Демон

      Бурлящий в крови гормон надел на мои глаза розовые очки и заставил видеть лишь солнечный свет, добро и радость. Частые командировки мужа не вызывали расспросов, редкие визиты сестры тоже находили объяснение, существовали лишь я и моё трехкилограммовое счастье, мирно сопящее рядом. Но шли месяцы, и неприятное чувство тревоги впускало свои костлявые пальцы в мою душу, сжимало сердце и леденило кровь. До последнего не веря в свои опасения, я стала ночами пробираться к компьютеру и телефону мужа. Взломать все пароли я не смогла, но электронная почта и детализация вызовов поддались мне. Сердце категорически отторгало объективную действительность, но разум призывал к хладнокровию — в переписке обсуждались совместные планы и поездки, а частота переговоров превышала мою с ними обоими вместе взятыми. Место встречи всегда было одно и то же — её квартира. Что я чувствовала тогда? Страх. Страх того, что всё кончено. Я была уязвима как никогда, ребёнок требовал моего внимания, но время для меня остановилось, замерло и упорно не желало идти дальше. У меня не было финансовой независимости, кого-то близкого рядом, и я боялась кому-то об этом рассказать. Ещё больше я боялась, что об этом узнают мои родители. Нужно было что-то делать. Холодная дрожь звенела внутри меня истошным многоголосьем, вибрировала в голове и вырывалась с бесконечным потоком слёз. Собрав все доказательства их преступления и посадив ребёнка в авто-люльку, я поехала к сестре в гости.       Обшарпанная дверь, на моё везение не имевшая замка, тихо скрипнула в ответ на мой стук, а крупные глаза Тани при виде меня стали ещё больше. Резким движением я пнула дверь и влетела в узкий коридор старой хрущёвки, странно, но мои действия не разбудили сына. Крошащийся цемент недовольно зашуршал под потрёпанной пластиковой плиткой, предательски выдавая каждый мой шаг. Ворвавшись на кухню, я увидела сидящего за столом Виктора, мирно потягивающего чай. Распахнувшаяся синяя бездна окинула меня и ребёнка своей тяжестью, несвязный текст «мол, шёл мимо, решил зайти на чай» был прерван ударом стопки бумаг о стол. Он молча взял белоснежные листы и пробежал по чёрным буквам взглядом, я видела, как бледнеет его лицо, как руки нервно перебирают шелестящие доказательства его измен. Мне нужно было понять, как долго всё это продолжается, пробить поле Виктора я бы не смогла никак, но вот дрожащую Таню, с каждой минутой всё ниже сползающую по стене, было сломать куда легче. Бережно поставив переноску со спящим малышом на пол, я ринулась в коридор и сжала рукой лицо сестры. Я заставила её смотреть в мои глаза, всем своим существом проникая вглубь её сознания. Картинки сначала были тусклыми и пролетали мимо меня с большой скоростью, но постепенно образы проступили ярче и явили мне все подробности, о которых знать не стоило. В этой куче грязи и смрада я выхватила воспоминание о себе. Они выходили вместе из этой самой квартиры, периодически целуясь и перешёптываясь, их игривое настроение продолжалось и в машине, пока через широкое лобовое стекло не проступили очертания моего фармакологического завода. И вот я выхожу из этих белых широких ворот и направляюсь к ним, судя по круглому животику — месяц пятый беременности. Сейчас моему ребёнку было уже шесть месяцев. В этот момент что-то оборвалось внутри меня, погрузив этот коридор во мрак, поглотив заплаканное лицо сестры, заглушив дрожащий голос мужа. Я просто взяла переноску и вышла вон.       Не помню, как я доехала до дома, руки на автомате крутили руль, а ноги вжимали педали. Пустая квартира приняла меня траурным молчанием, тишина стелилась по полу колким покрывалом и окутывала ноги, вызывая онемение. Мне хватило сил лишь переложить сына из переноски в кроватку, под его истошный крик я осела на пол и завыла, словно животное. Горячая соль разъедала кожу и жгла глаза, воздух не желал втягиваться в лёгкие и вставал в груди тяжёлым комом. Что же мне делать? Мне отчаянно не хотелось рушить то, что создавалось долгие годы, то, что было выстрадано и собиралось по крошечным кусочкам, выстраивая красивые мечты, рисуя счастье. Татьяна была моей родной сестрой, как я могла отвернуться от неё? А Виктор — отец моего ребёнка. И они предали меня… оба. Нужно набраться сил, взять себя в руки, понять и простить… — Саша, — раздался тихий робкий голос. Я подняла глаза и увидела мужа, держащего на руках захлёбывающегося слезами сына. На автомате я приложила малыша к груди, и его плач сменился настойчивым причмокиванием. — Я хочу сказать тебе, — продолжал Виктор, — это было ошибкой. Мы оба это поняли и сегодня обсуждали, как дальше быть. Пойми, родная, мне кроме тебя никто не нужен… Ты и Ваня — всё, что есть у меня… Вы — смысл моей жизни. В тот момент я могла поверить во что угодно, любую ложь я охотно приняла бы за правду, вложив её глубоко в сердце и окутав ореолом святости. Я поверила ему… снова. Дура.