Бегом, едва успевая вдыхать необходимый кислород, они направлялись к отмеченной на карте точке. Трое, самые слабые, остались дома на случай, если Ёнбок всё-таки сможет вернуться. Джисон чувствовал, как стыдливо алели его уши, но ничего не мог сказать в своё оправдание. От того, с каким холодом ребята теперь относились к нему из-за его глупой выходки, ему становилось ещё хуже. Всё-таки нужно было идти самому, и тогда, возможно, всё обернулось бы по-другому. Никто не тратил время на бесполезные разговоры, разборки и ссоры, потому что на счету каждая секунда. Крис сейчас вообще на взводе, кажется, совсем скоро у него случится нервный срыв из-за прилива проблем, каждая хуже другой.
Они добежали до заброшенного завода, трое направились обчищать дворы и все принадлежащие участку склады, а остальные вошли внутрь, разделились по этажам. Вели себя тихо, словно бы боялись быть обнаруженными, хотя в каждом кипело желание вызвать врага на честный бой. Хан с Минхо и Лией стали обходить первый этаж, остальные проскочили по шатким скрипучим лестницам наверх. Скопления комнат и коридоров были расположены словно лабиринты и путали, они постоянно заходили туда, где уже всё обошли. Джисон почти сметал всё с пути, стараясь найти своего сонбэ, и даже огромные пауки и ядовитые крысы его ничем не пугали. Сердце ухало где-то в глубине, мешало исправно работать лёгким, и от сильных нервов он стремился потерять сознание.
Минхо пошёл в сторону огромного холла, в котором располагалась разная техника. Лия решила проверить все служебные помещение, подсобки и кладовки, а Джисон плутал между изготавливающих машин, возле которых валялись давно не пригодные макароны-трубочки. Ли вдруг в голову пришла идея, о которой, кажется, даже не догадывались все остальные — реальность выдуманного мира пошатнуло их восприятие. Минхо открыл карту и включил изображение всех присутствующих игроков на площадке. Серые точки двигались в хаотичном порядке, и без движения находилась только одна. Ли направился в сторону скопления водосточных труб, покрытых сантиметровым слоем ржавчины, минуя набитые хламом коробки. Вдруг он остановился, увидев в темноте чью-то ногу на полу. Остальной силуэт был спрятан за стеллажом с коробками и упаковками от фирмы. Ли дёрнул за полки на колёсиках, но из-за времени они перестали нормально функционировать, и всё рухнуло с диким грохотом и поднятой пылью.
— Я нашёл его! — крик в пустоту.
На Феликса страшно было смотреть. Его бледная кожа с рыжими веснушками стала багрово-красной, в некоторых местах фиолетовой и чёрной, словно бы на нём тренировались несколько опытных бойцов. Его использовали как грушу для битья и бросили после использования доживать свои последние часы в одиночестве, наедине с острой болью в раздробленных костях. Всем было страшно подходить, страшно касаться; казалось, что от одного мимолётного прикосновения он рассыплется пылью. И только Чан смело шагнул вперёд, толкнув плечом стоящего впереди Минхо, который закрывал собой тело австралийца. В горле блондина застыл ком, который не давал ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни сказать что-либо.
Он осторожно сел рядом, упираясь коленями в грязный пол, и поднял младшего за плечи, чувствуя под своими ледяными ладонями слабое тепло. На каждого в этот миг обрушилось осознание того, что терять близкого человека— самое страшное из всех имеющихся бед. После битвы все они были истощены и эмоционально, и физически, многие валились с ног и практически не могли соображать, но сейчас картина сложившейся ситуации словно в новом свете распростерлась перед ними. Ребята как один пытались сдерживать слёзы, стекающие по лицам; все, кроме Криса, которого било судорогами по склонившемуся телу.
Лия осторожно вышла вперёд. В её движениях не читалась уверенность, она была скованной. С разрешения она опустилась на колени и положила голову мечника себе на ноги, приложив ладонь к его грязному, липкому от крови лбу. Она видела внутри него слабый, но желающий выжить огонёк, который всеми силами боролся за жизнь и согревал его изнутри. В нём осталась магия, хоть он сильно истощён и пользоваться ей не сможет несколько дней.
