Symptoms

      На следующий день я еду к маме с сестрой, встав настолько рано, насколько могу, потому что мы договорились, что я не буду задерживаться и приеду рождественским утром, чтобы провести с ними все праздники и начало января.       С каждым днем после своего признания мои чувства меняются, то ли из-за того, что я произнес эти слова вслух, то ли потому что Он не решился жестко меня оттолкнуть, но моя нежная и практически платоническая любовь начинает превращаться в более пылкую и страстную, с каждой секундой пытающуюся вырваться из под контроля. Все годы, пока я отрабатывал свое спокойствие, пока скрывал любые проявления чувств, осторожно выбирая дозволенные порции, я не осознавал, что моя любовь консервировалась в собственном соку, превращаясь во что-то идеальное. После признания каким-то образом она будто вырвалась на свободу, стала более реальной, стала возможной и допустимой.       Все чаще я позволяю любви затопить глаза, все чаще позволяю губам произносить Его благословенное имя, а теперь после того, как Он ответил мне, я не знаю, что делать. Какой должен быть мой следующий шаг? И должен ли он быть вообще? Мы будем вместе? Но как? Придется рассказать ребятам или нужно будет скрываться? А вдруг Он не хочет встречаться? А чего Он хочет? Пока Он не дал мне никаких ответов, лишь шокировал меня своей пылкостью и чувственными губами. Какого черта вообще происходит? Он решил свести меня с ума окончательно? Весь отпуск я думаю только о Его губах, глазах, шее и бедрах. Я просыпаюсь с этими мыслями и засыпаю с ними.       После отпуска из дома я сразу еду на запись нового альбома. Наша обычная студия в SM оказывается закрыта, потому что там меняют оборудование, поэтому мы записываемся в другой, в одном из бизнес-центров на Каннаме.       Запись проходит на ура. Единственное, что меня печалит, это то, что Он выглядит совсем уставшим. Он признается, что у Него болит спина, которую Он сорвал в отпуске. Я помогаю Ему стоять, приобнимая за талию, пока Он опирается на меня, закинув руку на плечи. Я так сильно переживаю, что фактически не отхожу от Него. А Он только нежно улыбается мне и отвечает, что все в порядке. Пока остальные записываются, мы с Ним присаживаемся на диван. Я мягко беру Его руку в свою, сжимая, а Он смущенно смотрит на наши переплетенные пальцы, но руку не убирает. Я с восторгом держу Его мягкую теплую кисть в своей, нежно поглаживая гладкую кожу большим пальцем.       В итоге я так и не отпускаю Его, пока не заканчивается запись ребят, пусть наши ладони становятся скользкими от пота, но я так боюсь почувствовать пустоту в своей руке. А когда мне все-таки приходится расстаться с Его рукой, моя рука ощущает себя такой одинокой и ненужной. Я думал, что мне станет легче после Его поцелуев, я успокоюсь, но в итоге это оказывается не так. Теперь я еще более одинок, когда Он не смотрит на меня, когда не касается меня. Я словно потерянный щенок, а мои глаза превращаются в такие жалостливые, что Кибом постоянно бросает на меня предостерегающие взгляды. А я ничего не могу с собой поделать. Я смотрю только на Него, не обращая внимания ни на что другое. Единственный раз, когда я отвлекаюсь - это когда мне нужно записать свою партию. Я пою идеально с первого раза и возвращаюсь к созерцанию Его нежного улыбающегося личика, ловя Его редкие, но такие мягкие взгляды. - Джонг, ну серьезно, видел бы ты себя. Это все мило, конечно, но ты слишком откровенно палишься, - говорит мне тихо Ки, когда мы остаемся одни в туалете.       