Ньирбатор

Четверг, 21 апреля 1964 года В последниe дни не былo никакогo желания браться за перо. Я уже третий день хожу с Меткой и не вижу Лорда, только из окна наблюдаю, как он важно открывает калитку замка, взявшись за самое высокое острие. Фери доложил, что Лорд возвращается поздно вечером, а я решила, что не стоит мне заходить к нему поздно вечером, — это чревато последствиями. После получения Метки я плохо спала. Свечи на ночном столике продолжали гореть всю ночь. Пламя колыхалось, и по стенам, полу и потолку метались причудливые тени. Всё, что я чувствовала, было лишь жаром от свеч и жжением в руке. Мне снились фрагментарные сны. Всё то же, что обычно. Албанский лес. Влажная почва на пальцах. Елена Рэйвенкло в моём платье. Диадема и шёпот Лорда над моим ухом «смотри». Я поворачиваюсь, а там — вертикальные зрачки в его глазах. Женщина в пентаграмме. Бержита. «Это место ещё помнит твоего отца». Я проснулась. Простыни сбились в жгут, волосы беспорядочными космами торчали во все стороны. Нервное изнеможение в конце концов взяло своё, и я вновь задремала, погрузившись в мир ночных кошмаров. Я снова лежала в ванне, и надо мной нависал василиск; он цепко ухватил меня хвостом за волосы и погрузил с головой в липкую жидкость. Василиск всё шипел о том, что я его добыча, а я просто лежала, слабея от потери крови. Привычная властность в его голосе парализовала мою волю, а сердце билось как перепел в клетке. Я не сопротивлялась, и даже во сне чувствовала жгучий стыд оттого, что не сопротивляюсь. На следующее утро мне было очень дурно, казалось, что меня поместили на колесо мельницы и вертели-вертели-вертели. Дрожа словно в лихорадке, я села на кровати и вытерла покрытый холодным потом лоб. Очень хотелось пить, и я призвала с кухни кувшин с арбузным соком и надолго припала к нему. Потом позвала Фери, который явился с бельевой корзиной и недовольством, мол, не подобает юной госпоже Ньирбатора завтракать у себя в комнате. Мной овладела апатия, но мозг усиленно работал. Что мог делать в Албанском лесу мастер волшебных палочек? Работать, разумеется. Для подбора древесины подходят только особые места, такие, как лес, разделяющий нашу деревню с Аспидовой, лес рядом с Нурменгардом, скандинавские лесные массивы, балканские... Но меня гложет другое: отец никогда не рассказывал о своём путешествии в Албанию. В то время я была слишком юной, чтобы заподозрить неладное, а сейчас это меня настораживает. Женщина в пентаграмме говорила о моём отце. Она знает его... Кто она? Дурные мысли лезут мне в голову, мысли, недостойные дочери своего отца. Как жаль, что я знала его всего двенадцать лет своей жизни, из которых только семь осознанно. О волшебных палочках я больше узнала от Тины, когда она гостила у нас с подмастерье мистера Олливандера. Будь я немного старше, пока жив был мой отец, он бы несомненно поделился со мной впечатлениями о пребывании в самом опасном лесу на континенте. В довершение всего, у меня давно не было столь неприятного разговора с госпожой Катариной. Потерять её доверие было бы крайне болезненно, и я заверила её в приличном поведении Лорда. Говорила я внушительно, без кротости, и думаю, что госпожа смягчилась. В конце концов, между мной и Лордом ничего не было. О Метке я и словом не обмолвилась, а скрывать правду это ещё не значит лгать. Говорят, если хоть раз поймаешь человека на лжи, ты не сможешь доверять больше ни единому его слову. Узнай госпожа о том, что я лежала на кровати Милорда, она восприняла бы это ещё хуже. Она сочла бы это