Таблетки

Следующие полторы недели Салли старательно учится жить заново. Без таблеток, без Ларри, без возможности быть слабым и полагаться на чью-то помощь. Чтобы отвлечься, он много времени проводит с отцом, мучает гитару и даже пытается отучить Гизмо надолго занимать ванную, за что получает несколько ярко-красных полос от когтей на истощавших руках. К нему снова возвращаются кошмары — глубокие, беспросветные, как бездна. Полные воспоминаний о прошлом, искореженных болью и страхами чудовищ, и душ, не решающихся появиться наяву, но укоряющих его за трусливый побег в каждом новом сне. В надежде хоть на какой-то эффект, Фишер снова попросил Генри купить ему какое-нибудь успокоительное и антидепрессанты в аптеке, взамен старой терапии, но приобретенные препараты так и не дали никаких результатов. А снотворное и вовсе усугубило ситуацию, сделав без того страшные сны еще более долгими, непреодолимыми и тягостными. Реальными настолько, что казалось — умрешь там, умрешь и наяву. Опасаясь этого, парень даже стал пить кофе на ночь, притом, что терпеть не мог вкус этого горького, принадлежащего миру взрослых, напитка. Однажды вечером Генри зашел к сыну в спальню и сообщил о звонке от школьного завуча. Парень слишком долго не появлялся на занятиях. Его отсутствие заметили, отговорки со стороны друзей перестали действовать, так что вся учебная администрация неожиданно насторожилось. Вздыхая, Салл нехотя принял новости к сведению и вынужденно согласился — пора возвращаться в школу, пока связанные с его отсутствием проблемы не приобрели еще более глобальный масштаб. Следующим утром он специально встал пораньше, чтобы наконец-то появиться на первом уроке вовремя и во вменяемом состоянии. За пропущенное Саллом время школа, ожидаемо, ничуть не изменилась. Разве что, теперь при виде синеволосого каждый норовил начать перешептываться, вспоминая о злосчастной драке. Стараясь не обращать на болтающих внимания, Фишер торопливо прошел к своему шкафчику, собрал нужные учебники и под внимательными взглядами окружающих направился в кабинет биологии. Эш уже была там — сидела за партой в одиночку и с любопытством рассматривала микроскоп, заранее выданный учителем по одной штуке на парту. Заметив друга на пороге, девушка смущенно улыбнулась, как бы присматриваясь к нему — раз Салли считал Джонсона виноватым во всем случившемся, то кто знает, как он отреагирует на нее? Но Фишер не злился. Наоборот, виновато поджал губы и, подойдя ближе, тихонько сел рядом с ней на соседний стул. — Привет. Ты как? — спрашивает Эшли, понимая, что заговорить первым юноша не решится. Пожав плечами, парень кладет учебник с тетрадью на стол и честно признается: — Не знаю. Как-то странно. Понимающе вздохнув, девушка заправляет за ухо прядь волос. Где-то со стороны задних парт кто-то громко шмыгает носом и сплевывает на пол. Обернувшись на звук через плечо, ребята видят Трэвиса, обозленного и хмурого, однако теперь едва ли он решится подойти к Салли слишком близко. Слишком уж много у него было проблем из-за него после последней стычки. Снова уткнувшись взглядом в свою парту, Кэмпбелл заговаривает: — Знаешь, Ларри тоже... — Стоп, — перебивает ее Фишер, в останавливающем жесте вскинув руку, — ничего не хочу о нем слышать. Серьезно, Эш, не надо. Словно в доказательство слов юноши, длинноволосый появляется на пороге. В измятой черной толстовке, с невероятно уставшим лицом и синюшно-лиловыми синяками под глазами. Белки не выспавшихся глаз казались красными настолько, что чернота радужек стала еще более глубокой и выразительной. Едва столкнувшись с ним взглядом, Салли демонстративно морщится и утыкается носом в учебник, распахнутый на первой попавшейся странице. Да так внимательно, словно ему действительно интересен весь процесс развития зиготы, описанный в параграфе. Разочарованный таким ребячеством, Ларри со вздохом качает головой, жестом здоровается с Эшли и садится на свободное место спиной к друзьям. Наконец, в коридоре звенит звонок, в поле зрения появляется преподаватель и дальнейшие сорок пять минут проходят в относительном, напряженном спокойствии. После