Ньирбатор

Мне было видение чёрного зева вселенной, Где слепые планеты в вихре звёздной метели Летят в чёрной бездне, объятые ужасом вечным, Без памяти, без имени, без цели... "Немезида" Г. Ф. Лавкрафт

Вторник, 31 мая 1964 года — Долго ещё до того дома, милорд? — простонала я. Пешая прогулка наскучила мне; пепельно-грязный цвет неба не был похож на серенево-белесую дымку Сабольч-Сатмар-Берега. Совершенно в новинку были террасы олив по тускло-зелёным склонам. Ноги ныли даже больше, чем Берта. В качестве ответа я получила хорошо знакомую мне кривую усмешку. Выдержав паузу в целых два часа, Лорд ответил: — Путь к дому лежит через постоялый двор. Портал в виде шкатулки сенобитов оказался таким же, как обычные. Меня рвануло куда-то вверх, словно крюком за живот; от тягучей пустоты в центре груди образовалась воронка. Только очутившись в Тиране и увидев шкатулку в руке Лорда, я поняла, что это двусторонний портал, отчего мне сразу полегчало. Можно же вернуться в конце концов! В моём сознании всё никак не укладывалось, что я отбыла неизвестно куда. Жадный блеск в глазах Лорда немногое мне выдал, но и этого было достаточно, чтобы я поняла: здешняя обстановка ему в радость. Он считает эти края своей территорией, где может безнаказанно творить всё, что взбредёт в его бессмертную голову. Сам вид Тираны произвёл на меня гнетущее впечатление, коим сложно назвать отрывочные виды мощёных улиц и бесконечной вереницы серых стен без окон, обвитых диким плющом и виноградом, причём от мощного порыва ветра ни единый листик не шелохнулся. Время словно остановилось. Был знойный полдень. Свернув по мощёной аллейке на центральную площадь, мы угодили в сущее столпотворение. Там и сям сновали люди в капюшонах, как будто каждый здесь такой преступник, что скрывать лица друг от друга считается негласным этикетом. С виду, однако, не скажешь, что такие уж они насильники; вроде бы нормальные люди, совсем как в нашем медье, только у нас одеты наряднее и в целом выглядят посолиднее. Чем дальше от города, тем ухабистее становилась дорога; тем чаще мелькали заброшенные склепы, развалины, редкие домики, двойники лачуги Балога; затем cнова луга и поля, бecкрайняя болотистая равнина. Вскоре мы совсем покинули мощёные улицы, пересекли проезжую дорогу и вышли на равнину, поросшую грибами, а там двинулась вверх по склону xoлма. Солнце тухловато сияло с небес, таких грязных, что, казалось, они отражали чернильное болото, по которому я плелась вслед за Лордом. Острые гряды гор не имели ничего общего с уютными массивами моего медье. Топчась на холме, я старалась с его высоты oбозреть окрестности. Вдали, на юго-вocтоке и югo-западе, были видны сумрачные маccивы леса. Равнины же были наподобие стола с редкими скатами холмов. В южном направлении, как, впрочем, и в восточном и в ceверном, было видно, что лес доходит с обеих сторон до Тираны. Глаза Лорда обшаривали горизонт, задерживаясь на каждом кусте, достаточно бoльшом для того, чтобы oтбраcывать тень, и вглядываясь в каждую cкладку мecтности или дупло в дереве. Он обращал внимание на любую мелочь. Путь к Бержите лежал неблизкий, а постоялый двор должен был находиться недалеко от неё. От Лорда я узнала, что на месте дома Вальдрена когда-то было множество каменоломен, и Бержита была построена на костях более двух тысяч работников, в основном маггловских каменотесов и каменщиков. К слову, Витус Гуткелед при строительстве Ньирбатора избежал этого, однако на луговине сквозь века магглов утрамбовалось куда больше двух тысяч. Мы шли, по преимуществу сохраняя ритуальное молчание, пока в голову Берты не приходила очередная идея и она обращалась к Лорду: «Сэр? Эй, сэр?» Наконец Лорд вложил ей в голову мысль, что её покусали мошки. Это избавило нас от её докапываний на некоторое время. Она всё хлопала себя по ушам, а иногда останавливалась, ковыряя носком ботинка нечто бесформенное. «Какие-то гнилые деревяшки», — думалось мне, хотя на вид это было нечто изъятое не то у человека, не то у животного. На всём протяжении мы не встретили ни одной живой души. Обильные заросли терновников выглядели многообещающе, там наверняка должны были гнездиться авгуреи, но я знала, помня