Я поправляю волосы и понимаю, что он прав. Я больше не могу позволить себе смотреть на Него так неотрывно. Даже сейчас мои глаза слишком нежные и полные непонятной мне эмоции: смеси боли и влюбленности. Опасно иметь такие глаза, когда на тебя почти 24\7 направлены камеры. Если я не начну сдерживаться, то все может рухнуть так и не начавшись. Оставшееся время я мучительно стараюсь не смотреть на Него и успокоить свой взгляд. - Теперь ты просто выглядишь жалким и уставшим, но хотя бы так, - поддерживающе говорит мне Ки. Я выдыхаю. - Это самое большее, на что я способен, - качаю головой.       Мы выходим из студии звукозаписи, и нам приходиться воспользоваться общим лифтом, потому что грузовой занят - туда втаскивают диван и еще какие-то вещи из холла. Нам не нравится идея ехать в общем, но ничего не остается. Мы садимся в лифт на самом верхнем этаже.       Он, потирая виски, становится у зеркала, забиваясь в угол, как любит, и хмурится. Я, закусив губу, встаю перед Ним, закрывая Его собой. Если в лифт внезапно войдут фанаты, нужно, чтобы они не увидели Его уставший и измотанный вид. Тэмин нажимает на кнопку. Пару этажей мы едем без происшествий, а потом случается непредвиденное - лифт останавливается, дверь открывается, и на нас идет толпа офисных работников. Их настолько много, что я даже ахаю от удивления. Меня толкают прямо на Него, а Тэмина сильно прижимают к стене. Я, практически падая, все же в конце концов умудряюсь развернуться, чтобы не заехать затылком Ему в нос, и резко опираю руки по обе стороны от Его лица. Наши глаза оказываются почти напротив, а точнее мои глаза оказываются где-то в районе кончика Его носа. - Черт, - ругаюсь я. - Они что, звери что ли? Зачем так толкаться? - Сильно напрягаю спину и руки, чтобы не прижаться к Нему слишком близко.       Люди все напирают, а я стараюсь противостоять напору, пыхча и отдувая челку с глаз, и жарко дышу Ему практически в самые губы. Он ошарашено смотрит перед собой, боясь пошевелиться. Он, скорее всего, итак немного не в себе из-за болей и усталости, но такого поворота событий точно не ожидал. Лифт тем временем закрывается и едет пару этажей, а потом резко останавливается. - Что за черт? - Ругается кто-то в толпе. - Опять застрял! Вчера было тоже самое! Кликните кто-нибудь на кнопку вызова службы. - Сейчас, - слышу я высокий писк Тэмина.       Вокруг начинают переговариваться недовольные офисные служащие, ругая лифт. А Он стоит как вкопанный, отклонившись назад, чтобы случайно не задеть меня головой. Я напрягаюсь всем телом, так, что на моих руках вспухают вены, прокладывая себе горячие пульсирующие дорожки. Взгляд у меня, я уверен, по-настоящему опасный, дикий и злой.       Он замирает, всматриваясь в мои сдвинутые брови и пылающие глаза, обводит взглядом закушенную губу. А я негодую, что люди могут быть такими идиотами. И только спустя пару десятков секунд осознаю, как близко мы друг от друга, и ощущаю безвыходность положения, и то, что к своему великому сожалению, факт Его близости сводит на нет все мои прошлые попытки успокоить свои чувства.       Да, мы уже были близки, даже ближе, чем сейчас, но, честно сказать, мне это не помогает, а наоборот. Меня еще больше бросает в жар от того, что мои воспоминания о том вечере слишком отчетливы, даже тело все еще помнит как это - быть рядом с Ним. Я гулко выдыхаю, стараясь не показывать смятение, а потом долгим, обычно запрещенным самому себе взглядом ласкаю каждый сантиметр Его лица.       