Прежде, чем погаснут звёзды

После невероятного спасения Калеба прошло всего несколько минут, прежде чем Миранда почувствовала холод, исходивший от ледяного бетона. Она поспешно встала с пола и поправила сбившуюся куртку. В помещение то и дело залетали холодные порывы ветра, который не на шутку разбушевался за стенами этого заброшенного здания. Стоукс нервно поежилась. Неприятный холод запускал свои костлявые пальцы за шиворот тонкой куртки. — Предлагаю согреть друг друга в эту холодную ночь, — за спиной раздался слабый мужской голос, еще не успевший возродить свою колкость. — Не заставляй меня поверить в то, что я напрасно вытащила твою душонку с того света, — устало бросила Стоукс, возвращая свое былое равнодушие, несколькими часами назад превратившееся в момент слабости и переживания. — Простого «спасибо» было бы достаточно. — Спасибо, — на автомате вторил Дэвуа, поднимаясь с пола и с трудом взваливаясь на покореженный деревянный ящик. — Невероятно, — продолжил он, осматривая то место, где некогда зияла рана. — Ты действительно спасла меня. — А могло быть иначе? — возмущенно ответила Миранда, присаживаясь напротив Калеба.— Опоздай я хотя бы на несколько минут, и тебя бы здесь не было. — О-у, только не начинай очередных нравоучений, — с наигранной усталостью протянул Дэвуа. — Серьезно? Вел бы ты себя чуть предусмотрительнее, и этих нравоучений тебе удалось бы избежать, — повышая голос, парировала Стоукс. Ее беспричинное, как казалось Калебу, возмущение манило его кинуться в бессмысленный спор вместе с ней — с человеком, спасшим его жизнь. Он не мог дать этому логичного объяснения и лишь хотел раздувать пыл Стоукс все больше и больше каждым своим словом и каждым своим действием. — В тебе говорит лишь та едва уловимая вспышка необъяснимого и волнующего душу беспокойства, которое я возродил в тебе своим безрассудном поведением. Не будь я здесь, а останься умирать по ту сторону пустыря, то ты даже не позволила бы себе таких нелепых мыслей, в которых жалеешь о моем спасении. От нахлынувшего гнева Миранда поднялась с ящика, отчего тот повалился на бок, не ожидая таких резких движений. Ее буйное поведение теперь сказывало на Дэвуа свой положительный эффект — он едва сдерживал улыбку, видя ее негодование и те искры, что плясали в ее глазах и разжигали тот порыв ненависти, что так и рвался наружу. — Ты серьезно думаешь, что мне есть дело до какого-то наемника, который по причине ему одному известных помыслов хочет доказать свою самостоятельность и самоуверенность черт знает кому? Если бы ты просто делал то, что нужно, а не разыгрывал театр одного актера, то мы бы сейчас уже были за сотни километров от этого гребаного склада, — белокурая не заботилась о правилах приличия, а в открытую давала волю всему рою накопившихся мыслей, который так долго метал я у нее в голове. — Но в этом не меньше доля и твоей вины, — вальяжно поднимаясь с места, парировал Дэвуа, с нескрываемым любопытством всматриваясь в ее глаза. — Тебе не приходило в голову такая мысль, что в самом начале просчиталась ты, а не я? — Что ты хочешь этим сказать? — тут же недоуменно спросила Стоукс, громко дыша и не отводя взгляда с такого спокойного и тем самым раздражающего лица Дэвуа. — Ты с самого начала не должна была оставлять меня одного. Но, тем не менее, тебе захотелось сыграть в независимую женщину, которая может давать распоряжения всем тем, кто ниже ее по статусу, — пропитывая каждое свое слово очевидным презрением и обвинением, Дэвуа бросил их как острые шипы, как ядовитые стрелы. — О-о, господи, не пытайся переложить вину на кого-то кроме себя… — Наоборот, перекладываешь ее как раз ты, даже сейчас отрицая то, что я только что сказал. Просто открыто признай, что я прав, ведь глубоко внутри ты это уже признала, — Дэвуа самодовольно ухмыльнулся, уже предвкушая её фиаско. — Решил захватить меня врасплох подобного рода провокацией? — усмиряя свой пыл, спрашивает белокурая, возвращая мужчине не менее колкий взгляд. — Попытаться стоило, а ты повелась, — нагло улыбается Калеб, и после следует куда более наглое предложение.— Так как насчет погреться?  — Господи, кто бы мог подумать, что ты настолько отвратителен, — возмущенно произносит белокурая прежде, чем за его самодовольным «я знаю» следует многозначительное молчание. Стоукс смотрит на него, он на нее, и в этот момент между ними проносится «искра, буря, безумие», которые так часто упоминаются в канонах любовной классики. Хотя, между ними действительно разыгрался настоящий электрический разряд, неожиданный и грубый, предполагающий томительную пытку, а не какое-то там истинно блаженное чувство, согревающее своим теплом и заставляющее ощущать приятные взволнованные мурашки. Два тела резко сталкиваются друг с другом, плоть встречается с горячей плотью, сбивчивые движения ищут соблазнительные губы, а дыхание учащается. С каждой секундой легкие судорожно хватаются за подобие воздуха, которому нет места среди двух тел, прижавшихся друг к другу вплотную. Они смогли бы стать единым организмом и полностью поглотить друг друга, обменяться молекулами и рассыпаться на миллиарды одиноких атомов. Они с трудом успевают делать короткие вдохи воздуха, не прерывая страстных поцелуев. Дыхание становится настолько горячим, что Миранда ощущает непреодолимый жар, который исходит от нее самой и поступает в нее из вне. Калеб грубо стаскивает с нее куртку и запускает пальцы в пряди золотистых волос, которые рассыпаются по волосам белокурой и скрывают девичью грудь, пытающуюся восстановить сбившееся дыхание. Миранда не уступает его резким действиям и, пока ее руки-змеи обвивают его шею, она «невольно» прикусывает его нижнюю губу, на что Калеб самодовольно расплывается в хитрой усмешке. Он валит ее на какую-то груду ящиков и без каких-либо лишних прелюдий стаскивает с нее майку и вообще все то, что еще можно было стянуть. Сквозь голодные поцелуи, Стоукс тянется к его джинсам, всем телом ощущая то безграничное и долгожданное желание, которое так и исходило от Дэвуа. Про себя она с удивлением отметила собственную непонятную реакцию на его чертовски привлекательное тело. Миранда никогда не была обделена мужским вниманием, но все то, что происходило здесь, было настолько непривычно, как если бы она была оголодавшей черной паучихой, наскучавшейся за своим бедным муженьком. Где-то высоко в небе сверкнула молния, по небосводу пронесся грохот грома и на землю стали резво опускаться холодные дождевые капли. С каждой секундой водное представление превращалось в крепкий ливень, для которого полусгнившая крыша склада не создавала особых препятствий. Под эту ровную дождевую завесу без особого труда можно было расслышать сбивчивое дыхание двух людей, характерный ритм трения двух тел и громкое биение двух сердец, которые слились в единый организм. Хотя, все это, на самом деле, ни что иное как метафора, в которой мужчина и женщина решили разделить свои плотские утехи на холодном бетоне. Где-то на полпути этого наиприятнейшего времяпровождения, которое в народе принято называть для кого-то таким пошлым, а для кого-то таким привычным словом «секс», Миранда неожиданно для себя, но в первую очередь для Калеба, не смогла сдержать задорного смешка. Удивленный Дэвуа прервался и с явным недопониманием взглянул на свою непредсказуемую пассию. — Все настолько плохо, что тебе смешно? — криво усмехнулся Калеб. — Как раз напротив. Я просто представила, как, наверное, тебе зябко и мокро с голой спиной под таким-то дождем, а мне очень даже комфортно в позиции «снизу», — Стоукс непроизвольно закусила губу. — Какая же ты бесчувственная, — протянул Дэвуа, оставляя на ее губах страстный поцелуй и чуть оттягивая ее нижнюю губу. Стоукс томно вздохнула и потянулась, чтобы ответить на его призыв, как мужчина резко дернул девушку на себя и оказался снизу. Миранде ничего не оставалось, как ощутить холодные капли на обнаженной спине. — В следующий раз я возьму тебя прямо под открытым небом, раз уж тебе так нравится развлекаться под звуки природной канцелярии, — шутейно бросил Дэвуа, сжимая ее бедра и притягивая Стоукс к себе настолько близко, что Миранду бросило в необъяснимый жар. — Другого раза не будет, солнце, — парировала девушка, наклоняясь все ближе, следуя его движениям. Она страстно впилась в его губы, позволяя золотистым кудрям рассыпаться по плечам и скрывать лицо Калеба от постороннего мира, доказывая даже этому чертовому дождю, что сегодня Калеб принадлежит только ей. В этот поцелуй она вложила весь свой пыл и всю бурю эмоций, от которых она страдала в последние несколько дней, когда старший Дэвуа так неожиданно ворвался в ее и без того дикую жизнь. Это не была влюбленность или ее жалкая пародия — это был тот самый раздражитель, который не позволяет тебе терять жизненный тонус, но при этом вынуждает испытывать жгучее желание постоянной близости, даже если это, в свою очередь, можно было причислить к диагнозу ненормального. Они сливались в бурном экстазе, дышали в одном бешеном ритме, всерьез веря, что эта ночь окажется последней нитью, которая когда-либо их связывала.