третьего урока все сползаются в столовую. Все, кроме Ларри. Выйдя из класса еще до начала перемены, он отвечает на какой-то звонок и теряется в многочисленных, лабиринтообразных коридорах. Обрадованный его отсутствием, Салл немного оживляется и даже за общим столиком ведет и чувствует себя относительно свободно. Разве что, с Тоддом сдержан и холоден — еще помнит, как рыжий старательно пытался вливать в него странное пойло, и до сих пор испытывает смущение за свое состояние. — Вам не кажется, что хот-доги сегодня вкуснее обычного? — загадочно тянет Пых, уплетая за обе щеки порцию Эшли, любезно отданную ему на растерзание. Ребята переглядываются, явно несогласные с его мнением, затем косятся на булки с сосисками на своих подносах, и осторожно отодвигают их подальше от себя. Та еще дрянь, но съесть все же можно, если предварительно зажать нос рукой. — Родители покупают мне новый мотоцикл, — признается Эш, явно желая разрядить обстановку своей новостью. Это срабатывает. Словно очнувшись ото сна, сидящие за столом мгновенно подбираются и глядят на девушку заинтересованно. — Ого, круто, — Фишер осторожно вытягивает трубочку с соком из-под протеза, — а в честь чего? — Ну, отцу взбрело в голову вспомнить молодость. Хочет забрать мой старый, а взамен купить что-нибудь помощнее и посовременнее. При условии, конечно, что я не буду на нем гонять. Многозначительно улыбнувшись, Кэмпбелл тихо хихикает, тем самым подтверждая, что придерживаться поставленного условия она не собирается. Позитивный настрой перенимают и ребята. Мечтательно закатив глаза, Тодд с улыбкой произносит: — Я бы тоже от такого не отказался. Но максимум, что мне может подогнать отец, это свою конопляную микро-ферму. Рассмеявшись, Эш легонько толкает парня кулаком в плечо. Перекрывая всеобщий смех, Пых недовольно морщится. — Да ну, — говорит он, вытирая рот тыльной стороной рукава, — это же мясорубка на колесах. Выглядит круто, но слишком опасно, чтобы ей пользоваться. Мои бы не одобрили. Да и я сам против. А ты что думаешь, Мэйпл? Взглянув на сидящую рядом девушку краем глаза, Пых криво ей улыбается и ерзает ладонью под столом, вероятно, выискивая ее руку. Наблюдая за этими двоими, Салл неожиданно приходит к выводу, что в какой-то момент их общение вышло за рамки просто дружеского. Черт возьми, какое счастье, что ему повезло пропустить этап зарождения этих нелепых чувств! — Угу, — лаконично отвечает Мэйпл, тоже двигая ладошкой где-то внизу. — Твою мать, — цедит Тодд сквозь зубы, глядя куда-то Салли за плечо. Вопросительно нахмурившись, все оборачиваются назад, в сторону входа, и видят Ларри. Бледный, как смерть, он слепо двигается в сторону их стола, глядя вперед пусто и безразлично. Лицо его ровное и контуженное, похоже на стеклянную маску, в руке стиснут разблокированный мобильный телефон. Почувствовав прилив ядовитого недовольства, Фишер поднимается на ноги и, не глядя на длинноволосого, молча уходит из столовой. Не смотря на то, что с момента их ссоры прошло уже больше недели, ни обида, ни раздражение нисколько в нем не ослабли. Наоборот, о своих грязных эмоциях хотелось кричать на каждом углу, да так, чтобы все до единого слышали. На четвертый урок никто из ребят не пришел. Ларри и Эш словно куда-то исчезли, Тодд ушел на параллельный курс дополнительных занятий, а Пых слился домой, сославшись на плохое самочувствие, хотя Салли был готов отдать палец на отсечение, что на самом деле тот чувствовал себя очень даже отлично. Чувствуя себя брошенным, юноша откровенно расстроился и заскучал — такое ощущение, словно все вокруг являются участниками какого-то странного, непонятного заговора, а он сам не входит в этот загадочный круг. С трудом досидев до конца занятий, в расстроенных чувствах Фишер вернулся в апартаменты. Едва очутившись в здании, Салли тут же почуял неладное. Слишком тихо, слишком душно и темно, слишком тяжело дышать. Остановившись в коридоре, парень поглядел по сторонам, но не увидел ровным счетом ничего подозрительного. Смахнув все на вызванную кошмарами паранойю и пожав плечами, он шустро прошмыгнул в свою квартиру.