Все наблюдали за тем, как Чан поднимал на руки Ликса, обращаясь с ним исключительно осторожно. Девушка коснулась плеча лидера и, собрав в своей ладони большое количество движущейся магии, перенесла их в больницу у врат города. После них в воздухе ещё парили золотые частицы магии, кружась в дружном блестящем хороводе. Всех обдало нежным теплом, на коже остался след волшебства. Остальные возвратились домой, кто-то до сих пор дрожал, унимая плач. Большинство угрюмо молчало, свыкаясь с тем, что теперь опасностей вокруг стало гораздо больше, чем в городе мёртвых. Здесь, помимо тварей, кишели умалишённые люди, которые медленно теряли свой разум в попытках найти выход из этой виртуальной коробки. Хан шёл позади всех, потирая плечи то ли от холода, то ли от стыда. Он уверен, что вечером ему сделают выговор и отчитают его все, кому будет не лень, потому что его молчание могло стоить Ёнбоку жизни. Джисону даже думать не хотелось о том, что могло быть в противном случае.
Когда они пришли домой, Рюджин бегло стала расспрашивать, как всё прошло, куда делись Лия с Чаном и что всё-таки случилось с Феликсом. Джисон решил оставить всех и спустился обратно на первый этаж в кафе, в котором сейчас почти не было людей, только игровые персонажи сидели за столиками, как марионетки, которыми кто-то управлял. Сейчас, опустошённый и одинокий, Хан мог понаблюдать за поведением NPC, чего никогда не делал раньше. Забавным оказалось то, что многие повторяли свои действия и движения, отчего выглядели максимально нереалистично, словно движимые стадным инстинктом. Они пили напитки, как настоящие аристократы, следовали правилам этикета, но всё это казалось бесчувственным, не обладающим человеческими эмоциями. Джисон перевёл взгляд на окно, тревожно осматривая оживлённую улицу. Постоянно казалось, что за ним ведут слежку, и что вот-вот где-то мелькнёт бампер того кофейного мотоцикла. Голову занимали самые разные мысли, но самая главная мигала красным светом: он не хотел выслушивать ничего в свой адрес. Хотелось спрятаться, переждать грядущую бурю где-нибудь в бункере, но он знал, что это неизбежно и он поплатится за совершенную глупость. По сути, если бы он сразу отказался от предложения Минхёна, то всё бы обошлось.
— Не бойся, — голос внезапно подкравшейся Лии заставил его вздрогнуть, встрепенуться. Криса рядом с ней не было, возможно, это его фигура только что исчезла на втором этаже. Поджав хвост, он наблюдал исподлобья за тем, как девушка присела к нему за столик и мечтательно устремила взгляд в окно. Словно она была не здесь, не в этом мире, словно её мысли занимали невероятные красочные картины, видимые лишь ей одной. Джисон, ожидая подвоха, рассматривал профиль ведьмы и пытался прочитать хоть что-нибудь с её выражения лица, с бликов в глазах.
— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — Хан потупил взгляд в отполированную поверхность стола, коротко провёл пальцами по узким щелям между досок. Джисон уже давно сравнил теперешнее отношение к нему, как к предателю. Смотреть будут косо, недоверчиво, все их диалоги будут заканчиваться максимально быстро или перерастать в беспрерывные монологи-рассуждения от Хана, когда он будет пытаться наладить контакт. Это если не брать в расчёт то, что Сынмин, узнав, из-за кого всё произошло, не станет сдерживаться: его вспыльчивая и импульсивная натура сразу выплеснется за пределы тела, и парню придётся на себе опробовать все прелести взбешенного стрелка. Учитывая то, что младший не знал меры и все его драки доходили до того, что проигравший уже не приходил в себя, беспокойнее за свою шкуру стало вдвойне. К счастью, Крис пока не стал рассказывать о подробностях особенно вспыльчивым личностям, но скрывать это долго не удастся.
Его холодную ладонь накрыла женская аккуратная ладошка, осторожно сжимая пальцы, и девушка посмотрела прямо в глаза с лёгкой улыбкой.
