И всякий, кто считает, что ему понятны дела рук Господних, тоже глуп. Боконон
Локи проснулся от звука глухих ударов по дереву. Заваленный шкурами животных и чьим-то не обремененными лишней одеждой телесами, он с трудом оторвал одеревеневшую от выпитого накануне голову от широченного ложа и попытался прийти в себя. Все туловище ему будто бы нашпиговали свинцовыми грузами или, и того хуже, пару раз использовали в качестве навершия стенобитного орудия. Не в силах совершить ничего более героического, он попробовал по торчащим тут и там женским конечностям определить примерное количество девиц, с которыми, судя по всему, неплохо провел время минувшей ночью. Несколько раз сбиваясь и начиная заново, нетрезвое божество насчитало вокруг себя семь ног и четыре руки, одна из которых по-хозяйски лежала у него поперек груди. То есть в среднем выходило около трех с половиной человек. А человек ли? Интересно… Локи мутно-задумчиво оглядел окружающую его обстановку приземистой деревенской избы — Асгард или Ванахейм? Или и вовсе в Мидгард занесла его нелегкая? Решив уяснить для себя хотя бы это, он, нащупав пяткой первое попавшееся туловище, одним пинком спихнул его со спального места. Полуголая девица, выпав из теплого плена выделанных овечьих шкур, только негромко пискнула, грохнувшись на пол, да так и замерев, не проснувшись и не изменив позы. Человек. Значит, все же Мидгард, решил бог. Будь жертва его произвола валькирией, уже гвоздила бы его по башке молотом, какой бы пьяной ни была. Тяжёлые удары, оказавшиеся стуком в дверь и вроде бы затихшие, спустя пару минут повторились снова, и Локи, проклиная все, на чем стояли девять миров, шатаясь, поплелся к дальней стене лачуги отворять засов, мечтая по пути, чтобы гул в голове не позволил услышать очередную чушь и жалобы на учиненные им непотребства, с которыми наверняка явились к нему неведомые гости. — Ну, кого там нелёгкая принесла? — хрипло рявкнул он, всем весом налегая на створку. Открывшаяся с душераздирающим скрипом дверь явила ему тулово стоящего на пороге воина примерно до пояса. Росту в пришлом госте было так много, а проем деревянной хибары располагался до того низко, что разглядеть Локи удалось лишь ноги незнакомца в тяжёлых кованых башмаках из чёрной кожи да позолоченную перевязь с ножнами, в которых имелся нехилых размеров двуручный меч. Подняв голову, он сощурился от болезненно-яркого солнечного света и, потеряв равновесие, чуть не повалился обратно на пол лачуги, но был цепко схвачен за плечо чужой здоровенной ручищей. — Ну здравствуй, братец! — Голос гостя рокотал подобно раскатам грома, заставив Локи еще раз поморщиться от головной боли. — Паршиво выглядишь! — И тебе по здраву, Хейм, — с трудом ворочая непослушным языком, отозвался бог коварства, память которого потихоньку начала откликается на зов своего владельца. — Соответствую высокому статусу, как видишь. Заглянешь на огонёк к старому другу? Названный Хеймом великан потянул носом воздух и недовольно скривился: — Ты, я вижу, не один. Может, снаружи потолкуем? — Ханжа! — Локи хмыкнул и медленно выбрался на свет, тщась укрыться от весенней прохлады и поплотнее кутая плечи в непонятную серую дерюгу. Без энтузиазма оглядев место своего пребывания, он наконец начал припоминать, куда его забросила капризная воля судьбы. В данный момент вокруг имелась обычная человеческая деревня домов на пятнадцать. Людей не было — виданное ли дело спать до полудня, когда во дворе не кормлена скотина, а уходящие на охоту мужья требуют заботы и женского пригляда. Локи сделал пару шагов во двор по хлюпающей под ногами весенней жиже, которую не мог терпеть всем своим естеством, и хмуро огляделся. Где-то у дальнего дома на самой окраине деревеньки завозился и вдруг принялся дурным голосом орать кочет, в соседнем сарае пару раз хрюкнула чья-то свинья, и снова наступила тишина. Пастораль, да и только. Ну что за гадость… Пытаясь привести в порядок истерзанный выпивкой и не менее чем титаническими замыслами о том, как бы оной достать побольше да подешевле, разум, бог, оскальзываясь, подошел к запримеченной им бочке с дождевой водой, стоявшей недалеко от входа в хижину, и с чувством пару раз окунул в нее голову. Та на подобную фамильярность отозвалась ещё большим шумом в ушах и острыми вспышками боли за глазными яблоками. Поняв, что лучше не будет, Локи безнадежно махнул рукой и развернулся к своему гостю, рукавом утирая стекавшие по лицу струи. — Ну что там у тебя? Пришел убедиться, что я по-прежнему в ссылке? — Ты будто бы жалуешься! — Хеймдалль расхохотался, демонстрируя сияющую на солнце улыбку. — По мне, так ты и здесь устроился вполне неплохо! — Ох, только не лыбься, умоляю! — Локи спешно замахал на своего друга руками, в ужасе жмуря глаза. — От твоей позолоты¹ недолго и окосеть! А что до меня, то никогда не ведал, почему пребывание у смертных Всеотец считает за наказание. Сам-то давно за местными бабенками волочиться перестал? Или, — слушай-ка! — это мне от него, напротив, благодарность? А, Хейм? — С чего бы ему быть тебе благодарным? — Хеймдалль нахмурился, раздасадованный тем, что замысленный им разговор сворачивает не туда, грозя разбередить лишь недавно переставшие кровоточить раны. — Да, может, он и сам рад, что от сыночка своего избавился? — Локи преувеличенно равнодушно пожал плечами. — Я бы, к примеру, такого недоросля несказанно счастлив был в лесу под грибом потерять! — Не надо, братец! — Рука бога-хранителя непроизвольно дернулась, сжимаясь на рукояти меча. — С Бальдром² ты перегнул, сам знаешь! — Ну, разумеется, как же иначе! — В голосе Локи мелькнула потаенная горечь. — Маменькиному сыночку с перепоя цверги мерещились и засыпать на полгода не хотелось, ну чем не катастрофа? Давайте теперь весь Асгард на уши поставим, сделаем из наследника непобедимого героя! И смертным польза — кто ж против вечной весны возражать будет! — В конце своего монолога он перешел на крик и, лишь успокоясь и откашлявшись, добавил уже чуть тише: — И плевать, что от вечной весны посевы не взойдут, земля не родит, а людишки смертные от голода перепухнут, правда? Зато венки хоть круглый год плети. Хеймдалль понуро покачал головой, принимая доводы брата, но все же попытался возразить: — Но ведь не убийством же! — А хоть бы и так! — Локи раздражённо пожал плечами. — Зато теперь природа сама за себя в ответе. Да и я, как видишь, не в обиде. — Он неспешно подошел к ограде, окружавшей его покосившуюся хибару с просевшей крышей. — И легко отделался, по всему видать. Слышал я, пока в клетке сидел, как Фригг за меня пеклась. Едва ли не самолично хотела мне яд в глотку заливать. — Мать ведь… — растерянно пробасил Хеймдалль, удостоившись очередного скептического смешка со стороны Локи. Тому хорошо было известно, что бог-хранитель, добрый и бесхитростный по своей сути, подобных разборок и дрязг, коими так славились их собратья асы, на дух не переносит. А уж предположить, что Всеотец с супругой способны в чем-то ошибиться или опуститься до мелочного сведения счетов с тем, кто отказывается плясать под их дудку, для него было и вовсе чем-то сродни клятвоотступничеству. — Ладно… — Локи распахнул деревянную калитку, выходя со двора на раскисшую от влаги дорогу. — Иди за мной, раз поговорить хотел. Знаю я тут одно место. Спустя полчаса, покинув пределы деревеньки и так и не встретив ни одной живой души, исключая вылетевшую им прямо под ноги и чем-то сильно растревоженную несушку, друзья спустились в небольшую долину, сплошь заросшую низкими жухлыми кустами вереска, не успевшими набрать силу и зазеленеть после долгой зимы. Дойдя до нижней точки, Локи, как стоял, уселся на склоне рядом с бойко журчащим горным потоком, не до конца ещё освободившимся от сковывавшего его зимнего льда и ныне с энтузиазмом подтачивавшего собственное узилище. Подогнув под себя правую ногу в домашнем тапке из мягкой кожи, бог коварства лениво почесал все ещё мокрую черную щетину, не видевшую бритвы, должно быть, уже добрых пару недель, и похлопал тушей недавно кудахтавшей курицы — а теперь его будущим сытным обедом — по земле рядом с собой, тем самым приглашая Хейма разделить с ним привал. Тот, скинув перевязь и положив меч поближе к себе, не замедлил присоединиться. — Ну, как там наверху? — Локи смотрел вперёд, щелчком пальца сшибая мелкие сосульки, все еще висящие на ближайшем к нему кусте. — Плохо, — хмуро признался Хеймдалль, которому, пока садился, снег успел залететь в штанину, разом испортив и без того паршивое настроение. — Ты-то как в эдакой глухомани оказался? Тут ведь даже по меркам людей дыра дырой. — Не приведи Ясень какая, — подтвердил Локи. — Однако ж девки в здешней тмутаракани больно хороши. Да ты и сам их видел… Слышал… Нюхал? — Он махнул рукой. — А, ладно! В общем, та ещё краса! И все три — дочки местного кузнеца, представляешь? Ну как уж тут не задержаться? Навеки бы жить у них остался, да мед здесь делают — моча ослиная и то вкуснее будет. На последнее заявление Хеймдалль иронично хмыкнул, но смутить своего дядюшку ему никогда не удавалось. — Что ржешь? Попробовал как-то, не разглядев. — Локи и глазом не моргнул, игнорируя подколку. — Дерьмо у них мед, одним словом. И папаша ихний из кузни своей рано или поздно выберется и до меня с дубьем доберётся за то, что дочерей ему перепортил. А то не может же у него пятый день кряду горн тухнуть? — А четыре дня, значит, мог? — хохотнул Хейм, дивясь очередной проказе неугомонного друга. — Неисповедимы пути судьбы. — Ехидство в голосе Локи было едва уловимо. — Рассказывай лучше. Что стряслось, что ты битый час мнешься передо мной, словно отроковица на брачном ложе? Хеймдалль и впрямь покраснел, пойманный на собственной нерешительности. — Что-то происходит, братец. Ветви Древа трясутся и усыхают, словно предчувствуют грядущую бурю. И даже сама земля… И воздух! Все мироздание будто дрожит, предвещая скорое наступление беды. Я говорил об этом Всеотцу… — Погоди! — Локи нахмурился, растревоженный дурным предчувствием. — Хейм, скажи мне лучше, что гул в моей башке — неизбежное последствие перебродившего меда. — Ты тоже это слышишь? — Хеймдалль выглядел удивленным. — Никто из наших, кроме Всеотца, мне не поверил! — О! — с преувеличенной радостью воскликнул неугомонный шутник. — Так это не у одного меня? А сам говорил, что не ужираешься хмельным, уподобляясь свиньям и иным скотам! Про Одина я, впрочем, не удивлен. — Да нет же! Земля гудит, не иначе что-то раскалывает миры на части! Сам послушай. Локи недоверчиво нахмурился, но, с корнем выдрав и отшвырнув в сторону мешавший ему куст вереска, бухнулся плашмя на землю, приложив к ней ухо и вслушиваясь в стоны каменной толщи. — Убедился? — Хеймдалль, поняв, что друг, хоть и не проронил ни слова, верит сказанному, решился перейти к главному и самому неприятному: — Отец призывает тебя обратно в Асгард. Все асы собираются на решающую битву… — Неизвестно с кем, — довершил за приятеля Локи, в расстроенных чувствах поднимаясь с сырой земли и отряхиваясь от налипших на одежду мелких листьев и комьев грязи. — Знаешь, что я думаю? Уж лучше б меня кузнец поколотил!***
Сидя перед вратами в пиршественную залу Асгарда Вальхаллу, бог коварства и раздора, успев основательно устать от долгой дороги и бесконечного ожидания, скучал и предавался воспоминаниям. Он помнил и считал это место своим домом с тех самых пор, как попал сюда ребенком, когда по счастливой случайности оказался здесь вместе с матерью, вскоре, увы, почившей. Отца своего он никогда не видел и не знал, хоть и услышал, став постарше, слухи, что тот был из Гримтурсенов³, которых, впрочем, тоже давным-давно никто не видал. Среди асов бродило бессчетное число баек, повествовавших о том, что вот тот-то из них-де был потомком великанов, да то-то было сделано их руками, и тут-то их некогда повстречали. А если брага оказывалась особо забористой, то не только повстречали, но и вели беседы! На деле же никто этих загадочных гигантов отыскать не мог, равно как и в место их предполагаемого обитания — Нифльхейм — проникнуть. Об обычных великанах-йотунах речи, разумеется, не шло — этих неотесанных дурнопахнущих переростков было хоть пруд пруди и в Мидгарде, и среди асов, а уж в Йотунхейме кроме них и вовсе никого не водилось. Неспешный поток мыслей Локи прервала громыхнувшая створка врат Вальхаллы и донесшаяся следом оттуда какофония звуков, столь нехарактерных для этого места. Нет, вопли, бряцание топоров и угрозы немедленной расправы над оппонентом в споре были привычные, а разница состояла в том, что в этот раз все участники, судя по всему, оказались пугающе трезвыми, что не могло не внушать беспокойство. В приоткрытом проёме показался быстро приближающийся силуэт Хеймдалля. Подойдя к лавке, на которой полулежа расположился бог лжи и обмана, гигант кивнул, указывая на вход: — Ступай, они ждут. Локи протяжно зевнул и, соскочив с каменной скамьи, ленивой походкой направился в пиршественную залу. Попав внутрь, он был встречен резко воцарившейся тишиной, вскоре нарушенной не слишком старательно скрываемым перешептыванием. — Вот он!.. — Гляди-ка, не побоялся… — Фригг его по камням размажет!.. — Лишь бы в пиво не попало — отравишься, это как пить дать… С улыбкой выслушав сводку общественного мнения, Локи двинулся вдоль рядов длинных деревянных столов, оккупированных хмурыми по причине отсутствия традиционного спиртного, эйнхериями⁴, попутно разглядывая убранство помещения. Здесь за время его отсутствия ничего не изменилось: все те же стены, увешанные деревянными щитами, все тот же теряющийся в серой дымке потолок, с которого на сидящих льётся холодный металлический свет, и все тот же неизменный Один, восседающий на своём троне в самом конце залы в окружении преданных ему асов. Скука смертная, как обычно. Локи уверенно шёл вперёд, весело отвечая на хмурые взгляды викингов. Те к нему, сколько он себя помнил, особой любви не питали. Воином он не был, предпочитая решать дела другими методами. А уж его шутки… Ну и то правда, кому охота обнаружить в своей чарке дохлую мышь вместо эля? А стараниями Локи-подростка подобное происходило регулярно. Дойдя до центрального стола, он остановился под тяжёлыми взглядами собратьев асов и поклонился, приветствуя старых друзей, ныне глядящих на него кто волком, а кто и