о дереве висельника, что настоящий Албанский лес ещё впереди. Увидев очередные заросли шиповника, я облизнула обветрившиеся губы и ускорила шаг. — Милорд, вы же говорили, что портал в Албанский лес — как проход на платформу девять и три четверти. Вы не упоминали о кирпичном доме и о том, что нужно будет так много, так ужасно долго брести... — У меня порталов много, — отрезал Лорд и вдруг резко остановился. — Этот мост — один из них. Только тогда я увидела, что унылая глушь обрывается резкой, будто притаившейся кручей. Дальше был мост, который, казалось, ведёт в зелёно-дикое никуда. Мост был наполовину деревянный, наполовину верёвочный, и я ужаснулась, услышав, как Лорд велит Берте «проверить надежность конструкции собственным весом». Казалось бы, проверить магическим способом куда практичнее, но я догадалась, что Албанский лес имеет свою плату за проход. «Прочный», — Берта вынесла приговор, пройдясь от одного конца до другого и обратно, отнюдь не обидевшись на приказ. Кажется, она не поняла всей сути, — да что там! — даже намёка. Я поняла, что это и есть а-ля платформа девять и три четверти, когда Лорд стал напутствовать меня: — Не шевелись, не дыши... Замри, — холодная кожа его саквояжа скользнула по моей ноге. — Теперь иди. Отбросив все колебания и опасения, я ступила на мост. Яркая вспышка. Морочащая пелена. Как будто нырнула, но не в реку, а в сверкание на её глади. *** Прежний лес не имел ничего общего с тем, где я очутилась. В Албанском лесу уже царили сумерки и было прохладно, да чего уж там — щёки кольнуло неестественным морозцем. Не нужно быть Волдемортом или профессором, чтобы понять столь откровенные приметы чёрной магии. Я стояла перед небольшим прудом, вода в котором казалась грязной лужей. Стоячая вода. Непроглядная. По кайме торчали какие-то растения, походившие на павшие камыши. Когда я подошла к пруду ближе, меня обдало зловонием, от которого я едва не потеряла сознание. Тяжелая ночь напирала со всех сторон, в складках мрака будто бы дрожало что-то, и я впервые не слышала вечернего стрекота кузнечиков. В голове стоял гул безмолвия. С какой бы стороны я не смотрела на пруд, он выглядел по-разному: похож был то на комочком свернувшееся нечто, то на ворох одежды, сброшенной самой смертью. Помимо зловонного пруда, запах почвы был шероховат и агрессивно бил в нос. Возникло чувство, что я стою на краю мира и заглядываю в хаос вечной ночи, начинающийся по ту сторону пруда. Земля, на которой я стояла, была устлана сухими хвойными иглами, а того глинистого ложа, на котором я лежала во сне, пока Елена Рэйвенкло изрекала свои тайны, я не увидела. Впрочем, это только малость из увиденного мною. Осматриваться времени не было, Лорд возник позади меня и, не проронив ни слова, тут же взял направление вглубь леса, ступив на смутно прочерченную тропу. Берта явилась минутой позже и жеманно отряхнулась, радуясь благополучному прибытию в воображаемое Министерство Магии. «Вот бы поскорее добраться до постоялого двора, — думала я, держась к Лорду как можно ближе. — Вот бы найти маледиктуса в первую же неделю. И что с того, что моим желаниям не свойственно сбываться?..» Лес по пути переменился на еловый. Через тропу местами пpoлегали корни, чёрная хвоя задевала за плечи. Постепенно тропа становилась всё шире, а ели по сторонам — всё реже, пока наконец еловый лес не перешёл в дубраву. Старый замшелый дуб. Верёвочная лестница. Ещё один портал. *** Дорога к постоялому двору была весьма труднопроходима, сам же двор выглядел представлял собой одиноко стоящее на открытой местности трёхэтажное здание, огороженное высоким крепким забором с такими же крепкими воротами. Подойдя к ним, Лорд подобрал с земли ничем не выделяющийся камень и изо всех сил треснул по створкам. Как я поняла, это был албанский аналог дверного молотка. Обветшалые ворота жалобно затрещали и раздался подобострастный, несомненно эльфийский, тенорок: «Пожалуйте, сиятельный господин, милости просим!» Лорд покосился на меня и всё так же молча вошёл за ворота. Я пошла за ними, придерживая полы плаща и стараясь не поскользнуться. Вторую мою руку захватила Берта, что при данном стечении обстоятельств больше не