— Ты не виноват. Даже если все сейчас против тебя, это из-за того, что они поддаются эмоциям. Идти на поводу у чувств, не интересуясь мнением разума — плохая идея. Я знаю, что виноват не ты. По крайней мере, твоя вина лишь в том, что ты был слишком наивен, — девушка прикрыла глаза и на чём-то сосредотачилась.
Хан, чувствуя, что обязан, тоже закрыл глаза и прислушался; к образовавшейся в кафе тишине, к биению собственного сердца, к своим мыслям. По рукам начало течь обволакивающее, мягкое тепло, которое заполнило собой лаунчера изнутри. Магия, которой делилась с ним девушка, заставляла кожу серебриться, волшебные частицы гурьбой собирались под сердцем, позволяя понять, чего он хотел, чего боялся на самом деле, открыла ему его собственные опасения так, что, кажется, он не знал их вовсе. Открыв глаза, он увидел, что девушка улыбалась более беспечно, чем раньше, и позволил себе натянуть совсем лёгкую, едва заметную улыбку.
— Как там… Феликс? С ним же всё будет хорошо? — естественно, что сейчас его волновала только одна-единственная вещь (не считая отношения остальных к этой ситуации).
— Он поправится. В этом городе много технологий и магии, они буквально везде, — Лия снова посмотрела в окно. Последние мягкие лучи солнца легли на её лицо; казалось, её кожа сияла от накопленной внутри магии, которая постоянно активно перемещалась по телу, пытаясь найти выход в окружающий мир. Джисон раньше не замечал, что у ведьмы есть такое небольшое отличие от остальных классовых персонажей. Только её тело светилось сильнее остальных, наверное, потому что магия хранилась как под полупрозрачной оболочкой. Её уверенность медленно передалась у Джисону, и осталось только, чтобы ребята так же утешились новостью из больницы.
Они вдвоём поднялись, и Хан всё ещё чувствовал себя виновато перед всеми присутствующими. Несмотря на более облегчённый и расслабленный вид у всех сидящих на кухне (вероятно, Крис уже всех посвятил в курс дела), Джисон почувствовал на своей персоне жгучие взгляды согруппников. К его несчастью, на кухне также был и Сынмин, который не находил себе места и постоянно сновал по кухне туда-сюда, пытаясь смириться с тем огнём, что бушевал внутри него. И уменьшить его можно только одним-единственным способом: выплеснуть всю злость на виновника происшествия, который не удосужился обсудить всё заранее, до похода. Естественно, он неимоверно злился на Хана, потому что он должен был сначала посоветоваться со всеми, прежде чем давать согласие на одинокую «прогулку» Феликса на старом неприметном заводе.
Ким сделал несколько шагов к парню, презрительно щуря глаза, совсем как в первые дни их знакомства; несмотря на то, что они знакомы прилично времени, отношения со стрелком подорвались, и теперь всё обнулилось. Как в какой-нибудь игре, где наступаешь на шипы и теряешь золото. Только здесь он лишался гораздо большего, чем просто какие-то монеты. Сынмин стоял перед ним молча. По его лбу строкой бегали проклятья, которыми он хотел бы наградить Хана, и наградил бы, будь он хоть чуточку магом. Джисон хотел было что-то сказать, но лишь открывал-закрывал рот, как рыба, выкинутая на берег. В итоге первым решил действовать именно младший: кажется, он вложил в удар всю свою силу, весь гнев, раскрыв привычную сторону себя. Мир Хана подкосился, поплыл пятнами, а сам он рухнул на пол, чувствуя, как по губам потекла кровь. Он не пытался остановить бесконечный ряд тумаков, свалившихся на его долю, только иногда скидывал рефлекторно руки в попытке защититься и получить чуть меньше запланированного.