обезумевшим от жажды крови вепрем. — Долгой жизни брату моему, Одину, и вам, добрые асы! Кое-кто, кажется Тюр, вскинулся от такого приветствия, но был усажен обратно — Локи был в своём праве. В конце концов их побратимство со Всеотцом никто не отменял и не смог бы. Вглядевшись в хмурое лицо названого брата, Локи отметил, что у того с момента его изгнания прибавилось морщин, а на переносице залегла тяжёлая складка, свидетельствующая о том, что все последнее время Всеотец пытался над чем-то думать, а не ломать своим чугунком головы врагов. Сидевшая рядом с ним супруга, как всегда чопорная и застывшая неподвижной статуей Фригг, выглядела не лучше. Впрочем, её желания читались на лице куда легче, она еле удерживалась от того, чтобы не впиться когтями в глаза ненавистного ей бога обмана, ответственного за смерть её обожаемого сына. — И ты здрав будь, Локи, — бархатистым басом ответил Всеотец, демонстративно не замечая брожений в собственных рядах. — Я рад, что ты откликнулся на мой призыв. — Как мог я пропустить такое событие? Встретиться с собратьями асами, каждый из которых готов пожать мне что-нибудь. Некоторые, быть может, даже руку. — Не юродствуй, — устало поморщился Всеотец, на секунду отвернувшись и что-то выслушав от одного из воронов⁵, сидящих у него на плече. Хугин то был или Мунин? Локи никогда не умел различать между собой этих заносчивых крикливых куриц. Наконец Один продолжил: — Хеймдалль поведал, что ты так же, как я и он, чувствуешь дрожь мира, сулящую погибель всем нам. Это правда? — Да, — коротко подтвердил Локи, вызвав очередную волну шушуканий за спиной. — Хотя я-то, признаться, поначалу грешил на собственное несварение. — Тишина! — Единственный глаз Одина опасно сверкнул холодом, разом угомонив все прения. — Провидица сказала свое слово. Грядёт буря, грозящая всем нам большой бедой. И ты, Локи… — Сдохнешь вместе с нашими врагами! — раздался неожиданный выкрик из зала, породив десяток смешков, тут же стихших под хмурым взглядом Всеотца. — Ты, Локи, должен выбрать, за кого будешь сражаться в грядущей битве, — довершил Один. — Пришла пора откинуть наши разногласия перед лицом Рагнарека⁶, ибо мы сможем выжить лишь объединившись. — Чушь это все! — не удержался один из асов, любимый сын Тора, со злости шарахнув кубком по столу и расплескав на себя содержимое. — Ты же сам слышал, Всеотец! Этот коварный змей со своими выродками предаст нас, отдав в лапы Йотунам! — Помолчи, Моди⁷! И остальные тоже! — в который раз осадил своих собратьев Один, и от вспышки его гнева под потолком залы начали сгущаться предвещавшие грозу всем девяти мирам свинцовые тучи. — Кстати, раз уж мы заговорили о выродках… — подал голос до того молча наблюдавший за разворачивающимся спором и размышлявший о чем-то своем Локи. — Где Фенрир⁸, Всеотец? Не сидел ли мой сын среди вас как равный, в день, когда я был изгнан из Асгарда? — Да лучше б уж его с тобой отправили! — рявкнул никогда не отличавшийся долготерпением Тюр, расшвыряв державших его друзей и встав в полный рост. — Сам погляди, что он натворил! Локи получил возможность рассмотреть необъятную фигуру бога чести и доблести и в особенности его правую руку, от которой осталось одно предплечье, оканчивающееся круглой золотой пластиной в районе локтя, исписанной охранными рунами. — Твой отпрыск сделался безумен! И отгрыз мне полруки, пока мы пытались его скрутить! — довершил свою обвинительную речь Тюр, яростно глядя на собрата. — Я хочу его видеть. — Локи, подавив секундное замешательство, просительно посмотрел на Одина, откинувшегося куда-то вглубь трона. — Мне надо с ним поговорить и понять, что произошло. — Нет! — громыхнул Всеотец, голосу которого вторил гром готовой разверзнуться в небесах бури. — Ты примешь решение сейчас! Довольно с нас твоих шуток! — Ты не услышишь от меня ни единой шутки, Один, но и ответа тоже! Я не приму решения, пока не поговорю с сыном. — Локи смотрел своему некогда брату в его единственный глаз, гадая, какое решение тот примет. Фригг что-то кинулась нашептывать мужу, поступившись статусом ледяной статуи, которую до сих пор изображала. Выслушав причитания жены, Один равнодушно отмахнулся и подался вперед, пристально вглядываясь в лицо непокорного побратима. — Хорошо… — выдохнул он, расправляя плечи, — тебе будет позволено увидеться с Фенриром в его темнице. Ступай немедля. Тюр и Хеймдалль проводят тебя. Резко кивнув, Локи развернулся и, игнорируя направленные ему в спину взгляды — яростный однорукого и смущенный великана, — широким шагом направился к выходу, стремясь побыстрее покинуть сделавшиеся чужими стены.***
Они были в пути уже третий час, когда высокие белые башни Асгарда скрылись в туманной дымке где-то за их спинами. Все еще пребывающий в ярости Тюр демонстративно шел чуть впереди, размашисто шагая по каменистой равнине и давая отмашку в такт шагам своим позолоченным обрубком. Хеймдалль держался подле Локи, периодически косясь на друга и гадая, в каком тот пребывает настроении, в очередной раз укрывшись от всех за привычной маской шутливого безразличия. — А скажи-ка, племянничек, — решил закинуть пробный камень бог коварства, рассчитывавший если и не вызнать у аса какие-нибудь новости, то хоть побесить угрюмого вояку пустыми турусами. — Как же так вышло, что ты руки-то лишился. В карты проиграл аль на спор? Тюр какое-то время молча шагал вперед, раздраженно потряхивая век нечесаной косматой гривой волос, но все же, немного погодя, не утерпел и ответил: — Не трепись, о чем не ведаешь! Фенрир твой обратился в огромного волка и едва не покусал Всеотца, когда тот сидел на пиру. А потом чуть не разнес половину Асгарда. И ведь разнес бы, когда б его не пленили. — Чем пленяли-то? — присвистнул Локи, гадая, отчего сын, всегда здравомыслящий и не выказывающий тяги к жестокости, мог впасть в эдакое буйство. — Или ты решил скормить ему себя и тем вызвать у него несварение? Вместо брата ответил Хеймдалль, поняв, что еще немного, и Тюр потеряет последние крохи терпения: — У них был уговор: Фенрир согласится дать опутать себя девичьими лентами, если в ответ Тюр положит ему в пасть руку. — Что за ленты? — Локи удивленно сморгнул. — Цверги сделали, — отозвался Тюр. — Все иное твой волчоныш в клочья порвал и не поморщился. — В голосе бога звучала иррациональная гордость за воспитанника. В конце концов, это ведь именно он взял тщедушного отпрыска бога обмана в ученики и сумел превратить того в достойного аса, равного, а то и превосходящего по силе своих собратьев. И пусть теперь разумом Фенрира завладело безумие, отринуть того, что год от года пестовал и направлял нескладного подростка, ставшего со временем умелым воином и опытным полководцем, Тюр не мог. — Ну ладно, а что за история с предсказанием? Раз уж я будущий отступник, надо ж знать, сколько просить за свое предательство. Не хотелось бы продешевить! — Две зимы назад я впервые почувствовал неладное, — начал рассказ Хеймдалль. — Некоторые из ветвей Ясеня усохли и перестали откликаться на мой зов. Испугавшись, я сразу отправился к Всеотцу рассказать о своих тревогах. Он прислушался, ибо сам чувствовал что-то подобное, и своей волей призвал из обители мёртвых пророчицу Вельву⁹. Чокнутая старуха, если меня спросишь. Но она предрекла нам войну с Йотунами и скорую гибель всем асам и девяти мирам. — Ага, — исподлобья глянув на Локи, поддакнул Тюр. — А про тебя поведала, что выступишь на стороне великанов и вообще гад. — Забавно. А про то, как мне удалось избавиться от их запаха, не распространялась? Жаль, — задумчиво проронил Локи, вновь размышляя о чем-то своем. — И откуда у Всеотца такие силы, чтобы, не испросив разрешения хозяйки Хель¹⁰, вызывать из её царства провидиц? — Да уж было дело! — хмыкнул в бороду Тюр. — Пока ты, дорогой дядюшка, портил девок по всему Мидгарду, Всеотец вновь захаживал к Мимиру¹¹ за советом. Локи страдальчески закатил глаза: — Великое Древо! Только не говори мне, что братец решил завязать с деторождением всяких хлюпиков и на сей раз оставил у этого гнилого кочна свои причиндалы! — Ха! Если бы! — хохотнул Тюр, но тут же исправился: — Да тьфу на тебя, паршивец! Слухи ходят, что Всеотец на девять дней пригвоздил себя Гунгниром к мировому Древу, после чего обрёл неслыханное могущество! — Чем бы дитя ни тешилось… — устало покачал головой Локи. За разговором они вскоре вышли к гигантскому разлому в земле, уходящему в обе стороны куда только хватало глаз. Противоположная стена расщелины виднелась где-то метрах в пятидесяти. Локи нерешительно глянул вниз и спешно отошел назад, пытаясь справиться с головокружением: дно, выстеленное туманом, оказалось, прямо сказать, далековато. — Пришли, — выдохнул Тюр, указывая на край пропасти, на отвесной стене которой была прорублена труднопроходимая каменная лестница. — Спускайся вниз, мы тебя тут подождем. — Так бы и сказали, что избавиться хотите! — буркнул себе под нос бог обмана, тем не менее направляясь к ступеням и осторожно ступая ногой на скользкую и выщербленную от времени плиту.***
Солнце над Асгардом клонилось к закату, когда злой и раздосадованный Локи, ругаясь и то и дело оскальзываясь, поднялся наверх и наконец смог перевести дух от долгого и опасного подъема. То, что он увидел на дне пещеры, далось ему тяжело. Первым, что бросилось в глаза внизу, оказался гигантский валун, весь обмотанный широкой синей лентой, какими девицы украшают волосы в дни весенних гуляний. Свободный конец ленты уходил куда-то вглубь каверны, скрываясь в темноте. Пожав плечами, Локи двинулся туда, куда вела лента, стараясь не оступиться и не провалиться по неосторожности к центру земли. Что оказался на месте, Локи понял не сразу. Сначала в темноте он уткнулся в стену, всю усыпанную острыми каменными иглами, болезненно одернул содранную в кровь руку, и лишь затем догадался, — то, что принял за камень, было спиной огроменного волка, свернувшегося в клубок в дальнем углу пещеры. Размеры чудовища поражали — такой, пожалуй, и впрямь мог бы разнести весь Асгард по камню. А уж Тюрова лапища, сама по себе не маленькая, была для него, пожалуй, чем-то вроде веточки для чистки зубов. Рассматривая то, во что превратился сын, Локи не сразу заметил два красных глаза, пристально наблюдающими за его действиями. А встретившись с ними взглядом, едва удержался, чтобы не отпрянуть и не выдать таким образом своего замешательства. Фенрир, сколько помнил Локи, всегда был силен. Даже создал свой собственный народ, населив суровыми воинами, способными по своей воле обращаться в животных, Ванахейм, тем самым изрядно попортив крови соседям асов. Подобное не удавалось даже Всеотцу — его угловатые деревянные чушки в свое время пришлось оживлять самому Локи, который, разумеется, не преминул внести парочку изменений в изначальный дизайн. Но такой неукротимой силы и ярости, что читалась сейчас в глазах Фенрира, он не встречал никогда. Гигантский волк уже наверняка бы набросился, если бы не был спеленут девичьими лентами как гусеница, имея возможность лишь вертеть головой да слегка шевелить задней лапой, царапая и кроша метровыми когтями гранитную стену своей тюрьмы. — Ну здравствуй, сын. — Первые слова дались Локи непросто. — Может, потолкуем?.. Покидал пещеру он с тяжёлым сердцем, впустую потратив несколько часов и не добившись от сына ровным счётом ничего. Волк словно не узнавал никого вокруг, продолжая со злостью смотреть на стоящего перед ним аса и не отвечая ни вслух, ни мысленно. Лишь напоследок, когда почти ушёл, Локи услыхал одно-единственное слово, промелькнувшее в мыслях Фенрира и дрожью пробежавшее по сознанию аса. «Убей!». И непонятно было, то ли хочет гигантский волк прикончить того, кого посчитал своим врагом, то ли просит прекратить собственные мучения. Так ничего и не сделав, Локи развернулся и полез наверх, где ждали его сопровождающие. — Ну что, убедился? — Подавший ему ладонь однорукий ас, бывший раза в два шире его в плечах и выше на три головы, зло рассмеялся. — Вот тебе и любимый родственник! — Убедился, — хмуро буркнул Локи, отряхивая плащ от каменной крошки и воды, обильно натекшей за шиворот. — Что сначала топорами машете, а потом головой думаете. А если топором не выходит, так подлостью берете! — Мне рукой пришлось пожертвовать, чтобы скрутить эту тварь. И ты продолжаешь считать, что мы поступили неверно? — нахмурился Тюр. — Пихнул бы уж сразу ему в пасть свою дурную башку! — не оборачиваясь, обронил Локи. — Вот это было бы верно. — Мне оправдываться ни к чему, я и с одной рукой воин, — устало пожал плечами бог доблести. — И о принесенной жертве за недостойную победу жалеть не собираюсь. Локи хотел было продолжить спор, но одернул себя. Какая-то тёмная часть его естества требовала немедленного отмщения: порвав путы сына, выпустить его на волю, а потом, того и гляди, и впрямь послать Всеотца с его снулым самодурством куда подальше, выполнив тем самым странное пророчество сумасшедшей ведуньи. Но голос рассудка подсказывал, что стоило погодить и не совершать необдуманных поступков. Одному великому Ясеню было ведомо, какой ценой ему удалось сдержаться, ну да ладно, хоть сорвался на одноруком, вроде и полегче стало. Стряхнув с себя оцепенение, он безнадежно махнул рукой: — Ладно, прости. Немного передохну и обратно пойдём. Мгновенно обрадовавшийся Тюр радостно хлопнул Локи по плечу, да так, что спина затрещала: — Вот так-то! Вернёмся ко Всеотцу, скажешь ему, что ты на нашей стороне, да все и наладится! Мы ещё всем им задницы надерем! Кем будут эти все и за каким цвергом асам сподобились их задницы, Локи уточнять не стал, а, едва заметно улыбнувшись уголками губ, направился к Хеймдаллю, сидевшему в отдалении на каменистом пригорке и меланхолично чистившему меч пучком жухлой травы. — Ну что, плохо? — От проницательного взгляда бога-хранителя не укрылось плачевное состояние друга. — Что Одину скажешь? — Ничего. Да и не понадобится ничего говорить. — Локи примостился на камень рядом и с затаенной болью глянул великану в глаза. Тот в ответ посмотрел удивлённо и взволнованно. — Это почему? — А ты не уразумел ещё, Хейм? — Локи усмехнулся. — Я в Асгард не ходок. — Что ты затеял, друже? — Хеймдалль выпрямился, вмиг став собранней. — Ты же ведаешь, что решат остальные, ежели сбежишь? Да и как? — С разрешения хранителя дорог, разумеется, — ухмыльнулся Локи. — Посмел бы я уйти, не испросив у тебя позволения? — А то ты раньше меня спрашивал! — отверг грубую лесть великан, нервно теребя поножи. — И куда отправишься? А главное, зачем? И что велишь мне сказать Всеотцу? — Что коварный бог обмана тебя надул! Мне ли стесняться собственной славы? — Локи в предвкушении сверкнул глазами. — А что до остальных твоих печалей, то, Хейм, неужто ты веришь, что за всем происходящим стоят Йотуны? Они, отдать им должное, парни крепкие, особенно если нажрутся. Но… Если бы все девять миров накрыло похмелье, я бы ещё поверил, но Рагнарек… У меня много вопросов, дружище, — бог покачал головой. — И ответы на них не узнать, не пройдясь по собственной могиле. Хеймдалль, заметно побледнев, уставился на друга. — Так ты задумал… — Именно! Есть одно место и одно существо, у которого я могу узнать все, что нужно. Но в теперешнем его доме живым делать нечего. — Локи поднялся и хлопнул великана по плечу. — До встречи, друже. Надеюсь, еще доведётся... Едва докончив фразу, бог обмана вдруг рванул к пропасти, рыбкой ныряя в тёмную бездну, напоследок расслышав лишь донесшийся ему вслед гневный рев Тюра, раздосадованного вероломным бегством того, кого ему поручили стеречь.***
