Ньирбатор

Воскресенье, 1 мая 1964 года Ночью моя кровать стала приплясывать на месте, высоко вскидывая ножки. Я хотела убежать из комнаты, но дверь бесследно исчезла. Меня окружали сплошные ровные стены. Плюхнувшись на пол, я горько заплакала. Кто-то за спиной хрипло захохотал. Я резко обернулась. Из портрета Барона на меня смотрела неописуемо омерзительная морда василиска. — Здравствуй, Прис-с-с-ка, — прошипел он. — Спорим, не убежишь? Панический страх обуял меня и придал смелости — я ринулась прямо на него, чтобы сорвать со стены. Появилось ощущение полета, затем сильная ломота во всём теле. Опомнившись, я огляделась и поняла, что сижу на влажной траве у подножия Ньирбатора. — Что же ты расселась... — шипел василиск, браво взметнувшись надо мной. — Иди ко мне... Моё жало поражает цель... Я отползала назад, силясь отвести взгляд, но не могла. Василиск плыл по воздуху следом. — Растерзаю... Искусаю... Разорву... Пережую... Выплюну... — шипел он свой ритмичный припев. — Раздеру... Загрызу... Раздроблю... Искусаю... Разжую... Выплюну... Я вслепую шарила руками по земле, и — о, чудо! — нашла палочку. Внезапно проснулась. *** Выйдя из замка ни свет ни заря, я пошла к Агнесе, приняв её приглашение на завтрак. Таким образом я предполагала избежать встречи с Лордом. После его странных действий и сведений, добытых мною из криминальной хроники, меня тревожило одно, сердило другое, я терзалась собственной безропотностью и грубостью Лорда, и воспоминанием о его заботе, и мыслью о том, что за стенами замка лежит холодный опасный мир. А я в Ньирбаторе, моей крепости. При всей своей циничности Лорд достаточно добр со мной. Он ни разу не опустился до Круциатуса. Мне хотелось бы так или иначе отстоять свои права, но прежде всего я помогу ему обрести бессмертие. Я уже свыклась с этой мыслью. На худой конец, можно быть живой и без прав. Это всё сплошная софистика, сказала бы госпожа Катарина. Достоверно известно мне только одно — василиска в Ньирбаторе нет. Есть Лорд Волдеморт — тот, кто принёс жертву Ньирбатору. Его кровавое свидетельство начертано на стенах, и духи Баториев уже не забудут. Отец Агнесы до сих пор лежит в своём полубессознательном мирке, то дергая ногами, то ворча что-то невразумительное. Что касается матери Агнесы, её в доме и вовсе не было видно. Не знаю, жива ли она, а спрашивать не стала, чтобы случаем не напороться на... на черт-знает-что от моей подруги. — Надеюсь, я не потрясла тебя до одури этой безвкусной стряпней, — высказалась Агнеса, когда мы взбирались по лестнице в её комнату зелий. — Бэби всегда готовил, учитывая только папины вкусовые предпочтения. Уволить его я не могу, а то растрезвонит семейные тайны. Отрубить голову... — Пожалуйста, не надо, — горячечно выдохнула я. — Вот-вот. Отрубить голову не могу, иначе ты от меня отвернёшься. У меня сердце в пятки ушло. «Так значит, Бэби жив только из-за меня?..» Вальпургиеву ночь мы в этом году пропустили, но уже прознали, что там было. Прогнозы оправдались. Вальпургиева ночь потеряла свою культовую основу, превратившись в обыкновенный разгул страстей. На утро всё медье пребывало в каком-то сумрачном состоянии: волшебники отменяли заклятия, наложенные неосознанно; волшебники подолгу отсыпались дома; волшебники слонялись по городу, разбившись на горстки, бездумно глядя в небеса. Там и cям были приoтворены oкна в домаx — погода стояла жаркая и от духоты плохо спалось. В воздухе висел густой аромат черной патоки, будто стекавший co cклонов горы Коcoлапой. Водрузив котлы на огонь, я пересказала Агнесе слова Лорда о том, что Розье не прочь «стать отцом её детей», но дальше этого