волосы. Обернувшись, я увидела Лорда позади себя. Его рука потянулась и захлопнула книгу. — Этого пока достаточно. Я знаю, что ты слышала и что увидела. Даже язык высунула от усердия, — сказал он, пристально смотря на меня. — Милорд, Василиск... — заговорила я каким-то ссохшимся песочным голосом. — Ещё один аргумент в пользу обряда с Маледиктусом. — А упорности тебе не занимать, Приска. Я не отбрасываю этот вариант, как я уже говорил, мне просто нужны доводы. — Я их вам предоставила. — И предоставишь ещё больше. — Лорд обошёл стол и сел в своё кресло. Прошло около минуты, прежде чем я отдышалась, выпрямила спину и более-менее привела себя в порядок. — Раньше я всегда удивлялась мыслям, мелькавшим не в мозгу, а где-то глубжe, когда думается уже не cловами, а oбразами, в которыx cлились и знания, и догадки, и чтo-то неяснoe, но очень верное. А теперь я поняла: это всё из области хокруксии, — сказала я, силясь говорить спокойно и хладнокровно. — Вы были правы насчёт крови Годелота, она заговорила со мной во сне и направила меня по верному следу. Нужно лишь найти Маледиктуса, это последняя преграда. Сосуд и орудие. Лорд слушал меня не очень внимательно, его взгляд прикипел к портрету Графини. Я бы и дальше развивала свою мысль, если б сама не увидела то, что повергло меня в изумление. Уголок рта Эржебеты приподнялся и пополз вверх. Потом второй. Она улыбалась... Я встала и отошла к портрету. Подойдя как можно ближе, я оперлась локтями на каминную полку и присмотрелась. Графиня и в самом деле улыбалась. Один уголок её рта стал нишей для тени, которую отбрасывала переливающаяся роспись на потолке. Это меня потрясло: роспись никогда прежде не двигалась. Медленные волны побежали вдоль потолка, наращивая скорость, затем качнулись назад, возвращаясь и начиная заново. Роспись изображает остров Маргит, на котором собрались наши волшебники в честь основания Дурмстранга в XV веке. Отцы-основатели школы — восемь волшебников — вздымают руки ввысь, и над головами у них сверкает белый камень Омфал, который считался центром земли. Согласно преданию Омфал был могилой дельфийского змея Пифона. Будучи местом, где могут соприкасаться мир мертвых, мир живых и мир богов, его могила была освящена величайшими магами тех времен. Забросив Графиню, я целиком отдалась росписи и не сразу осознала, что несколько раз даже покружилась, всматриваясь в очертания нашего затопленного острова. От увиденного я пришла в такой восторг, что внезапно рассмеялась. Лицо Лорда сохраняло непоколебимое спокойствие, он словно ожидал этого, был готов к этому. Его всезнание не ведает изумления. Он сидел за письменным столом, подперев кулаком свое лицо. Я смутилась от непривычного зрелища расслабленного Волдеморта. «Он несомненно обладает обаянием», — мелькнула мысль, и я отвела глаза, зная, что сейчас она себя обнаружит. — Скажите, милорд, как вам удалось оживить потолок? — Я не слышу в твоем голосе заинтересованности, достойной ответа. Недолго подумав, я спросила: — Разве вам нравится, когда вы спите, а над вами пляшут волшебники и камень норовит расколоться и выпустить Пифона? — С Пифоном я как-нибудь справлюсь, не беспокойся за меня, — Лорд ухмыльнулся, переводя взгляд на белый камень, мерцающий подобно опалу. — А на роспись я наложил заклинание собственного изобретения. — Скажете, какое? — Тебе незачем его знать. Ты его видишь. Тебе мало, что ли? — он помедлил немного, а поймав на себе мой взгляд, добавил: — Это магия, которая черпает силу из ночных кошмаров. Ты спрашивала о ней. Ты видишь её. — Это была скучная, застывшая красота. Теперь она живёт. Это так удивительно, — тихо произнесла я, всматриваясь в свечение Омфала на лицах наших основателей. — Я даже не могу представить, как можно... — А я могу представить все, что угодно. У меня всегда было хорошее воображение, Присцилла. Ложись на кровать. Я посмотрела на Лорда, решив, что мне послышалось. — Ложись на кровать, будет удобнее смотреть. — Милорд, мне неудобно... — В чем дело? Отчего ты так робеешь? — Он бросил на меня предостерегающий взгляд. Я сконфуженно промолчала. — Ты донимала меня расспросами о магии, созданной на почве ночных кошмаров. Вот она, — небрежно кивнул он на потолок. — Таким путём я его оживил, ведь я проделал самое длинное расстояние. Твой же ум далек от подобной изощренности, но тебе позволено приблизиться. Так что хватит строить из себя натурщицу, позирующую для статуи воплощенного ужаса. В темных зрачках, окаймленных красноватым белком, сверкал блеск, от которого мне стало не по себе. Уж больно разговорчив он