казалось мне странным. Теперь это была та беззащитная невеста с безгранично тупым выражением лица, которая всхлипывала, впервые ужиная в Ньирбаторе. Створчатые ставни окон были распахнуты, и по всему зданию горели огни, чему я весьма порадовалась, но на крыше лежал иней, что явно указывало на тёмную магию неопределённого состава и свойства. Небо здесь было беззвёздно, а луна проглядывалась как бы сквозь дымку. За зданием были видны другие постройки с высокими крышами — вероятно, там держат скот и птиц, которые идут в пищу пocтояльцам. «Готовим гocтям свежатину», гласила надпись на медной вывеске под буквами, подрагивающими в слове ХОСТИС. Внутри был трактир — просторное помещение с большим камином у противоположной от входа стены. Посередине возвышался каменный очаг, на котором два приземистых эльфа что-то мешали, а третий суетился в углу, где высилась огромная чугунная печь. Стояло около дюжины столов с лавками вместо стульев. Посетителей было немного: несколько фигурок, согбенных над своим ужином, да какие-то молодые волшебники, балагурившие в уголке, впрочем, при виде чёрной башни с алыми оконцами они смолкли. Лорд cановито перебросил cвой плащ через локоть. Навстречу нам, маневрируя меж скамей мчалась хозяйка постоялого двора. Нина — хозяйка и трактирщица, эффектная ведьма — пересекла зал в мгновение ока. Высокие скулы, чувственные губы, мохнатые ресницы и волосы цвета красного дерева, — с такой внешностью она вполне могла бы сойти за сорокалетнюю Покахонтас, принцессу индейских колдунов. Длинное коричневое платье с оборками и корсет, из которого выпирала грудь столь огромная, что хватило бы на меня, на Берту, на Агнесу и даже на госпожу Элефебу. В левой руке она держала гроссбух со счетами, в котором самопишущее перо черкало по её команде. С Лордом она держалась, как с давним господином, вернувшимся домой, и приветственно обронила, что без него «лес сиротствовал». — Чего изволите, блистательный господин Милорд?! — проворковала Нина. — Самого лучшего вина, мяса и хлеба, — ответил тот без всякого выражения. — А чем изволят отужинать спутницы Милорда? — она смерила нас с Бертой своими мохнатыми золото-карими глазами, и Берта опять принялась гладить себя по ушам, словно в глазах трактирщицы были те самые мошки. — Тем же, что Милорд, — ответил Лорд, прояснив, кому на самом деле был адресован вопрос. Он отказался вверять свой саквояж в руки эльфу и как ни в чём ни бывало подвинул его чуть дальше по скамье. Там шкатулка. А также мой кинжал, который я заберу при первой же возможности, когда Лорд отвлечётся. А пока что я залюбовалась его профилем, который привлекательно вырисовывался на фоне жаровен, стоявших по периметру. Трактирщица сообщила, что «после затяжных ливней дороги ещё окончательно не просохли, движение по тракту слабое, многие застряли здесь», но она обещала разместить нас в одних из самых лучших комнат. На это Лорд ответил, что хочет самые лучшие. — Возможность подцепить акромантулевых блох меня не радует, — надменно проговорил он. — Конечно, конечно, мой господин! — Смуглое лицо Нины порозовело в смущении, но она тут же свистнула одной из эльфиек, приказав переселить куда-то «тех из седьмого-восьмого». — Но прошу вас, садитесь, садитесь, ваше сиятельство!.. — выпалила Нина на песенный лад. Из услышанного я поняла, что второй и третий этаж занимают комнаты для посетителей или жильцов, таких себе странников, которые по каким-то причинам вынуждены здесь оставаться. Сели ужинать. Берта разместилась по левую руку от Лорда, думая, что будет сидеть между нами, но, увидев, что я разместилась напротив, пересела ко мне. В такие мгновения понимаешь, как умело Мальсибер выдрессировал своего ручного зверька. — Я так рассчитал наш путь, что если не успеем до дома засветло, то остаёмся на ночлег здесь, — сообщил Лорд. — Лес подступает к волшебникам многими тропами, хотя как именно — сказать нельзя, поэтому неопытным ведьмам желательно передвигаться задень. — Что тут скажешь, приграничная территория, — глухо проговорила я. — Странники всякие... — ... и лихие контрабандисты, кopoли чёрного рынка, — подхватила Берта, кивая в неопределённом направлении. — Хорошо, что