подобием чёрной мессы, хотя змей овладел лишь моей рукой. А Лорд Волдеморт... он и раньше прикасался ко мне. Он гладил меня в своей необычной манере, которая больше походит на отношение хозяина к питомцу, чем взаимодействие двух личностей. Может, он и личностью меня не считает, кто знает. Он же сказал, что без него я никто. Я в это, конечно, не верю, но того, что моя жизнь зависит от его волеизъявления, не отрицаю. В его желании доминировать над всеми нами я не нахожу ничего предосудительного; все тёмные волшебники стремятся к этому. Но никто из них не достиг его уровня. Обычные волшебники ещё при жизни истлевает в невидимом саркофаге времени, а Лорд уже позаботился о своём бессмертии. Возможно, я сквозь пальцы смотрю на его наглость и злой нрав только из-за того, что сполна осознаю его талант. Тот ночной инцидент произвёл на меня неизгладимое впечатление. Никогда прежде я не видела, чтобы госпожа так сурово обращалась с Лордом. Впрочем, с этим она немного припоздала. Ещё месяц назад я жаждала её заступничества, а теперь понимаю, что всё зависит только от Лорда, — говоря начистоту, дорогой мой дневник. Сколько Мальсибер пробудет у нас и чем всё это закончится, зависит не от госпожи. И это о многом говорит. Как бы мне ни хотелось, чтобы мы с госпожой сами распоряжались нашей жизнью, домом и будущим, время вспять не повернуть. Он приехал. Он теперь живёт здесь. — Он молодец, — подытожила Агнеса. — И не говори, — усмехнулась я. Мы сидели в подвале вместе с двумя упырями. Агнеса позвала меня поупражняться, «ибо упыри соскучились по женскому вниманию». Я была не совсем в настроении, но из вежливости не отказалась. Агнеса спасла меня от необратимых последствий сглаза Лестрейнджа, и я вовек этого не забуду. До сих пор не могу простить себе, что подозревала её и подумывала убить. Подвал особняка Каркаровых представляет собой симметричное каменное строение с камерой. За массивной железной дверью дежурят големы, охраняющие упырей. Агнеса говорит, что за ними нужен глаза да глаз, поскольку они куда шустрее тех, что у Варега. Упоминание о моём женихе отозвалось болью в моём сердце, ведь я так запуталась, во мне произошла перемена, и что-то безвозвратно ушло. Я думала, что на пытки мне не хватит запала, но получилось наоборот — пытки доставили мне истинное наслаждение. Оказалось, что моя голова не осознавала того, в чём нуждались мои руки. А руки мои чесались хорошенько потрепать кого-то. Мой упырь выглядел как актёр бродячего театра, на нём были старомодные мешковатые штаны и красный шёлковый жилет. Он получил от меня незаслуженную взбучку. Сперва я представляла себе восковую личину Лорда, когда он говорил, что без него я «просто нервная девица», а потом вспомнила, как он гладил большим пальцем свою Метку, — и на меня накатывала непостижимая робость. Уже после я снова пребывала в прострации и заплетала волосы в косу, сидя на низкой скамейке. «А где-то там у шестнадцати врагов прерывается дыхание, — маячила мысль на задворках сознания. — Их смерть послужит назиданием каждому, кто осмелится действовать не в интересах Лорда. Половина Пожирателей уехала в Англию исполнять его волю. Они убивают за него. Он того стоит?.. Да, определённо» Острое ощущение одиночества с позавчерашнего утра вызвало много дурных мыслей в моей голове, и мне нужно было с кем-то поговорить. Чувствам, переполнявшим меня, требовался незамедлительный выход. Я рассказала Агнесе о Лугоши и показала Метку. — Эйвери предупредил меня, что Лорд за всё предъявит счёт, — вслух рассуждала я. — Как