сегодня. — Не изводи меня. Ложись и смотри, — на сей раз прозвучало как команда. Немигающие, как у рептилии, глаза следили за мной по мере того, как я обходила кровать, чтобы взобраться на неё с другой стороны. Я успела лечь до того, как пол ушёл из-под моих ног. Лунный свет медленно скользил по Маргит. Лежа на багрянице, которой укрывалась ещё Графиня, я смотрела на потолок, затерявшись в том, что есть явь, а что иллюзия. Происходящее походило на сон, от которого я не старалась проснуться. Пульсация на потолке будто источала искрящееся жидкое золото. Это движение было странно возбуждающим. Будто тяжелое, медленное колыхание космоса и бездны. Я слегка повернула голову к Лорду и взглянула на него. Он расслабленно откинулся на спинку кресла, его глаза блуждали между потолком... и мной. В душе у меня не осталось ни крупицы самообладания и в комнате ничего не было слышно, кроме моего сердцебиения. Пифон выполз из камня. Большой серебристый змей полз медленно, легко поднимал плоскую голову и так же легко опускал её, как будто шел по следу. Раскачиваясь, он скользнул к лунной воде на берегу Маргит и остановился, будто задумавшись. Он двигался с ленивым изяществом, и при каждом новом изгибе мерцала его чешуя. Змей направлялся прямо ко мне, но внезапное чувство страха не разогнало сонных чар. Пифон будто пил мое дыхание, с шумом гнал по жилам кровь, ослабляя плоть ужасом и трепетом; потолок ещё сильнее шёл волнами. Роспись приобрела странные, фантастические очертания. Мне казалось, что я лежу на подушке, набитой дурманящими травами из того острова, а Пифон свернулся у моих ног. Маргит превратился в сияние без окон и дверей, обильная зелень — в струящуюся серебристую воду. В какой-то миг я закрыла глаза, я чувствовала, что в любую секунду могла потерять сознание от бессилия. Змей всё ближе подползал ко мне. Тут я ощутила прикосновение Пифона. «Хранящая око тьмы» — он положил голову на мою раскрытую ладонь и я ощутила освежающий холод. «Дарящая простор» — змей заструился по тыльной стороне кисти и по плечу. Его голова трепетно подергивалась возле моего предплечья. От восторга и трепета я захмелела; никакие силы не смогли бы уже вырвать меня из круга острова Маргит. Длинное тело змея поднырнуло под мою вторую руку, и я машинально погладила его. А когда попыталась отдернуть руку, то увидела, что змею ласка пришлась по нраву. Я повторила её. «Повелевающая ходом души» — прохладная чешуя легла вдоль моей шеи. Эти последние образы я наблюдала уже в полудреме. «Откройся мне» — прошептал Пифон, а его шипение продолжалось и после того, как его рот застыл. Его морда нависла над моим лицом. Ощутив прикосновение раздвоенного языка, я открыла глаза. Первое, что я увидела, был небольшой бледный шар, сверкавший на потолке. Я не сразу вспомнила, что это Омфал. Потолок расплывался цветными волнами и покачивался, а я осознала, что лежу на кровати, а моё платье прилипло к коже на спине. Я растянулась на мягкой ткани, запустила пальцы в волосы, пытаясь вспомнить, кто я, где и почему. В ушах слышался странный гул, шелест, шорох… Словно я только что побывала на острове. Я посмотрела в сторону письменного стола. Лорд сидел в той же позе, что и раньше. Его взгляд остекленел. Внезапно я почувствовала жжение в левом предплечье. Не сводя с Лорда глаз, я закатала рукав платья, дрожащими пальцами расстегнув пуговицу на запястье. Змея, выползающая изо рта черепа. «Какой чудный скрипичный ключ», — первое, что пришло мне в голову. Сама змея совсем не походила на того прекрасного змея, который ласкал меня. Это была рептилия, не нашедшая себе места в Омфале, только в черепе. Случившееся казалось мне слишком невероятным, чтобы осознать, что это было. Я чувствовала себя так, как бывает, когда хорошо выспишься, слегка растерянно и умиротворенно, этакий штиль после бури. Но вид Метки быстро вернул меня к действительности. — Милорд... — прошептала я, не слезая с кровати. Голос застрял в груди. — Ты чем-то недовольна, Приска? — сказал он в ответ, поднимаясь с кресла. Помолчав с минуту, я ответила вконец растерянным голосом: — Я знаю, что к этому всё шло, но... таким образом? Это, по меньшей мере, как гром среди ясного неба. Ни в голосе Лорда, ни на его лице не отразилось ни единой эмоции. — Ну-ну, не привередничай. Не всем моим слугам так повезло. Для многих это действо было более прозаическим, — сказал он и, подойдя, присел рядом. Лорд потянулся к моей руке и провел большим пальцем по Метке. «Слуга», — это слово покоробило бы меня, если б я отвергала очевидное. Ощущая в тот момент тепло его руки, я