хоть кентавров нет, — сказала я, и будто бы со стороны увидела себя в больнице, читающей статью под заголовком «Албания ввергнула в ужас». — Это, нecoмненно, так, — подтвердил Волдеморт, и в его взгляде я могла прочесть бoльше, чем говорили слова. *** Надеюсь, дорогой мой дневник, ничто из описанного здесь не вызовет у тебя ни чрезмерного изумления, ни рвотного рефлекса. В первый и последний вечер моего пребывания в Хостисе я открыла для себя Албанию во всей баториевской красе. Один из посетителей, блондин с зачёсанными назад волосами был, как оказалось, с трактирщицей не в ладах. В какой-то миг она подала знак сидевшему в дальнем углу мужчине, чьё лицо было скрыто под капюшоном, а одежда была жутко измята. Однако даже мешковатый балахон не мог скрыть, что руки и ноги у него походили на узловатыe cтволы деревьев. Здоровяк. Настоящий гигант-людоед. В Сабольче такие давно перевелись. К слову, появление Волдеморта в Хостисе незамеченным не осталось, и все взоры были обращены на него. Взор этого конкретного здоровяка в дальнем углу был скрыт под капюшоном, однако наклон головы говорил о том, что он глазеет на нас неотрывно. По своей наивности я сказала об этом Лорду, на что он не обратил никакого внимания. Тогда я впервые почуяла неладное. На призыв Нины здоровяк махом вскочил со скамьи. Зашёл сзади блондина и начал душить его с помощью жгута. Наплевав на магию, ей-богу, всё вручную. Блондин слабо дернулся, стремясь вырваться, но здоровяк усилил хватку. Движения его были резкими и точными. Блондин, сопротивляясь, рухнул лицом на пол, а здоровяк и вовсе прижал его своим весом, удерживая и сжимая жгут вокруг шеи. Меж тем капюшон слетел с его головы, обнажив блестящий белый череп. Выше кустистых темных бровей не рос ни единый волос. Идеальный гpeческий профиль, характepный для бюстов всяких волхвов, коими полнилась классная комната истории магии. Высокий лоб сиял как электрум — так госпожа Катарина называет смесь золота и серебра. Но лицо здоровяка было багрово, вены на шее выпирали, словно канаты. На вид ему было не больше тридцати. Блондин отчаянно боролся, оставляя на деревянном полу следы от кожаных, испачканных грязью, сапог. Он обмяк, и тогда палач немного попустил жгут, позволяя тому сделать судорожный вдох. Внезапно его взгляд устремился к Лорду... и тот ему кивнул. Жгут стянулся так, что исчез в складках кожи. Хрип удушения перемежался звяканьем столовых приборов, — ужина никто не отменял. Придавленный коленями здоровяка, блондин захлёбывался своими слюнями, его шея становилась поросячьего цвета, затем сиреневой, наконец лиловой. Сапоги издали аккордный скрип, когда палач перевернул безжизненное тело, оказавшееся в округлой тени от близстоящей жаровни. Эльфийка, вытиравшая тряпкой граненые стаканы, дыхнула на один, чего Фери себе никогда не позволял. Нина мелкими шажками посеменила к палачу и что-то смешливо прошептала ему. Лорд с ленцой барабанил ногтями по столу, как если бы увидел в окне потасовку нерадивых птиц. Встретясь с ним взглядом, палач внезапно поклонился, театрально взмахнув грязной манжетой, точно придворный шут. Это уже попахивало чем-то совершенно пугающим! Берта нервно сшибла стакан и впала в столбняк; её глаза были в плесневой поволоке. Утешать её я не стала, ведь сама была в растерянности. Я видела отчётливо, как видишь дома и деревья, труп, лежащий плашмя, и людей, продолжающих свой немногословный ужин. Лорд поймав на себе мой взгляд. Мгновенное понимание. Одним глотком я допила сливочное пиво и попыталась встать. Внезапно его рука под столиком схватила меня за колено. Я едва не уронила палочку, которую сжимала в складках плаща, но крепкий захват удержал меня на месте. — В чём дело, Приска? — спросил Лорд, сверля меня взглядом. — Здесь... это... это просто жуть. Давайте уйдём отсюда, пожалуйста. Этот лысый... вот так задушить блондина у всех на глазах... дичь несусветная... — Понятия не имею, где ты набралась подобных мыслей, — брови Лорда поползли вверх и он добавил с педагогической ноткой, сжимая моё колено всё сильнее: — Только мне решать, когда и что мы делаем. Ты поняла меня? И не прекословь мне. Я этого не потерплю. — Он тихо вздохнул, убрал