будто я этого не знаю. Но дело в другом. Мне кажется, что я сейчас могу чувствовать лишь крайности: либо всепоглощающее веселье, либо бecпросветную груcть. Будтo не ощущаю пoлутонов. Co мной что-то неладное. Эта Метка сказалась на моём душевном здоровье... — Хорош бубнить, Приска! — громогласно отозвалась Агнеса. — У моего кузена такая же, и что, думаешь, он двинулся умом и стал вдруг таким ненормальным? Нет, он таким и раньше был, Метка тут ни при чём. У тебя просто мандраж от восторга, поверь мне. А этот Эйвери обладает прискорбно вольным характером. Когда-нибудь его грохнут в приступе ярости. Камнем, кочергой или каким-нибудь другим столь же пошлым орудием. Странно, что этого ещё не произошло. Упырь Агнесы был немного с приветом. На отбрасывающее заклинание он среагировал довольно нетрадиционно — отпрянул влево. Затем этот упырь просто сел на пол, такой разнузданный, точно мавр на базаре. Агнесу это только раззадорило. Она хлёстко полоснула его тёмным заклятием. — А тут ещё госпожа паникует, — продолжала я бубнить. — Побаивается, что я сойду с пути, буду выкидывать странные номера, одним словом, запятнаю род Грегоровичей. В смысле пока не разожгу костёр... — Ты уже не маленькая, Приска. Разве госпожа этого не понимает? — Статус воспитанницы навязывает мне определённые ограничения. Госпожа считает меня леди, а меня от этого воротит... — Упырь пронзительно хрюкнул, а потом чихнул, оросив каменный пол соплями. — Но я боюсь её разочаровать, она столько для меня сделала... Своим пружинистым шагом Агнеса подошла к упырю и прокляла его на прощанье чем-то таким, что язык не повернётся назвать. Пощажу твою тонкую душевную организацию, дорогой мой дневник. Затем Агнеса заперла обоих упырей в клетке с решеткой и присела напротив меня. В её глазах плясали смешинки. Я непонимающе уставилась на неё, а она заговорила с намёками: — Игорь говорит, что Лорду и вправду безразлично, кого убивать. Люди — маги или магглы — ничто для него. Но его слуги другое дело. — Я это уже поняла. — А зачем тебе быть слугой? — В смысле? — Ну, сама подумай. Он живёт у тебя дома. Да, он не красавец, но он притягателен, согласись... — Так и знала, что ты состряпаешь для меня решение проблемы. Тебя хлебом не корми, дай придумать самoe ceнсационное решениe. — А почему ты так категорична? По-моему, это вполне естественно. — Я помолвлена с другим. Есть долг перед покойными родителями, перед госпожой... — Послушай, а тебя не тошнит от этого долга? А вдруг это проклятие — твоё благословение? — вскипела подруга, глядя на меня с каким-то накопленным возмущением. — Только оно ограждает тебя от статуса госпожи Гонтарёк, прощания с Ньирбатором и, стало быть, с Тёмным Лордом. С этим проклятием такая тошнотворная тягомотина! — О тошнотворности говоришь? А ты знаешь, кого клеймят?! — тут уже я взорвалась. — Рабов и скот, вот кого! Тех, кто выполняет всю грязную работу! Кто убивает пожилых героев войны и детей-сквибов... Я... я не Белла. Агнеса тихо охнула. Выражение лица у неё изменилось: до неё дошло. — Приска, а кто говорит о грязной работе? Разве тебя отправили в Англию делать грязную работу? Нет! Лорд вытурил Беллу, всё медье за это перед ним в долгу. Радуйся, что нет её, нет лошадей и стукача. Я коротко кивнула, но насчёт «нет её» я бы поспорила. А вдруг Лорд позовёт её обратно?.. Мы с Агнесой молчали, пока не явился Бэби с прохладными напитками. Эльф был очень измотан. Агнеса поручила ему обезгномить сад, и он целый день был этим занят. Держа гнома за лодыжку, его надо раскрутить