Он брел по Мидгарду без сна и отдыха уже тринадцать дней, подстегиваемый дурными предчувствиями. Сбежав от асов путем, на который предпочёл бы больше не ступать без особой на то нужды, он направился туда, где теперь хотел бы очутиться ещё меньше, чем в Асгарде. Попасть в Хель можно было разными тропами, в том числе и напрямую, как это делал Всеотец, но вряд ли его нежная дочурка, всегда ревностно охранявшая свои границы, обрадуется такому визиту. Наконец впереди показались развалины старого и давно забытого капища, куда он так стремился и одновременно не стремился попасть. В Мидгарде существовали жертвенные круги практически всех богов, что асов, что ванов. Каждому хотелось откусить кусок побольше и обзавестись почитателями, способными неустанными молитвами придать сил своим идолам. И немногие из них, как Всеотец, или тот же Локи, могли существовать вовсе без жертвоприношений. Один, впрочем, от подачек никогда не отказывался, а вот его побратиму всегда было плевать — хитрость и изворотливость в поклонении не нуждались, да и не было на свете людей более истовых в молитвах, чем уверовавшие в свою счастливую звезду мошенники и проходимцы. Но бывали и запретные культы, существования которых не одобряли, а могущества опасались даже асы. Уж слишком странными они казались и слишком опасными были силы, с которыми пытались заигрывать смертные. В одно из таких, пусть и основательно разрушенных, святилищ, Локи и пришёл, скидывая с плеча дорожную суму и доставая оттуда заранее припасенные ингредиенты для будущего снадобья. Дождавшись, когда сгустятся ночные сумерки, и раскидав в стороны полуистлевшие человеческие кости, многое знавшие о бурном и страшном прошлом этого места, он развел небольшой костерок на месте бывшего хёрга¹² и поставил греться на огонь котел с водой, покидав в него целый ворох всевозможных трав. Убедившись, что варево закипело, Локи взял в левую руку тонкий серповидный клинок и быстро полоснул себя сначала по одному, а следом и по второму запястью, сливая текущую по ладоням кровь в бурлящий котел. Закончив все приготовления, он бессильно опустил руки и, резко наклонившись, вдохнул пар, поднимающийся от пузырящейся поверхности. В голове мгновенно помутилось — магическое зелье удалось на славу. Пребывая в трансе от проведенного обряда и потери крови, ас не заметил, как мрак за его спиной сгустился еще больше, став совершенно непроницаемым и обретая форму женской фигуры, заговорившей с ним, стоило потухнуть последнему всполоху костра. — Зачем ты призвал меня, отец? — Голос незнакомки то приятно журчал весенним ручьем, то скрежетал и шипел, как сель, грозящий похоронить под собой случайного путника. Локи, в который раз посетовав, что все-то его пытаются напугать, произнеся «Бу!» из-за угла, медленно отодвинулся от котелка и оглянулся: — Здравствуй, малышка! Решил вот, что сейчас как раз подходящий час для воссоединения семьи. Темный силуэт рассмеялся жутким потусторонним смехом, вогнав Локи в дрожь куда сильнее, чем предшествующее внезапное появление. — Неужто ты решил провести жертвенный ритуал лишь ради этого? Или хочешь присоединиться ко мне в моих чертогах? — Воздержусь, пожалуй. — Локи оглянулся, морщась от боли в немеющих руках и пытаясь получше разглядеть сотканный из тьмы контур владычицы загробного мира, но это оказалось не так-то просто — глаза начинало резать, стоило пристальнее вглядеться в то, что скрывалось внутри клубящейся мглы. — Однако, если уж и собираться всем вместе, лучше будет начать с твоего деда. Очень бы мне хотелось с ним побеседовать! — Стоит ли оно того, ас? — Голос Хель полыхнул злобой. Своенравная богиня не привыкла выдавать живым тайны, хранимые мертвыми. — Тебе ведь известна плата за просьбу. Или ты, как всегда, надеешься выкрутиться? — Кто знает, как оно будет? — Локи усмехнулся, стараясь не выдать охватившей его тело слабости. — Так что, хозяйка, принимаешь плату? — Принимаю, ас! — на том месте темного силуэта, где должно было находиться лицо, на миг вспыхнули, будто вспышки сверхновых, два ослепительно белых, лишенных радужки глаза. — Вот только жертва твоя будет напрасной, отец… — Богиня вновь рассмеялась, растворяясь в ночи. — Гримтурсена Фарбаути¹³ нет в мире мертвых… Затухающим сознанием Локи успел подумать, что, похоже, на этот раз его все же перехитрили. Да кто! Собственная дочурка. Впору было гордиться своими отпрысками, но отчего-то не хотелось.***
Умирать ему было не впервой. Не все шалости отца лжи заканчивались без последствий для него самого, и не все то, что издаля виделось доброй брагой, на деле оказывалось таковой. Не раз и не два выпадало ему пересекать стылые воды Гьёлль¹⁴, оказываясь в юдоли владычицы мертвых. Так что, затеяв безумный с виду ритуал, ас считал, что идет на вполне осознанный риск. В конце концов, выбирался он оттуда и раньше, выберется и снова. И каково же было удивление бога обмана, когда, вновь открыв глаза, он не увидел перед собой бесцветной, словно бы утратившей все привычные краски бесконечной равнины Хельхейма, не услышал завывания хладного ветра, звучащего будто вечный хор мертвецов, обитавших в этих землях... Вокруг не было абсолютно ничего, кроме тьмы и уже начавшего промораживать его до костей холода. Ощупав собственное тело и убедившись, что еще не все чувства покинули его, ас сделал несколько судорожных шагов, стараясь выровнять тут же сбившееся дыхание и не поддаться уже готовой захватить его разум панике. Да, пусть он и не понимал, где оказался, но раз уж он сюда попал, то сумеет и выбраться! Рассудив так, Локи решительно шагнул в пустоту, такую густую и плотную, что с непривычки ее пришлось едва ли не раздвигать руками, словно водную толщу. Идти пришлось долго. Уже много дней подряд он не видел ни неба над головой, ни земли под ногами. Пробираясь наугад неведомо куда и все больше отчаиваясь, он не спал, не чувствовал голода и усталости и, кажется, не дышал. На этот раз ему явно удалось угодить куда-то, где ни разу до сего дня не доводилось бывать не только ему, но и, быть может, никому из живущих во всех девяти мирах. Единственным его спутником по-прежнему был холод, столь пронзительный и всепоглощающий, что перед ним отступал даже страх неизвестного и опасения, что он застрял в этом странном «здесь» навсегда. Спустя ещё какое-то время, ничем не отличимое от вечности, он, боясь обмануться пустыми чаяниями и едва не теряя рассудок от радости, углядел прямо перед собой тусклый огонёк — первое, что смог различить в этой чернильной пустоте. Не веря самому себе, Локи протер заиндевевшими ладонями глаза, перед которыми от постоянной темноты вокруг плавали разноцветные круги и возникали странные видения, исчезающие, стоило только пристальнее в них вглядеться. Но неяркий огонёк не исчез. Наоборот, к нему добавилось ещё несколько, и чем ближе он к ним становился, тем больше загоралось все новых огней вокруг: ярких и тусклых, далёких и таких, к которым, казалось, можно прикоснуться. Не веря своему счастью, ас устремился вперёд, переходя на бег. А когда сил не осталось, остановился, переводя дыхание и озираясь по сторонам. Огни теперь были всюду вокруг него: впереди и сзади, вверху и внизу. Локи с замиранием сердца разглядывал дивную красоту, напоминавшую звёздное небо, как если бы оно упало на землю, дав смертным возможность разглядеть вблизи свои красоты. Его внимание привлёк один из огней — он был крупнее остальных и переливался синим и зелёным, показавшись асу смутно знакомым. Локи, повинуясь внезапному порыву, подался вперёд, пытаясь рассмотреть странный источник света, и едва не вскрикнул, различив на поверхности сияющего шарика светлые пятна, по форме неотличимо похожие на знакомые ему континенты. Где же он, цверги побери, оказался? Ему не раз приходилось бывать в загробном мире — не все его шалости заканчивались так хорошо, как бы ему того хотелось, но такое… Такое он видел впервые. — Красиво, не правда ли? — Раздавшийся из ниоткуда бесстрастный голос походил на рокот самой вселенной. Локи обернулся, силясь различить говорившего, но не увидел вокруг ничего, кроме все тех же висящих в пространстве огней, которых стало так много, что, казалось, скоро они сольются в единый источник света. — Ты? — Озарение пришло внезапно. — Я, — прошелестело мироздание. Вот одна из звезд-огоньков погасла и снова зажглась — будто бы подмигнула асу. А вот небольшая туманность слегка сдвинулась, преодолев за миг, быть может, несчетное количество парсек — не иначе чья-то рука силилась дотянуться до Локи в приветственном жесте. Осознание того, перед чем или, вернее, перед кем он оказался, приходило к Локи постепенно. Ледяной великан, гримтурсен, не был тем, кто ходит среди звёзд и планет, он сам был звездами, сам был планетами и туманностями, и метеоритными потоками, и целыми галактиками, являясь их частью так же, как и они составляли часть его самого. А ледяным был потому, что нет на свете ничего более холодного, чем пустота, простирающаяся в бездне между мирами. Величие существа, представшего перед ним, не поддавалось осознанию, и ас, возможно, впервые за свою долгую жизнь не нашёлся, что сказать. — Ну здравствуй, сын. — Голос, принадлежащий целой вселенной, пришёл на помощь, вновь первым нарушив воцарившееся безмолвие. — У тебя было много вопросов. Я решил, что будет несправедливым не дать тебе возможности их задать. — Я… — миллионы слов, которые хотел произнести в этот момент Локи, поразительным образом испарились, заставляя его теряться, словно юнец, краснеющий перед отцом невесты. — Как я здесь оказался? — Заданный им вопрос не был самым лучшим или важным, но следовало начать хоть с чего-то. — По моей воле, конечно, — усмехнулся собеседник, обдав лицо Локи ласковым, как почудилось асу, дуновением звёздного ветра. — Мне было несложно перенести тебя туда, где мы смогли бы поговорить. Это показалось мне… — в словах исполина прозвучала задумчивость, будто он вспоминал давно забытые им слова и понятия, — справедливым. — Благодарю, — выдавил из себя Локи, все ещё оглушенный увиденной им картиной. Поверить в то, что его предок представлял собой половину небосвода, оказалось непросто. — Рагнарек, вот о чем я должен узнать. В наших мирах есть пророчица, предсказавшая скорое начало войны и гибель всему живому в девяти мирах. Мне… — ас замешкался, сам до конца не понимая, чего хочет, — мне нужно понять, возможно ли это остановить. Тишина, повисшая вслед за этим вопросом, не предвещала ничего хорошего, а когда Фарбаути заговорил, голос его был полон печали: — Дети… Вы так мало знаете, так недолго живёте и столь сильно дорожите отпущенным вам мигом. Возможно, тебе будет интересна история твоего появления на свет, сын. Когда-то, когда мы создали ваши миры, они были для нас лишь игрушками, небольшой остановкой на пути к созданию чего-то более грандиозного. Ваше появление не было запланированным. Асы, ваны и прочие существа, населившие наши творения, явились отголосками нашей силы, обретшей свою собственную жизнь. Но вы были потешны. Настолько, что некоторые из нас, включая меня, спустились к вам, чтобы прожить среди вас несколько земных жизней. Это было… забавно. — Развлекались? — Услышать такое Локи было почему-то не очень приятно. — Разумеется, — рассмеялся гримтурсен. — Мы создавали целые миры исключительно для развлечения. Да и вы, наши дети и творения, если уж на то пошло, переняли у нас эти черты. Не создавал ли ты сам чудовищ для собственной потехи? Ас на секунду задумался, воскресив в памяти историю с Ермунгандом¹⁴ и то, как зол был Всеотец, пытаясь унять своенравную и практически неубиваемую тварь, созданную его побратимом. Тогда им, как казалось, двигало исключительно научное любопытство, но, все же, до сих пор было немного стыдно. — Вижу, ты вспомнил, — удовлетворенно отметил колосс. — Но и вы смогли научить нас кое-чему. Умению ценить даже малые мгновения, пожалуй. И мы оставили все как есть, дав вам возможность жить самостоятельно. Дав вам свободу выбора. Дар, которым сами воспользоваться не смогли. — Поясни. — Локи с удивлением вгляделся в звездные глаза гиганта. — Мы потеряли свое единство, сын. Многие миллионы лет я и мои братья действовали сообща, как единое целое, имея перед собой одну цель. Мы создавали все новые миры, не оглядываясь назад и не зная ничего другого. Но противоречия между нами накапливались, и если когда-то каждый из нас старался создать что-то свое, добиваясь идеала, то со временем мы принялись разрушать чужие творения, в которых видели недостатки. — И что же выходит, Рагнарек — ваших рук дело? Решили уничтожить и нас тоже? — Асом все больше овладевало понимание и отчаяние. — Не слишком-то это вяжется с вашими намерениями дать нам свободу выбора! — Нет. Мы допускали ошибки, но ваше уничтожение — не наш выбор, — спокойно возразил гримтурсен, не выказывая ни единой эмоции. — Та сила, что когда-то породила и нас, а после миллионы лет служила нашей цели, решила, что нам и нашим творениям пора уйти, дав жизнь чему-то новому. — Сила? — безжизненным голосом