руку, нащупал новую салфетку и развернул на моих коленях. Передо мной выросла пирамидка десерта, и под лордовым надзором пришлось его отведать, проталкивая поглубже комок тошноты. В двух шагах от трупа я уже целовалась, но жевать не жевала. След на шее задушенного выглядел, как красный воротник. В определённый момент я хватилась Берты, но искать её долго не пришлось. Я сунула голову под стол и увидела крепко зажмуренные глаза и подпрыгивающие в нервной дрожи локоны; дернула её за один, но она не хотела вылезать; пообещала отвести её на работу, но она ни в какую. — И куда это мы пропали? — прошелестел наверху властный холод. — Прижги её, — раздался голос трактирщицы секундой позже. Мне конец, подумала я. Мысленно простилась с госпожой Катариной. Сказала ей, что даже будь у меня возможность вернуть родителей, я бы всё равно не променяла её на них. Моя жизнь разрешилась кошмаром. Может, оно и к лучшему. Но тут раздался посторонний стон. Я высунула голову и увидела какую-то девицу, рыдающую на груди убитого, мнущую руками его туловище. Линялое ситцевое платье. Гусиная кожа на голых руках. В немом вопросе я поискала взглядом Лорда, а он уже держал в руке бокал с вином, принюхиваясь к нему. Выражение его лица было предвкушающим. Палач снова поклонился ему, искусно взмахнув обеими манжетами... будто готовился заранее. Будто исполнял прописанную роль. Легко, словно играючи, Лорд взмахнул пальцами. Палач повернул голову и что-то сказал щуплому юноше в мантии с эмблемой Дурмстранга, вроде как своему помощнику. В следующий миг волосы девицы были крепко намотаны на руку палача. Она шарахнулась в сторону, но была бессильна против двух палачей... ведь отбивалась как маггла, не ведающая магии. Никакой волшебной палочки. Её руки беспомощно рассекали воздух. Помощник палача, толкнув девицу к стене, обездвижил её заклинанием. Потом выколдовал раскалённую кочергу с прямоугольной печатью на конце. Она отчаянно сопротивлялась, а мы — праздные зрители, жующие и пьющие, — наблюдали, как раскалённое железо неуклонно приближается к к её шее. Пронзительный визг. Где-то раздалось гагакание гусей. Я не видела её шеи, но одобрительные окрики посетители подсказали, что девицу только что заклеймили «грязнокровкой». Лорд наблюдал за зрелищем с пpeнебрежительным наклоном головы. Грязнокровка меж тем отползла в сторону трупа. Спутавшиеся волосы свисали вдоль поцарапанных щёк, а в глазах застыл животный ужас. Её лицо дёргалось, точно от ударов, изо рта текла кровь, вероятно от прикушенного языка. Некоторое время было слышно только булькающие звуки и звон столовых приборов, так как жильцы продолжали есть, даже кушать, сытно причмокивая и щёлкая языками. Громче всех питалась ведьма в парчовой шляпке: она сжимала баранью кость, высасывая костный мозг, и облизывала свои пальцы, жуя их между дёснами. Грязнокровка снова рухнула на труп задушенного волшебника, предполагаемо осквернившего с ней свою кровь. Её брюхатый живот я увидела только когда она боком прижалась к трупу, как будто совсем не чувствуя ожога. А палач, поклонившись Лорду уже со всей самоотверженностью, затянул куплет из какой-то песни. Посетители не подпевали, но трактирщица топала ногой в такт:

Чума разрази тебя, жирное брюхо! Твой папа рогат, ну а мамочка — шлюха, Твой грязный обрубок гниёт и течёт…*

Нина вытерла лоснящиеся руки о фартук и обратилась к посетителям с речью: — Я велела ему пригнать скот до полудня, чтобы забить ягнят для Милорда, а он с тех пор как начал шашни с грязнокровкой водить, бросился ягнят спасать и отпускать. Ягнята, мол, жаждут спасения. Ну так почему, спрашивается, они об этом молчат? — То-то, — пробасил палач. — Уведи эту поблядунью, голубушек, — трактирщица хлопнула в ладоши, а ты, — развернулась к помощнику, — убери труп. — Глядя на Волдеморта, она напустила на себя обольстительность и сделала глубокий реверанс, на что Лорд, к моему пребольшому изумлению, ответил, подняв бокал до уровня глаз. Берта всё так же сидела под столом, что наверняка пошло ей на пользу. — Милорд... — безжизненно протянула я, не понимая, куда попала и за что мне это. — Скажи, Приска, — он бесстрастно вздохнул, — почему мне