Он не понял, когда Сынмина от него оттащили. Вдруг обретённая лёгкость позволила вдохнуть больше воздуха, когда туша парня слезла с него, и только спустя минуту понял, что мордобитие, наконец, закончилось. Лица он не чувствовал совсем, практически всё горячо пульсировало, виски ныли от головной боли. Особенно сильно горели нос и челюсть, словно бы к ним приложили раскалённый металл. Он открывал и закрывал глаза, но картинка особенно не менялась, только с каждой секундой становилось больнее; кажется, кровь затекла внутрь вместе с выбившимся потом. В полуобморочном состоянии парня приволокли в какую-то комнату и оставили у стены на холодном полу. Отключиться ему никак не давали, постоянно оставляя на щеках несколько затрещин, которые пробуждали на ещё несколько секунд. Дальше — в лицо хлынул поток холодной воды, и она вдруг оказалась повсюду, словно бы он тонул в глубоком-глубоком море. Вода заменила ему воздух, и через несколько мгновений он стал захлёбываться, закрывая руками лицо от настойчивого душа.
Пытка прекратилась, но его заставили убрать руки от лица. Джисону казалось, что Сынмин всё ещё пытался свести его в могилу, только, открыв глаза, он обнаружил перед собой Минхо. Он, особо не церемонясь, смывал с лица парня всю кровь и промывал раны, несмотря на болезненные стоны и мольбы прекратить, не трогать. Невидящим взглядом Хан мазал по плиткам на полу, где плескалась окрашенная в розовый вода. Совсем где-то на задворках сознания он услышал журчание из душа, слышит, как Минхо звенел какими-то стекляшками. Его насильно заставили выпить какое-то похожее на отвратный яд зелье, и он прижал руку ко рту, чтобы жидкость с успехом не вышла наружу.
Раны на его лице стали заживать быстро, но вместе с этим ужасно больно, так, что хотелось закричать в голос. Спустя пять минут лаунчер более расслабленно смотрел в пол, тяжело дыша и желая просто сойти с лица Земли.
— Тебе стоит отдохнуть, — услышал он голос старшего у самого уха. Почувствовал, как ладони огибали его тело, с осторожностью зацепились за бока, когда Хан вдруг с прыткостью рвался в объятья, вжался лицом в чужую куртку и всхлипнул несдержанно, так, что Минхо самого слегка передёрнуло.
— Хён, почему… — он оборвал фразу не специально. Сквозь потоки слёз, старательно сдерживаемые, трудно сконцентрироваться на словах и нужных мыслях. Тем не менее он сильно надеялся, что Минхо поймёт и не осудит. Или хотя бы не оттолкнёт.
И надежды оправдались. Ли Ноу сел в эту проклятую воду, которая ещё полностью не стекла в слив, и обнял мальчика ещё крепче, и это словно сорвало у младшего тормоза: он заплакал, не стесняясь, и вместе с его слезами из тела выходили переживания и сожаления.
Сынмин яростно выказывал всё накопленное на ни в чём не провинившейся стене, которая медленно перенимала в свою серость алые мотивы. Хёнджин терпеливо наблюдал за происходящим, хотя у самого на сердце кошки скребут и воют душераздирающие песни. Он больше не мог просто сидеть, когда от кисти до локтя текла изящная бордовая струя крови. Хван несдержанно дёрнул младшего на себя, загребая в объятья, из которых тот первое время агрессивно пытался выбраться, сыпля на ассасина разного вида угрозы. Но в итоге он сдался и затих, смотря куда-то парню в шею. Возможно, на милую родинку в виде сердечка. Его собственное сердце отбивало бешеный ритм и больно стучало по рёбрам. Голова трещала от напряжения и взрывалась на тысячи макрочастиц каждый раз, когда он закрывал глаза.
— Сынмин, — тихо позвал парень в застоявшейся звонкой тишине.
— М-м, — в ответ промычал он, чуть поднимая взгляд и смотря на острый подбородок. Кожа у Хвана молочная, совсем, как у какого-то аристократа. Да и характер такой же: ранимый, чувственный, нежный. Порой даже слишком, но почему-то Сынмин думал, что это не делало его менее прекрасным. Думал и тут же отгонял подобные мысли прочь.
— Тебе стоит перестать быть таким агрессивным, — тонкие аккуратные пальцы впутывались в вишнёвые пряди, с пристрастием массировали кожу голову, чтобы Сынмин не стал необдуманно язвить. Эти махинации действовали как антистресс, Ким прикрыл глаза и измученно выдохнул. Его подбородок упал на одно из хвановых плеч; широкая ладонь с макушки перешла на более удобный затылок. Он слегка почёсывал загривок, от чего у стрелка побежали мурашки по телу, и он непроизвольно приластился сильнее, словно боясь потерять единственный источник ласки, которой ему так не хватало.