Смотрю на мягкую бархатную кожу, нежным покрывалом закрывающую голубоватые венки, которые тут и там выглядывают сквозь нее, так эротично сплетаясь на шее в одну гулко в так Его сердцу бьющуюся вену. Жадно скольжу глазами по изгибу подбородка, уходящему к мочке уха, поднимаюсь вверх до приоткрытых сексуальных губ, нижняя и такая манящая верхняя, во впадинку на ней, в которой скопились мелкие капельки пота, которые я хочу слизать языком. Выше, к немного загнутому вниз кончику носа, прямо устремляющемуся к бровям, лунной дугой обрамляющим узкие глаза, смотрящие на меня нежно и немного испуганно, не мигая. Как много я готов отдать, чтобы еще раз поцеловать эти глаза, каждый из них. Я скольжу взглядом дальше, к линии волос, по мягким локонам, и потом опускаюсь вниз к шее. Он в легкой блузе, открывающей ключицы.       Я сглатываю. Его шея - объект моего особого, откровенного желания. Если на Его губы в жизни смотреть не так страшно, то на Его шею смотреть практически запретно. Впиваюсь глазами в место перехода подбородка в шею, скольжу по нему, опускаясь до острого кадыка. У меня начинает кружиться голова от того, насколько сильно я хочу прикоснуться к нему языком и зубами. Опять медленно веду взгляд до бьющейся венки чуть левее кадыка, закусывает губу почти до крови, чтобы не застонать, и чувствую, как из-за напряжения по спине скатываются капли пота.       Не могу отвести взгляд. Ниже, к ложбинке между ключицами, и по самим ключицам, безумно сексуальным, чертовски развратным, к самому заветному месту, там, где заканчивается ключица и начинается шея. Я упираюсь туда взглядом и, не выдерживая, наклоняюсь. Мне нужно так много сил, чтобы не укусить Его там. Низко тихо рычу на выдохе, борясь с собой. И если бы не Его тихий голос на ухо, то возможно, я бы не сдержался и сделал бы что-то такое, о чем бы потом пожалел. - Ты устал, прекрати это. – Он нежно касается рукой моей груди. – Убери руки, ты уже весь потный. Зачем так упираешься? - Я с усилием перевожу глаза с Его шеи на лицо, пытаясь сфокусировать взгляд. - Но тогда тебе будет тесно, а я знаю, что ты не любишь ограничение движения, - я сдуваю мешающую прядь со лба, и мой ставший низким голос дрожит. - Ничего страшного, осталось совсем недолго. Просто позволь... - Его рука, до этого покоившаяся на моей груди, скользит по боку и обнимает меня. – Отпусти. - Тихо шепчет Он, касаясь меня и второй рукой.       Он специально меня отвлекает от рассматривания своего лица и шеи или действительно волнуется? Его пальцы на талии заставляют меня подчиниться, и я аккуратно расслабляю руки, которые, как оказалось, были в таком напряжении, что при расслаблении начинают ныть. Он еще чуть сильнее прижимает меня к себе, и я расслабляюсь окончательно, прижимаясь почти всем телом к Его телу. Толпа сдвигается и давит уже не так сильно. Свет мигает и гаснет. Где-то на заднем фоне я слышу возмущенную ругань.       Люди толкутся, кликают на кнопку, а я схожу с ума, ощущая почти каждый изгиб Его тела рядом со своим. В лифте очень жарко из-за такого количества людей, но Он и сам сумасшедше горячий. Я чувствую Его подкачанную грудь, рельефный пресс, косточки над бедрами, промежность, которой Он безуспешно старается не прижиматься ко мне, и сильные бедра. С каждым новым вздохом я распаляюсь сильнее. Его запах уже стал частью меня самого. Этот запах преследует меня по ночам и забирается в подсознание, возбуждая с пол оборота. Стараюсь не вдыхать его, но когда предмет твоего пылкого желания сам прижимает тебя к себе, сдержаться просто невозможно. В итоге я все-таки жадно вдыхаю этот запах, осторожно касаясь носом Его волос, и ощущаю на мокрой от пота спине Его нежные горячие пальцы. - Еще немного, Джонги… - Низкий жаркий шепот в самое ухо, касаясь мочки, и я чувствую, как мой член в штанах дергается от возбуждения, вставая.       