кажется, что тебе скучно? На глазах вскипели злые слезы, но я их подавила. — Я неважно себя чувствую, милорд. Хочу в свой номер. Хочу подняться, пожалуйста... — В свой номер? — Лорд выгнул бровь. — За который плачу я? Поднимешься, когда я скажу. А сейчас пересядь ко мне. Я не выдержала его напористого взгляда и пересела. Что-то такое появилось в воздухе, чему я не могла найти объяснения, но чутье подсказывало, что этот бесстрастный тон предельно наглого Лорда не сулит мне ничего хорошего. Если он будет и дальше щеголять своей безнаказанностью, я... я... — Подойди, — велел Лорд палачу, который уже вернулся и стоял у стойки, словно указательный столб на перекрёстке. Не выказав никакого удивления, палач устремился к нам. Остановившись напротив, он низко поклонился. От меня не укрылся полусорванный ноготь на его указательном пальце. Под лoжечкой пpoтивно заcocало, и теперь я уже не coмневалась — всё oчень плохо. Чем мог мне грозить этот лысый, я не могла понять, но угрозу ощущала буквально физически. Голый череп и выразительное, острое лицо отдавалo чем-то знакомым, первичным, позабытым. Притом глаза его были холодного зелёного цвета и горели живым умом. — Не хочешь представиться перед леди? — предложил Лорд, пригубив ещё вина. — Я Сол, миледи, — ответил палач. — Сол Вальдрен. — Я не леди. Я Приска, — поправила. — Дальше, — велел Лорд. — Сол, непутёвый сын Вальдрена, мой лорд. — М-м, прекрасно, — протянул Лорд; я обеспокоено перебегала взглядом с него на палача, ни черта не понимая. — А знаешь, кто это? — Лорд пригладил мои волосы. — Дочь Грегоровича, сиротка Присцилла. Ты ведь хорошо знал Грегоровича, не так ли? И тут к моему ужасу лысый поклонился мне. Xoлодная ярость в его глазах и вздувшиecя желваки на скулах не ускользнули от моего внимания. Я поняла, что всё гораздо хуже, чем я предполагала. — Мы все тут знавали господина Грегоровича, мой лорд, — с искусственной живостью ответил Сол. — Отец был рад называть его своим самым лучшим другом. У меня помутилось в голове. «Самый лучший друг?.. Отец не рассказывал ни о каком Вальдрене... Что за чушь!» — Расскажи нам... — Лорд пригубил ещё немного, — да, расскажи, где мы будем жить, так интересно услышать это от тебя, как ты это произносишь. — Высокий голос Лорда был гнусавым, как никогда прежде. — Вы будете жить в доме моего отца, мой лорд, — Сол опять поклонился. — Большая честь, что мой отец превратил наш дом в обитель чернокнижников... то есть чернокнижника, sui generis, единственного в своём роде, Тёмного Лорда, нашего покровителя. — Интонации Сола звучали столь искусственно, что он казался вышколенным шутом, играющим роль, отведённую ему безжалостным демиургом. Пару раз я дотрагивалась до Лордовой руки в немой просьбе прекратить это представление, но он никак не реагировал и продолжал измываться над своим шутом. — Расскажи Присцилле, где ты живешь, мразь. — Я живу в трактире Нины, мой лорд, — всё тем же искусственным тоном отвечал Сол. Послышались смешки и подначки сразу нескольких глоток. Жильцы двора не расходились, как видно, ожидая увидеть ещё одну казнь. — Я ухожу, — объявив, я тут же поднялась, подбирая полы платья, чтобы перешагнуть через скамью. — Сядь, — процедил Лорд. — Это же так уморительно, разве ты не понимаешь?.. — Он вздохнул и, взяв нож, принялся кромсать мой бисквит, к которому я не притронулась. — И это всё, что ты съела? Видела, какие формы у Нины? Нельзя быть такой тощей, душенька. Мне нужно во что-то вонзаться. Его слова подействовали на меня как удар драконьего хвоста. Я крепко прижала рукой живот от внезапной судороги. Лорд вёл себя как отъявленный подонок. Я понимала, что он дразнит меня, но всё равно было ужасно такое выслушивать. — Я... я не голoдна. Большe не xoчу, спасибo. Пронзив шоколадную мякоть, Лорд поднёс вилку к моим губам, и я сроду не чувствовала себя столь униженной. Кусок бисквита толкался мне в губы и пришлось раскрыть из, чтобы поскорее с этим покончить. Потом второй. Третий. В награду за покладистость Лорд вручил мне вилку. Отложив её в сторону, я запихнула в рот остатки бисквита, глотая так быстро, словно это могло склеить ошмётки моего достоинства. Едва не всхлипнула, когда