и отшвырнуть куда подальше, — так он не найдёт путь обратно. — Они себе шикарно устроились под грядкой с морковкой, — поведала Агнеса, — но моё терпение лопнуло. — Грядку обезгномлено, госпожа, — доложил Бэби. — Нахлебники съехали. *** Сегодня из окна я увидела Миклоса. Мальчик помахал мне рукой, улыбаясь во всю ширь своих отвыкших от улыбки губ. Я хотела расспросить его о том случае, когда он столкнулся с Лордом. Торопливо сбежав вниз по лестнице, я выпорхнула из замка. Миклос шёл мне навстречу со связкой мертвых птиц. Барон Баторий одобрил бы, дескать, охота утоляет жажду насилия. В нашем медье к этому приучают ещё с малых лет. Миклос, однако, не разделил моей радости от встречи. Как я быстро поняла, лучше мне было остаться в замке. Мальчик почувствовал неладное. Либо он настолько магически одарён, либо это кентавры его научили, — но он понял, какие изменения произошли со мной. Улыбка его мгновенно потухла, сам вид помрачнел. «Уже», — только и сказал он, оборачиваясь, чтобы уйти. Я не окликала его. Что-то подсказало, что должно пройти немного времени, и он поймёт. Вроде не ребёнок, но подростковая несговорчивость это как сила природы. Побывав в его возрасте, я знаю лишь одно — хуже не бывает. Пятница, 22 апреля — Каким образом ты поняла во сне, что змей был василиском? — Я просто знаю, милорд... Более того, я видела репродукцию в «Преданиях отцов», где прочла о чернокнижнике, которому ведьма помогла избежать смерти. Лорд Волдеморт вопрошающе поднял брови. — Она превратила его в василиска, чтобы он спрятался в подземных водах Пешты. — Зачем же она это сделала? — Написано, что из жалости. Лорд подозрительно нахмурился и перевёл взгляд на факел в железном креплении на стене. Всего полчаса назад мы распечатали люк на втором этаже. Я не знала, что Лорд запланировал это на сегодня, пока, сидя в своей комнате, не ощутила неприятный зуд в левом предплечье. Надо отдать должное своей наивности: я думала, что на зов Лорда моя рука преисполнится теплом, настойчивым, но мягким и согревающим. Увы, это был зуд, и от непривычки я чесала руку и ругалась на чём свет стоит, злобно уставившись на потолок. Он там. Мог же эльфа послать. Мог же сам прийти. Какое легкомысленное использование Метки! На четвертый этаж я поднялась лишь после того, как зуд усилился, а очертания змеи стали иссиня-черными. Факел в люке сразу меня насторожил: вместо огня струился дым, плевавшийся жиром. Лорд велел мне выколдовать щит и удерживать его, пока он не разберётся, как отпереть следующую дверь. Она будто срослась со стеной и никак не реагировала на моё прикосновение. Изнутри не доносилось ни шороха, ни звука. — Странно, — пробормотал Лорд. Я разделяла его чувства. Удерживая Протего, я снова подошла к двери и поднесла руку к чёрной, словно обожженной поверхности. — Даже дверной ручки нет, — сказала я, тщетно шаря по двери. — Отойди назад, — велел он. Свой приказ Лорд подкрепил дерзостным толчком. Только я собралась сообщить, что думаю о его манерах, как он резко шарахнул Алохоморой, как оказалось, в никуда. Дверь не поддалась. Мы застряли на полпути. О василиске мне пришлось ему рассказать. Возможно, я слишком серьёзно восприняла его напоминание о том, что «больше никаких недомолвок», а наличие Метки будто устранило все условности. Впрочем, Лорд учуял, что я что-то недоговаривала. Тогда я раскололась. — Если б он не приходил в мои сны и если б я своими глазами не видела, как змея расправилась с магглом, я бы так не настаивала на Маледиктусе. Милорд. На лбу Лорда залегла