— Почему ты
такой? — недобро фыркнул, опасаясь собственных мыслей, которые вихрем крутились у Хёнджина несколько последних дней. Сынмин не знал, кого из них двоих стоило ненавидеть больше: себя или этого идеального драматичного парня.
— Такой — это какой?
Сынмин поднял голову и посмотрел парню в глаза. Он явно заинтересован в ответе, Сынмину удалось его заинтриговать, хотя, кажется, здесь всё очевидно:
— Невыносимый. Омерзительный. Ужасный. Несносный. Раздражающий. Кошмарный. Тошнотворный. Отвратительный, — с паузами перечислял парень, пристально дожидаясь хоть какой-нибудь реакции. Но то ли Хёнджин уже привык к таким выходкам, то ли он подозревал, что это не то, о чём на самом деле думал младший.
— Сильно пришлось напрячь мозги? — Хван улыбнулся, а Мин, походу, не совсем понял. — Столько слов придумать.
— Господи, ты такой тупой, Хёнджин. Я ненавижу тебя.
Хван не видел в его глазах этой самой ненависти, видел только отчаяние и моральную усталость. Словно он очень сильно чего-то хотел, но так устал бороться с самим собой, что сил хватало только на взгляды. Ассасин подтянул парня поближе, не прерывая зрительного контакта. Сами того не осознавая, они словно накладывали друг на друга чары, утопая: Хёнджин — в огненно-кофейных глазах, Сынмин — в небесно-голубых.
— Стоит ли мне сказать, что я думаю о тебе? — старший прошептал совсем тихо, чтобы не разрывать образовавшееся вокруг них волшебство. Сынмин с придыханием согласился. — Ты… пленительный. Сводящий с ума.
Стрелок отчётливо почувствовал, как вспыхнул огнём, как в первую очередь пылало его лицо, его щёки и уши. Он неосознанно отвёл взгляд и поджал пересохшие от внутреннего напряжения губы. Сердце болезненно стучало где-то в горле, билось о стенки, падало к диафрагме, поднималось обратно — и по незамыкающемуся кругу.
— Нет, Хёнджин. Нет, — он категорично покачал головой, больше не поднимая взгляд на парня. Отстранился, встал на ватные ноги, стараясь совладать с бушующими внутри эмоциями. — Оставь меня.
Хван долго смотрел на младшего, после чего ушёл и закрыл за собой дверь. Сынмин с трудом дошёл до кровати и лёг в холодную постель, от которой пробила неприятная дрожь. Ким поднял взгляд к потолку и постарался ни о чём не думать. Правда, очень старался, но не выходило. В носу начало щипать, а в уголки глаз снова набралась влага.
• • •
Феликс прибыл домой к вечеру. Кажется, возвращаться вечером у всех Детей уже сформировалось в какую-то традицию. Все, кто встретил его в коридоре или увидел с кухни и гостиной мгновенно оживились, желая расспросить о самочувствии, но парень быстро исчез на третьем этаже и спрятался от лишних глаз в одной из спален. Выглядел он особенно болезненно, под глазами появились синяки от истощения, да и в общем он не сильно отличался от зомби по внешним параметрам. Кажется, в сторону столпившихся ребят он даже не взглянул, старательно игнорируя своё же существование. Вместе с ним пришёл Чан, который выглядел не лучше. Только вот он прошёл на кухню и, плеснув в один из стаканов холодной воды, выпил всё залпом.
— Он не сказал ни слова с момента, как очнулся, — было заметно, что лидеру говорить об этом очень тоскливо. Он и сам не прочь бы сейчас где-нибудь закрыться, как Феликс, один на один с собой, но ему стоило присматривать за неугомонными детьми, которые каждую секунду попадали в неприятности. — Сейчас у него что-то вроде «реабилитации». Восстанавливается.