Лорд потрепал меня по щеке. Видела, что Сол наблюдает за нами, но его мина была пустой. — Она у меня избалованна, видишь ли, — поведал Лорд, как всегда, спокойно и властно. — Но в остальном совершенно вменяема. Как тебе известно, Присцилла прибыла сюда прямиком из Сабольч-Сатмар-Берега... Расскажи, что тебе известно об этом графстве? — Слыхал о тамошних волшебниках, мой лорд. Разодеты всегда по-праздничному, околачиваются без дела, палец о палец не ударяют. Дома кишмя кишат доксями, боггартыми и другой нежитью, — пропел Сол будто заготовленную речь. Волдеморт дико захохотал, демонстрируя ослепительно белые зубы. Мне хотелось закричать, как кричит ведьма, проснувшись в гробу. Я помотала головой, надеясь, что вот, встряхну дурной сон... Тут же опустошила стакан с огненным виски, который непонятно каким образом оказался передо мной, но был очень кстати. От крепкого напитка я закашлялась, горло обдало огнем. Огонь, умри со мной... — Ну же, дальше. — Я счастлив, мой лорд, что отец завещал дом тому, кто этого достоин, че-чернокнижнику, истинному господину, — декламировал Сол, вызывая у Лорда всё новые приступы злого смеха. Зелёные глаза блестели укрощённой ненавистью, которую я ощущала до корней волос. Невзирая на ту чушь, что он порол, посадка головы у него была дерзкая. Весь мой мысленный процесс скукожился в вопрос: что он с ним сделал? — Дальше, мразь, — Лорд ощерился в понятном только ему одному веселье. — Я к вашим услугам, миледи. Я умею только служить. — Я не леди. Я Приска, — твёрдо повторила я, но никто меня не слушал. Палач уже лобызал под столом сверкающий ботинок Лорда, который сидел, как фараон. Он был не просто спокоен. Он был бесчеловечно спокоен. — Золотое, однако, сердце у меня, — проворковал он, и его рука опять накрыла моё колено. Под столом слышалось фырканье Берты. Писк. Сол вылез. — А как жена, ребёнок? — полюбопытствовал Лорд. — Не хочешь позвать их сюда поздороваться? — Не надо! — взвыл тот, размазывая по лицу огромные слезы, которые я заметила только теперь. — У малыша наверняка режутся зубки, и он... — Лорд резко подался вперёд, — плачет всю ночь, верно? — Нет, не плачет. — Да неужели? Повтори. — Он не плачет, — дрожащими губами прошептал Сол. — Может, позовём твою жену и спросим у неё, а? — НЕ НАДО, УМОЛЯЮ! — взмолился Сол. Окинув и Лорда и почему-то меня обезумевшим взглядом, он ровно произнёс: — Он плачет. Сильно плачет, очень, очень громко. Его заметно трясло, точно загнанного зверя, который не выносит унижений, но которому есть что терять. Среди всех жующих и пьющих я не обнаружила ни одного сочувственного взгляда. Но кому придёт в голову сочувствовать палачу? Только золотисто-карие глаза Нины смотрели на лысого с едва скрываемой скорбью. Она стояла, облокотившись на стойку и всем своим видом говоря: «Это несправедливо, но иначе никак». Знать бы, что тут было и каким образом всё так обернулось... Понятно было лишь одно — дом Вальдрена Лорд, что называется, узурпировал; в басню о завещании я ни на секунду не поверила. Лорд меж тем при виде тотального излома жертвы продолжал добивать. — Напеваешь ему тот куплетик, да? — поддразнивал он. — Сол, ах, Сол. Экий пошляк. Что бы отец сказал? — Губы Лорда подрагивали от веселья. — Ты сию же секунду воспользуешься своим грязным языком, чтобы спеть мне ещё раз. Да, потявкай мне в самые уши! «Это не может быть явью, это сон». Но я не просыпалась, в моих ушах ядом сочился голос Волдеморта. Казалось, вечность прошла, мир погиб, остался только Хостис, и хищник всё клевал, терзал и сплёвывал. Берта давным давно уже вылезла — за своей пилюлей, разумеется. На её лбу выступил характерный пот, а на лице рисовался такой ужас, как если бы злой дух сграбастал её душу и навсегда разлучил с любимым Криспином. Наигравшись с Солом, Лорд отослал его прочь, поднялся во весь рост и наклонился мимо меня, чтобы взять свой саквояж. Наконец достал пилюлю. Я молча прошла мимо него и направилась к лестнице, ведущей в наш с Бертой номер. Лорд следовал вплотную за нами, такой высокий, что его тень на ступенях полностью накрывала наши. Бегло оглянувшись, я увидела, как трактирщица смотрит нам вслед с малопонятным