переспросил ас. — Что за сила? — Ты не поймёшь, сын, — мягко, но непререкаемо заявил звёздный великан. — Впрочем… Созданные вами люди верят, что у всего в мире есть свои боги. Можешь считать, что наши способности — олицетворение самого Созидания, неотвратимо следующего своему замыслу. — И все? Я не понимаю… Вы просто сдадитесь? — Локи отказывался верить в нерушимое спокойствие разговаривающего с ним существа. Складывалось впечатление, этому титану совершенно все равно, что назавтра он, а вслед за ним и все его творения перестанут существовать. — Ты не поймешь, сын, — печально повторил гримтурсен, закружив вокруг аса вихрь серебряных комет. Что это было, издевка или попытка приободрить? — Ты все же слишком человек и тебе свойственно цепляться за то, что было. Наше грядущее исчезновение — не результат войны или кровавой битвы. Мы — всего лишь часть старого цикла, который, обновившись, породит новых творцов и новые вселенные. Всему живущему свойственно заканчиваться, и теперь наступает наш черед. И ваш. — Но ведь можно же что-то сделать! — Локи сорвался на отчаянный крик, пытаясь достучаться до звездного великана, сухую логику которого он не готов был понять. И уж точно не готов был с ней умереть! — Почему вы не боретесь?! Почему не хотите продолжать то, что начали? — Ас замешкался, пытаясь найти нужные слова. — Ведь необязательно же этот ваш цикл должен заканчиваться именно сейчас! Почему бы этой вашей силе не продлить его? На сто лет, на тысячу! Ведь вам же нет до этого дела! — Ты прав, нам нет дела, — согласился собеседник. — Но значит и нет смысла оттягивать неизбежное. Прости, сын. Все случится так, как случится. — И никто не виноват? — Чувство безысходности и бессилия давило, словно якорь, утягивая на дно бездны, выхода из которой ас не видел. Впервые в жизни он не находил способа избежать грядущих событий, не мог придумать такой шутки или хитрости, которая бы оказалась способна отсрочить предначертанное. — Никто не виноват, — эхом откликнулся гримтурсен. — Но для тебя у меня есть выбор. Оставайся здесь, со мной, если хочешь. Мне приятно твое общество. Или… — титан затих. — Или? — Локи заставил себя поднять голову, вглядываясь в звездное лицо гиганта. — Ты можешь вернуться обратно. Прожить оставшиеся мгновения с теми, кого знал и с кем рос. Пусть даже и не на их стороне. — И что это даст? — Ас усмехнулся, представив себе свое возвращение. Да и смысл был возвращаться туда, где вскоре он увидит лишь смерть? — Ничего, — подтвердил его мысли колосс. — Их борьба — лишь отголоски надвигающихся событий. Ты не чувствуешь этого, поскольку слишком сильно любил своих детей, передав им большую часть нашей искры. Но твои чада и тот, кого ты зовешь Всеотцом… Ими движет неизбежное — они обречены сразиться друг с другом перед тем, как вашего мира коснется перерождение. — Один? Он тоже… — Нет. Ваш Всеотец был создан нами, как и другие асы. От рождения в нем не было частицы нашей мощи, он сумел обрести ее сам, прикоснувшись к ее источнику. Отчаянный шаг и достойный уважения, жаль, что бессмысленный, — он выиграет или проиграет, но это будет не важно. — И ты вот так просто готов меня отпустить? Рассказав мне все это? — Локи внезапно одолела злость. Ярость на собственное бессилие превратилась в жгучее желание сделать хоть что-то. Хотя бы уколоть побольнее существо, с которым он разговаривал. — Думаешь, оказавшись там, я стану молчать и не попытаюсь сделать все, чтобы остановить ход событий? — Это ничего не изменит, — терпеливо объяснил гигант. — Но я не вправе тебя удерживать. Я не помогу и не вмешаюсь, но и не стану препятствовать. — А это пророчество? Мое предательство, битва с великанами… Есть ли там хоть слово правды? — Кто знает? Будущее непостоянно, и даже творцы не в силах предвидеть его. Предсказания же подобны кругам на воде. Каждое событие, каждый наш поступок, словно падающий в бездну камень, меняет узор грядущего, делая будущее — туманом, а старые предсказания — красивыми сказками. — На этих словах звездный глаз титана погас и вновь загорелся. Локи от удивления забыл дышать, да это и не требовалось в странном месте, в котором он находился. Но неужели Фарбаути попытался дать ему какую-то подсказку? И что она может означать? Ведь сам же сказал, что надвигающийся на них рок неминуем и не оставит после себя ничего! Если только… — Отправь меня назад, — решительно отозвался Локи, не зная, что будет дальше и ведомый вперёд лишь смутными догадками. Лучше этого у него теперь не было ничего. Мгновение спустя несколько звезд вокруг него вспыхнули ярче обычного, и рядом с асом материализовалось нечто, отдаленно напоминавшее корабль. Нет, даже не корабль. Локи затруднился бы описать, что же возникло перед ним. Определенно это была самая прекрасная лодка, какую он когда-либо видел, своим видом не шедшая ни в какое сравнение ни с одним драккаром. Хоть и славились корабли его народа как самые быстроходные и изящные в исполнении, а все одно на фоне творения гримтурсенов смотрелись бы неотесанными чушками. Ас не удержался и в восхищении провел ладонью по боку звездного судна, покрытого будто бы мелкой металлической чешуей. — Что ты будешь делать? — впервые в голосе его звездного отца звучал намек на интерес. — Кидать камни, — отозвался ас, садясь в полированную до блеска кабину и ощущая, как за ним с тихим шипением закрывается диковинная металлическая дверь. Уже уносясь вперед с невероятной скоростью, сделавшей окружающие звезды тонкими размытыми линиями, Локи показалось, что он услышал единственное слово, сказанное его отцом вслед удаляющемуся кораблю. Что ж, удача ему действительно пригодится.***
Серебристо-золотой корабль аккуратно приземлился на бесцветное каменистое плато, тихим шипением обозначив конечную остановку и отсутствие намерений двигаться куда-либо дальше. Покинув кабину причудливого транспорта, Локи, кутаясь в плащ от пронизывающего до костей ветра, с удивлением осмотрел место, в котором очутился. Каменная площадка несколько километров в поперечнике со всех сторон была окружена ущельем, на дне которого протекала бурлящая мутью река и, образуя излучину, с сердитым ревом огибала возникшую на её пути преграду. Ас с трудом узнал в этом бушующем потоке обычно ленивую и будто бы застывшую в своей незыблемости Гьелль. Река мёртвых неистовствовала, ворочая камни и расщепляя стволы попавших в нее деревьев, стараясь сокрушить до основания могильную тишину Хельхейма. Впрочем, от сонного, вечно затянутого серым туманом уныния этого места не осталось и следа: повсюду, куда хватало взгляда, бушевала буря, такая же серая, как и все вокруг, но отчаянно свирепая. С неба, укрытого, как покрывалом, свинцовыми тучами, срывался снег, безжалостно лупивший по лицу и уносимый ветром прочь с плато. — Хель! — ас своим зовом попытался перекричать завывание снежного бурана. — Невежливо держать гостей на пороге! Так недолго и подумать, что ты мне не рада! Стоило ему закончить выражать свое негодование, как пейзаж мгновенно изменился. Ветер стих, будто его и не было, заснеженная галька под ногами исчезла, а на её месте возник твердый чёрный камень, оплавленный, словно побывавший в жерле вулкана. То же стало и с небом — вместо него виднелись уходящие куда-то вверх своды гигантской пещеры, освещаемой белым дрожащим огнём немногочисленных факелов, закрепленных на стенах. Не узнать стылый чертог хозяйки этого мира было невозможно, поэтому Локи отряхнул с волос и плаща стремительно тающее покрывало снега и принялся ждать, когда ему нанесут визит. Появление Хель не заставило себя ждать. Владетельница мира мертвых появилась прямо напротив него, представ во всем своем сияющем великолепии. В мире мертвых было немного красок, а те, что имелись, слабо выделялись на общем фоне тьмы и серости, но Хель умудрялась блистать и здесь, распространяя по пещере белое холодное сияние, не иначе являлась самой Луной. Несмотря на внешнюю отстраненность, лицо богини и, в особенности, ее глаза — один полностью белый, а второй черный, как сама мгла, и оба — без малейшего намека на зрачок — выражали интерес, смешанный с гневом и удивлением от появления непрошеного гостя. — Здравствуй, хозяйка. — Решив сразу взять разговор в свои руки, Локи отвесил изящный поклон и на всякий случай призвал на помощь всю свою удачу и изворотливость. — Неужто не ждала дражайшего родственника? — Локи? Как ты!.. — Глаза богини метали молнии, будто в неё вселился сам Тор. — Тебе в очередной раз удалось улизнуть? — Я подумал, что это справедливо, учитывая, что ты надула меня первой, дочурка! — Усмехаясь, ас уселся прямо на голых камнях, насмешливо глядя на владелицу чертогов мёртвых. — Что я пропустил? И с каких пор, скажи на милость, в твоих владениях погода сменилась с отвратительной на чудовищную? — Ты не знаешь? — Рокочущий шёпот Хель не мог скрыть её удивления. — Тебя не было без малого три года. Зима теперь всюду. — Что ж, забавное разнообразие для Муспельхейма¹⁶, пожалуй. — Локи всеми силами постарался придать своему голосу беззаботности. Подумать только, три года! Не думал он, что встреча с родственником настолько затянется. Нет, конечно, некоторые их пирушки с Одином, было дело, могли длиться и по декаде, не оставляя в Асгарде даже унции спиртного и ни единой девственной валькирии, но теперь-то речь шла о конце света, до начала которого оставалось всего ничего! С другой стороны, Фарбаути ведь мог отправить его в любое время, но направил именно в это. Почему? Это ему ещё предстояло понять. — Ну да местные туманы я тоже никогда не любил, — продолжил он, выходя из раздумий. — Впрочем, неважно. Куда интересней, что ты планируешь делать со мной, моя дорогая. Не просто же так заманила меня в свою маленькую западню? — Ты сам в нее попался, ас! — презрительно прошелестела Хель, разворачиваясь к Локи спиной. — И теперь проведешь здесь остаток вечности. С этими словами владычица мертвых исчезла, оставив своего отца одного, а тот равнодушно поморщился, приготовившись к долгому ожиданию. То, что первый этап их переговоров пройдет именно так, было совсем неудивительно. Его отношения с дочерью всегда были довольно напряженными, а уж ссылка в мир мертвых положительно на ее характере и подавно не сказалась. Следующие несколько дней прошли для него словно в забытьи. Огромная пещера, в которой он оказался заперт, не имела ни выхода, ни входа, ни каких-либо отличительных особенностей. Спать приходилось на голом полу, кормить его никто не собирался, да и ни к чему это было в мире мертвых. Оставалось ждать, мельком отмечая появления силуэта Хель, которую все же весьма интересовал ее пленник, невесть куда пропавший на три года и вернувшийся прямо к ней в руки с неизвестными ей намерениями. Несмотря на внешнюю холодность и возможное безумие дочери, Локи всегда видел в ней скрытое любопытство, свойственное и ему самому. Поэтому с удовольствием отмечал, что та периодически появляется в его узилище, прячась в тенях и исчезая всякий раз, стоило ему обнаружить ее присутствие. Пару раз асу казалось, что в глазах сотканного из тьмы призрака властительницы мертвых он мог наблюдать синие всполохи, и гадал, не является ли это отголоском той самой силы, которая грозила столкнуть ее и других асов в роковой битве. Теперь он не сомневался, что нечто подобное наблюдал ранее и в глазах своего сына Фенрира. То, что битва надвигается, было очевидно. К дрожи мира, которая продолжала сотрясать каменную толщу и стала заметно сильнее за время его отсутствия, добавлялись далекие отзвуки ударов металла о металл и протяжные звуки ревущего в горнах пламени — мертвые по велению Хель оставляли свои посмертные дела и готовились выступить на войну с живыми. Спустя неопределённый срок, способный быть как неделей, так и несколькими годами, богиня соизволила появиться вновь. И не в виде бесплотной тени, как ранее, а всем своим естеством, сияя во мраке пещеры как путеводная звезда, свет которой губителен всякому, кто отважится за ней следовать. Слепо проморгавшись, лежащий до того на стылом камне Локи приподнялся на одной руке и хмуро уставился на возмутительницу его покоя. — Итак? — хриплым со сна голосом поинтересовался ас. — Моя дорогая, ты решила прекратить наконец прятаться по углам и поговорить? Глаза богини полыхнули злостью. Видимо, она надеялась, что её предыдущие появления каким-то образом останутся незамеченными. — Неужели ты действительно рассчитывала обхитрить своего старика? — Локи успел притерпеться к режущему глаза свету и вернул себе привычный слегка язвительный тон. — На твоём месте я, если бы хотел удивить самого себя, высказал бы все как есть. Вот это бы точно поставило меня в тупик. — Ас совершенно неподобающе для честного мужа хихикнул, исподволь следя за реакцией Хель. — К примеру, как продвигается подготовка к войне с Одином и асгардцами? Обронив заключительную фразу, Локи с удовольствием насладился молчаливой пантомимой, разыгравшейся на лице владычицы мёртвых. — Как ты узнал?! — от крика Хель заложило уши и, похоже, сорвалось с потолка несколько сталактитов. — Не важно… — тут же погасив вспышку ярости, шёпотом продолжила богиня. — Теперь все уже не важно. Ты не сможешь ничего остановить, отец! Никакие твои хитрости не помешают мне отомстить нечестивцам, пленившим моего брата! А тебе придется гнить в этом склепе и смотреть на смерть остальных асов… Убедившись, что изобличающая речь Хель, выдавая которую она, по обыкновению, то переходила на крик, то на еле слышимый шёпот, завершена, Локи насмешливо хмыкнул и обезоруживающе улыбнулся. — Прекрасно! С удовольствием посмотрю на твои успехи, малышка. И с чего ты взяла, что я намерен тебя останавливать? — Глядя на обескураженное лицо дочери, не ожидавшей от него такой реакции, Локи незаметно выдохнул и приготовился врать так, как не врал никогда. — Уж не думаешь ли ты, что я не освободил бы сына, будь у меня возможность воспротивиться воле Одина? Я, видишь ли, был в ссылке за то, что подстроил смерть этого огрызка Фригг, имеющего наглость называть себя богом. Думаю, он успел всем тут обмолвиться, чьими стараниями оказался в твоих чертогах? — Да, — хмуро отозвалась Хель, внимательно наблюдая за отцом. — Меня так утомили его однообразные проклятья в твой адрес, что я велела парочке теней вырывать ему язык каждое утро, чтобы