морщина; я видела, что он напряжённо размышлял над моими доводами. — Вы говорили, что дом Вальдрена — это северная граница Бержиты, это всё взаимосвязано, я уверена. Думаю, вам снова следует туда отправиться, — поймав его колкий взгляд, я добавила: — когда вам будет удобно, милорд. Вы должны понять, обряд не настаивает на питомце... — У меня когда-то был василиск, — перебил он. Внимательно глядя на меня, Лорд что-то прикидывал в уме. — Не питомец, но... ручной. Тебе уже приходилось слышать о Тайной Комнате, Присцилла? Концентрируясь на поддержании Протего, я и так громко дышала, а услышав о таком не-питомце, тяжело сглотнула. — Я слышала о Салазаровом подарке школе. Все знают эту легенду. — Это не легенда, — саркастически отозвался Лорд, вновь отвернувшись к двери. Я смотрела на него, ощущая странные толчки в сердце и молчала, ожидая, что он продолжит, однако он не произнёс больше ни слова. Лорд водил рукой перед дверью с видом человека, сознающего свою силу, поднимал глаза, опускал брови, щурился изучал каждую черточку. От наступившей тишины у меня стучало в висках. «Он говорит, что это не легенда... Неужели он нашёл Тайную Комнату?.. И василиска в ней? Если бы существование Тайной Комнаты подтвердилось, это спровоцировало бы скандал в магическом обществе. Почему же мы об этом не слышали?» Наблюдая за Лордом, я едва не вскрикнула, когда он с силой пнул дверь. Довольно странное решение, но как говорится, на вкус и цвет... Дверь отреагировала на удар без энтузиазма, проще говоря, приоткрылась чуть-чуть. Лорд вытянул шею и сунул нос в образовавшуюся щель. — Мрак, и ничего больше. Будто не комната, а пропасть, нарисованная самыми черными в мире чернилами. Ты позавтракала? — вдруг спросил он. — Э-э, а какое это имеет значение, милорд? — Если ты свалишься с ног, я тебя здесь оставлю, тебе ясно? — Я позавтракала, милорд. — Так бы сразу ответила, — желчно процедил он. Лорд применял к двери все открывающие заклинания, но ни одно не сработало. Я прислонилась к стене, рука с палочкой, направленная на факел, уже ныла. Мы так и стояли, прислушиваясь. Из комнаты послышался звук — не то скрежет, не то чириканье. А затем всё снова затихло. Казалось, это будет длиться бесконечно. Взвесив все «за» и «против», я решила не тратить время попусту. — Я знаю о булочнике, — обронила я. Мало ли что мы роняем, но наши с Лордом разговоры теперь идут в другом ключе. Тот факт, что от него ничего не скроешь, даже облегчает положение вещей, ведь нет искушения что-то выдумывать. — Я решил, что будет по-моему, — последовал ответ будничным тоном. — Ты перестала отвлекаться на всякую мелочевку, с головой ушла в хоркруксию. Мне это по душе. Не хотелось отвлекать тебя местью или, как тебе нравится, немезидой. — Немезида более личная, милорд. — Я не вижу разницы, — отрезал он. — Голова на блюде была не менее личной. — Голова на блюде? — переспросила я. — Есть такая история... — Лорд бегло усмехнулся через плечо. — Одна девушка танцевала для правителя на его дне рождения. Она была его падчерицей, — рассказывал он, попутно направляя луч люмоса на надпись кряжистыми рунами, которой здесь раньше вроде как не было. «Эг эр экки брёскур, — я прочла, наполняясь недоумением и досадой. — Это не я упрямая. Какое странное выражение. Кто из Баториев мог начеркать такое в люке? Да ещё рунами для пущего эффекта?» — Танец падчерицы покорил правителя, и он пообещал дать ей всё, чего она пожелает, — продолжал Лорд, скользнув пальцами по рунам с каким-то поистине алчным сладострастием. Он будто