die Wiedergeburt

— Или нет. Мы же не в мыльно-розовом романе со счастливым концом обитаем. Будет слишком странно подойти к ней с той важной для неё идиотской фразой, состоящей из трех слов. Да и где её искать? Она — степной ветер. Это была минутная слабость. Осень, как-никак, пора хандры. Нужно собрать себя в кучу и выбросить в мусорку найти интересное дело. Несколько дней назад Лейстред просил помощи в раскрытии, по его словам, «непонятных и странных» убийств. Что ж, лучше погрузиться в пучину недосыпа, голода и загадок, нежели оказаться на дне собственной лужи. Старый Шерлок Холмс, как и несколько недель назад, привычно быстро натягивает пальто, в нитках которого застыл запах табака и воскового мела, завязывает на своей шее шарф, подаренный когда-то той самой. Смотрит на свое утонувшее обычное отражение в зеркале, снова надевая маску отстранённого, бесчувственного и равнодушного детектива, живущего лишь интригующими судьбами удивительно мертвых. Прикоснитесь ко мне. Замерзните. Неуч-программист допустил в моём (или своём?) алгоритме ошибку. От этого препятствия он избавился. Теперь приходится повторять цикл. Выйти. Посмотреть по сторонам. Поднять руку. Сесть в кэб. Уехать на встречу с историей мёртвых. Не забыть о хамстве. Я почти возродился.

31.08.08

— Ты перепутал окна, — не оборачиваясь, держа в руках книгу и сидя в кресле, почти выплюнула она. Ни черта я не перепутал. Переступаю низкий подоконник, попутно отправив стакан с засохшими цветами на пол. Ожидаю осуждающего взгляда и колкости, однако она все ещё читает книгу, словно и не слышала, как её цветы ударили пол. Ещё хуже. Прохожу вглубь комнаты и останавливаюсь напротив этого чёртового кресла и этой чёртовой девчонки. Смотрю на её лицо, и его каменность касается моей спины, обдавая бетонным холодом и вызывая мурашки. Резко бросаю взгляд на книгу, в которую она вцепилась настолько сильно, что её пальцы стали по цвету схожи с оттенком страниц. Выхватываю из этих рук-клешней книгу и бросаю на пол. Нечего Брэдбери мое место занимать. Она по-прежнему пялится на свои руки, которые остались в том же положении, делая вид, что читает увлекательную историю пожарного. Сожгу её сейчас. Или все-таки она меня? Подхожу ещё ближе к креслу, а она поднимает голову и буквально впивается взглядом в моё лицо. Её море замёрзло. — Ну? — встав с кресла, не изменяя каменного выражения лица, говорит. Могу поклясться, что от неё пахло зимой, а сама она покрылась тонкой (или нет) коркой льда. Слишком холодно. Из-за этого мороза посреди лета мой мозг впал в анабиоз. Не знаю, что ей ответить. Поэтому пытаюсь коснуться её руки, сжатой в кулак, однако она достаточно быстро её одергивает, чтобы я схватил воздух. Смотрит в сторону. — Я не хотел, Аве… — не успеваю договорить из-за неожиданного удара в живот. Заслуженно, но возмездно. Хватаю её за запястье, наверняка оставив синяк. Дыхание сбилось к чертям, а у сердца в планах разорвать мою грудную клетку к чертям. — Руку убери, — спокойно говорит она, пытаясь освободить свое запястье. — Я не хотел, Авентина, — смотрю ей в глаза, желая растопить её море. — Да мне все равно, — пожимая плечами и натянуто улыбаясь, с глубоко застрявшей обидой, шепчет. — Я так не думаю, — моя рука перебирается к ней на талию, прижимаю её ближе к себе, замерзая. — Если бы ты умел это делать, то твоё тело не прижималось бы сейчас к моему. Отойди, — отстраняясь, язвит. — Авентина… — Шерлок, уйди, — шепчет она. — Хватит уже топтаться на граблях. Замёрзла. — Ты ведь не такая глупая девочка и все прекрасно пони… — что за привычка перебивать. — Да, я прекрасно понимаю, что от такого дерьма, как ты, мне нужно избавиться. Достаточно. Отхожу от неё. Подняв книгу и цветы, покидаю комнату. — Шерлок, рад тебя видеть, — с улыбкой кинулся ко мне инспектор. — И почему с такими дедуктивными способностями вы так медленно расследуете дела, немыслимо, — отвечаю на улыбку. — А теперь об убийствах. — Серийные. Три жертвы. Все девушки двадцати шести лет. Близких в Лондоне ни у одной нет. У всех причина смерти — отравление. Все жертвы посмертно были изнасилованы и одеты в платья. — Покажите тела, Грэм.