хоть немного побыть в тишине. — Прекрасно! Паршивец заслужил и не такое, — мстительно разулыбался Локи. — Но мы отвлеклись. Когда Один вновь призвал меня в Вальхаллу, ища моей поддержки в грядущей битве, мне удалось упросить его показать мне плененного Фенрира. Увы, путы на нем оказались слишком крепки, так что мне не оставалось ничего, кроме как бежать. Мне удалось обмануть Хеймдалля и вновь оказаться в Мидгарде, но что было делать дальше? — Локи умышленно сбавил градус патетики, внимательно следя за реакцией Хель. — В конце концов я решил пойти за помощью к тем, кто мог стать реальной силой против Асгарда и не побоялся бы выступить против разжиревших от бесконечных застолий асов. Но сделать этого напрямую не мог, ведь хранитель миров наверняка нашёл бы меня, попробуй я хоть мизинцем ступить на тропу в Нифльхейм. Так что оставались те дороги, что недоступны взору живых. — Так ты для этого явился ко мне? — Глаза богини распахнулись в осознании. — Но тогда… — Да, — насмешливо подтвердил Локи. — Твои действия чуть было не помешали моим планам. Но я все же смог добраться до гримтурсенов. Многие считают, что все они мертвы, Нифльхейм опустел, а путь туда закрыт навсегда, но это не так. Великаны скрыли свое присутствие, став незримыми наблюдателями бесчинства богов. — Локи заливался вдохновенным соловьем, подстегиваемый жадным до его брехни вниманием Хель. История выходила такой складной, что он и сам бы в неё поверил, не будь она плодом его неуемного воображения от начала до самого конца. — Но мне удалось заручиться их поддержкой в грядущей битве. Они даже были так добры, что одолжили мне свой звёздный драккар. — Великий Ясень… — Голос его дочери дрожал. — Так они помогут? Выступят на нашей стороне? — Если ты позволишь, — польстил ей ас, внутренне торжествуя. — И более того, их корабль доставит нас прямо на поле боя. Самой тебе не под силу пойти против воли Всеотца и покинуть свои владения, но на творение великанов его запрет не распространяется. Локи внутренне усмехнулся. Здесь ему пришлось выдать все втайне им желаемое за действительное. Он и понятия не имел, послушается ли его корабль Фарбаути и даже стоит ли он все там же, где приземлился. С творения гримтурсенов сталось бы и улететь, посчитай оно свою миссию завершенной. Но все это лишь предстояло. Первоначальной же его задачей было выбраться из каменного мешка, в который его посадила Хель, стоящая теперь перед ним и в нерешительности кусающая губы, словно и не богиней была, а неразумной чумичкой, краснеющей перед своей строгой матерью. Владычица мёртвых меж тем, пока он думал, пришла к какому-то решению. Глаза её на секунду сверкнули, после чего стены пещеры вновь растворились в сгустившейся вокруг них туманной дымке, а опешившего от неожиданности аса чуть не опрокинуло внезапно налетевшим на него прорывом ледяного ветра. С трудом разлепив глаза от снега, Локи не без труда догадался, что они оказались на том же плато, куда он не так давно прилетел. Додумав эту мысль, ас почувствовал, как начинает оседать на землю. Его лёгкие разрывались от промораживающего ветра, а глаза, судя по всему, грозили вот-вот замёрзнуть, превратившись в две слепые ледышки. Вдруг ветер стих, ненадолго подарив блаженную передышку. Локи, перестав ощущать, как умирает, осторожно приоткрыл глаза и столкнулся с ядовитым взглядом Хель. Буря рядом со стоящей над ним богиней утихала и будто бы съеживалась, сворачивая в сторону и не рискуя нарваться на гнев владычицы, способной заморозить даже ледяной вихрь. — Так будет, если попытаешься обмануть меня, ас! — насмешливо кинула богиня, переступая через распластанное на земле туловище отца и, не оборачиваясь, пошла вперёд. — Поспеши, если не хочешь повторения. Стремясь избежать такого исхода, Локи со стоном поднялся и, пошатываясь, побрел следом к мелькающему впереди боку звёздного судна. Удивительно, но оно стояло на месте, как и прежде, и даже снег его будто бы не заносил, иначе удивительно, подумал про себя Локи, как эта штуковина все ещё не превратилась в один большой сугроб. Корабль, стоило им подойти, приветливо распахнул свое нутро, словно только этого и дождался. Повинуясь секундному порыву, Локи приложил ладонь к одной из зеркально-гладких панелей обшивки, ощутив под пальцами едва ощутимые тепло и вибрацию. — Нам бы в Асгард, дружище, — прошептал он, не отрывая руки от металла. — Подбросишь? Вибрация под ладонью на секунду усилилась, будто выражая согласие неодушевленного предмета выполнить просьбу аса. Сочтя это достаточно хорошим знаком, Локи залез внутрь, проигнорировал насмешливый взгляд Хель и, усевшись на матово-белую поверхность из неизвестного материала, жестом пригласил свою спутницу следовать его примеру. Стоило им вдвоём усесться, как нутро их транспорта плавно качнулось, а в овальных проемах глаз ветра¹⁷, забранных толстыми твёрдым пластинами, напоминавшими Локи металл, только полностью прозрачный, промелькнули серые пейзажи Хельхейма, вскоре сменившиеся непроглядной стеной облаков. Поняв, что их путешествие началось, ас позволил себе слегка расслабиться. Сколько им предстояло лететь, он не представлял. Маршрут сквозь миры, прокладываемый кораблём гримтурсенов, не был похож ни на обычные тропы, ни на те, что были доступны лишь богам, так что предположить, сколько времени займёт путешествие, было невозможно. На всякий случай приготовившись к долгой дороге, Локи устроился поудобнее и прикрыл глаза, впадая в блаженное забытье. Сидящая напротив него Хель и вовсе напоминала ледяную скульптуру, неподвижно замерев и не проронив ни слова с момента своей последней угрозы. Впрочем, то был не её выбор; так на владычицу посмертия действовали земли, над которыми они пролетали. Живая в обители мертвых, она родилась покойницей в мире живых. То была одна из причин, по которой Всеотец в свое время решил отослать Хель прочь — вид гниющего, но тем не менее не умирающего трупа в пиршественной претил первейшему из асов и отдавал кислятиной в меде. Локи, впрочем, как потом смог себе признаться, тоже был не в большом восторге, особенно от запаха. Оттого и принял неизбежную разлуку с дочерью относительно легко. Запоздалые угрызения совести порой пробивались у него в душе, но теперь на них совсем не осталось времени. Времени не оставалось уже ни на что. Ас изредка бросал взгляд вниз, не видя под их транспортом ничего, кроме облаков и тьмы, клубящейся за их спинами — то была армия неживых, неотлучной и неудержимой волной следующая за своей хозяйкой. Единственный раз безмолвное небесное море расступилось, уступив незыблемым заснеженным исполинам Йотунхейма. Горы великанов встали у них на пути к концу второго дня полёта. Корабль резко пошёл вниз, петляя в ущельях коварных пиков этого негостеприимного места. Пытаясь сквозь бушующую снаружи бурю разглядеть происходящее, Локи не увидел ничего, кроме снежного бурана и разрушенных поселений великанов. — Фимбулвинтер, — едва слышно прошелестела Хель. — Великая зима. Так её прозвали в Мидгарде. В моей обители много кто мог об этом поведать. — Догадываюсь, — хмуро отозвался ас, качая головой и даже боясь представить, каким разрушительным и смертельно опасным стало для смертных это трёхлетнее бедствие. — Я узнаю эти ущелья. Мы скоро будем на месте. — Подумать только! — раздался в ответ хриплый смешок Хель. — Бог коварства сдержал свое слово! Не без причин людишки считают нынешнюю пору концом всех времен. — Поверь, я тебя ещё удивлю, малышка, — с кривой ухмылкой отозвался Ас, прикрывая глаза и обращая в пространство мысль: «Всё по плану?» «Подтверждаю. Мы прибудем через три цикла», — немедленно отозвался металлический голос корабля у него в голове. Кто бы мог подумать, что творение гримтурсенов окажется еще и говорящим? Впрочем, Локи тому, что их транспорт намного разумнее некоторых встречавшихся ему живых существ, удивился единожды, когда тот беззвучно поприветствовал его и согласился отвезти в Асгард. «Вот и славно. Не забудь про то, что будет дальше». «Инструкции актуализированы». Одно лишь великое древо ведает, что это значило. И вот вскоре их чудный воздушный драккар плавно пошел на снижение, позволяя Локи оглядеть знакомые до боли пейзажи. Перед ним высился великий и постылый ему Асгард, когда-то сверкавший в свете холодного солнца этого мира, а теперь, казалось, зябко кутающийся в серый камень своих стен, спасаясь от всепроникающего холода. Впрочем, о чем это он? Разве мог град викингов позволить себе такую слабость? Уж точно бы он не заворачивался в меха от студеного ветра, словно девица, а встретил бы непогоду грудью, как и подобает истинному воину. Локи в полутьме удалось рассмотреть происходящее на заснеженных полях перед Асгардом, и то, что он там увидел… Внизу шла битва. Свирепые эйхерии, защищая подступы к воротам и могучим стенам каменной твердыни как могли сдерживали натиск армии йотунов, не столь многочисленной, но оттого не менее страшной. Сколько шёл бой, ас угадать не мог, но ясно видел, что все подступы к городу были завалены телами воинов-викингов и серыми бездыханными тушами великанов. Яростно вглядываясь в сумрак, Локи слился разглядеть величину потерь и шансы защитников на победу. По всему выходило, что шансы были неплохи. Несколько тысяч великанов сражались отчаянно, но здоровякам явно не хватало сплоченности и выучки эйхерий. Кроме того, где-то тут, если были не слишком заняты, наверняка отирались и остальные асы, а уж эти-то в бою стоили десятка йотунов каждый. Так что эту битву с озлобленными и гонимыми голодом из своего заледеневшего мира великанами асгардцы бы выиграли, но стоило добавить сюда орду неживых, готовую сорваться в бой по первому велению Хель, и дело могло принять совсем иной оборот. Звездное судно, пару раз пролетев по кругу и зависнув над небольшим холмом, приземлилось в некотором отдалении от битвы, лишая своих пассажиров возможности наблюдать за происходящим. С тихим шипением створка круглой двери отошла в сторону и вверх, и Локи, стараясь не упустить шанс осуществить задуманное, поспешно вышел, затылком ощущая, как дверь за ним снова пришла в движение, отрезая его спутнице путь к выходу. Обернувшись, сквозь прозрачный металл асс увидел искаженное яростью лицо Хель, понявшей наконец, что дражайший родственник снова её надул. Сделать что-либо было не в её власти — тело владычицы мёртвых вновь превратилось в груду гниющего мяса, но вот нечеловеческие глаза богини сияли холодным синим пламенем, не сулившим предателю ничего хорошего. «Задание выполнено. Введите дальнейшие инструкции». Металлический голос в голове заставил Локи усмехнуться. Что ж, корабль действительно не подвёл, исполнив его указание в точности. Оставалось решить, что делать дальше. «Защити её. Увези и спрячь в безопасном месте». Ас наконец пришёл к определённому решению. «Не знаю, сыщется ли теперь хоть одно такое во всех девяти мирах, но ты уж, дружище, постарайся. И передай… Передай Хель, что мне очень жаль». «Команда принята». Металлический голос отозвался с секундной задержкой и на сей раз звучал как будто бы неуверенно. «Обращаю внимание, что при текущих условиях вероятность успешного выполнения задания составляет ноль целых, семь десятитысячных процента». «Знать бы еще, что значит эта твоя процента». Локи невесело усмехнулся, не пытаясь вникнуть в смысл сказанного. «Лети уже молча и не спорь». Продолжать препинания с асом звёздный корабль не решился, мигнув напоследок серией разноцветных огней и невесомо взмывая в воздух, будто и вовсе ничего не весил. Покачав головой, Локи с тоской взглянул на непотревоженный снег, на искрящейся глади которого не осталось и следа присутствия чудного творения гримтурсенов, и развернулся прочь, спеша как можно быстрее добраться до поля битвы.***
Долина Идаваллен огромным пятном распласталась между двумя горным грядами, давая жизнь и приют бессменным правителям всех девяти миров — великим асам. В центре едва тронутой невысокими возвышенностями пустоши в незапамятные времена гримтурсены отстроили свои жилища, ставшие позже фундаментом для дворцов и пиршественных залов новых богов. Долина Асгарда лишь на первый взгляд казалась плоской как блин и такой же проходимой. На деле же вся её поверхность была изъедена кавернами и естественными ходами, оставленными некогда-то прошедшим здесь ледником. Об этом историческом факте Локи — более прочих склонный к постижению наук и сдуванию пыли с толстенных рукописных фолиантов библиотеки Валаскьяльва — знал чуть ли не лучше всех. Всем прочим же асам, считавшим хранившиеся в резиденции Всеотца книги чем-то вроде блажи и непозволительного расточительства дорогой, годящейся на добрые сапоги кожи, на это было плевать. Те знали лишь, что, будучи в изрядном подпитии, тащить очередную валькирию за городскую стену для демонстрации красот Асгарда чревато не только беременностью последней, но и риском переломать себе обе ноги. Там же, где поверхность долины все же была относительно ровной, пройти по ней не давал невзрачный на вид колючий кустарник, способный превратить ноги пешего воина в кровавое месиво даже сквозь доспех. Всё это Локи совсем не помогало, и на свой путь по покрытой снегом и оттого совершенно неузнаваемой местности он потратил куда больше времени, чем рассчитывал. Костеря на чем свет стоит дурной корабль, высадивший его цверги знает где, ас ковылял вперёд, туда, где высились стены неприступной твердыни Асгарда. Или, по крайней мере, он на это надеялся, ведь за снежным бураном, терзающим все вокруг, едва ли можно было разглядеть даже собственные руки. Вездесущий снег настырно лез в глаза и валился оземь, заставляя Локи утопать в нем по пояс. Сделав очередной шаг, ас почувствовал, что землю под ним ощутимо тряхнуло. Прямо на его глазах в том месте, над которым он занес стопу, твердь пошла трещинами, сотрясаясь дрожью и расползаясь по сторонам. Неловко взмахнув руками, Локи почувствовал, как снежная опора уходит из-под ног, грозя вновь отправить его в пустующее с недавних пор обиталище Хель, да притом самой что ни на есть короткой дорогой, как вдруг его за плечо резко дернула вверх чья-то рука в металлическом наруче. Отлетев на пару метров от быстро расширяющегося провала, Локи как мог попытался встать, силясь разглядеть своего спасителя. Им оказался крепкого телосложения