Джисон стиснул зубы и, несмотря на просьбы оставить пострадавшего в покое, ринулся наверх. Открывая дверь, он чуть сбавил обороты, чтобы не напугать Ликса, которому сейчас и так очень тяжело. Джисон зашёл в спальню, которая, кажется, уже успела пропитаться негативной аурой. Хотя нет. Скорее, она обрела серые невзрачные краски, потому что Ёнбок сейчас выглядел… никаким. По-другому нельзя было описать его состояние со стороны. Парень, одиноко сидящий на кровати, перевёл секундный взгляд на вошедшего. Отрешённый, бездушный, абсолютно пустой взгляд. Словно на Джисона взглянула фарфоровая антикварная кукла. Сердце лаунчера смогло снова работать только тогда, когда сонбэ предпочёл рассматривать неподвижный пейзаж за окном, а не его фигуру. Даже его всегда безумно яркие рыжие волосы, которые были похожи на яркое летнее солнце, сейчас потускнели и стали серее мрачного тучного неба.
— Сонбэ… Ликси, — осторожно, будто спрашивая, позвал парень, шаг за шагом приближаясь к игроку. Тот абсолютно никак не реагировал, словно Джисон не принадлежал этому миру, словно он плод воображения. Словно его и нет. Реакция, пусть и совсем мелочная, запоздалая, последовала только после того, как Сон сел рядом и взял его за руку, слегка оттягивая от окна. — Прости меня, Бок-и, — его нижняя губа дрожала в преддверии новой порции слёз, голос дрогнул и затих на полуслове. Феликс неспешно забрал свою ладонь из некрепкой хватки тонсена и пригладил его торчащие во все стороны васильковые волосы.
— Мы оба в этом виноваты и тебе незачем извиняться передо мной, — возможно, Феликс хотел, как и прежде, добавить в голос ласки и нежности, как это делали любящие матери, но сейчас его голос звучал грубо, холодно, словно звенящие кубики льда на дне бокала. Джисона прошибло дрожью по телу.
Наверное, парню действительно стоило сейчас побыть одному.
Хан спустился на второй этаж и, минуя все гостевые комнаты, пошёл в мастерскую волшебников, в которой сейчас прохладно и, самое главное, пусто. Он сел на небольшой пуфик, который захватил в свои безумно мягкие объятия наполовину. В стену сбоку встроен небольшой книжный шкаф с множеством интересных экземпляров, и парень запрокинул руку, наугад доставая одну из них. Сливовый переплёт с золотистыми затейливыми буквами, собравшими название «Теория Магии». Начиная чтение с самых первых страниц, где были указаны различные примечания, он втянулся настолько, что потерял счёт времени. Казалось, изучать магию, специфику тех или иных приёмов, направление и ощущение светлого или тёмного волшебства внутри собственного тела — это сложно, и для человека, не связаного с магией ничем, понять хоть слово будет трудным препятствием. Однако Хан зачитался так, что и за уши не оттянешь. Он даже пожалел о том, что не был внимателен при выборе классификации персонажа, и теперь он лаунчер, а не колдун. Он дошёл до раздела, описывающего в красочных подробностях колдовство, связанное с предсказаниями, вещими снами и чтением людей. И если в реальности такие люди тоже были, и звали их психологами, то здесь всё это происходило в буквальном смысле: маг насквозь видел человека, его мысли, чувства и эмоции, и мог предугадать его слова и движения. Этими персонажами являлись ведьмы и ведьмаки, и никто больше, помимо них, не мог направлять свою магию на подобные практики.
— Довольно увлекательно, не правда ли?
Джисон не заметил, как спустилась Лия. Сейчас она рассматривала книги на полках, не притрагивалась к ним, просто читала названия. Или же делала вид, чтобы занять себя чем-то. Пока Хан думал над ответом, загибая страницу на манер закладки и откладывая её в сторону, девушка устроилась на мягком тёплом ковре, подогретом её искрящейся магией, которая осела пыльцой на ворсинки ковра и подсветила его изнутри. Создалось впечатление, что он неоновый.
— Я могу погадать тебе, — предложила она, и кто Джисон такой, чтобы отказываться.
