Да, мой король.. / Yes, my king ..

— Ты как? — Туан вместе с принцессой пробрались в подвал, где за решетом находились преступники. Ми Хва лежала спиной к верху и тихо роняла слёзы, крепко сжимая руку уснувшей Кин. — Всё не так плохо, как может показаться. — девушка вытирает слёзы, собираясь встать и поклониться своей госпоже, как очередной раз падает на пол, стирая колени в кровь и пачкая ханбок. — И почему он всех так жестоко пытает? — задаётся вопросом Туан, желая раз и навсегда забыть о мучениях девушки, к которой даже прониклась. — Я была в покоях короля и... Я бы, если честно, сама на себя подумала. — выдавливает из себя еле видную улыбку и слабо хихикает, стараясь показать, что волноваться не о чём. — Виновного нашли, поэтому тебя скоро выпустят. Потерпи немного. — Юми, тяжело вздыхает, подавая через решётку стакан воды, а Туан кладёт рядом свёрточек с сухо фруктами. Это так на неё похоже, что заставляет сердце Ми Хва затрепетать от такой теплоты и заботы. *** — Госпожа... Что дальше будет с Ми Хва? — девушка ставит чашку чая на стол в беседке и присаживается рядом по просьбе принцессы. Сейчас у обеих куча вопросов, на которые сможет ответить только король, что сейчас находится в бессознательном состоянии. — Наложницы с увечиями на теле не могут входить в покои короля. Для неё это... конец? *** — Никогда бы не подумал, что аконит так изматывает. — Чонгук садится в постели и прикрывает глаза. Отёк сошёл, но усталость до сих пор не покидает тело. — И долго я был без сознания? — оглядывает всю семью, что прибыла по первому зову лекаря и улыбается. — Вам не следовало волноваться. Это всего лишь аконит. — Это яд! — ругается Юми, всплёскивая руками и показывая брату кулак. — Весь дворец вверх дном перевернул... Айщ. — Почему в моих покоях оказался отравленный чай? Может ли кто-нибудь ответить на мой вопрос? — Чимин. — отвечает Тэхён, разглядывая свои ногти и указывая куда-то в сторону выхода. — Он нашёл виновного и как следует наказал. — Правда? — Чонгук вытягивает губы трубочкой, хотя в душе подозревал, что Пак справится со своей обязанностью на отлично. — Я хочу с ним лично переговорить. — улыбается матери, которая нежно сжимает его руку и чмокает её ладонь, улыбаясь так, будто ничего не произошло. — Сынок, ты ведь только оправился. Не нужно утруждать себя. Отдохни... — королева бережно гладит волосы сына и улыбается в ответ. — Я спал целых два дня. Наотдыхался вдоволь. Сейчас мне нужно уладить дела, которые накопились за время моего отдыха и я снова пущусь во все тяжкие. Чувствую себя отлично. Не зачем было поднимать панику. — Действительно, подумаешь, короля отравили и он был без сознания два дня. Всего то.. — возмущается Хосок, складывая руки на груди. — Ты самый настоящий дурень, Чонгук. — Хён! *** — Ваша наложница - Дунг. Испугалась угрозы принцессы и решила быстро решить проблему. — смеётся, качая головой и потирая сонные глаза. — Они все такие глупые. — Кто они? — Чаёвница, японка.... — Даже Ямамото в этом замешана? Интересно, каким боком? — мужчина закидывает в рот виноград и тяжело вздыхает, наслаждаясь сладостью сочных ягод. — У неё некоторое время находился поднос, однако Тэхён утверждает, что девушка была с ним от начала и до конца. Чаёвница уверяет, что просила подержать чай, в её отсутствии. Ну... Тут не стоит задумываться, кто врёт. Принц не стал бы врать. Тем более, если дело касается вас. — Пак хмыкает, лисьим взглядом обводя состоянии господина. — Ми Хва. Её ты тоже допрашивал? — Конечно. Она одна из главных подозреваемых. — Ладно. Хорошая работа. — кивает, повязывая