Ars Armandi

      Раз, два, три, четыре, пять… Да, пять. Ровно столько писем Арктурус отправил с совой вчерашним вечером, и ровно столько писем сгорели в камине, обложенном белым камнем. Перо неустанно скользило по пергаменту, выводя то кривые, то ровные буквы. Клякса за кляксой перекрывала написанное, и он в злости комкал почти законченное послание и брался за новое. Нужные слова не приходили на ум, все не то, и все не так, как хотелось. Безумный от затяжной бессонницы взгляд блуждал от полки к полке, по осточертевшим лицам давно издохших родственников и вновь возвращался к перу. Он никогда в жизни не мог подумать, что женщина сможет свести его с ума. Ему необходимо было сбежать от громкой правды, разрывающей перепонки. Но он не мог.       Арктурус коснулся языком обветренных губ и прикрыл глаза, чувствуя горький привкус того чертового виски, которое так сильно любит Мелания. Он ненавидел алкоголь, но его любила она, и поэтому Арти глушил стакан за стаканом в полном одиночестве и проклинал свою сентиментальность. Её не было уже неделю, и он не знал ничего о местоположении новоиспеченной жены, только то, что сейчас ей нет дела до того, во что превратился её супруг. Он усмехнулся и подавился табачным дымом, молясь, чтобы эта треклятая папироса стала последней в его жизни, как и все те письма и тексты, занявшие все его мысли.       Чьи-то заботливые руки коснулись его лба, и он почувствовал знакомый запах духов. Что-то такое родное, что сводило зубы, и он думал, что ещё чуть-чуть и он откусит себе язык, если не весь, то кончик точно. Нет, это не Мелания, кто-то другой, гораздо ближе и милосерднее. Мама. Да, это она. Арктурус схватил её тонкую ладошку и прижал к губам. Он слышал, как тихий вздох сорвался с её уст, но ни слова больше. Почему, почему она молчала?       — Почему она так поступает со мной, мама?       Она продолжала молчать. Ей хотелось сказать так много, но почти ничего. Она знала, как и с кем проводит время её невестка, но стало бы её сыну от этого легче? Нет. Хеспер продолжала нежно перебирать его чёрные кудри и с грустью, такой невыносимой, что разрывалось сердце, увидь ты её хоть раз вживую, смотрела на то, как по осунувшимся щекам мальчишки, её ещё совсем глупого ребёнка, скатывались слезы. Она хотела бы забрать всю его боль себе, но не могла.       Арктурус словно во сне слышал голос матери, а потом и вовсе провалился в темноту. Он очнулся уже на диване с заботливо положенным на разгоряченный лоб полотенцем. Домовиков вокруг не было, и Хеспер тоже. Ему вдруг показалось, что все, что было этим днём — лишь галлюцинации. Или нет? В коридоре тихо скрипнула половица, и дверь распахнулась. В темноте было трудно разглядеть того, кто вошёл в комнату, но он смог. Мелания слабыми руками держала витой подсвечник, и в такт её дрожи дёргался и огонёк свечи. Она отставила её в сторону и медленно подошла к Арти. Что она тут делает? Вернулась или это ещё одно видение?       — Чертов идиот, Арктурус! Ненавижу тебя!       — Ты не оставила меня? Я… я… почти свихнулся за эту неделю. Где ты была?       — В командировке, глупый.       Сердце обожгло нехорошим предчувствием, и от боли, нахлынувшей большой волной, такой, что можно было захлебнуться, он стиснул зубы, закрывая глаза. Видение рассеялось. Он по-прежнему был в комнате один. За окном начинало светать, и тот скрип, с дурости показавшийся ему желанным стуком каблуков жены, оказался ничем иным, как почтовой совой за окном. Шёл восьмой день отсутствия Мелании в их поместье, которое она упорно называла «командировкой». Арктурус, подавливая в себе ту боль, причинённую ему любимой, схватил первое, что попалось под руку — подсвечник — и кинул в назойливую птицу. Ну и пусть катится к Моргане! Где-то в отдалении послышался стук каблуков. Он прикрыл глаза, вновь проваливаясь в темноту. Больше никаких писем и виски, он не станет унижаться.       Мелания недовольно поджала губы. Хеспер никогда не признавала выбор сына, и, она была уверена, эта чертовка готова была на все, чтобы их разлучить. Мелани никогда не пила виски и уж тем более не сжигала писем. Но разве Арти поверил бы ей?