Карты ловко перескакивали из одной руки в другую, расходились длительным шлейфом и вновь становились вплотную. Она раскинула веер перед парнем, не торопя его с выбором. Одна за одной перевёрнутые картонки убирались на пол, пока их не стало четыре. Девушка убрала остальные в инвентарь и подняла первую карту. На ней был изображён мужчина в белом, держащий скрещенные мечи. Она была повернута вверх ногами, так что Джисону пришлось склонить голову, чтобы понять, что на картинке.
— Первая карта говорит о том, есть ли у тебя помехи в настоящем. Это «Два меча», — начала негромко Лия. — Перевёрнутая. Обман, ссора, конфликт. Разногласия оказываются непримиримыми, сдержанность и равновесие противоположных мнений нарушаются, и конфликт неизбежен, — ведьма произнесла это так, словно прочитывала кусочек конспекта из учебника.
Джисон хмыкнул и нашёл некоторую связь между значением карты и происходящем наяву. Действительно прямо сейчас он находился не в ладах со многими, некоторые даже готовы сжечь его заживо на костре, лишь бы к одной персоне вернулся дар разговаривать. Всё, что он мог сделать на слова девушки — это кивнуть.
Лия подняла вторую карту, выбранную им. Она тоже перевёрнутая, и парень задумался над тем, не подстроила ли девушка весь этот цирк заранее, чтобы сильно потрепать его нервы. Ведь, судя по всему, неправильное положение картинки ведёт к плохим предсказаниям. Он увидел мужчину в красных простынях с короной на голове, сидящего на троне.
— Вторая карта говорит о помехах в будущем, — продолжила она как ни в чём не бывало. — Это «Император», тоже перевёрнутый. К сожалению, она тоже не несёт за собой ничего хорошего. Упадок сил, угроза здоровью, и физическому, и ментальному. Карта означает отрицание авторитетов, нежелание принимать участие в жизни других людей, невыполнение своих обязанностей.
Чем дальше Лия продолжала объяснять значение, тем мрачнее становился парень. Лия видела, что он явно не желал знать больше, потому что всё это настолько совместимо с его ситуацией, что заставляла нервы натягиваться, как струны. У Хана есть потребность в одиночестве, даже в бегстве, чтобы он несколько дней был сам с собой, но лучше сейчас так не поступать. Отношения со всеми и без того накалены до предела. Но эти карты просто лезвиями полосовали по нему и глубоко ранили, погружали в причину его проблем.
— Мы можем закончить, — осторожно предложила она, улыбаясь. Лаунчер отрицательно покачал головой и перевёл взгляд на третью карту. Девушка кивнула и подняла её. Изображение с мальчиком, пытающимся сдержать множество деревянных брусков с острыми железными наконечниками.
— Она характеризует будущее. Карта «10 жезлов» говорит о том, что ты достиг или скоро достигнешь своего процветания, но не сможешь полностью насладиться этим из-за груза ответственности от взятых на себя обязательств. Тяжёлая работая будет выколачивать из тебя все силы, и, возможно, ты даже не будешь рад своему исполнившемуся желанию.
И смех, и грех — эта карта одновременно предсказывала и хорошее, и плохое, и Джисон не знал, стоило ли радоваться этой мелкой крупице света в его беспросветной мгле. Осталась последняя карта, которая откроет глаза на полную картину и точно скажет, насколько всё плохо. Девушка в предвкушении взяла её, первым делом разворачивая к парню, чтобы он лицезрел свой выбор. Рыцарь на рыжем коне, и снова карта смотрела на него с неправильного ракурса.
— Последняя карта объяснит тебе, что нужно делать дальше, и посоветует. Перевёрнутый «Рыцарь жезлы» сулит непостоянство и очередной конфликт, — она заметила, как парень сжал до боли кулаки, но продолжила. — Карта предвещает споры, разлад в личной жизни. Разрыв дружбы, расставание или бегство.
Рыцарь испарился в воздухе, подарив Джисону последний взгляд. Честно говоря, соглашаясь на предсказания, он рассчитывал отвлечься и позабавиться, а не вновь окунуться в те зыбучие пески, в которых он погряз с недавних пор. Лия почувствовала вину перед ним за то, что снова заставила прочувствовать все те негативные эмоции, которые он так тщательно прятал и забивал информацией из книги.
