рассвет за их спинами.

#nowplaying Ruelle — Madness (//on_repeat//)

*** — Гукки, пойдем играть…       Парень замер; по спине его пробежал неприятный холодок, а внутренности скрутило в один плотный узел.       Тихий детский голосок долетел до него и мягко, бережно, толкнул в спину. А показалось, будто в нее только что выпустили целую обойму. Чонгук подумал, что уже мертв. Что вот уже секунду назад голодный монстр набросился на него, порвал острыми клыками кожу на плече, вгрызся в теплое, еще живое мясо и распорол острыми когтями живот, выпуская кишки. Что вот где-то там, его уже доедают, жилку за жилкой, чтобы оставить только кости, пахнущие молоком и человеческим теплом.       Но он все еще стоял тут, совершенно невредимый, не разорванный на части и относительно целый.       Относительно: в правой части головы будто чего-то не хватало.       Чонгук отпустил лямку рюкзака и позволил тому полностью опасть на пол полупустым корпусом. Кисти рук подрагивали, а кончики пальцев ежесекундно пронзали тоненькие лучики тока. Он не помнит, как повернулся. Только в ушах совсем не звенело, а время будто остановилось. Но позади него было пусто. Никого. Совершенно.       Чонгук огляделся: медленно повернул голову сначала влево, потом вправо. Проходы между стеллажами были еле видны, но даже так боковым зрением нельзя было заметить никакого движения. На плечи надавила густая тишина, сползая за воротник и неприятно облизывая оголенные нервы позвоночника. Чон бросил беглый взгляд обратно на рюкзак. «Хватит недели на 2. Надо убиться отсюда.» — после года полного молчания мысли в голове Гука потеряли свойство проговариваться. Они просто проскакивали, осознавались, но не крутились, беспрерывным потоком вливаясь в черепную коробку. Чон забыл, как звучит человеческая речь. Сам с собой он не разговаривал, так как считал, что таким образом сойдет с ума еще быстрее. Однако.       Боковым зрением Чон уловил движение в конце ближайшей полки, за которой стремительно, шурша в воздухе, скрылся кусок летящей ткани. Бежать следом было очевидным безумием. Именно по этой причине, аккуратно перекинув портфель через спину, парень сделал шаг… …по направлению к нему.       Шаг. Еще шаг. И еще один. Бесшумно наступая резиновой подошвой на травертиновую поверхность пола, он двигался вперед. Банки тихо лязгали друг о друга в портфеле, но звук этот не проходил дальше чонова уха. Парень достаточно хорошо контролировал себя, чтобы не сорваться на бег. Он ведь не идиот. Даже на обычный походный шаг он не осмелился. Лишь крепче сжимал в руках лабрис, готовый для замаха.       До конца оставалось всего несколько метров, а Чон уже сто раз успел передумать. Здравый смысл вопил о том, что надо уходить, бежать со всех ног. А сам Чон (ибо он был далек от здравости с недавних пор) понимал, что если убежит сейчас, то так ничего и не узнает. Да и чем он рискует? В голове неприятно кольнуло.       Собственной жизнью. Он рискует только ею. Но это самое ценное, что у него есть теперь. Свою жизнь надо беречь. Если он смог выжить до этого момента. Если фортуна распорядилась так, чтобы он дожил до него, он должен жить. Так сказано в салатовой книжке. На самой первой странице.       Значит, если отступить не получится, надо идти вперед. Без страха. И быть готовым к любому повороту. Например, повороту за угол.       Достигнув своей промежуточной цели, парень больше не стал медлить: выглянул за металлический каркас, и удостоверившись, что никого впереди нет, вышел из-за него. Оглянулся назад, всего на секунду, а затем вернулся в прежнее положение. Сердце остановилось на пару мгновений, а затем понеслось галопом.       Перед Чоном стояла маленькая девочка. Лиловое платье струилось по ее фигурке, которая казалась совсем невесомой в этом отяжеленном смертью воздухе, а черные волосы по грудь, давно не стриженные, змеями лежали на плечах. Она скрепила руки за спиной в замок, опустив глаза в пол, и покачивалась на месте из стороны в сторону. Чону казалось, что она улыбается.       Так, будто подготовила смертельную ловушку, а парень сейчас стоит ровно посередине красного креста, начерченного на полу. Но никакого креста на полу не было. А вот ловушка была.       Малышка подняла взгляд и бережно огладила им фигуру Чона от ног до самой головы, и от этого взгляда совсем не было страшно или противно. Парнем овладело любопытство. Девочка, живая, стояла перед ним и смотрела так, будто знала Чонгука очень-очень давно. Ноги подкосило; дрожь побежала от них вверх, касаясь склизкими лапками внутренностей, прошлась по горлу и повисла на кончике языка так, что хотелось его откусить. Во рту горчило. Господи. У него галлюцинации.       Будто в ответ на его мысли, девочка покачала головой из стороны в сторону и расплылась в нежной улыбке. Вдруг, совсем неожиданно и четко, она посмотрела Чонгуку в глаза своими большими черными глазами-бусинками, и в них парень смог разглядеть тревогу, сквозившую в суженных зрачках. У любого нормального человека в темном помещении они наоборот расширяются, а тут…       Девочка кивнула. Совсем незаметно. Она вытащила руки из-за спины, раскинула их в стороны, прислушалась, опустила уголки губ, и побежала в противоположном от Чона направлении, звонко смеясь. Чонгук совсем потерял дар речи. И вопреки всему сорвался на бег.       Как ни странно, его почти было не слышно, как если бы парень скользил по воздуху. Он следовал за смехом, петляющим по стеллажному лабиринту, почти вслепую. Сделав крутой поворот вправо и перехватив секиру в левую руку, он снова понесся вперед. А девочка, оставив за собой звяканье бубенчиков, завернула в комнату налево, находящуюся ровно посередине прохода. Секунда — и Чонгук тоже был там. Резко затормозив перед стеной, появившейся чересчур внезапно, он остановился, вдохнув носом. Девочки нигде не было.       Кажется, раньше это помещение было морозильным цехом. Иначе никак не объяснить наличие огромной железной двери,