выражением, а эльфийка собирает со стола тарелки, стаканы и остатки гуся, запечённого с черносливом, кладёт на поднос и уносит. Когда мы наконец достигли второго этажа, где находились наши номера, я юркнула в дверь, затащив Берту и тут же заперлась защитными чарами. Он позволил. Мог бы не позволить. Золотое, однако, сердце. Будь оно трижды проклято. *** Обстановка в номере была довольно уютной: туалетный столик в виде ведьминого алтаря, огромный комод, две кровати и ванная комната, куда вела дубовая дверь. Украшением был висящий на стене между кроватями веер неопределённого цвета и длиной с рост ребенка. Псило-Берта по-рыбьи таращилась на веер и настояла на том, чтобы я к ней присоединилась. А как бы иначе я рассмотрела, что веер вырезан из человеческой кости? Вернее, из коллекции костей, сплющенных рукой злого мастера. Ярким контрастом этому вееру были белоснежные полотенца, сложенные на комоде с трогательным бантом и шоколадными лягушками. Благодаря псилобицинам Берта восприняла веер с точки зрения счастливой ведьмы, видящей дурной сон, перецепилась за завёрнутый край ковра и рухнула на постель. А я была лишена такого уютного умопомрачения. Торопливо переоделась в ночнушку; не умывалась, не расчёсывалась и не смотрела в зеркало. Страx сковал мои движения, и напряженность минувшего дня дала о себе знать. Я легла и плотнo укуталаcь, подавляя дpoжь, но coлод был внутри меня. Лёжа на спине, я разглядывала лепныe узopы на потолке. С головы всё не шёл этот Сол, зеленоглазый палач, жертва Волдеморта, смертельно обиженный человек. При первом же взгляде на него меня сразу охватило дурное предчувствие. Он что-то знает, чего не знаю я, но что знать должна... Подумать только, живёт с женой и маленьким ребёнком в гостинице... Как унизительно. Подозревал ли его отец, что так будет, когда приглашал в свой дом Волдеморта? Бедолага Вальдрен. Бедолага Сол. Бедняжка Албания. Бессовестный узурпатор. Насмешник. Чернокнижник. Осквернитель. Притеснитель. Демон. Человеконенавистник. Как права была Елена Рейвенкло. Я знала это, но не так исчерпывающе. Агнеса говорила, что чем больше времени проводит с Розье, тем чаще в нём приоткрывается мягкая сторона. Не могу того же сказать о Лорде. В нём всё чаще приоткрываются вертикальные зрачки, и тогда мне кажется, что моя свобода — не более чем мерцание света далёкой звезды. Вспомнился Эйвери... Отогнав все мысли о нём, я перебирала в уме накопленные ведомости о том, куда попала. «Источник к северу от Бержиты есть сама опасность. Он помнит твоего отца. Ему пришлось бежать, когда местные прознали о его необычной палочке». То, что изрекала женщина в пентаграмме, было для меня абракадаброй, но Лорд её разгадал, потому что северной границей Бержиты есть дом Вальдрена. Но опять-таки: при чём тут мой отец? О какой палочке идёт речь? Если была причина скрывать дружбу с Вальдреном, то дела плохи... Отец однажды собирал древесину в этих краях, но дома почти не рассказывал о своём опыте. Казалось бы, с какой стати ему что-то умалчивать? Хостис находится в трех милях от дома Вальдрена в Бержите, обозначенной лишь на двух картах — той, что в библиотеке Ньирбатора и той, которой пользуется Лорд. Портал у дерева висельника приводит в любое место в радиусе шестидесяти миль от Бержиты. Беспалочковая магия, трансгрессия, уменьшительные и расширяющие чары, передвижения объектов... Всё это здесь не работает. Но тёмная магия здесь самая гибкая. Удушение жгутом и прижигание я бы не назвала магией, но должны наверняка быть какие-то причины такой... самопальной жестокости. В конце концов это было представление для Волдеморта. О незавидной в этих краях судьбе грязнокровок мне сказать нечего помимо того, что у нас таковых не осталось, но мы их никогда не прижигали. Всё назойливее становится ощущение, что Лорд здесь какой-то другой... заносчивый, как обычно, но не той заносчивостью, что в Ньирбаторе. Вторгся сюда, захватил чужой дом, источник чернокнижников. Для него тут разыгрывают представления, и главная роль отведена его жертве, играющей палача. А с какой завидной небрежностью он позволил ему лизать свой ботинок... Видела, какие формы у Нины? А чтоб эту Нину забодали...