— Прости. Но… — она неловко повела плечом. Кажется, даже ей на такие темы порой тяжело говорить, — ты ведь понимаешь, что всё сказанное — правда. И с этим нужно бороться. Но не бегством, я знаю, о чём ты думаешь.
Он поднял недовольный взгляд, на что ведьмочка лишь мило улыбнулась и погладила по мягким волосам, вставая с пола. Лия вытащила какую-то книгу из безмолвного ряда и услышала, как за спиной парень неразборчиво проворчал.
— Я бы посоветовала тебе поговорить насчёт этого с Минхо. Он поймёт, поверь мне.
Ведьмочка убежала на второй этаж быстрее, чем в пустой голове Джисона сформировались слова.
• • •
На досуге, появившемся в ночное время суток, Лия решила прочитать одно из магических пособий с названием «Отвары и зелья». Сиреневый толстый переплёт с выведенными по краям полумесяцами. Она пролистала до определённой страницы, на которой был изображён один из артефактов, который можно выбить из моба или найти на локации. Это был Лунный Камень, когда-то добытый правдами и неправдами Хан Джисоном. Рядом с картинкой камешка сидел неподвижно монстр, с которого он мог выпасть. Также этот камень звался Камнем Желаний, потому что его часто использовали в приворотных зельях. Но сейчас девушку интересовало нечто другое. Если добавить этот ингредиент в противоядие от обычных ядов, то он обретёт возможность усыпить человека навсегда. Рецепт зелья расписан по пунктам в книге, и ведьма проверила свой инвентарь: из всех надобных вещей у неё имелись только лаванда, из которой нужно будет сварить эссенцию. Помимо этого, нужна медовая вода, мятные ветки и безоар. И также Лунный Камень, который ей придётся добыть самостоятельно, потому что хановский давно поглощён его пушкой.
Когда дверь на балкон открылась, девушка с хлопком закрыла книгу и уставилась на того, кто решил побеспокоить её мирное пребывание на свежем воздухе. Чанбин подошёл к красивому ограждению с причудливыми цветастыми узорами и упёрся в них локтями, рассматривая город, погружённый в сон.
— Не спится? — спросила девушка, отставляя книгу в кресло, любезное перенесённое мужчинами сюда, и встала рядом, чтобы убедиться в том, насколько открывающийся вид прекрасен.
— Не спится, — согласился он и перевёл взгляд на профиль девушки. Синий оттенок спящего города отражался на её волосах и лице, окрашивал руки в мягкий голубой. Мимо них пролетела механическая птица, скрепя железками, и неуклюже села на перила, клацая своим жёлтым клювом. Ведьмочка мило хихикнула, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть существо, и её волосы, собранные до этого в слабый хвост, распустились. Резинка упала куда-то вниз и испарилась, блеснув напоследок остатками магии. Чанбин не смотрел на птицу, только перевёл взгляд с её по-детски милого личика на длинные чёрные волосы, которые, словно отборный шёлк, сияли в свете луны.
Когда искусственное животное улетело, она, помахав ему напоследок, возвратилась к просмотру ночного пейзажа.
— Мне так нравится вид отсюда… Он позволяет видеть почти всё, но всё-таки утаивает в себе что-то волшебное, таинственное, — убрав волосы за ухо, она прикрыла в глаза и вдохнула полной грудью чистый воздух.
— Правда нравится?
— Угу, — ведьмочка повернулась к парню, и её и без того светлые глаза радостно блестели. Она проживала жизнь настоящим и брала от неё всё, что давали. И кто Чанбин такой, чтобы не жить так же? Наслаждаться каждым прекрасным моментом, как, например, этот.
— Знаешь… ты — мой лучший вид. Лучший пейзаж, — от слов его собственные уши загорелись алым, на что девушка задорно рассмеялась.
— Это называется портрет, Бин-и-оппа, — от этой очаровательной улыбки он едва не ослеп. Хотя, возможно, ослеп, потому что больше ничего, кроме неё, не видел.