мужчина, с ног до головы во весь свой немалый рост закутанный в медвежьи шкуры, так что из всех его отличительных черт можно было разглядеть лишь светящиеся подозрительностью глаза, видимые через прорези в полумаске шлема. — Кто таков? — перекрикивая завывание ветра и стоны земной тверди, рявкнул спаситель. Локи, стряхнув с себя целый сугроб снега, поперхнулся хохотом. Перепутать голос самого опытного разведчика Асгарда, с которым рос с младых ногтей, он бы не смог ни с чем в этом мире. — И тебе по здраву, Вили. Неужто меня не было с вами так долго, что ты не признал во мне своего брата? — Локи? — Мужчина в изумлении стянул с головы шлем, оголив голову с гривой длинных тёмных волос, частично заплетенных в косы, которые принялись неистово хлестать его по лицу. — Братец, да ты ли это? Всеотец великий, как ты здесь очутился? — Воин секунду помедлил, что-то вспоминая. — Погоди-ка, дозорные с холмов вроде видели чудный летающий драккар в нескольких милях к западу. Уж не твоих ли это рук дело? — Моих, моих! — поспешно отозвался Локи, чувствуя, как без движения начинает промерзать на ледяном ветру. — Всё расскажу, друже, только обрадуй меня сначала очагом да крышей над головой. А то и мёдом, чем Сурт¹⁸ не шутит! — Не поминай! — поморщился воин и, поднеся два пальца к губам, пронзительно свистнул. Повинуясь его зову вокруг выступили из снежного бурана десяток высоких фигур в лёгких доспехах и снегоступах. «Эйхерии», — догадался Локи по направленным на него неприветливым взглядам и впечатляющей боевой выучке воинов — он-то ведь их даже не заметил. Одна из фигур наклонилась, раскрывая дорожную суму, и швырнула асу под ноги пару снегоступов, которые Локи с кряхтением натянул на свои далеко не зимние башмаки. Следом за обувкой прилетел и плащ, сделанный из грубо сметанных между собой волчьих шкур. Не понять намёк было нельзя, но Локи был не гордый, особенно когда приходилось битый час идти в лютый холод да по свежем снегу, а потому от накидки не отказался. Когда с облачением было покончено, отряд в полном составе выдвинулся на восток, старательно обходя образовавшиеся разломы и временами наблюдая за появлением новых. Земля не иначе решила пожрать саму себя, прихватив заодно и тех, кто смел бродить по ней и мнить себя её повелителями. Наконец их путь подошёл к концу, закончившись небольшой каменистой площадкой, старательно очищенной от снега, на которой были полукругом разбиты три длинных матерчатых шатра. Локи завели в центральный, дав возможность передохнуть и прийти в себя. Скинув накидку, ас оглядел внутреннее убранство, состоящее из сваленных при входе круглых деревянных щитов, огромных охапок коротких метательных копий, спальников из грубой соломы и шкур и прочего походного инвентаря асгардцев. Посреди шатра, разделенного на части импровизированными занавесками из шкур, даже имелся небольшой, отчаянно чадящий очаг, не способный, впрочем, дать достаточного количества тепла, поэтому все находящиеся внутри не торопились расстаться с верхней одеждой. Только оказавшись в относительном тепле, Локи понял, насколько устал и как же сильно ему надоело мёрзнуть. Он мог согласиться с холодом, снегом или даже тем, что не помнил, когда ел в последний раз. Но по отдельности же, цверги его дери! Все вместе было явным перебором. Поэтому, помянув треклятый свет, вздумавший кончиться столь неказистым образом, ас рявкнул два коротких колючих слова, вызвав тем самым волну жара, прокатившуюся от места, на котором он находился, по всему шатру. Секунду спустя Локи стоял в полностью высохшей одежде, над его головой курилось облако пара, а земля под ногами избавилась от проникшей даже сюда изморози, превратившись в сплошную грязноватую лужу. — Мне бы так! — хохотнуло со спины, и в шатер, добродушно ухмыляясь, ввалился Вили. Прислонив поножи с мечом к стоящей у входа вязанке копий, разведчик отряхнул снег с мехового плаща и скинул с ног ставшие ненужными снегоступы. — Хейм, йотуны тебя задери, почему не встречаешь? Потревоженный громогласным басом Вили, откинув дальний полог шатра в сторону, появился ещё один ас, головой едва ли не подпирающий матерчатую крышу. Хеймдалль выглядел так, будто бы только что оторвался от домашних дел. Его торс был прикрыт лёгким кожаным нагрудником, а нижняя часть туловища — свободными, подвязанными под коленями штанами, подпоясанными широким, расшитым затейливым узором кушаком. Хранитель Ясеня хмуро оглядел располагающихся по своим лежакам эйхерий и отвлекшего его от дел Вили и уже было хотел голосом осадить настырных скаутов, мешавших ему следить за ходом битвы, как вдруг его взгляд остановился на лице, видеть которое ему не доводилось уже три зимы. Радостно взревев, перепугав этим схватившихся за топоры асгардских воинов, Хеймдалль рванул к Локи и сгреб его своими ручищами, оторвав от земли на добрые полметра. — Отпусти… — Бог обмана, болтающийся в медвежьих объятиях беспомощным соломенным чучелом, честно попытался вдохнуть. — Одоробло, задушишь ведь! — Ништо! — прокряхтел племянник Локи, с обстоятельным хлюпаньем ставя родственника обратно на землю, утапливая того ногами в бурой жиже едва ли не по щиколотку. — Заслужил! Где тебя альвы носили столько времени? Мы уж и ждать перестали! — Так и славно, что перестали, — порадовался ас, с трудом выдирая ступни из чавкающей грязи. — Иначе торчать бы уже моей голове на пике! — Да за что ж? — в голосе Хейма Локи различил лишь неподдельное изумление существа, способного в хитросплетениях дворцовых интриг заблудиться на первом же повороте. — За бытие её на шее распоследнего предателя, само собой. Или, хочешь сказать, про то все благополучно забыли? — Не забыли, — Хеймдалль покачал головой и продолжил, неожиданно посерьезнев: — Да только ты, друже, так исчез, что ни среди живых, ни среди мёртвых тебя не сыскали. Тут уж не до подозрений, коли тебя ни в одном из девяти миров не нашлось. Думали, сгинул ты! — И за то поговорить бы стоило! — подал голос со своего места Вили, небрежно подбрасывая в руке метательный топорик. — В стане наших врагов тебя не видали, и потому Всеотец велел жизни тебя не лишать. Да только ведь тебя три года нигде вовсе не видели, а тут ты возьми и объявись! — Погоди, Вили… — махнул рукой Хеймдалль, не дав Локи возможности ответить. — Нешто ты опять за старое? Не верю я во все эти пророчества и в предательство нашего брата тоже не верю! Ведь не во главе же войска явился сюда Локи. — Лазутчики и шпионы со свитой не ходят! — хмуро отозвался Вили. — Пусть расскажет лучше, как в долине очутился! — Прилетел, разумеется, — пожал плечами Локи. — Одолжил у владычицы Хель её транспорт. «Шёпот», раздавшийся, когда бог хитрости закончил свой ответ, едва не оглушил всех присутствующих. Сильнее всех отличился один из эйхерий с гнилыми зубами и рыжей до желтизны бородой, чем был Локи особенно неприятен. Не стесняясь присутствия асов, воин вытянул вперёд палец с кривым обломанным ногтем и обвинительно ткнул им в спину Локи. — Нагльфар¹⁹!.. Слышали? Правду вёльва рекла! — Великий Ясень! — бог коварства в изнеможении закатил глаза. — Да есть ли хоть что-то на свете, о чем не успела порассказать эта малоумная? Пренебрежение, с которым Локи отнёсся к высказанным ему обвинениям, только больше распалило воина, который вскочил с места и, не будучи остановлен своими командирами, встал напротив аса, грозно потрясая кулаками. — Известное дело, что ты, прохвост, от всякого навета способен отвертеться! Да только ведунья не ошибается… И сказала она, что ты прибудешь на битву в драккаре, сделанном из ногтей мёртвых! Локи во время этой обвинительной речи молчал и скептически осматривал руки говорившего, пытаясь разглядеть предлагаемый ему стройматериал, а после брезгливо поморщился, готовясь ответить со всей язвительностью, на какую только был способен. Но сделать этого ему не посчастливилось — раньше вмешался Вили, потеснив своего подчинённого и не давая ему продолжить. — Довольно, Вульгир! — разведчик тяжело покачал головой и перевёл укоризненный взгляд на Локи, словно во всей этой сцене виноват был исключительно он. — Здесь все хотят тебе верить, брат, и никто не считает предателем. Но нам нужно знать, что с тобой происходило все это время! — Это не секрет, я был в плену у Хель, — меланхолично отозвался Локи, которому теперь важно было не переиграть. — После того, как сбежал из Асгарда, где вы, храбрые асы, бабьей хитростью да девичьими лентами пленили моего сына, моя дочь решила выказать подобающее мне, как отцу, гостеприимство. И отказаться от него мне удалось лишь три года спустя. Радость, что дочурка отвлеклась на сборы своей армии и позабыла про своего старика. — Армии? — голос Вили перекрыл поднявшийся ропот, но звучал сдавленно и был приправлен изрядно долей неверия. Ещё бы, главный разведчик Асгарда — и ни сном ни духом не знает о войске, марширующем к его границам. — А ты как думал, братишка? — Локи криво усмехнулся. — Если я смирился с узилищем моего сына, не значит это, что смирятся и остальные. Мне удалось украсть корабль Хель, сделанный для неё цвергами, и теперь сама она не сможет командовать своими мёртвыми, но её войска лишь на день отстают от меня и вскорости будут у ваших стен. — Скорбные вести принёс ты, дядя. — Первым решился ответить на сказанное Хеймдалль, хмурясь и потирая ладонью затылок. — Если сказанное тобою — истина, то мне надобно подумать обо всем как следует и доложить Всеотцу. Ты же пока можешь отдохнуть с дороги и приготовиться к тому, что ожидает нас дальше. Что мы можем сделать для тебя? Бог коварства пожал плечами. Не в его правилах было демонстрировать свой триумф, но кое-какие преимущества из теперешнего положения вытрясти все же не мешало. — Дайте мяса погорячее и не самый подгнивший тюфяк.***
Проснулся Локи много часов спустя, не представляя, день теперь или ночь. Разбудил его неприятный тычок под ребра и чьи-то крики, доносящиеся с противоположной стороны шатра. С криками можно было разобраться и позже, а вот пренеприятное вмешательство в его сон следовало предупредить уже сейчас. Поэтому он резко оторвал голову от импровизированной подушки из пучка прелой соломы и хмуро уставился на трех воинов, что так невежливо прервали его сновидение. — Чего надо? — Ты кричал во сне, — ухмыльнулся гнилыми зубами мужчина, которого, помнится, звали Вульгир. — Словно девица! Локи наморщил лоб и попытался вспомнить, что именно ему снилось. Снился огонь. То горели ветви Ясеня, опаляемые ураганом беспощадной стихии. Горели его корни и плавилась сама земля под сенью Мирового Древа. Но было в этом сне и что-то еще. То, что заставило Локи покинуть своего звездного отца и толкало вперед, не давая оглядываться — надежда. За ней-то он и гнался и именно её тщетно призывал на помощь в своём кошмаре. — А вы уж и тут как тут! — хмыкнул ас, поднимаясь на ноги и небрежно набрасывая на плечи легкую шерстяную накидку. — Вроде воюете не так долго, а везде девицы мерещатся! Распустил вас Вили… Обойдя скрежещущего зубами от злости воина и его хмурых приятелей, Локи направился на звук чьего-то громкого голоса. Кажется, Вили и Хеймдалль о чем-то яростно спорили. — Иди-иди, — ядовито донеслось ему вслед. — Может успеешь выведать что-нибудь для своих хозяев! Никак не отреагировав на брошенное ему в спину оскорбление, ас прошёл в дальний конец шатра, где ему побывать ещё не доводилось, и решительно откинул полог. Здесь, судя по всему, располагалась опочивальня командиров. Весь пол был застелен шкурами животных, имелся свой небольшой очаг, а тюфяков насчитывалось не с десяток, а всего два, и валялись они не как прочие, вперемешку один на другом. Большую часть пространства в комнате занимала амуниция асов и впечатляющих размеров золотой хеймдаллев рог Гьяллархорн, своим звуком не раз обращавший в бегство целые армии. Его владелец обнаружился здесь же рядом, до кровавой юшки о чём-то споривший с таким же взбешенным Вили. Заметив появление гостя, оба умолкли и, переводя дух, молча уставились на новоприбывшего. — Доставлены приказания Всеотца. — Хеймдалль заговорил первым, махнув рукой в сторону дотоле незамеченной Локи треноги в темном углу помещения, вокруг которой курились благовонные травы. На вершине треноги был установлен матово-белый камень с куриное яйцо величиной, едва заметно мерцавший в такт биению сердца. — Ты был прав, друже. Получены вести от разведчиков — армия мёртвых движется на Асгард через долину Вигридр. Там же собираются и уцелевшие отряды великанов. Не иначе как сговорились с мертвяками и рассчитывают взять реванш. — Какой давности новости? — поинтересовался Локи, пристально вглядываясь в лицо Хеймдалля. — И часу не прошло. Один с Тором и большей частью отрядов уже выступили в долину. Нам же предстоит подойти позже. Тебя… — великан помедлил и неловко затих, но за него фразу решительно закончил Вили: — Как возможного предателя, приказано доставить на суд Всеотца. — Кто бы сомневался! — развёл руками арестованный. — Как добираться будем? До Вигридр три дня пути по сухой земле. Или подождем солнца? Без него-то нам твоей радуги, Хейм, не видать до весны, как собственной задницы! — А путевой камень на что? — пожал плечами бог-хранитель. — Так что доберемся в целости, не сомневайся! — Вот уж великая радость! — Локи обреченно махнул рукой и развернулся к выходу. — Ладно, пойду еще посплю, покамест меня не начали казнить и миловать. Когда выступаем? — Через два часа, — отозвался насупленный Вили, которому такое пренебрежение гневом Всеотца казалось преступным само по себе. — Так что долго спать тебе не придётся. Ничего не ответив, ас вышел прочь, лавируя между косящимися на него воинами, занятыми сборами дорожной поклажи и снаряжения. Дойдя до своей импровизированной лежанки, Локи устало повалился на обтянутую грубой тканью солому и прикрыл глаза, надеясь хоть так скоротать время до выступления отряда. Однако скучать ему не дал уже знакомый Вульгир, питавший к богу какую-то особую ненависть и воспользовавшийся случаем поведать ему о том лично. — Неужто великий хитрец не замышляет сбежать от наказания? — детина, убедившись, что никто их не услышит, навис над лежаком. — Холодновато для побегов, — лениво отозвался ас. — Не хотелось бы мне уподобляться дурной гусыне и морозить задницу в снегу. — Что ж, жаль… — протянул Вульгир, — по такой спине топор так и просится пройтись! Подобная недвусмысленная угроза на Локи не произвела никакого видимого впечатления. — Вот смотрю я на тебя, Вульгир, и диву даюсь, — мурлыкнул ас, растягиваясь на спине и закладывая ладони себе за голову. — Велика ли доблесть воина, способного напасть со спины на безоружного? А то ведь даже и не напасть, а тщиться отравить ядом со своего языка. — Локи прервался, любуясь яростью на лице собеседника. — Зря, видать, Всеотец разрешает валькириям брагой отогреваться. А иначе я и уразуметь не могу, как ты в эйхериях-то оказался? К концу провокационного монолога лицо Вульгира побагровело настолько, что неясно было, помрёт ли он вторично или же немедленно потребует от обидчика поединка до смерти. Но каким-то чудом воин сдержался и приблизился своей образиной вплотную к лицу Локи, дыхнув на того вонью селёдки и кислого пива. — Берегись, ас! Иначе не хотелось бы мне оказаться на твоём месте! Локи, который словно только этого и ждал, напротив, широко ухмыльнулся и выпростал руку, поплотнее обхватив воина за шею и не давая отстраниться. Глаза бога торжествующе блеснули, не предвещая мужчине доброй судьбы. — А придётся!***