вдруг закрывшейся прямо позади Чона.

      Парень остолбенел. Это точно ловушка. И он в нее попался. Чон развернулся на пятках, до побеления костяшек сжимая в руках топор. Его единственное оружие. Единственный шанс на спасение. Пули были бессильны: чудовища, в чьих массивных телах они застревали, никак на них не реагировали. Плюс, крупнокалиберные металлические шары вылетали из дула слишком громко, наводили слишком много шума.       Сейчас парень знал вот что: творилась какая-то чертовщина. И во всей этой авантюре единственной ставкой была его жизнь. А на руках у Чона при раздаче оказались 2 и 7 разных мастей.       Юноша приблизился к узкому глазированному стеклу в выемке двери настолько, что до него оставалось около полуметра. Парень внимательно смотрел в окошко, параллельно двигая кистью в направлении дверной ручки. Он практически ощущал ее холод на своей коже, но вдруг замер, перестал дышать: за стеклом мимо прошел белый силуэт. А за ним еще несколько, гундя, толпой ввалились в поле чонова зрения.       Дышать было невозможно. На секунду парню показалось, что он упадет в обморок, но Чон успел вовремя упереться рукой в стену, чтобы поймать равновесие. Они не видели его. И не слышали. Мысленно прикинув, куда направлялась основная масса монстров, стало понятно: он непременно напоролся бы на них, если бы остался на месте нагружать рюкзак доверху, как и планировал. его спасли       Выход находился четко справа. Надо было молниеносно открыть дверь, выскочить наружу, захлопнуть ее, наплевав на оглушительный стук, и со всех ног пуститься ко входным дверям. Сделав глубокий вдох, Чон отключил голову: тут должны работать инстинкты. Он крепче сжал в руках лабрис, приятно холодивший кожу ладоней своей стальной рукоятью, и закрыл глаза… …очнулся он уже на улице, под палящим солнцем. Оглянувшись, он наткнулся на пару огромных кровавых глаз, сверлящих его из-за стекла, к которому чудовище прильнуло всем своим огромным телом. И взгляд этих безумных, мертвых глазищ, был направлен в самый центр грудной клетки — к оглушительно бьющемуся сердцу./       Добравшись до дома, Чонгук забрался по стене в открытое окно и плюхнулся на пол. Сегодняшний инцидент окончательно убедил его в том, что пора искать людей. И не так, как он делал это раньше, выслеживая их с крыш зданий или слушая, в какой стороне кричат ночью монстры. Такими темпами он рисковал наткнуться не на живых, а только на их останки. Или еще неразложившиеся трупы, что было в сотни раз обидней.       Но парень не видел свежих тел уже около трех месяцев. Ни одного. И ночью монстры выходили на улицу все реже, будто поняли, что пища кончилась, и перешли в режим энергосбережения. Втайне юноша все еще надеялся, что те могут умереть от голода или каким-то чудом просто отключиться, как разряженный гаджет. Что их батарейки сядут.       Он готов был ждать сколько потребуется, но все говорило том, что времени у него оставалось ничтожно мало. И дело было не в припасах, которых хватит еще лет на 15, и не в том, что воздух становился все жарче и суше с каждым месяцем, и не в солнце, все сильнее накалявшемся к полудню, да даже не в том, что некогда дождливый и цветущий Сеул превращался в пустыню. Дело было в самом Чонгуке: ему нужен был человек. Без него он сходил с ума. И найти его надо как можно скорее. Жаль, что когда спустя 2 бесконечно долгих года люди сами найдут Чона,

будет уже слишком поздно.//

***

I'm taking it slow Feeding my flame Shuffling the cards of your game And just in time In the right place Suddenly I will play my ace I won't soothe your pain I won't ease your strain You'll be waiting in vain I got nothing for you to gain Eyes on fire Your spine…