Опять. И это Его «Джонги», которое сводит с ума, и я знаю, что прокололся. Знаю, что Он почувствовал мою вставшую плоть рядом со своим бедром, потому что Он пытается отлепить меня от себя, сжав рубашку на спине. Я тушуюсь, осознавая, что мне нужно что-то сказать. - Ты в порядке? - Спрашиваю я. - Тут ужасно душно, да? - Тихо шепчу Ему почти в губы, взволновано смотря на Него, делая вид, что только что ничего такого не произошло. - Да, все в порядке, - Он смущенно прячет глаза, но потом все - таки смотрит в ответ. - Больно в спине, но думаю, что еще немного смогу выдержать. Меня больше пугает то, что мы застряли. Честно сказать, я боюсь закрытых пространств, особенно в такой толпе. - Хочешь, я немного сдвинусь, чтобы тебе было удобнее? - спрашиваю я, замечая, как Его бледные губы дрожат. - Нет, - поспешно говорит Он, а потом опять мило смущается. - Если бы тебя не было рядом, то у меня была бы паническая атака. Ты же знаешь, что я не особо доверяю чужим людям. - Дай мне руку, - нежно шепчу я. Он еле вытаскивает ее и подает, а я прижимаю ее к своей груди в районе сердца. - И вторую, пожалуйста. - Он подает вторую, я тоже прижимаю ее к себе. - А теперь просто закрой глаза и слушай мое сердце, ладно? А я буду напевать, чтобы тебе стало легче.       Он смотрит на меня с такой надеждой, будто не верит в то, что я предлагаю Ему это. - Какой же ты милый, боже, - нежно шепчу я Ему и улыбаюсь. - Это ты милый, - смущенно говорит Он. Это Его первый комплимент мне после нашего поцелуя. Он кружит мне голову. - Закрывай глаза.       Он доверчиво смеживает веки, а я начинаю тихо петь Ему на ухо. Вокруг достаточно шумно, чтобы никто не заметил моего мягкого шепота. 손이 시려와 (Мои руки становятся холодными,) 사랑의 기억이 차갑게 다가와 (Память о любви приближается как зима,) 아려온다 이제는 더 이상 (И это приносит такую боль,) 너를 부정하고 싶지 않은 나를 알고 있지만 (Я не хочу больше быть несправедливым к тебе.) 가까이 있는 널 (Знаю о том, что не могу любить тебя, ) 사랑할 수 없는 걸 알고 있기에 (Того, что так близок ко мне,) 날 바라볼 수 없는 (Того, что не может смотреть на меня,) 널 기다림이 너무 힘들어 (Как же тяжело ожидание,) 이젠 견딜 수 없어 이뤄질 수 없기에 (Я не могу так больше, потому что не хочу быть навязчивым.)       Он прижимается ко мне еще ближе, вслушиваясь. 내가 사랑했던 그 이름 (Имя, которое я полюбил,) 불러 보려나갈수록 너무 멀어졌던 (Становится таким далеким, как только я хочу назвать его,) 그 이름이제 적어 놓고 난 울먹여 (Теперь я просто пишу твое имя, когда слезы готовы пролиться,) 내 안에 숨고 싶어져 (Когда я хочу укрыться им.) 널 사랑할 수밖에 없었던 (А сейчас просто запомни этот день,) 그날을 이젠 알아 줘요 (Когда все, чего я желал – это любить тебя,) 이룰 수 없는 사랑도 사랑이니까 (Потому что, даже невозможная любовь остается любовью.) 혼자 할 수 없는 (То чувство любви,) 사랑이란 느낌은 내게 다가와 (Которое не может существовать в одиночестве, пришло ко мне,) 시작할 수도 없는 (Сильное желание, о котором я не могу даже начать думать,) 그리움들은 커져만 가고 (Становится все больше,) 시린 가슴 한켠엔 작은 향기만 남아 (Твой запах растворился в холоде, Но остался в уголке моего сердца,) 내가 사랑했던 그 이름 (Имя, которое я полюбил,) 불러 보려나갈수록 너무 멀어졌던 (Становится таким далеким, как только я хочу назвать его,) 그 이름이제 적어 놓고 난 울먹여 (Теперь я просто пишу твое имя, когда слезы готовы пролиться,) 내 안에 숨고 싶어져 (Когда я хочу укрыться им.) 널 사랑할 수밖에 없었던 (А сейчас просто запомни этот день,) 그날을 이젠 알아 줘요 (Когда все, чего я желал – это любить тебя,) 이룰 수 없는 사랑도 사랑이니까 (Потому что, даже невозможная любовь остается любовью.) 수천 번을 돌이켜 (Вернись назад тысячу раз,) 처음에 나로 갈 순간에 (Момент, когда мы впервые встретились на том месте,) 가슴 한구석을 다 앗아갈 (Я заберу все с собой) 내 모습인걸 (И буду хранить в уголке своего сердца.)       