Разбуженного спустя два часа аса вывели наружу, предварительно заковав в невесть где отрытые тяжёлые кандалы, соединенные между собой цепями. Готовые к походу воины выглядели нервно и то и дело затевали распри на пустом месте. Причиной тому было не только пленение одного из богов, грозившее расколом всему асгардскому воинству, но и таинственные знамения, уже давно не предвещавшие им всем ничего хорошего. За ночь небо, бывшее до того свинцово-серым и затянутым тяжёлыми тучами от горизонта до горизонта, поменяло цвет, став багрово-красным, словно напитавшись кровью их израненного мира. Тут и там раздавались шепотки солдат, силящихся разгадать причину подобных дурных перемен. Поговаривали, что сам великан Сурт покинул чертоги Муспельхейма и несёт весь огонь бездны в помощь своим детям. Это ли не конец всего сущего? Радовало в этом лишь то, что проклятый снег закончился, а долгая зима, три года не желавшая покидать эти земли, притормозила тяжёлую поступь, впервые оступившись на своих мерзлых ходулях. На площадке перед шатрами уже стояли недовольный брожениями среди своих людей Вили и Хеймдалль, опоясанный мечом и сменивший кожаный нагрудник на привычный ему походный доспех. Здесь же в самом центре утоптанного пятачка установили и треногу с путевым камнем, который должен был доставить весь отряд прямиком в лагерь к Всеотцу. Хеймдалль, закончив свою волшбу, кивнул Вили, который вышел из толпы и вскинул вверх руку, призывая всех собравшихся к молчанию. — Храбрые воины Асгарда! Наш Всеотец призывает нас на последнюю битву с отродьями Хель. Ступайте же вперёд и ничего не бойтесь! Ибо над нашей головой благословение Всеотца, а по правую руку ярость и сила его детей, Тора и Тюра! Под одобрительные выкрики соратников Вили отступил, давая возможность Хеймдаллю сказать слово. — Путь скоро откроется. Не медлите и проходите споро — Великий Ясень ослабел от долгой зимы, и ветви его могут переломиться в любой момент. Первым пойдёт отряд Вили, следом Локи, Вульгир и Брёмир. Я же пойду последним и закрою за нами проход. Одобрив план, брат Одина занял свое место в строю, жестом указав сподручным на Локи, безучастно стоящего в стороне и, казалось, ничуть не заинтересованного происходящим. Два воина с короткими копьями наперевес незамедлительно заняли свои места позади плененного аса, готовые в любой момент схватить его в случае попытки побега. Наконец Хеймдалль, руководствуясь какими-то одному ему ведомыми знаками, простер руки над путевым камнем и затянул длинную песнь на древнем языке. Повинуясь ей, за его спиной начало разгораться светящееся пятно арки, в серебристом проеме которой все различимей становились острые пики горной гряды, окружавшей долину Вигридр. Дождавшись сигнала, Вили дал отмашку воинам, и весь отряд, подбадривая себя радостными кличами, ринулся вперёд. Следом, переставляя ноги будто во сне, шел Локи и два карауливших его охранника. Один из них, Вульгир, вышагивал чуть ли не в такт шагам аса и неотрывно смотрел ему в затылок, точно в любой момент ожидая от пленника какой угодно подлости. В момент, когда Локи переступил порог арки, его стражи едва заметно выдохнули, до последнего опасаясь от отца лжи какой-нибудь подлянки. Но дело было сделано, и Брёмир с облегчением покосился на своего товарища, как вдруг почувствовал резкий удар в бок и ощутил, как сквозь рубашку и два слоя кожаной брони ему под ребро проникает стальное острие копья. Он бросил последний удивленный взгляд на нанесшего удар Вульгира и рухнул замертво, не дойдя до волшебного прохода всего двух шагов. — Извини, дружище. Неприятно, должно быть, умирать во второй раз. Ну да раз такое дело, можно было уже и привыкнуть, — буркнул себе под нос оставшийся стоять стражник и, деловито отшвырнув на снег древко с окровавленным наконечником, развернулся к стоящему неподалёку Хеймдаллю. Все силы Хранителя были направлены на удержание прохода, поэтому заподозрить неладное он сумел лишь в тот миг, когда путевой камень, повинуясь жесту убийцы, слетел с постамента прямо в протянутую ладонь, и, оказавшись в ней, потух, разом теряя свое могущество. В то же мгновение с едва уловимым звоном дрогнула и растворилась в воздухе арка прохода, оставив по ту сторону остальных членов отряда. — Что!.. — Разом очнувшийся Хеймдалль, выдернув меч, направил его на противника. — Как тебе удалось?.. — Ты про это? — Мятежник ехидно ухмыльнулся и помахал перед лицом аса украденным волшебным камнем. — Захотел и взял, подумаешь! — Предатель! — рев бога-хранителя отозвался громом в низких багровых облаках. — Покажи свое истинное обличье! — Да пожалуйста. — Вульгир небрежно провел ладонью перед лицом, будто срывая с него невидимую вуаль, а уже через мгновение его тело пошло рябью, подобной той, что случается от раскаленного воздуха над очагом, явив миру свой подлинный вид. — А что касается предательства, то это уж и вовсе вчерашние новости, дорогой племянник. В напряжённой тишине, прерываемой завыванием ветра, сказанные слова упали в пространство пудовыми гирями. Хеймдалль, раздувая ноздри и готовясь в любой момент ринуться в бой, рассматривал изменившееся лицо своего врага и никак не мог решить, что ему следует делать дальше. Ответный взгляд Локи был таким же, как и сотни раз до этого: насмешливым и дерзким. Но было в нем и что-то болезненное, словно стоять перед Хеймдаллем было для него самым тяжёлым испытанием в жизни. — Что же ты натворил?.. — голос Хейма, когда он все же заговорил, звучал глухо и безжизненно, вызвав у его дяди горькую улыбку обреченного. — Знаешь, — Локи помедлил перед ответом, — ещё вчера я сказал одному из молодчиков Вили, что нет доблести ударить кого-то в спину. Как хорошо, что из всех мирских добродетелей именно к этой я никогда не стремился, правда? — Вульгир?.. — Занял моё место, представь себе. Пришлось, конечно, повозиться, но не одной же хозяйке Хель тешить себя поднятием мертвецов. Хотя, не скрою, получилось весьма посредственно даже для первого раза. — Локи в задумчивости постучал пальцами по нагруднику висящего на нем мешком доспеха. — Впрочем, этого паршивца, как ни крути, совсем не жаль. Натащили в Вальхаллу всякого отребья! — А Брёмира за что? — выдавил великан, все ещё никак не способный взять в толк поступки старого друга. — Я ведь знал еще его деда, Локи. — Вот за него извини. — Ас коротко взглянул на лежащее возле него тело воина, снег под которым успел пропитаться кровью и, не сдержавшись, поморщился, уязвленный несовершенством своего импровизированного плана. — Слово даю, если выживем, лично приведу его к тебе за ручку из посмертия. Хеймдалль на это заявление печально усмехнулся. Ему, знавшему до мельчайших деталей устройство всех девяти миров, всегда казалось непостижимой загадкой то, в какие игры играет его друг, которого он не без оснований считал кем-то вроде старшего брата и наставника. Но на все эти хитрости больше не было времени. Не теперь. — Почему, Локи? Зачем все это нужно? — Боль, звучавшая в голосе Хранителя, остро резанула по сердцу стоящего напротив него аса. — Кого ещё ты готов предать и ради какой цели? Ведь не потому же, что страшишься гнева Всеотца? Ты ведь предупредил нас о готовящемся нападении и мог бы оправдаться на судилище. Да и не припомню я, чтобы ты хоть кого-то в этом мире боялся. — Только Идунн²⁰, пожалуй. Уж очень люто она меня порола, когда я юнцом повадился воровать яблоки из её сада. — Бог обмана устало пожал плечами. — Ну не думал же ты, что я явился для того, чтобы показать Одину, как лучше всего бить морды упырям да умертвиям? — Тогда зачем? — требовательно громыхнул Хеймдалль, полыхнув глазами. — Поговорить, — последовал ответ, не имеющий ровно никакого смысла. — Но не с Всеотцом. Тому, кто ведёт всех нас к верной погибели, уверовав в истинность бредней мёртвой старухи, мне сказать нечего. — Что ты такое несешь? — на секунду опешил Хранитель миров, не зная, как ему реагировать на подобное заявление. У Локи с Всеотцом всегда было полно разногласий, но чтобы обвинить Одина в ответственности за нынешнее бедствие, — такого доселе не бывало. Обычно-то именно шалости их брата-хитреца выходили асгардцам таким боком, что выть хотелось. — Правду в кои-то веки. Сам себе поражаюсь! — ухмыльнулся Локи, но тут же утратил всю свою напускную весёлость и протянул вперёд руки. — Тебе ведомо многое, друг мой. Так позволь же показать все остальное. А там уж сам решишь, по праву я поступаю или нет. Недоверчиво сощурив глаза и приопустив меч, который все ещё указывал острием в грудь мятежному асу, Хеймдалль какое-то время буравил его лицо, силясь увидеть скрытые козни в знакомых до боли чертах, иссеченных теперь глубокими бороздами морщин, после чего решительно отшвырнул оружие в сторону. Глупость и пустое безрассудство — посчитал бы кто иной, учитывая все сотворенные его дядей подлости, но Хеймдалль не за просто так считался из всех асов хранителем и пастырем смертных народов. Привычка обманываться жила в нем рука об руку с непреклонной уверенностью, что рано или поздно все досадные ошибки и впустую потраченные шансы окупятся сторицей, приведя их всех к чему-то лучшему. Да и что, в сущности, значила его жизнь по сравнению с возможностью узнать, наконец, истину? — Показывай! — Хеймдалль, одним-единственным шагом оказавшись прямо напротив Локи, вложил свои руки в протянутые ладони и едва не вскрикнул от открывшейся ему картины. За все века, что Хейм знал нареченного брата своего отца, не был тот столь открыт и беззащитен, как в эту самую минуту. Если и пускал Локи кого к себе в голову, то тот был гостем, которому никогда не покажут ничего, окромя пыли в глаза, парадного убранства да праздничного застолья. Так было всегда, и лишь теперь загадочный и непостижимый разум величайшего хитреца из всех асов был открыт перед Хеймдаллем до самого донышка. Разум мятущийся и не идеальный, со всеми сомнениями, горестями и неудачами, что веками были запрятаны за смеющимися глазами и готовой сорваться с языка издевкой. Хеймдалль окунулся в воспоминания Локи и чудом сумел не потеряться в этом водовороте, став свидетелем всего, что так пугало его друга. Услышал слова звёздного гиганта Фарбаути и вместе с Локи познал всю бездну отчаяния, что принесли за собой слова истины. Увидел робкую надежду своего побратима и непостижимо прекрасный летающий корабль, спасший его из юдоли смерти и безумия, откуда теперь распространялся ядовитый мор по всем девяти мирам. Когда видение рассеялось, Хранитель миров ощутил себя без сил стоящим на коленях. Как и когда он успел там очутиться, было неясно, да и не важно. Груз обрушившейся на него правды оказался непомерно велик, лишив аса воли. По его лицу и бороде стекали слезы, а голова, в которой не сыскать было ни единой связной мысли, покоилась на груди стоящего напротив Локи. — Зачем только ты показал мне все это… — Хеймдалль нашёл в себе силы отстраниться и взглянуть в озаренные печалью глаза побратима. — Дал бы уж помереть в бою спокойно. Лучше так, чем узнать, какая судьба уготована тем, кто останется в живых. — И рад бы избавить тебя от этой ноши, да не могу, — отозвался Локи. — Похоже, что у старух Норн²¹ для нас с тобой припасена иная доля. Быть может, нам единственным предстоит увидеть смерть мира перед тем, как самим кануть в небытие. А может, есть ещё шанс на спасение. — Шанс? Смеешься ты нешто? — с обреченностью переспросил великан, готовый теперь поверить во что угодно. — Не ты ли видел своими глазами и мне показал будущую смерть целого мира… И как такое можно предотвратить? — Никак, — после некоторой паузы откликнулся Локи. — Тебе не остановить огонь голыми руками. Можно лишь уберечь от него малую часть жизни, дав ей ещё один шанс. И это то, о чем я пришёл просить тебя, Хейм. — Не понимаю, — в голосе великана, вопреки всему, слышалась тень надежды. — Ты лучше всех нас вместе взятых знаешь Ясень, Хейм. Ты связан с ним поболе, чем даже Всеотец, который в своей гордыне откусил кусок больше, чем способен был прожевать. И только ты можешь умолить его укрыть и спасти хоть бы один из миров. Буря идёт, и её нам уже не миновать, но, не исключено, в этом хаосе уцелеет хоть что-то, что сможет выжить и жить после нас. Хеймдалль молчал, пораженно глядя на дядю. То, что тот предлагал, означало конец. Для всех них уж точно. Испросить Великое Древо, что веками питало их и было источником их божественной силы, укрыть среди своих ветвей зерно новой жизни ценой собственного существования… Мысль была святотатством, преступлением и одновременно единственным шансом подарить шанс на спасение хоть кому-то — Локи, при всех его недостатках, на сей раз был прав. Проникнув в его разум, Хеймдалль ясно, как день, увидел, что за безумие охватило его детей. И как бы больно ни было это признавать, их Всеотец был поражен тем же недугом, что где-то там в небесах гасил звезды, отправляя в небытие творцов их вселенной, а здесь сталкивал асов друг с другом, ведя их всех к погибели и забвению. Признать это было непросто, а исправить — уже невозможно. Что ж, быть может, смертным суждено управиться со своими новыми обязанностями лучше, чем далось их богам. Он, Хеймдалль, как видно, не справился. Подняв больные глаза на все еще стоящего и выжидательно смотрящего на него друга, Хранитель задал единственный мучивший его теперь вопрос. — А ты? Что будешь делать ты? — Если каким-то чудом уцелею? — Ас оторвался от созерцания лица Хеймдалля, на котором, как в бурном ручье, сменялись картины эмоций и дум, обуревавших хранителя. — Пойду искать спасшихся, наверное. Мне скучно без жизни, какой умеют жить только смертные. Да и много ли проку быть лучшим в обмане и хитрости, если не с кем хитрить и некого обманывать? После этих слов между ними наступила тишина, которую, казалось, не спешил прерывать даже вездесущий ветер. Хранитель думал… Обо всем, пожалуй. О веках, проведённых в хлопотах о смертных, о друзьях асах, что сражались сейчас и погибали по ту сторону призрачного прохода. Думал о Локи, которому хватало сил шутить даже теперь. А тот… тот глядел в небо, все больше напоминавшее сплошную незаживающую рану, и молчал об одному ему ведомым вещах и не смотрел на того, с кем виделся, должно быть, в самый последний раз. — Хорошо, — завеса тишины оказалась разрушена и отправлена в прошлое, как и все остальное. — Я принимаю твою просьбу, друг мой. Убереги всех, кого сможешь сберечь, и пусть будет с тобой свет Ясеня. А сейчас ступай с миром, мой путь нынче лежит туда, куда нет хода даже тебе. Уже уходя прочь, Локи ещё раз обернулся, напоследок получив ободряющий кивок Хеймдалля. — Зато представь только, какая буча подымется, когда все узнают, что отец лжи спас мир от кары гримтурсенов. — Обыкновенная буча, — пожал плечами Локи и едва заметно улыбнулся. — Решат, что все набрехал, да поколотят.***
