Ars Armandi

      Франция, милая Франция. Она так прекрасна в свете заходящего солнца. Старые улочки Парижа хранят в себе столько тайн, удивительных и пугающих историй. Прикасаясь к стенам домов, чувствуешь, как под ладонью теплится сама история. Он видел многое и пережил тоже не мало. Дамблдор всем сердцем любил Париж. За его красоту, за длинную историю и неподдельную магию. Магию любви и сердца. А ещё за красавиц в ярких алых беретах, кокетливо оглядывающихся назад.       Он шёл по знакомой улице, придерживая шляпу рукой, и не смел оглянуться назад. Вслед за ним, подобно кошке, выслеживающей добычу, кралась высокая тень в длинном плаще. Альбус свернул в проулок и остановился в тени, с интересом наблюдая за тем, как за ним свернула женщина. Она придирчиво оглядывала местность и, насколько ему удалось разглядеть в первых сумерках, сердито хмурила брови. О, несомненно, это была француженка. Одна из самых очаровательных и чертовски злых француженок.       — Mademoiselle Rosier, — он приподнял шляпу, склоняясь в насмешливом поклоне, — рад встречи.       — Месье Дамбл’дор, — после непродолжительной паузы она зеркально повторила его действия.       Он представлял себя художником и мысленно рисовал её портрет. Был бы у него жалкий клочок бумаги и карандаш, да к черту карандаш, он обошёлся бы кровью, Альбус обязательно запечатлел бы этот момент. В последних лучах солнца, боязливо заглядывающих в проулок, её надменная улыбка казалась ему искренней. Как удивительно, что природа может сделать с человеком лишь одним светом. Он оперся спиной о стенку, скрестил руки на груди и внимательно смотрел за тем, как женская рука то обхватывала древко палочки, то вновь отпускала. Боялась или тянула время?       — Винда, Вам когда-нибудь говорили, что Вы очаровательны?       — А это имеет знач’ен’е?       — Разумеется, ma chérie. Вот я сейчас говорю Вам, что никакая магия не способна поразить меня. А Ваша красота смогла.       — Не пытайтесь ввести м’енья в заблужден’ие!       Альбус поднял руки вверх и подошёл ближе к застывшей женщине. Яркий калейдоскоп трансгрессии унёс их обоих далеко от проулка, куда даже свет более не решался заглянуть. Он чувствовал тонкие пальцы на своём запястье и победно улыбался. Он не видел, но чувствовал, как Розье разрывается от негодования и нетерпения. Она не могла и не хотела признавать поражение, хотя каждый раз сдавалась без боя.       Мир все ещё кружился, и предметы виделись искажёнными, когда Дамблдор почувствовал, как его прижали к стене здания. Холодная ладонь коснулась его щеки, и Винда что-то горячо зашептала ему на французском. Он мало что улавливал из её слов, то ли из-за того, что так и не пришёл в себя после перемещения, то ли потому, что потерял голову от чертовки. Окружающая его обстановка сузилась до алых губ, горьких от сигарет и сладких от вина.       На утро сказочный образ растаял. Перед ним был все тот же Париж, те же улочки и вывески, но чего-то все же недоставало. Он обернулся, расплавленная постель была пуста, возле неё не была раскидана одежда, и даже пепельница была чиста. Альбус задумчиво усмехнулся. Что если это и вправду всего лишь наваждение? Ему не хотелось в это верить. Винда была столь реалистична, что он с уверенностью мог сказать, сколько у неё родинок на тонкой шее и какие слова она ему шептала в губы. Он помнил нежность её кожи и запах — запах корицы, табака и полусладкого вина. Нет, это не могло быть иллюзией.       Дамблдор допивал терпкий кофе, провожая блестящим взглядом тонкую фигуру, затянутую в зелёный плащ. Она не обернулась, заворачивая за угол и трансгрессируя. Когда истечёт отпуск, и он вернётся в Хогвартс, начнётся новый этап битвы с Гриндевальдом и его приспешниками. А пока в запасе у Альбуса есть ещё три дня, чтобы насладиться обществом самой очаровательной женщины Франции.