Ars Armandi

      Она восхищалась им. Впрочем, это была не новость. Тысячи волшебников и волшебниц мечтали взглянуть на него хотя бы одним глазком, в то время, как Минерва работала с ним бок о бок. Его движения, смех, лукавый взгляд голубых глаз — все это она видела каждый день и бережно хранила в своей памяти, подобно тому как ребенок хранит карточки из шоколадных лягушек и прячет их в самый дальний уголок от посторонних глаз.       Случайные прикосновения заставляли её отводить глаза и краснеть, так, что она готова была поклясться — Альбус с трудом сдерживал рвущийся наружу смех. Но он не позволял себе ничего, что могло бы задеть её чувства. Разве что по вечерам проводил почти все свободное время у окна, напряжённым взглядом вглядываясь вдаль. Она не пыталась его развеселить и уж тем более узнать причину его меланхолии. Лишь изредка бросала на него взгляды, полные затаенной печали.       Перо неустанно скользило по пергаменту, выводя завитые буквы, пока стрелка часов не переходила за полночь, и тёплые руки Дамблдора мягко не подталкивали к выходу. Она вяло сопротивлялась, но всегда уходила, сдаваясь под его натиском.       Во снах Минерва позволяла себе быть счастливой. Она прижималась к нему щекой и нежно обнимала за плечи. Они кружились в танце, гуляли по берегу Чёрного озера и засыпали вместе, когда за окном уже занимался рассвет. На утро, когда видения рассеивались, в душе становилось пусто, и сердце болезненно сжималось. Она понимала, что делает только хуже, но не находила в себе сил остановиться.       Личная драма тесно переплеталась с всеобщей. Гриндевальд делал страшные вещи. И пусть не все слепо верили в его обещания, но с каждым днём у него становилось все больше последователей. Все чаще в газетах мелькали статьи об убитых магах и маглах. И Мина с ужасом представляла, что на их месте могут оказаться и её родные. Она была уверена, что сможет не допустить подобного.       Переход матери на сторону темного волшебника разбил ей сердце. Тогда Альбус тихо вошел в её покои и вложил в дрожащие руки конверт. Минерва безмолвно плакала, не замечая, как оказалась в мужских объятьях, как его руки успокаивающе скользили по её спине. Она не смогла простить мать даже после смерти. Не смогла сдержать данное себе обещание. Не смогла защитить.       Вина легла на её плечи тяжелым грузом. Ей больше не снились счастливые сны. Она часто ловила сочувственные взгляды коллег и виноватый Дамблдора. Словно это он отпустил Изабель в лапы смерти, он, а не МакГонагалл, не отвечал на её письма и пытался вычеркнуть её из своей жизни. И Мин не понимала, отчего ему есть дело до её чувств.       Минерва стала тенью себя. Ранее ругавшая учеников за их хождения к зеркалу Еиналеж, теперь она сама стала его частой гостьей. Она запуталась в своих желаниях, в себе. В отражении все было так прекрасно, что ей хотелось верить в то, что это и есть реальность. Отголоски разума понимали, что зеркало — не спасение, но ей было все равно.       В череде воспоминаний и вымыслов промелькнул знакомый голос. Он был так близко, но Мина не могла различить того, кому он принадлежал. Она закрыла глаза, проваливаясь в темноту. Быть может, это и есть конец.       — Черт возьми, Минерва, ты нужна мне!       Голос Дамблдора внезапно прозвучал отчётливо и ясно. Она чувствовала его тёплое дыхание на своей щеке и холод шелковой мантии, спадающей на её лицо. Все прояснилось.       — Не больше, чем мне нужны Вы, Альбус.