***

В полумраке спальни отбрасываемые лампой тени кажутся живыми. Извиваясь под музыкой тугих струн, они пляшут по стенам, шепчутся друг с другом и сплетаются в жарких объятиях. Играя замысловатую мелодию, придуманную несколькими днями ранее, Салли тихо наблюдает за ними со стороны и даже улыбается самыми краешками губ. На постели, в ногах, посапывая и ерзая, спит Гизмо, за окном едва слышно воет хищный ветер. Холодно. Если бы не плед, наброшенный на угловатые юношеские плечи, Фишер наверняка бы замерз. Идиллию вечера нарушает ненавязчивый стук в дверь. Салли прекращает играть и разрешает отцу войти. — Привет, сынок, — негромко произносит Генри и, зайдя, прикрывает за собой дверь, — ты в порядке? Он выглядит странно. Какой-то всклокоченный, почти напуганный и чрезмерно заботливый. Вопросительно вскинув брови, Салли нервно облизывается и пожимает плечами. — Вроде как, — отвечает он, а затем добавляет, чтобы не выглядеть слишком безразличным. — А ты? — Как там Ларри? — неожиданно спрашивает мужчина вместо ответа, на что Фишер недовольно хмурится. — Ты же знаешь, что мы не общаемся. Откуда мне знать? — Но вы же должны были увидеться в школе и... — И что? Неожиданно лицо Генри потемнело, стало напряженным и хмурым. — Нельзя так, Салл. У человека горе! — Да в чем дело-то, в конце концов? Я не понимаю, о чем ты говоришь. Салли откладывает гитару и, покрепче закутавшись в плед, вскидывает голову. В вечернем полумраке лицо отца показалось ему старее, чем раньше, с глубоко залегшими морщинами и мешками под глазами. В последнее время работа стала отнимать у него слишком много сил. — Вчера ночью Лизе стало хуже, — проговаривает он на тяжелом выдохе, — а сегодня днем... Генри не договаривает, Салли останавливает его легким взмахом руки. Кусочки паззла сами собой складываются в одну сплошную картинку — так вот, почему у Ларри был такой контуженный вид сегодня в столовой, вот, почему все вдруг разбежались и не пришли на урок. Эш, Тодд, даже Пых. А ему, Салли, никто не сказал ни слова. О, Господи! Бедный Ларри... — Откуда ты знаешь? — только и спрашивает парень, потупив взгляд. Перед глазами непроизвольно пляшут кадры последней встречи с Лизой. Букет цветов, подаренный ей, мягкая улыбка, усталый вид. — Все знают. У Ларри недавно был пожар, ты не слышал об этом? Моррисоны пришли ему помогать, с тех пор они часто к нему заглядывают и держат всех в курсе. Бедный мальчик... Последних двух слов Фишер уже не услышал. Соскочив с кровати, он босиком бросился прочь из комнаты. Генри не стал его останавливать, лишь проводил печальным взглядом, бормоча себе под нос жалостливые слова в сторону Джонсона. До подвала парень добрался на автомате. Дернул дверь, что практически никогда не запирается, и оказался в коридоре. Свет не горел, в квартире стояла гробовая тишина, еще более жуткая, учитывая последние новости. Проклятье! Заглянув в комнату Ларри, Салли убедился в том, что длинноволосого нигде нет. От вида раскуроченной спальни стало совсем тоскливо — всюду валялась грязная одежда, перевернутый мольберт перегородил проход так, что его пришлось перешагивать. Сделав это, Фишер двинулся вперед, но задел что-то ногой и уронил взгляд на пол. Это перевернулась полупустая бутылка пива, заливая все вокруг хмельной жидкостью. Не зная, куда себя деть, парень медленно осел на край кровати и согнулся пополам, запустив дрожащие пальцы в растрепанные волосы. Вот она, точка невозврата. Пока весь мир сходил с ума и разрушался, он, Салли, пропустил все. Рухнул в бездну собственной боли и эгоизма, забыв обо всем вокруг. Это он — чудовище. Не Ларри, не Эш и Тодд, и даже не те искореженные души, являющиеся в самых страшных кошмарах. А он, и только он один. Это его вина, его слабость, его грех. А за грехи, как известно, рано или поздно необходимо расплачиваться.