дело не продвинется. Она отреагировала неожиданно: смеясь ответила, что Розье — завидный вдовец, и стань он отцом её детей, ничто не помешает ему стать им официально. От Агнесы я узнала, что Розье был воспитан как богатый наследник, и ему нашли жену из его круга, но он отнюдь не был уверен, что она ему вообще нравилась. — Жизнь обошлась с ним жестоко, Приска, — с легкой улыбкой рассказывала Агнеса. — Дамиан овдовел в очень молодом возрасте. Он говорит, у него какая-то предрасположенность к несчастью... нет, не фамильное проклятие, но что-нибудь случается, и небеса обрушиваются ему на голову. У себя в Англии он прослыл радикалом аналитического склада ума, но он очень, очень несчастлив. — Несчастлив, надо же... А на свете полно людей, которых постоянно бьют поддых, но это не говорит о какой-то предрасположенности. А будь он прав, зачем же он тебе такой предрасположенный? А вдруг несчастье имени Дамиана к тебе перекочует? — Единственное, что ко мне перекочует — это его состояние. Смысл её высказывания был прозрачен. И для меня это было потрясением. Зачем выходить замуж, если с помощью магии всегда можешь отхватить порядочный куш?.. Но с другой стороны, в мыслях всплыли строчки о Гонтах, промотавших своё состояние. Значит ли это, что Лорд нищий?.. — Но ты же богатая, Агнеса... Зачем тебе Пожиратель Смерти? Ты его даже не любишь. — Ох, Приска… — с надрывом рассмеялась Агнеса. — Нет никакой любви. Даже если мы думаем, что любим, то это не их мы любим, а лишь свои представления, лежащие в основе наших представлений о любви. — Ты перегибаешь палку, Несс... — буркнула я, ощутив толчок в сердце, когда вспомнила, что Лорд относится к любви с не меньшим скептицизмом. — Даже если так, мне от этого хуже не будет, — ответила Агнеса, а между её бровей залегла такая архаическая морщинка, будто ей на самом деле столько, сколько всем нам вместе взятым. — Как бы то ни было, мне такое положение вещей очень даже на руку. Неопровержимая логика подруги произвела на меня большое впечатление. Волшебницы вроде Агнесы — это те ведьмы, которых Барон Баторий ставил мне в пример. Он хотел воспитать во мне хладнокровие, упрекая меня в склонности к импульсивности и необдуманным предприятиям. Может, оно и к лучшему, что Лорд забрал его. Барон поощрял во мне нечто дремуче-тёмное, и без его напутствий я бы не решилась натравить быка на Беллатрису. Но я страшно скучаю по нему... Вчера госпожа Катарина позвала меня в банкетный зал, открыла один из ящиков буфета, в котором она хранит корреспонденцию, и сунула мне в руки письмо, «сделавшее её счастливой» — письмо Мальсибера, в котором он сообщает, что Берта уже — его невеста. Вихлястым почерком увалень заявляет, что умирает от желания обнять госпожу Катарину, и благодарит её за то, что та подготовила Берте «ту самую принцессочную комнату в белых и бежевых тонах». Потом я узнала, что госпожа сделала подарок Лорду Волдеморту. Она заказала ему перчатки из лосиной кожи венгерской выделки. Тиснение, если внимательно к нему приглядеться, изображает встречу Витуса Гуткеледа с драконом. «Тёмный Лорд любит присаживаться возле его бюста», — озвученная госпожой причина подарка прозвучала жутко нелепо. Подарок Лорду поверг меня в уныние, причину которого я не могла понять, пока безумная догадка стрельнула в моём мозгу: «А вдруг госпожа завещает Ньирбатор Лорду? Но как она объяснит это адвокату Бернату и нотариусу Пруденцию?.. Мне перчаток с Витусом она не дарила... Но замок подарил мне платье Эржебеты!» Всё это я рассказывала Агнесе, помешивая субстанцию в котле до посинения смеси. — С какой радости она сделала ему подарок? — удивилась