Резко включается свет, лифт дергается и наконец-то едет. Со всех сторон раздаются облегченные возгласы. Я смотрю перед собой, жмурясь, Он тоже жмурится от яркого света. - Еще немного, буквально пару минут, - шепчу я. - Ты как? - Мне лучше, спасибо. Я так люблю эту песню, - Он мягко улыбается. Кажется, Его губы порозовели и кожа вновь начала сиять. - Я знаю, - улыбаюсь в ответ. - Прости, я не так хорош в балладах, как ты. - То, что я люблю баллады, не значит, что я пою их лучше, - смеется Он тихо. - Конечно, не значит, но ты поешь их лучше, Джинки. Знаешь, если ты не перестанешь быть таким милым, когда смущаешься, я не знаю, что буду делать со своим сердцем. Оно уже итак твое, но кажется, я недооценивал силу твоих красных щек. - Ох, - выдыхает Он и убирает руки с моей груди, прикрывая ими пылающее лицо. - Тебе это не поможет, - смеюсь я. - Так ты выглядишь еще милее.       Лифт наконец-то останавливается, толпа потихоньку рассеивается, и я отхожу от Него, смотря на встрепанного Тэмина, Минхо, который, кажется, оказался в самой гуще толпы и абсолютно злого Кибома, который только что не взрывается от недовольства. Мы остаемся в лифте одни, дождавшись, когда толпа выйдет. - Еще раз я поеду в лифте со всеми и я придушу нашего менеджера. Мне оттоптали все кроссовки, а они вообще-то новые и стоят кучу денег, - брюзжит недовольный Кибом.       Мы усаживаемся в фургон компании, наконец-то расслабляясь. Он садится рядом со мной, и через пару минут я замечаю, что Он начинает клевать носом. Аккуратно наклоняю Его голову на свое плечо, чтобы Он наконец-то смог уснуть, беру Его руки в свою и аккуратно переплетаю пальцы, смотря на то как мило выглядят Его отросшие ноготки. Я так бесстыдно счастлив в этот момент, что, наверное, свечусь как рождественская елка. И когда Кибом оборачивается и видит мое счастливое лицо и наши переплетенные пальцы, морщинка между его бровей тоже разглаживается. Он с любовью смотрит на Его макушку, а потом на меня, и облегченно улыбается.       Мы доезжаем до общежития. Я довожу Его до комнаты и прошу ребят не беспокоить Его и дать Ему отдыха. Кибом помогает Ему раздеться, а после душа мажет мазью, делает лёгкий массаж и укладывает в постель. - Кажется, ему немного лучше, - говорит Кибом, заходя ко мне в комнату. - Как он умудрился так сорвать спину? Ума не приложу. Хотя он такой неуклюжий, что неудивительно. - Я так переживаю за него. Завтра у нас опять запись. Он вообще встанет? - беспокойно спрашиваю я, читая твиттер. - Мазь хорошая, но после записи мы должны отвести его к массажисту. У него все тело забито. Я был в шоке, когда тронул его спину в точке под лопатками, а он почти заплакал. Похоже, массаж ему давно не делали, а ведь нас всегда отправляют на массаж, но, видимо, он его игнорирует. Это всё его проблемы с восприятием собственного тела. Он не может никому довериться. Я вообще теперь думаю, что он ни разу так и не попал к массажисту, а ведь мы работаем уже столько лет. Если завтра он наотрез откажется, то я даже не знаю, что делать. Это очень плохо. Я дико переживаю, ведь у нас скоро камбэк, у нас эти стойки с микрофонами, а они весят прилично, и он должен будет крутить одну из них в руке, - Кибом мерит шагами мою комнату, нервозно крутя кольцо на пальце. - Все настолько плохо? - Испуганно спрашиваю я, отрываясь от телефона. - Да. У него итак проблемы с суставами, так он еще и не расслабляется совсем. А ведь, как часто мы ходим на массаж? Тэмин вообще два раза в неделю ходит, потому что много танцует, а он, только представь, ни разу не был. Нужно уговорить его, Джонг. Надо ему сказать все так, чтобы он был вынужден пойти. Пусть я его обижу, но я скажу ему, что если он не пойдет, то значит, мы как группа ему не важны, потому что он просто нас подведет. - Это очень жестокие слова, Ки, - вздыхаю я, обхватывая голову. Я и не знал, что у Него такие проблемы с телом. - А что мне еще делать? Ты же знаешь, какой он упрямый, когда дело касается его тела, - Ки присаживается рядом со мной. - Знаю, - грустно говорю я.       