ожидал, что надпись измениться и скажет ему что-то ещё. Повернувшись ко мне, он драматично выдохнул: — А девушка растерялась и обратилась к матери за подсказкой, чего бы ей пожелать. Пусть даст тебе голову моего недоброжелателя на блюде, сказала мать. Правитель исполнил желание женщины. Я слушала, раскрыв рот от удивления. Руны напрочь вышибло из головы. Танцующая девушка. Какая странная история... Должен же здесь быть какой-то смысл. Я предположила первое, что пришло на ум: — Значит, мать намеренно подослала дочь, чтобы та станцевала? — Разумеется, женщина долго готовила дочь к празднику. — Но зачем ей было унижать свою дочь? — без обиняков возмутилась я. — Не практичнее было бы поручить своему эльфу отсечь голову недоброжелателю? Лорд тут же рассмеялся и покачал головой. — У них не было домашнего эльфа. — Откуда вообще эта история, милорд? И как звали мать и дочь? — Это из детской воспитательной литературы. А звали их... — Лорд осекся, бросив на меня какой-то подозрительный взгляд, — впрочем, они не важны... «Ничего себе воспитательная литература», — мелькнула мысль. — То есть ваши родители воспитывали вас на подобных историях? — Можно и так сказать, — ответил он, шагнув вперёд, опять что-то высматривая во мраке. Мой взгляд прикипел к колыханию черноты на его спине. — Но, милорд... я не совсем поняла, в чём мораль? — В том, что, пресмыкаясь, можно добиться своего, — ответил он без промедления. «Угу, надо же, — мои мысли зашли в тупик. — А меня воспитывали на добрых сказках вроде той, о славной девице Катице Тердсели, которая оставила короля в дураках» — Пресмыкание не приличествует девушке, милорд. Но я понимаю, что это всё её мать затеяла. Это не делает ей чести. — Не стоит так обобщать, Присцилла. Пресмыкаться перед тем, кому симпатизируешь это не то же самое, что перед тем, к кому питаешь ненависть. Кто знает, может, девушка была не прочь танцевать просто так... чтобы выразить свою симпатию. Интонация Лорда наводила на мысль, что он на что-то намекал. В конце концов, речь шла о голове на блюде. Головы Лугоши я не видела, но взлохмаченную, насажденную на трость и с ножом во лбу я никогда не забуду. — Если танцующая девушка и вправду симпатизировала правителю, в таком случае она может быть оправдана, — не мудрствуя предположила я. — Вот-вот, — Лорд усмехнулся мне через плечо. «И всё же танец падчерицы для отчима — это как-то жестковато, — подумалось. — Танцует рабыня, а падчерица сидит по левую руку от отчима» — Но не её мать, — быстро добавила я. — У неё была намечена цель, и она унизила дочь, сделав её орудием своих козней. Мать не может быть оправдана. Лорд издал низкий гортанный смешок. — Где же твоё воображение, Приска? Женщина была в отчаянии, нужно было срочно что-нибудь предпринять, недоброжелатель доставлял ей неприятности, подрывал её власть и просто портил настроение. Предположим, мать сама могла бы станцевать, но она знала, что её дочь более способная. — А правитель не мог исполнить желание жены за спасибо? Обязательно нужно было дать что-то взамен? Лорд повернулся ко мне всем корпусом и его взгляд застыл, делая его глаза ещё менее человечными. — Ну он же правитель, — его спокойный голос заледенил мою кровь, и она уже не стучала в висках. В тот же миг упрямая дверь ещё больше отслоилась от стены, и начала открываться со зловещей медлительностью. Совсем бесшумно и без наших потуг. Коварный факел вдруг потух. Мне казалось, у меня ум зайдёт за разум: раньше люки так со мной не играли. Лорд лишь холодно вздохнул. — Ровно один час