Агнеса, чуть не выронив пузырь со слезами оборотнями. — Мальсибер приезжает. Увальня здесь не было лет шесть, а тут нате! Госпожа считает это заслугой Лорда. А помолвку увальня я рассматриваю как упрёк лично мне... Берте-то костёр разжигать не придётся... Агнеса тяжело вздохнула и пространно проговорила: — Я видела ведьм, заключенных в брачной тюрьме, где царят разбитые мечты, цинизм и слишком уж часто одностороннее насилие. — Намекаешь, что двустороннее будет поприличнее? И это говоришь мне ты, богатая Агнеса Каркарова, готовая выйти замуж за какого-то приблудного Пожирателя? — В тот миг из котла хлынул булькающий пар страховидного перламутрово-розового цвета. — Да пойми уже — в браке нет ничего личного, — авторитетно заявила Агнеса, забрасывая в котел иглы дикобраза. — Брак — это сугубо общественный институт. Я не раз это слышала от госпожи Катарины. Разве ты к ней не прислушиваешься? Она постоянно ссылается на привилегии, которые дает замужний статус. — Привилегии, говоришь, — проговорила я, ощущая на языке привкус какой-то яда. — Такие, как одевшись по последней моде, участвовать в великосветских мероприятиях? И ты и я бывали на этих сходках, но ты никогда меня не одурачишь, Агнеса: я видела твоё лицо в курятнике Мазуревича! Я знаю, что в куриной крови и помёте ты куда счастливее, чем среди тех привилегированных ничтожеств. — Думаешь, замужняя ведьма не может ритуальничать в крови и помёте? — скептически спросила она, забрасывая в котел по одному семечку клещевины. — В том-то и дело, что не может, — горячо подтвердила я. — Она поручает это эльфу. Она обязана... иначе об этом прознают и её засмеют. Возьми Эржебету, она стала жить в своё удовольствие только после смерти мужа... — А говорят, Ференц Надашди был великим колдуном... — Не для неё, — пылко возразила я. — Впрочем, он не важен. В книжке, которую дала мне госпожа, черным по белому написано, что жена по доброй воле должна стать второй скрипкой и дать мужу право вмешиваться во все её дела... Да я скорее сделаю с ним то же, что ты со своим папашей! Да я!.. — я вдруг запнулась, осознав, что ушла в дебри Гонтарёков, а не Каркаровых. Расхохотавшись, Агнесса увеличила огонь на очаге, нагревая субстанцию до пожелтения. — Ха, папаша?! Приска, с каких пор ты так выражаешься? Я-то думала, слово «отец» для тебя самое сокровенное. Вот так-так... Мы с минуту молча смотрели друг на друга, потом я отвернулись, дабы достать сушеный инжир и зашвырнуть в чертов котел. «Проклятье...» Зная наизусть все этапы, Агнеса доварила снадобье без моей помощи. Я сидела и пинала ножку стола в какой-то прострации. Странная оговорка омрачила мой настрой. В довершение всего меня поджидала новая оказия. Как оказалось после успешного зельеварения, Агнеса неспроста пригласила меня к себе. Ровно в двенадцать часов пополудни в дом Каркаровых пожаловали адвокат Бернат и нотариус Пруденций. От мерзопакостной полиции мы освободились, однако нотариат и юридическая контора сохранили за собой прежние функции. В случае доказанного отцеубийства Агнеса не унаследует ничего, поэтому продолжительную агонию господина Каркарова нужно было подать, как естественное угасание. — Хорьки хотят слышать правду, — шепнула мне на ухо Агнесса, когда визитёры сановито прошествовали в гостиную. — Так угости их моей правдой. Моя подруга решила использовать меня для дачи ложных показаний. Я едва совладала со своей злостью. Злостью скорее от неожиданности, чем от безнравственного оборота дела. «Срываться на Агнесу контрпродуктивно, — я оценивала ситуацию. — Она темнейшая, непредсказуемая.... А у меня нет крестража, чтобы так рисковать. Мы