На следующий день Он передвигается почти нормально. Мы записываемся, после чего едем на репетицию, на которой Он не танцует, смотря со стороны, чтобы хотя бы немного запомнить танец. Мы уговариваем Его поехать к массажисту Тэмина, при этом Он долго отнекивется, и только после того, как Кибом заявляет, что Он уже совсем сошел с ума и ему плевать на SHINee и наше выступление, Он со слезами на глазах соглашается.       Везем Его к массажисту и оставляем во вкусно пахнущей комнате. Мы с Кибомом идем перекусить и поболтать, а Тэмин и Минхо едут за покупками. Через час возвращаемся обратно в салон и садимся рядом с кабинетом. Еще через час у нас случается весьма странный разговор с массажистом. Он рослый и плечистый мужчина с низким голосом и руками как у греческой статуи. - Он еще отдыхает. Пусть отойдет немного. Похоже, он очень давно не был на массаже. У него настолько скованно и напряжено всё тело, что я только час просто пытался расслабить, он не поддавался ни в какую. Плечи будто каменные. Он что, не просто ваш одногруппник? Такое ощущение, что он - президент огромной страны, судя по его плечам. - Он - лидер группы, - тихо признается Ки.       Я волнуюсь... я так сильно волнуюсь, что мои губы начинают дрожать. Неужели мы правда не замечали, что у Него такие проблемы? - Как много он на себя берет? - Спрашивает массажист, скрещивая руки на груди. - Ну, сейчас чуть меньше, но раньше он вел все концерты, выступал на премиях, составлял расписания и еще много всякой разной работы, - потеряно отвечает Ки. Я вижу, что он чувствует вину. - Он очень мягкий человек. Ему неприятно быть в центре внимания. - Он сам вам такое сказал? - Удивляется Ки. - Нет, но я сделал выводы по состоянию его тела, по его голосу и по тому, как он отвечал на мои вопросы по поводу работы. Вам необходимо снять с него нагрузку на концертах, иначе он не сможет продолжать. Это не его природа. Его природа быть задумчивым, смотреть вдаль и давать ценные советы. Вам нужно быть внимательнее к нему. Он не всегда в состоянии позаботиться о себе, потому что первым делом думает о вас, а о себе постоянно забывает. - Мы поняли, спасибо. Когда в следующий раз? - Через неделю, когда частично сойдут синяки, - отвечает массажист, переводя на меня пристальный взгляд. - Синяки? - Ошеломленно спрашиваю я. - А вы что думали, я вам тут сказки рассказываю? - Массажист хмыкает, и, похоже, от него не укрывается, насколько сильно я встревожен. - Извините, мы не осознавали, что все так плохо, - смущенно говорит Ки. - Не беспокойтесь, я поставлю его на ноги, обещаю. Просто постарайтесь не давить на него в ближайшее время, пусть расслабится. Сейчас он будет особо чувствителен к любым прикосновениям, особенно в области плеч, спины, поясницы и ягодиц, а также внутренней стороны бедер, у паха.       Я вспыхиваю от этого слова. Мне невозможно тяжело даётся мысль о то, что этот крупный сильный мужчина трогал Его там, хотя это ведь вполне нормально, ведь он - массажист и это его работа. Я не ревную, дело не в ревности, просто после осознания Его безумной чувствительности, мне тревожно за Него и Его ощущения, особенно от чужих прикосновений. Что Он почувствовал, когда чужие ладони, которых Он так долго избегал, коснулись Его там, где раньше никто никогда не касался? Насколько Он был напуган? Насколько потерян? И я снова ко всему этому причастен, потому что именно мы с Ки настояли на этой поездке к массажисту. - Мышцы ног у него очень сильные, у него такое строение тела, что нижняя часть тяжелее верхней, но он совсем не