Неведомо было, годы прошли с той поры или же считанные дни. Забытый бог неслышной тенью бродил по испепеленной и истерзанной земле, раздираемой смерчами и ураганами. На его глазах исчезали и погружались в пучину старые континенты, вскипали моря, и горела сама твердь под ногами, а где-то там наверху плавились от инфернального жара и опадали одна за другой ветви Ясеня в попытке укрыть и защитить все, что возможно. Нельзя было точно сказать, сколько длилась эта беда, лишь однажды, совсем потеряв счёт времени, бог вдруг заметил, что багрово-красное небо вновь начало менять цвет, медленно остывая. Остатки мира все ещё сотрясали бури и землетрясения, но на месте старой земли уже возникали из бездны новые острова и архипелаги, на которых, если повезет, должны были возникнуть новые жилища, деревни, а затем и города, отстроенные уцелевшими. Мир, не зная покоя и лености, едва уловив наступление передышки, спешил восполнить утраченное и возродить уничтоженное. Тут и там видел бог шрамы отгремевших сражений; смотрел на тушу гигантского змея Ёрмунганда, выброшенного Тором на землю из пучин океана и им же сраженного. Наблюдал за останками своего мира, медленно разрушаемого и растворяющегося под действием вездесущей и всепроникающей жизненной силы. Видя, что цивилизация, хоть и пострадала, безвозвратно утратив очень многое и многих, все же пережила чудовищный катаклизм, бог удалился туда, откуда пришел и где небо все еще было затянуто сплошной пеленой вязкого черного пепла, от которого не очистилось бы и через сто лет. Здесь теперь стоял вечный холод, и снег — серый и грязный от сажи — валил с неба сплошной стеной. Сам не зная, почему, он шел в места, которые некогда были ему знакомы, а теперь стали безжизненными руинами некогда великого града, ныне больше напоминавшего злобно ощерившийся скелет, выставивший напоказ свои иссохшие внутренности. Поглядев на разрушения, он пошел прочь, туда, где на ничем не примечательной каменной площадке в последний раз распрощался со своим другом. Вопреки всем буйствам стихий, с ней не случилось ни землетрясения, ни какой иной напасти, и даже снег здесь, казалось, был чище, чем где бы то ни было. В самом центре заваленного сугробами плато, куда он с трудом продрался, расчищая себе путь руками и ногами, вопреки всему обнаружилась небольшая подталина, а на ней — одно-единственное семечко — последний подарок Великого Древа, который даже снег обходил стороной, не смея погрести его под своей толщей. Улыбнувшись каким-то своим мыслям, бог подобрал семечко и пошел туда, где, как ему казалось, оно сможет начать новую жизнь. Этого места он сознательно избегал все время с первого дня катаклизма. Проклятая долина, ставшая местом последней битвы богов и их же могилой, выглядела чудовищным обугленным шрамом на теле и без того исстрадавшегося мира. Здесь, в самом центре мироздания, куда не было хода никому из смертных, теперь простиралось сплошное кладбище, на котором нашли свое последнее пристанище лучшие и худшие чада старого мира. Отыскав более-менее пригодный, не запятнанный кровью и не опаленный диким, неугасимым пламенем, пятачок, бог голыми руками вырыл неглубокую лунку, вложив туда вверенное ему на поруки семя новой жизни, и, усевшись на землю рядом, принялся ждать. Шло время, и побег, когда-то едва-едва проклюнувшийся из земли у его ног, превратился в стройное деревце, а затем и в мощное дерево, раскинувшее свою крону над молодой порослью, которая со временем должна была превратиться в рощу, а потом и в лес. Бог, все так же сидящий у корней дерева и утративший чувство времени, планировал все это увидеть, и так бы оно и было, не начни вредное растение ронять ему на голову листья, мелкие ветки, а затем и — чему оставалось лишь удивляться — желуди и колючие плоды каштана. Это было уж совсем странно, и как-то раз, получив по темечку особо крупным орехом, задремавшийся бог нехотя размял шею и с немым укором уставился наверх, рассматривая зловредный росток, вымахавший в эдакое диво. Чудное то получилось дерево: росли на нем и орехи, и сочные плоды всех мыслимых расцветок, и даже шишки. С одной стороны крона исполина непрерывно опадала, роняя на землю желтеющие на лету листья и оголяя ветви, будто бы готовясь к долгой и холодной зиме, другая же сторона буйствовала разноцветьем, переходившим в спелые, готовые сорваться на землю плоды. Бог хмыкнул, завороженно наблюдая за невероятной картиной. — Бывает же! — ставшим хриплым от долгого молчания, словно воронье карканье, голосом, воскликнул он. — Видать, и великому Древу за столько веков прискучило быть ясенем. Показалось ли, но на мгновение растение зашумело всей кроной, соглашаясь со сказанным, после чего уронило на голову бога очередной желудь, который, с громким щелчком расколовшись, упал на землю двумя половинками. — Да что ж ты хочешь от меня, зловредная ты коряга? — в ярости взревел обиженный небожитель, рывком вскакивая во весь рост и тут же падая обратно на землю, не в силах пошевелить отвыкшими от ходьбы ногами. С кряхтением и площадной руганью, которой позавидовали бы иные кабацкие заводилы, богу невероятным усилием все же удалось снова подняться и в изнеможении привалиться к шершавому стволу своего обидчика. — Считаешь, засиделся я тут, да? Получив в ответ порцию одобрительного шелеста, бог сделал пару пробных шагов в сторону выхода из разросшейся до неузнаваемости рощи и обернулся. — Ну что, раз поднял, так уж показывай дорогу!***
Он шел вперед, ведомый смутным желанием вновь обрести цель, давно утраченную с уходом его эпохи. Дорога, быть может случайно, а скорее всего по чьему-то наущению, сама ложилась под ноги, ведя его в неведомое пока, но отчего-то уже ставшее очень важным место. Правильный путь он определял по давешнему камню, вновь ожившему в его руках и начинающему дрожать и нагреваться, стоило лишь свернуть не туда, куда вел его Ясень, бывший теперь уж и не ясенем вовсе. Постепенно пейзаж, состоявший из редких деревьев и беспрестанных туманов, сменился пасторалью некогда зеленых лугов, неуловимо ему знакомых. Впечатление от открывшейся пасторали портило небо, ставшее опять багровым до черноты, и нависающее нарывом тяжелое солнце, освещающее и без того жухлую, а теперь и выжженную огнем траву, пепельный ковер которой тянулся во все стороны до горизонта. Откуда-то издалека ветер доносил крики и плач, не суливший ничего хорошего. Поморщившись от удушливого запаха гари, висевшего в воздухе, бог тяжело вздохнул и направился вниз с холма, рассчитывая поскорее добраться до пострадавшей от неведомой напасти деревушки. Спустя какое-то время, поднявшись на очередную возвышенность и не встретив на своем пути ни единой живой души, он смог как следует разглядеть людское поселение, состоявшее когда-то из пары десятков аккуратных деревянных домишек, превратившихся в обугленные руины, и порушенный частокол, должный ограждать селян от всевозможных внешних угроз. Поперек на, очевидно, не справившихся со своей оборонительной задачей струганых бревнах лежала туша огромного волка, перегораживая собой все подступы в саму деревню. Обойдя туловище чудовища по кругу, бог увидел ужасающие раны на брюхе зверя и порванную пасть со свешенным набок языком. Вопреки всему, тварь все еще была жива, с рваным булькающим звуком втягивая воздух и выдыхая его с пузырями кровавой пены, стекавшей из пасти на землю. Повинуясь неясному наитию, бог подошел к голове зверя, заглядывая тому в единственный уцелевший глаз и надеясь узреть там что-то помимо уже виденного им некогда безумия. К его удивлению, во взгляде волка не было злобы, лишь спокойная грусть и усталость существа, смирившегося со своей участью. Богу стало ясно, что, несмотря ни на что, зверь обречен. Единственное, что было в его силах, — подхватить едва теплившийся осколок освобожденного от безумия разума своего сына и, сжав его в ладони, услышать, как испускает дух восставшее против всего мира чудище. Так и держа в руке бьющуюся частицу чужой души, бог зашагал дальше, глядя на разрушенные жилища, кое-где еще тлеющие колдовским синим огнем, пока не дошел до одной из хибар. Судя по ее виду, даже будучи целой, она представляла собой весьма жалкое зрелище, теперь же и вовсе являлась нагромождением обугленных бревен, в центре которых лежало порядком обгоревшее тело юноши лет семи в обрывках одежды, свисавших с него лохмотьями. Пробравшись через завалы, бог склонился над распростертым телом, выискивая малейшие проблески жизни в тщедушном тельце мальчика. Душа его явно успела отлететь, но еще не ушла безвозвратно в небесные чертоги, или что там нынче было заместо них… — Надеюсь, ты достаточно сильно хочешь жить, потому что у меня есть как раз то, что тебе нужно. Сказав это, бог разжал ладонь второй руки, прижимая ее ко лбу ребенка и отпуская на волю осколок души волка. Ухмыльнувшись своим мыслям, он осторожно приподнял голову мальчика и вгляделся в его лицо. Не прошло и минуты, как веки ребенка задрожали, и он открыл затуманенные отступающей смертью глаза, пытаясь рассмотреть наблюдавшего за ним мужчину. — Тебя будут звать Тень Волка, малыш, — с улыбкой оповестил его незнакомец, поднимая невесомое тело на руках. — А… вы? Как вас зовут? — Голос ребенка был подобен едва слышному шелесту травы, таким тихим и слабым он был. — Меня… — незнакомец задумался на долгое мгновение. — Никак. Меня уже давно никак не называют. Так что можешь придумать мне имя сам, если захочешь. Сделав юноше это странное предложение, мужчина поднялся на ноги и стал пробираться к выходу прочь из сгоревшей деревни. — Готов к путешествию? — Спаситель мальчика испытующе посмотрел на своего нового подопечного. — Нам предстоит много работы. Примечания: ¹ Отличительная черта этого скандинавского божества — яркие золотые зубы, сверкавшие при каждой его улыбке. ² Бальдр — в германо-скандинавской мифологии один из асов, бог весны и света, покровитель умирающей и возрождающейся природы. ³ Гримтурсены (др.-исл. hrímthurs) — в германо-скандинавской мифологии предвечные великаны, жившие ещё до асов. ⁴ Эйнхе́рии (ориг. Einherjar) — в скандинавской мифологии лучшие из воинов, павших в битве, которые живут в Вальхалле. ⁵ Хугин и Мунин — пара воронов в скандинавской мифологии, которые летают по всему миру Мидгарду и сообщают богу Одину о происходящем. На древнеисландском Huginn означает «мыслящий», а Muninn — «помнящий» (или «мысль» и «память» соответственно). ⁶ Рагнарек — гибель богов (судьба богов) и всего мира, следующая за последней битвой между богами и хтоническими чудовищами. ⁷ Моди — бог воинской ярости в германо-скандинавской мифологии, сын Тора. ⁸ Фенрир — в германо-скандинавской мифологии огромный волк, сын Локи и Ангрбоды. ⁹ Вельва — в скандинавской мифологии провидица, почитаемая как божество. ¹⁰ Хель — в германо-скандинавской мифологии повелительница мира мёртвых (Хельхейма), дочь Локи и великанши Ангрбоды. ¹¹ Мимир — в германо-скандинавской мифологии великан, охраняющий источник мудрости в подземной пещере у корней мирового дерева Иггдрасиль. ¹² Хёрг — тип алтаря, используемый некоторыми скандинавскими религиозными культами и представляющий собой нагромождение камней. ¹³ Фарбаути — в скандинавской мифологии великан-гримтурсен. Муж великанши Лаувейи, отец Локи. ¹⁴ Гьелль — в германо-скандинавской мифологии река, которая протекает ближе всего к воротам преисподней. ¹⁵ Ермунганд — морской змей из скандинавской мифологии, третий сын Локи и великанши Ангрбоды. ¹⁶ Муспельхейм — в германо-скандинавской мифологии один из девяти миров, огненное царство, которым правит огненный великан Сурт. ¹⁷ Глаза ветра (анг. «wind eye», позже «window») — окна в традиционных скандинавских домах, размещаемые под самой крышей и предназначенные для вентиляции и отвода дыма. Викинги не знали стекла и не добывали слюду, поэтому окна их жилищ представляли собой обычные сквозные овальной формы отверстия в стенах, внешне похожие на глаза. ¹⁸ Сурт («Черный») — в германо-скандинавской мифологии огненный великан, владыка Муспельхейма. ¹⁹ Нагльфар — корабль, сделанный целиком из ногтей мертвецов. По преданию в Рагнарёк он будет освобождён из земного плена потопом и выплывет из царства мертвых Хель. В «Видении Гюльви» описывается обычай скандинавов остригать у покойников ногти и сжигать их, чтобы Нагльфар никогда не смог быть создан. ²⁰ Идунн — в германо-скандинавской мифологии богиня вечной юности, хранительница чудесных молодильных яблок. ²¹ Норны — в германо-скандинавской мифологии три женщины, волшебницы, наделенные даром определять судьбы мира, людей и даже богов.