ведь даже не в суде» Нацепив глуповатую улыбку, я последовала за адвокатом и нотариусом и расположилась напротив них в кресле. Мои ладони буквально прилипли к подлокотникам. Моя улыбка побаливала, но переиграть я не боялась. «Бернат и Пруденций однажды огласят мне завещание госпожи, — размышляла я, вперив взгляд в пространство между ними. — Тогда я стану либо госпожой Ньирбатора, либо нищенкой. Приданного у меня нет: Железные Перчатки отняли всё. В Ньирбаторе денег нет, он сам по себе есть богатство; его люки — ячейки. Разумеется, я смогу выскочить за Гонтарёка даже без костра, хотя отсутствие ритуала опустит меня в иерархии медье. Но одно я для себя решила: нога моя не ступит на порог особняка Гонтарёков, пока там хозяйничает госпожа Элефеба!!! Ведьма ополчилась меня, считает, что я сделала из Варега рогоносца. Узколобая... Тёмный Лорд не занимается такой ерундой» Агнеса сидела рядышком, даже не удосужившись переодеться из домашнего платья. «Как же она похожа на Графиню Батори», — эта мысль изрядно пощекотала мне нервы. Эржебета выражала презрение ко всяким правилам хорошего тона, обычно выходила к своим гостям в крестьянском уборе и часто даже в платье без чистого воротничка. Она создала образ истовой в вере, благодетельной и рациональной женщины. Её роль была рассчитана на то, чтобы усыпить бдительность магглов. И это действовало. Как по мне, тот, кто позволяет себя так дурачить, заслуживает Железной Девы. Профессор Картахара утверждал, что мозг маггла не способен вместить, рассортировать и хранить знания, которые мы, волшебники, в естественном порядке впитываем с молоком матери. Экспрессы, почта, телеграф, телефон, кино, — словом, все их изобретения это чистый механизм, лишённый магии. Отсюда своеобразная умственная отсталость. Жизнь магглов столь беспорядочна, говорил профессор, что они массово страдают бессонницей, чёрной меланхолией, и зачастую кончают жизнь самоубийством. К сожалению, Бернат и Пруденций — не магглы. Ведущим беседы был Пруденций. Потому как я была частой гостей на званых ужинах Драгана Каркарова, от меня требовалось дать свою оценку случившегося с ним. Адвокат Бернат то и дело откидывал со лба свои рыжеватые с проседью волосы и проводил по ним жирной ладонью. Его проницательные, глубоко посаженные глаза, устремленные на меня, светились коварным дружелюбием. Агнеса исподволь наблюдала за нами. Что ж, моя подруга та ещё чертовка. Получается, она сделала меня невольной соучастницей своего преступления. Одно дело предлагать убить Рабастана Лестрейнджа, жизнь и смерть которого всем здесь побоку. Другое дело — Драган Каркаров, человек, который всегда был добр ко мне. Но тот факт, что его доброта не распространялась на его родную дочь, стал для меня решающим. Поэтому я дала ложные показания и подтвердила, что агония старика — это естественный ход вещей. «И впрямь, велико искушение поиздеваться над этими болванами», — размышляла я, глядя на капли пота, подрагивающие на усиках нотариуса. Агнеса со свойственной её жестам выразительностью сложила руки и переплела пальцы. Крупные слезы навернулись ей на глаза, когда она подробно описывала болезнь отца, которая вихрем налетела на семью и сокрушила её. — Примите наши искренние соболезнования, юная госпожа Каркарова, — сладко пропел Пруденций, а его глаза были пусты и темны наподобие скалам. — Хотя это так глупо звучит, учитывая, что господин Каркаров до сих пор... жив. — О, я готова слушать любые глупости, когда их говорят таким глубоким, теплым баритоном, — невозмутимо заявила Агнеса. Я наклонила голову, исподлобья бросив на неё изучающий взгляд. «Хорошо, что она единственная