расслабляется. Это плохо. Когда ты так долго игнорируешь свое тело, то оно прекращает тебя слушаться и начинает болеть. - Чем мы еще можем помочь? - Спрашивает Кибом, но массажист не сводит глаз с моего озадаченного и испуганного лица. - Я буду пытаться с ним беседовать, потому что по второму образованию я - психолог. Но если я начну с ним работать как психолог, то простите, я с того момента не смогу говорить вам о нем. Если сейчас я просто сказал вам о его теле как массажист, чтобы предупредить, то дальше я уже буду иметь дело с этикой психолога. - Не проблема, главное чтобы ему помогло, - говорю я, а мы с Ки переглядываемся. - Что нам сейчас лучше всего сделать? - Просто довезите его до дома и не спрашивайте ни о чем, особенно о массаже, потому что сейчас это его больная тема, но уговорите его на следующий сеанс, и со временем он будет спокойнее относится к походам ко мне. Пусть примет не очень горячую ванну, лучше с чем-то расслабляющим и завтра-послезавтра выспится и отдохнет. Он очень чувствительный, но из-за того, что в нем так много напряжения, он не может понять свое тело. Когда он это преодолеет, все будет нормально. Травмы будут, потому что у него слабые связки, но зато он перестанет быть таким скованным и зажатым.       В этот момент Он наконец-то выходит из кабинета, шатаясь из стороны в сторону. Я испуганно вздрагиваю и подаю Ему руку. Он неуверенно упирается в нее, благодарно кивнув. - Спасибо вам огромное! Мы сделаем все, как вы сказали. До свидания, - быстро говорит Ки за нас двоих, потому что я не могу оторваться от Него. Мне плевать на все, даже на вежливость, когда я вижу Его напряженные от боли брови.       Я аккуратно сажу Его на заднее сидение, а сам устраиваюсь впереди, чтобы Его не смущать, мне кажется, что Ему сейчас не хочется с нами общаться. Мы в абсолютной тишине доезжаем до общежития, а я всю дорогу прокручиваю в голове слова массажиста. Неужели это все правда? А ведь у нас столько работы, постоянно, без отдыха, без какой-либо личной жизни. Я тяжело вздыхаю. Остаётся надеяться, что массаж Ему поможет.       Мы осторожно под руки выводим Его из машины. Хорошо, что сегодня холодно и около нашего общежития нет фанатов. Ки опять помогает Ему раздеться и наполняет ванну со своими арома - маслами, а после ванны укладывает в постель. - Он выглядит ужасно, - выдыхает он, заходя ко мне в комнату. Я все время, пока Ки о Нем заботится, просто сижу на своей кровати и смотрю в одну точку. Кибом бледный, и у него дрожат руки. - Боже, не знаю, что завтра будет с его телом, но у него все везде красное. Синяки, наверное, будут огромными. Я попытался помыть его, но при прикосновении он просто сжимался, плача. Это какой-то страшный сон. - Что же нам делать? - всхлипываю я, и непрошенные слезы катятся по щекам. - А что мы можем? Просто будем возить его на массаж, когда нам скажет эта гора мышц под названием массажист. А ты давай-ка на время забудь свои мексиканские страсти. - А в чем я то виноват? - спрашиваю я непонимающе. - Серьезно? Если ты будешь целовать его или что-то подобное, неужели не понимаешь, что сейчас можешь ухудшить ситуацию с напряжением? Не рассчитывай на секс, пока он не поправит здоровье. - Какой секс, Ки? Ты с ума сошел? Мы всего пару раз целовались. И что вообще мне делать с Ним во время секса? Я себе даже представить не могу, как это, - вскидываюсь я. - Ты что думаешь, что я такой извращенный? Ты блин, даже не понимаешь, что я еле выдерживаю поцелуи с Ним. Для меня даже коснуться Его губ - уже слишком. Иногда мне кажется, что ты совсем меня не знаешь. - Не надо на меня наезжать, Джонг, я тут не причем. Я хочу как лучше, поверь. Я понимаю тебя, но ты, кажется, не осознаешь, что напряжение, о котором говорил массажист, возможно, ты на него тоже влияешь. - Ки говорит так спокойно, но меня это шокирует. - Погоди, что? - Я не верю этим словам. - Сам подумай, вы целовались. Как много раз ты пробовал его поцеловать? Один, правильно? Тебя ничего не настораживает? Скажи, возможно, не в первый, но во второй раз, насколько пылко он тебе ответил?       