Генерал

      Было морозное солнечное утро, когда Елагин появился у сестры Григория Александровича. Не снимая шубы и оставляя мокрые следы, поднялся по скрипучей лестнице и вошёл в указанную Марией Александровной комнату, освещённую лишь дневным светом, проникающим через одну половинку не зашторенного окна. Потёмкин, развалившись на большой кровати в одном халате на голое тело, читал книгу и хрустел большим зелёным яблоком.       - Чего разлёгся? – гаркнул Иван Перфильевич. – Матушка во дворец велела явиться…       Гордо ступал по дворцовым паркетам, пересекая многочисленные залы и коридоры. Не обращал внимания на восторженные перешептывания придворных дам и косой взгляд вдруг встретившегося Никиты Панина. Сразу понял, что дворец теперь наполнится новыми слухами и сплетнями, но не догадывался, что в свете уже гадали, зачем был вызван генерал с поля боя, а иностранный послы уже отправили курьеров с письмами. Никто не желал перемен, но уже строили предположения, чем всё может обернуться.       Императрица ожидала его в своём кабинете, в который прошёл без доклада – доложили, как только его карета остановилась возле дверей дворца. Стоя возле дальнего окна, не двинулась с места, когда закрылись большие дворцовые двери за спиной генерала, и не обернулась, продолжая смотреть на снег, падающий за окном. За несколько минут молчания успел жадно оглядеть её фигуру в тёмно-синем платье, и заметить, как контрастируют чёрные волосы с вплетенными в них нитями жемчуга. Глубоко вздохнув и развернувшись на каблуках, мелкими лёгкими шажками (будто не шла, а плыла) подошла к нему сама. Не сводил с неё взгляда и, смотря прямо в глаза, отметил, что они казались искусственными. Поравнявшись с ним, улыбнулась и протянула руку для поцелуя:       - Наконец-то я вижу Вас снова…       Уводя его в библиотеку, расспрашивала об обстановке на Дунае, о том, как добрался до столицы, отдохнул ли после поездки и спросила, что думает о восстании. Отвечал на все вопросы, подробно обо всём рассказывал, понимая, что Екатерина начала издалека, будто ощупывая почву для более важного. Разговор мог продолжаться бесконечно, но как только сама затворила двери библиотеки, замолчала, и сразу стала мрачной и собранной. Нутром почувствовал её внутреннее напряжение от чего самому стало не спокойно. Вновь заговорила по прошествии ещё нескольких минут, будто не решалась начать, будто что-то мешало, но всё же поведала о сложившейся обстановке и о своём утопающем положении, хотя этого и не требовалось – прекрасно понимал всё сам. С одной стороны турки, которых бить нужно, с другой – «воскресший муж», являющийся угрозой её царствованию. Говорила долго, не утаивала ничего, будто выговаривалась, и, в конце концов, призналась, что в одиночку ей не справиться, а в завершении своей речи добавила:       - Помоги мне, генерал, и я благодарна останусь, - в голосе одновременно послышались мольба и приказ.       И больше ничего. Отпустила его, негласно дала время на обдумывание. Нет, не ответа. На обдумывание дальнейших действий в это непростое для всех время…

***

      Наблюдая в окно за уходящим Потёмкиным, вновь отметила, что это уже не тот юный камер-юнкер, привлёкший её знаниями и красотой. Сейчас он и, правда богатырь, закалённый в боях и знающий не понаслышке ответы на многие вопросы, готовый принимать правильные решения и уверенный в собственной силе. Была благодарна ему, что внимательно выслушал и не стал, как многие приближенные, утверждать, что нужно сначала Пугачёва бить (хотя, с этим была согласна, но всё же сомнения закрадывались).       Чуть встрепенулась, когда остановился возле кареты. Замер, несомненно, почувствовал взгляд на себе, и обернулся, так что края шубы подняли свежевыпавший снег. Помнил расположение окон, в которые смотрел, будучи поручиком, в надежде увидеть её, точно в них посмотрел.       Отступила назад, чтобы не заметил... Не нужно ему (пока что) знать, что отныне он ей нужен не только как соратник...