дочь, — мелькнула незатейливая мысль, — иначе она бы ни перед чем не остановилась на своём пути к единовластию». Её кузен не претендует на наследство дяди. Родители Игоря Каркарова погибли ещё до режима Ангреногена, а его наследство хранится в Болгарии, но доступа к нему у него нет. И клад и особняк захватила влиятельная гоблинская семья, так что Игорю, если он вздумает отвоевать принадлежащее ему по праву, придётся заручиться поддержкой Лорда Волдеморта. Профессор Сэлвин считает, что Лорд реализует это в награду за верную службу. Агнеса, поймав мой взгляд, кисло улыбнулась. Я без промедления ответила. Попроси она об этом одолжении напрямую, я бы ей не отказала, но она решила достичь своего окольным путём. Впрочем, моего негодования хватило ненадолго: проводив адвоката и нотариуса до ворот, Агнеса заявила, что она передо мной в вечном долгу и что дверь её дома всегда для меня открыта. Горделивой нотки в её голосе не было. «А что, неплохо, — размышляла я, — вроде бы не на что жаловаться». Вторник, 3 мая Сегодня мы с Варегом уединились на краю леса. Перемирие произошло довольно банально. Он отправил мне сову, я ответила, мы встретились. В результате мы провели весь день в роще возле фамильного склепа Баториев. Потом, много позже, мы забыли о двух оставшихся неоткупоренных бутылках вина, и растворились в объятиях друг друга. Лежа на одеяле, Варен привлек меня к себе, а заходящее сол­нце раскрашивало лес в пурпурно-фиолетовые тона. Я старалась не вспоминать о Лорде, принимая интимные ласки от того, кто не запугивает меня, не угрожает и не оскорбляет. Но я не могла не думать о Лорде. Варег даже не поинтересовался, почему моё весеннее платье отрастило себе рукава. В тени деревьев мы предавались нежностям, которые потихоньку переходили в былую страсть. Мои руки и ноги свивались и развивались вокруг него, и кровь стучала у меня в висках. Но я не могла не думать о Лорде. Руки Варега сквозь одежду обшаривали моё тело, и мне хотелось избавиться от стесняющего платья. Но я не могла не думать о Лорде. На поверхности сознания бились слова, которые своей важностью затмили всё остальное. Лорд Волдеморт. Хоркруксия. Маледиктус. Тенебрис. Албания. Бессмертие. Он согласился на обряд. Это не скачок в неизвестность, я знаю, что делаю. Он дал согласие, это главное. Упершись ладонями в стол, он наклонился, чтобы пристально посмотреть мне в глаза. Он улыбался. А я испытала необъяснимое чувство, словно знаю его всю свою жизнь. Он дал согласие. Он... Варег прерывисто дышал, прижимаясь ко мне своим достоинством, будто в последний раз. Его рука ползла по моему боку, достигла бедра и стиснула его. Машинально я запустила пальцы в его кудри. Лорд снова оставил запись в моей тетради. Я едва не обомлела, пока читала. Трижды перечитала. Потом ещё раз. И на сон грядущий тоже. «Стезя хоркруксии, ведущая к вечной жизни, узка, как лезвие ножа. По этой тропе не идут вдвоём, а только друг за другом. Но в бессмертии, как в каждой безупречности, заключена обратная сторона медали — грусть. Грусть от того, что нет ровни. Это исключительное одиночество» Дыхание Варега стало ещё тягучей, словно диким медом растекаясь по моей коже. Его рука вцепилась в мою шею, задирая мою голову, придавливая меня сильнее. Дневник. Кольцо. Чаша Пенелопы. Медальон Салазара. Диадема Ровены. Я ничего не знала о них до вчерашнего вечера. Их перечень я обнаружила в своей тетради, которую Лорд вернул мне, изучив мои варианты шестого обряда. Не знай я Лорда, я бы подумала, что написать о своих достижениях его вынудила необычайная скромность. «Пришлось, потрудиться, чтобы заполучить чашу Пенелопы. Но