и семнадцать минут, — прошептал Лорд. Я и не знала, что он засекал время. — Дамы вперёд, — плавным жестом он указал мне на дверь. Я не удивилась. Отойдя от факела, я ступила одной ногой во тьму. К моему изумлению, воздух там был сладостен для дыхания, как в лесной чаще, омытой дождем. Лорд вошёл следом. Из сумрака медленно проступили очертания длинного коридора. Мы двинулись в путь. Бело-голубой свет люмоса сопровождал нас, и наши тени казалась слишком большими, чтобы быть нашими. С регулярными интервалами в коридоре плыл странный рокот, на который отзывалось гудение. — Так ты довольна услышанным... — заговорил Лорд, бесстрастно смотря вперёд, — от Эйвери? — У него весьма своеобразный юмор, — пространно ответила я. — Вы знали, что он мне расскажет? — Я не запрещал ему. Иногда одни и те же поступки кажутся исключительно разумными у одних людей и весьма нелепыми у других. Впрочем, это хорошо, что теперь ты знаешь. Тебе не на что жаловаться, Присцилла. Не возникло ни малейшего сомнения в его искренности, хотя она была страшной. Неужели благодарность — это действительно самый короткий поводок? — Я не жалуюсь, милорд. Мы пошагали дальше. В какой-то миг Лорд протянул мне руку и я, не задумываясь, ухватилась за неё. Я завтракала, но устоять на ногах мне помогает не еда. Держа меня за руку, Лорд вышел вперёд и некоторое время шёл по коридору, затем свернул в мрачный каменный проход. Мы шли по наклонным мшистым ступеням, а путь все сужался и сужался, мои плечи касались стен, Лорд был вынужден протискиваться боком. Он почему-то упрямо отказывался зажечь люмос максима, ему, видите ли, с ближним люмосом уютнее. В одном коридоре мы миновали винный погреб, где не было ни паутины, ни даже пылинки. И я каким-то образом знала, что это не потому, что духи Ньирбатора орудуют метёлкой. Вино пусть лежит, будет ещё время. Протиснувшись сквозь узкий тоннель, мы оказались в затхлом пространстве. — Здесь что-то не то... милорд, — прохрипела я. Взмахом руки он заставил меня молчать, и пошагал дальше. Я последовала за ним, хотя на душе у меня скребли кошки. Вскоре мы очутились в какой-то душной каморке. За десять минут я успела подробно рассмотреть настенную кричащую мазню, которую Лорд назвал «чудным рисунком»: какой-то Йог-Сотот на треножнике под скатертью, забрызганной чем-то неопределённым. Я сразу поняла, что это произведение Ксиллы Годелот. Никакой ценности оно собой не представляет, правда, у Фери глаза были бы на мокром месте. — В своем нытье ты на редкость разнообразна, — заговорил Лорд, когда мы вошли в следующую каморку. — То люмос слишком тусклый, то ты задыхаешься. Я пропустила это мимо ушей, а Лорд неожиданно замедлил шаг и подставил мне локоть. Он предложил опереться о его руку. И не зря. Я чуть не упала, когда увидела следующую находку. Ряды полок и навесов для всякого инвентаря. Какие-то деревянные короба и поддоны. Полусгнившие ставни, плетеные корзины, трухлявые ящики. Деревянный стол опрокинут, пол усеян черепками и осколками... Какое-то тряпьё: платья с буфами, банты, косынки и чепцы из тех страшных времён, когда девушки были заняты нашиванием кружев на свои ночные рубашки. Дикий беспорядок, короче говоря. Такому хламу не место в люке, где должны храниться сокровища и тайны. Зрелище не для лордовых глаз, сказала бы госпожа. Мне на миг стало неудобно перед Лордом за откровенный анти-Ньирбатор. Но он совсем не казался оскорблённым, напротив — он прошёлся взад-вперёд, попинавши черепки, и спокойно шагнул дальше. Уже в коридоре Лорд внезапно