чувствовала себя более созвучной с ним, чем когда-либо с кем-то другим. «Варег...», — занудный внутренний голос напомнил мне о моем проклятии. О чёртовом костре. В груди все зашлось от подобной несправедливости. — Хотите сказать, что для каждого Пожирателя у вас отдельный метод, милорд? В комнату словно ворвался северный ветер, когда Лорд издал холодный смешок. — Поверь, я бы не стал тащить сюда, — он кивнул на кровать, — весь людской ресурс, каким располагаю. — Но... что мне с ней делать? — тихо спросила я. «Большая часть моего гардероба лишена длинных рукавов», — в уме всплыло прагматичное опасение. В целом медье татуировки имеются лишь у Исидора, и то лишь вследствие нескольких лет, проведённых в пиратском плену. — Я не стану втолковывать тебе все особенности моей Метки. Ты сама всё поймешь. Почувствуешь. — На губах Лорда медленно проступала улыбка. — Ты не сопротивлялась мне, поэтому Мета легко нашла путь. Не будь ты к ней готова, эта кожа была бы по-прежнему девственно-чиста. Лорд стиснул мою руку и, казалось, не собирался её отпускать, но потом вдруг сказал: — А сейчас тебе нужно отдохнуть, рассвет не за горами. Мои глаза округлились. Я отыскала взглядом настенные часы, было полтретьего ночи. Я слезла с кровати и медленно пошла к двери. Лорд шагал позади, сказав, что «проследит, чтобы я добралась до своей комнаты». Может быть, он думал, что я это приму за заботу, но я же его знаю: он просто хотел понаблюдать за моей реакцией, когда я выйду в полумрак коридора и позволю себе разрыдаться. Появилась бы причина для издевок и наказания. Он же видел, что Метка меня испугала. Она выглядит гадко. Ох, Миклос... Но плакать мне не хотелось. Не решаясь ещё раз взглянуть на свою левую руку, я крепко сжала её правой и вспомнила о Каркарове. Его тогда знобило. А меня начало подташнивать. Сверчки утихли. *** — Бодрствуете в столь позднее время, милорд? — послышался тонкий голос. Узнав его, я остолбенела от страха. Мы были уже на третьем этаже. До моей комнаты оставалось шагов пять. Я мгновенно отстранилась от Лорда, хотя он и не держал меня за руку, но расстояние между нами было сокращено до неприличности. Перед нами стояла госпожа в стёганом халате из золотистого шелка. Её волосы были убранные на ночь под крепкую сетку. Её пронзительные глаза рассматривали нас будто через увеличительное стекло. — Катарина, любезная, а вы почему не спите? — бесцветным тоном спросил Лорд. Глаза госпожи неприветливо сверкнули. — Я не застала Присциллу в её комнате и решила поискать. Молодой девушке не пристало ночью бродить по замку, особенно, если в замке обитает почётный гость. — Голос госпожи был ледяным, а смысл — непререкаемым. — Ваша забота о Присцилле похвальна, — криво улыбаясь, промолвил Лорд, — но это ещё не повод пренебрегать законами гостеприимства. Неужели он угрожает ей?.. Какого мозгошмыга? Мне стало стыдно за него. — Госпожа, я просто засиделась в библиотеке и едва не уснула, но Милорд вовремя вытащил меня, — пролепетала я, натянув маску переутомившейся недоучки. — Вы же знаете вашу воспитанницу, Катарина, — подхватил Лорд, задумчиво почесав подбородок. — Из библиотеки её за уши не оттащишь, приходится дожидаться, когда она вздремнёт и потеряет бдительность. Лорд откровенно издевался, и госпожа на это не купилась. Его ораторское искусство могло сотворило чудо, а он даже не старался. Что за ребячество?.. — Вы удивляете меня, милорд. Хотела бы я знать, есть ли в этом что-нибудь большее, чем простое потворство своим желаниям, — она поджала губы, словно для того, чтобы придать своим словам дополнительный вес и смысл. — Госпожа, прошу вас, вам незачем обо мне беспокоиться, — я схватила её за руку и дёрнула, намекая, чтобы она не препиралась с Лордом. — Я уже иду спать, вы тоже идите. — У вас есть совесть, милорд? — голос госпожи едва не сорвался на крик. — Уж простите меня за прямолинейность. Я испугалась за госпожу и готовилась встать на её защиту, но Лорд вновь расплылся в отталкивающей усмешке. — У меня нет совести, любезная. Нет морали. Единой истиной есть моя воля. Его ответ нисколько меня не удивил. Мои чувства брали верх над здравым смыслом. Чувства?.. Госпожа была поражена, но не смыслом его слов, а неподобающей откровенностью. Ещё один признак её принадлежности к ушедшему веку. — Пойдёмте ко мне, госпожа... пожалуйста. — Да, ступай к себе, душенька, — госпожа как будто не слышала меня. Она не сводила глаз с Лорда, который смотрел на неё всё с меньшей любезностью. Не мешкая ни секунды, я юркнула за дверь своей комнаты, утащив за собой возмущённую опекуншу.