уж слишком я обаятелен, чтобы трудиться сверх меры...» Одной рукой Варег сжимал мою грудь, больно теребя сосок сквозь одежду, а второй оттягивая подол платья всё выше и выше. Полистав «Утерянные сокровища» Геллера, я узнала, что Чаша, Медальон и Диадема считаются не просто реликвиями основателей Хогвартса, а составляют отдельную коллекцию драгоценностей, за которой охотится не одно поколение волшебников. Прибрав реликвии к рукам, Лорд исковеркал их суть, но обогатил их частицей своей души. Дамблдорово мировоззрение рисует Лорда карикатурным врагом, безжалостным, ограниченным. Его трактовка темной и светлой магии устарела. А я не мыслю закостенелыми категориями... Губы Варега сминали мой рот жадными поцелуями. Он прошелся ладонью по моей голени, бедру и скользнул вверх к промежности. Недостаёт только Меча Гриффиндора. Пожалуй, в этом Лорду хватило благоразумия, ведь Меч был создан при помощи магии даже более светлой, нежели Диадема. Если Диадема едва не сгубила его в Албанском лесу, то Мечу это несомненно удалось бы. Меч служит только чистому сердцу. Хорошо, что Лорд осознает свои ограничения, даже если не признает этого вслух. Если я спрошу, почему он предпочёл не... — Ай! Отпусти-и-и, долбоящер ты поганый! Варег больно укусил меня за мочку уха, и в ответ на мой крик начал горячечно целовать, а потом зализывать укус. За то, что он прервал нить моих раздумий, я изо всей силы ущипнула его за бока, и он заохал, обжигая мою кожу прерывистыми вздохами. — Ахх... прости меня, прости меня, ммм... прости, Приска... — он будто бы задыхался, сдавил меня крепче и прихватил зубами кожу у основания шеи.  Издалека донесся стук копыт. Ближе. Ещё. Уже совсем близко. А вдруг это кентавры?.. Варегу плевать. Коленом он отодвинул мою ногу в сторону, сгибая её. Горячие пальцы ухватились за края нижнего белья. Сначала нужно найти Маледиктуса. В Албании хранится подсказка. Дом Вальдрена. Бержита. Начнём через час после захода солнца. Место нужно будет подготовить заранее, очистить от живых деревьев и молодой поросли. Должна быть идеальная окружность в девять футов. Грунт посыпать пеплом змеи, которая сбросила кожу в последний раз. Но... но если я проведу обряд... я тоже должна там быть... А на кого я оставлю Ньирбатор?.. Графиня-заступница! Я различила топот шecти лошадей, идущиx рыcью друг за другом. Потом ещё три. Варегу по-прежнему было плевать. Бельё, казалось, проявило волшебное упорство и не желало стягиваться. Ногти Варена грубо вонзились в мою кожу, и он тотчас взвыл как раненое животное. Вблизи его глаза впервые показались мне не зелеными, а болотистыми, как у Фери... — Ты наколдовал Сальвио Гексиа? — официально-сдержанно вопросила я. — ...э-э... Мы затаили дыхание, пpитворяясь зeмлей, камнями, заpocлями, пока лошади не проскакали мимо. Уф! Не кентавры! Момент страсти испустил дух. Момент страсти прямо-таки издох. — Уже поздно, Варег. — Нет ещё, — прохрипел он. — Твои солнечные лучи уже брызнули, не смей отрицать. — Но не на верхушки деревьев. «Нашему интимному языку до шифра Кудесника далековато», — нелепая мысль поубавила страсти до уровня воздушного поцелуя дементора. — С меня довольно, Варег. Цоканье копыт... лошади, какое-то Средневековье, ей-богу, ненавижу лошадей, и говорящих тоже, просто не переношу... короче, лошади всё испортили. Зря мы затеяли это под открытым небом... — Так аппарируем ко мне... Я уже не слышала его. Отодвинулась и поднялась на ноги, поправляя одежду. «Нужно поскорее идти домой, — неотвязно вертелась мысль. — А вдруг Лорд уже занёс третий том Mors Victoria в мою комнату?! Он говорит, Дурмстранг гордился бы мной, ведь я — непревзойденный специалист по переворачиванию страниц и развертыванию пергамента...» Листик с тремя лепестками прилип к моей туфле, я сняла его и поднесла к глазам: — Прямо как трилистник… — прошептала я, и тут же вспомнила руки Лорда на мне, и глаза василиска моих снов, который вроде бы пугает меня, но пугает очень своеобразно. Да он попросту заигрывает... Приятная дрожь пробежала вдоль позвоночника. Я не смогла не улыбнуться. — Клевер. Повернув голову, я уставилась на Варега. — Клевер? Черта лысого! — воскликнула я. — Не растёт здесь никакой клевер. Подле склепа Баториев, как и подле Ньирбатора ничего не растёт. Варег пожал плечами. — Ну, если тебе так больше нравится... — Что ты там бормочешь, а?! Не веришь мне? Чего ты добиваешься? — Да что ты завелась, как банши?! То бедлам тебе, то лошади... Ты меня свести в могилу хочешь?! Хоть убей, я тебя не понимаю! — Ты-то всё словил, а я должна просто терпеть?! Лежи себе и помалкивай! Разразившись руганью, Варег яростно взлохматил себе волосы, став похожим на Исидора. В пятнадцать у нас получалось лучше. Я достала палочку из кобуры, собираясь исполосовать его балахон. Исполнить задуманное я не успела. С левой стороны леса раздался шорох и веселые возгласы. — Что тут за дикари разорались? — отрывисто прогремел до боли знакомый голос. К нам двигалась процессия из двух ведьм. Алекто Кэрроу. Агнеса Каркарова. Моё нападающее настроение мигом испарилось, и я заняла оборонительную позицию. С каких это пор Агнеса дружит с Пожирательницей? Меня кольнула какая-то первобытная ревность. И каков мотив их прогулки в мою рощу? Я бегло взглянула через плечо на Варега, и только тогда увидела, что земля на том месте была разрыхлена до неприличия. Сидя на земле, Варег с невозмутимым видом применял Тергео к своим брюкам. Минуту-другую мы все разглядывали друг друга молча. — А чего видок такой грозный, дери меня бабушкин кодекс чести?! — расхохоталась Алекто, попутно осматриваясь, будто это не роща была, а какое-то развлекательное заведение. Агнеса, не обращая внимания на Варега, перекинулась со мной парой слов и предложила пойти вместе погулять. Мне было невмоготу поскорее скрыться от Варега и вернуться домой, потому я согласилась. — Да, иди себе... иди с ними, — процедил Варег, наконец поднявшись с земли. — Куда хочешь иди. — Его слова прозвучали театрально, как будто от отчаяния. — И ты ступай с миром, Гонтарёк, — ласково бросила ему Агнеса. *** — Нравится мне гулять в темноте, — проронила Алекто, осклабившись на луну над башенной площадью. Газовые фонари светили с перебоями. — Ненавижу солнце. — Я люблю только зимнее, — сказала я. Агнеса молчала с минуту, улыбаясь краешком губ, будто вспоминая что-то забавное. — После того, как меня исключили из Дурмстранга, я круглый год шаталась по медье, занимаясь сплошной чёрной магией, а когда Приска приехала домой на каникулы... — ... то застала Агнесу такой загорелой, будто она из ада восстала, — чинно закончила я, поймав нить её мысли. — С тех пор я так и не побелела по-настоящему, — подытожила свою повесть Агнеса. Со стороны могло показаться, что Агнеса сокрушается о своих темномагических злодеяниях, но это было не так. Алекто, по-видимому, находила сарказм Агнесы крайне забавным. В Вальпургиеву ночь она также удержалась от оргии и отсиделась в доме Бартока. Шутить на тему «поимки» можно долго, однако, если задуматься, это отдаёт дурным тоном. Даже Алекто Кэрроу это понимает. Без своего братца, также отбывшим в Англию на задание, она заметно приуныла. Может быть, это одиночество чему-то научит её, и когда Каркаров вернётся, она посмотрит на него другими