обернулся, будто что-то привлекло его внимание. — Здесь, — резко прошептал он. — Где? Я ничего не вижу. Он грубо схватил мое запястье и прижал к деревянной поверхности. Очередная дверь! Но эта не упрямилась, а отворилась совершенно без усилий. Там была третья каморка, но в ней был свет. В грубом глиняном сосуде, что использовались в очень древние времена, мерцало коптящее пламя. Благодаря этому мерцанию создавалось впечатление, будто во тьме что-то двигалось. На стене — одна-единственная полка, а на ней — пергаментный свиток. У меня сердце ёкнуло. Свитки в Ньирбаторе это редкость. — Возьми его, — вкрадчиво сказал Лорд, не сводя с него глаз. — Боитесь, что Ньирбатор не разрешит вам притронуться к чужому сокровищу? — Осторожнее в выражениях, — Лорд бросил короткий, недобрый взгляд в мою сторону. Когда я сняла свиток с полки, Лорд тут же выхватил его из моей руки. Я лишь растерянно захлопала глазами, а Лорд стремительным шагом двинулся в обратный путь. Тогда он уже не подставлял мне локтя и не протягивал руки. Покинув люк, Лорд пошагал прочь, не оборачиваясь, чтобы проверить, иду ли я следом или убегаю или остаюсь. Выйдя в коридор второго этажа, он направился со свитком на свой этаж, а я увязалась следом. Его движения были резковаты и выдавали бурлящие эмоции. Подойдя к письменному столу Лорд едва не смахнул все бумаги на пол. Он сел за стол, а я стала рядом, немного наклонившись, силясь лучше рассмотреть свиток. В нём не было ничего необычного, если не считать обмоток, которые используют чернокнижники. Полоски ткани на пергаменте, как правило, создают сложный рисунок из пересекающихся магических знаков, этот же выглядел как-то небрежно, словно его обмотали впопыхах. — Скарабей-сердечник! — воскликнула я, увидев знакомый символ. — Это талисман, предохраняющий человека от возвращения в обличье инфернала! — Это всего лишь пергамент, Присцилла, у него нет личности, он не может стать инферналом, — сухо проговорил Лорд, имея наглость также ухмыльнуться. Я почувствовала себя дурой трёх лет от роду. Он не сказал больше ни слова и позволил мне мрачно скорбеть по этому поводу. Больше всего на свете мне хотелось выхватить пергамент из этих длинных бледных пальцев и удрать в свою комнату, не делясь ни с кем тайнами моего Ньирбатора. Сказать, что я испытывала искушение, вcё равно что сказать пpo умирающего oт голода, будто eму xoчется перекусить. Однако здравый смысл возобладал. Я стояла возле Лорда, переводя взгляд с него на пергамент и обратно, и боялась лишь одного: что сейчас он кивнет мне в сторону двери, мол, убирайся, я получил свою порцию тайны и больше в тебе не нуждаюсь. Но он этого не сделал. Забыв о моём существовании, он сразу принялся изучать свиток. Немного поостыв, я обошла письменный стол и с задушенным стоном опустилась на стул. Лорд умеет быть и грубым и вежливым, или молчать так, что чувствуешь себя на расстоянии многих миль от него. Тем временем над горой Косолапой сошлись тучи, загремел гpoм и засверкали молнии. Звучала поистине инфернальная музыка, а я отвлечённо водила пальцем по Метке, прикипев взглядом уже не к свитку, а к Лорду. Его рассказ о танцующей девушке вертелся в моей голове, как шипящий рефрен василиска, а всё остальное измельчилось и рассеялось. «Никакой он не правитель», — говорила я себе, но вопреки себе самой, была им заворожена. — Сколько томов содержит «Mors Victoria»? — спросил он, подняв голову, как казалось, спустя вечность. Лорд так и лоснился от самодовольства. — Точное количество неизвестно, милорд. — Это третий.