Я смущаюсь. Вспоминать тот момент при Ки неприятно и слишком стеснительно. - Вот-вот, Джонг! Он держал оборону своей интимной жизни так долго и так спокойно, а потом спустя год после твоего признания так внезапно ответил на поцелуй? Опомнись, Джонг! Он год практически не подходил к тебе. Лично мое мнение, что он все это время пытался убедить себя, что ты ему не нужен, что он не может быть с тобой. Но там, где ум работает, тело может диктовать своё. Это у тебя желание идет после чувств. Ты даже сейчас себя убеждаешь, что не хочешь его в постели, а он, кажется, совсем другой. Тебе надо быть аккуратнее. Не представляю, как ужасно ему дался этот год. Тяжело управлять телом, которое внезапно взбунтовалось. Поэтому, Дино, пожалуйста, отпусти его на время, дай его телу успокоиться, не будоражь его тогда, когда у него совсем не осталось сил на борьбу. - Кибом мягко гладит мои волосы.       Я и подумать не мог о таком, а ведь это вполне может оказаться правдой. Мне становится страшно, что я подвожу Его к какой-то критической точке борьбы с самим собой. Возможно, это всё слишком быстро, то, как развиваются наши отношения, то, как Он отвечает мне - чересчур напористо и страстно, хотя и невыносимо приятно. Быть может, Он просто подчиняется желаниям тела, которое до этого молчало, а сейчас кричит, пытаясь напомнить хозяину, что ему нужна соответствующая забота, а не полное равнодушие. - Черт, я со своим признанием и поцелуями сделал всё только хуже, - шепчу я. - Не вини себя, ты же не знал, что у него такие проблемы с телесностью. Надо было, конечно, и мне раньше догадаться, но тут нет нашей вины. Он сам зачем-то закрылся, а я то, идиот, думал, что всё пришло в норму. Но когда эта гора мышц сказала, что он слишком напряжен, на меня как осознание свалилось. Конечно, он просто пытался оградиться от всего, от непонятных чувств и желаний, но у него не вышло. Насколько он, наверное, испугался, когда понял, что сделал... - Вздыхает Ки, а я сглатываю вязкую слюну. - Думаешь, он жалеет? - Спрашиваю я со страхом. - О том, что между нами было... - Не знаю, Джонг. Думаю, он скорее в шоке и пока не знает, что делать. Как же тяжело - пытаться влезть в чужую голову и понять другого. Вот поэтому я и боюсь подходить к ней, - Ки понурит голову. - Я боюсь чего-то подобного: сломать ее привычный мир. Она работает, у нее все выходит. Вдруг ей никто не нужен? Вдруг, если я откроюсь ей, она тоже будет метаться от работы до любви? А этот выбор очень трудно сделать, особенно таким, как мы - трудоголикам. Я бы его сделал, я бы выбрал ее, но она другая, я уверен. - Господи, Ки! Я и не думал об этом! Так много препятствий, кроме очевидных. Сломать человека оказывается так просто. - Я обнимаю Ки, прижимая к себе. - Да, Джонги, нам нужно быть предельно осторожными. И с собой тоже. Мы тоже не железные, мы с тобой выбрали бы любовь, но если эта любовь причиняет боль любимым, зачем она тогда?       Мы долго сидим вместе. В итоге, Минхо отвлекает нас стуком в дверь и приглашением на ужин. Его мы больше не беспокоим, и Он спокойно засыпает. Сейчас Ему важнее сон, чем еда.       Этот ужасный день закончен, и я валюсь без сил, понимая, что совсем запутался в наших отношениях и, пожалуй, даже ради себя, мне стоит нажать на паузу.