глазами, начнёт с ним встречаться и избавит многих девушек от... — Я ужасно проголодалась, — капризным тоном заявила Алекто. *** Стоило войти в трактир Каркаровых, как нам навстречу двинулся Орсон Эйвери. — А я-то ломал себе голову, не понимая, что могло стрястись! Куда же подевались все наши прелестные ведьмы! На его улыбчивое простодушие я не купилась, но сама состроила радостную мину. Подмигнув мне дважды, он как бы невзначай сообщил, что полюбовался окрестностями, освоился, познакомился с нашими колдунами и даже побывал в лавке Лемаршана. Мы с Агнесой обменялись скептическими взглядами. «Похоже, после отбытия Пожирателей в Англию, здесь все приуныли», — мелькнула чудная мысль. — Барабан, на первый взгляд, совсем обычный, я так и сказал лавочнику, — продолжал Эйвери, посмеиваясь, — а он мне в ответ заявляет, что резонирующая часть сделана из человеческой кожи, и тычет под нос, мол, смотри. И я посмотрел, а там выпуклые линии грудных мускулов... — Это вполне обычная вещица, Эйвери, — сказала я с холодком. — Облавы в Аквинкуме проводились до 1955 года, то есть до падения Ангреногена. А после всё вышло из-под контроля. Торгуют чем попало, но все довольны. — Слушай, а расскажи-ка нам что-нибудь о Дамиане, — внезапно предложила Агнеса, изобразив улыбку влюбившейся по уши девицы. Напустив на себя важность, Эйвери подсел к нам и с блаженным вздохом вытянул ноги. Появился поднос с пудингом и напитками, — эльфы засуетились вокруг нас. Как оказалось, о Розье рассказывать нечего, он «правильный мальчик». Пожиратель не преминул переключить всё внимание на себя: — ... впоследствии мне уже не хватало средств содержать фамильное поместье. Мне говорят, хватит носиться со свободой, как дурень с писаной торбой, короче говоря, посоветовали мне жениться на богатой наследнице, уверяя, что их скоро в белый день не сыщешь. А посоветовали весьма конкретно. С Либби нас свели на кошмарном чаепитии миссис Лавгуд. Либби всё время дулась, алмазы висели вокруг её шеи, как булыжники, у неё ещё были какие-то накладные крылышки на спине. А потом нас затолкали в танцевальный зал с омелами на каждом шагу. Миссис Лавгуд наняла волшебный оркестр, музыка громыхала вовсю, уши заложило, но я стойко держался. Отплясал с Либби кучу танцев. Уже во время ужина миссис Лавгуд спросила, с чего это мне вдруг приспичило жениться. Я сам себе изумился, когда ответил откровенно, мол, нужны деньги, чтобы содержать фамильное поместье. На этом меня раз-два и выпроводили. Грымза на пороге заявила, что я мог бы помягче изложить свои притязания на её дочь, но я откланялся, не люблю ходить вокруг да около. Бросила мне вслед, что у меня мораль кошки и мозги щенка... — А сколько тебе тогда было? — спросила я, утирая слёзы смеха, до того меня насмешила эта история. — Как раз стукнуло четырнадцать, откуда мне... Договорить Эйвери не смог, мы разразились таким смехом, что ниффлеры, шмыгавшие по залу, выскочили в окно, а пикси, мелькавшие то там, то тут в роли сторожевых псов трактира, скрылись за стойкой. — Да ты шлюшка, Эйвери, — рыкнула Алекто, вернувшись к пудингу с желудями. Пожиратель величаво выпрямился. — Ну, меня хотя бы не тудысюдыкает родной брат. — Нет у тебя брата! — Да, хвала Мерлину! Потянувшись за графином с тыквенным соком, он наполнил стакан Алекто, подмигнув ей так сочувственно, что хохот на сей раз был неуправляем. — Нервничаешь по поводу приезда Мальсибера? — самым непринужденным тоном обратился ко мне Пожиратель. — Нет, ничуть, — отмахнулась я, подавив в себе желание чертыхнуться. — Ну разумеется! — счел нужным вставить Эйвери. Постучав каблуками, Агнеса позвала эльфа за добавкой.