пояс поверх халата. Повелителя гложет горькое чувство внутри и сосёт под ложечкой, потому что предчувствие не хорошее, а оно его никогда не подводило. Ему известны методы, при помощи которых Пак Чимин всегда добивается правды, но представить Ми Хва, прижатую к столбу и просящую о пощаде он не может. Друг не будет виновен не в коем случае. Его работа заключалась в том, чтобы найди преступника и допросить подозреваемых. Никто не давал распоряжения беречь тело фаворитки. *** — Я хочу её видеть. — Но... Господин, Ми Хва сейчас в лазарете. Лекарь отчитывался принцессе и сказал, что... — Не хочу слышать. Чтобы она была здесь сию минуту. *** — Вы хотели меня видеть? — девушка еле стоит на ногах и кланяется, придерживаясь за стену. Губы высохли, а под глазами серые мешки. Чонгук смотрит на неё и не узнаёт, потому что в глазах нет того блеска, а на белоснежном личике, кажется, больше никогда не засияет яркая улыбка. Больно смотреть на то, как она дрожит, а тело бьёт озноб. Тёмные волосы растрёпаны, худые руки ноги не удерживают и тело валится на пол вместе с болезненным вскриком фаворитки. Чонгук подбегает быстро, поднимая высохшее тело на руки и укладывая в королевские постели. Ми Хва стонет, потому что уложили на спину и теперь режущая боль проходится мелкими разрядами по всему телу. Медленно переворачивается на живот и облегчённо выдыхает. Король замечает под белой рубахой окровавленные бинты и прикрывает глаза, ведь все его опасения подтвердились. Тело наложницы изуродовано ровно так, как и тело самого короля. Больше всего мужчина не хотел, чтобы девушка смотрела на себя в зеркало и проклинала тот день, когда её сделали такой. Любая девушка со шрамами или любыми другими увечиями на теле не допускается к таким должностям во дворце, как наложница и выше. Только ниже. А у Чонгука она засела внутри и вылезать не хочет, так, что прикажете делать, потому что от этого уже не отвертеться и, кажется, будто шрамы от розг совершенно не сделают её уродливой. Она лишь немного изменится, вот и всё... Ничего особенного. — Я поменяю компресс. — мужчина подрывается с постели, чтобы сообщить слугам о своём пожелании доставить в покои нужные вещи для обработки. — Нет... В этом нет надобности. Не болит совсем, лишь немного щиплет. — Чон не слушает, указывая слугам, чтобы принесли бинты и целебные мази сей час же. — Как вы.. себя чувствуете, господин? — Тебе сейчас лучше помолчать. — забирает нужные вещи из рук служанки, тут же разрывая сорочку на теле фаворитки. Руки чешутся, чтобы разнести всё к чёртовой матери. Аккуратно приподнимает тело девушки, снимая бинты и медленно стягивая пропитанные мазью компрессы. — Я ужасна... Правда? — грустно улыбается, взглядом сверля стену, а Чон обречённо опускает взгляд. Она уже настроила себя на то, что останется "неполноценной" женщиной. Таких даже в простом народе считают уродливыми. — Вовсе нет. Была красивой и останешься. Всё заживёт, вот увидишь. — смачивает повязку мазью и тонкими кусочками кладёт на худую спину с острыми, выпирающим позвоночником. Ему правда жаль, что так получилось. — Заживёт, но следы останутся... — Я сказал тебе лежать и помалкивать, почему не исполняешь приказ? — зол. Зол на себя, зол на Чимина, зол на Дунг, которую казнят сегодня ночью. Всё это, как клеймо, гласящее о конце её полноценной жизни. Обработав спину и наложив новые повязки, король отдаёт приказ о том, чтобы никто не распространял слухи. Никто не должен знать, что на девушке шрамы. Никто не должен знать, что в дальнейшем покои короля будет посещать наложница, у которой вся спина изполосована.