***
Хавроша волновалась. Несмотря на то, что Никита часто запугивал сына тем, что отправит его в Задрищенск за плохое поведение, реальная угроза разлуки с Бориской для наследницы клана Хьюга стала испытанием. — «Доширак» не забыл? — слезно спросила Хавроша на перроне. — Точно взял? Ну хорошо. Свидетельство о рождении не потеряй, а деньги я тебе в карман на трусах вшила… — Ма, ну хорош, — краснел Бориска, ведь неподалеку была Сарочка. Света Харуно тоже не хотела отпускать дочку дальше, чем на сто метров. — Сара, вот, возьми оберег в дорогу, он тебя защитит, — повязывая дочке на запястье красную нитку, сказала Света. — Сара, не слушай маму, — тут же вклинился Иван Учиха. — Вот, возьми нашу семейную реликвию — футболку с чупа-чупсом на спине, она тебя защитит. — Хорошо, дядя Ваня, — кивнула Сарочка, сложив старую отцовскую футболку в сумку. — Сара, не слушай их, — запротестовал Олег Учиха. — Вот, возьми «Уголовный Кодекс» в дорогу, он тебя защитит. — Сарочка, — орал Мордатый, которого снова попытались закрыть в сарае, чтоб не увязался следом. — Это все херь, не слушай никого, кроме деда Мордатого! Вот тебе травмат, он точно защитит тебя в дороге… — Да ты что, хрен старый, дитю травмат давать! — Мам, я тоже хочу травмат, — тут же заныл Шмаровоз. Тамара строго на него глянула. — Пока в прописях аккуратно писать не научишься, никакого травмата. — Ну мам! Насупившись на несправедливую мать, Шмаровоз поджал губы. — Курочку сложила, в поезде покушай обязательно, — прощались родители с Чоткой Акимичи. — Первым делом найди там самого тупого, сдружись с ним и спроси, есть ли в Поволжье атомный флот, — наставлял своего сына Савелий. И, чувствуя взгляд Иры спиной, тут же добавил. — И не покупай на станциях беляши у бабок, ты нужен нам живой и здоровый… Когда пухлая проводница загнала детей в вагон и громко объявила провожающим покинуть поезд, Хавроша зарыдала в голосину. — Ну мам! — высунулся в окно Бориска. — Я ж вернусь! — Бориска, — пригрозил председатель. — Не дай Боже во шо-то вляпаешься… отправлю в Задрищенск. — О, хорошая тема, — протянув Бориске свежий батон, спохватился загадочный Мстислав. — Будем с тобой жить вместе. Ведь ты мое солнце. Бориска аж поежился, но горбушку от батона отломил, ибо вкусненько. — Славян, хорош. О, Сара, го к нам в купе! Сара! Сара, ты куда пошла? — Пацики, доставай пивас… — Я там щас кому-то достану! — рявкнул Никита, побежав за поездом. — Бать, да это ситро! — хохотал Бориска, высунувшись в окно с бутылкой. — Игнатий шутит! И, помахав отцу рукой, злорадно хихикнул: — Нихуя это не ситро… Но бдительный Шурик-сенсей уже конфисковал у Ильи Яманака тараньку и надвигался на Бориску грозным надзирателем.***
Бориска Узумаки вышел на поволжский вокзал сонным, помятым и с пластырем на носу. Данный аксессуар он получил случайно, когда решил поспать на верхней полке, но в первые же десять минут слетел вниз и приземлился носом в столик. Диаспора Малого Коноховска на вокзале в шесть утра выглядела так, словно приехала в Поволжье не гостевать, а воровать: недовольные, прищуренные от раннего подъема, лохматые, с баулами и пакетами. Сара в футболке с чупа-чупсом, «Уголовным Кодексом» и травматом, Чоткая с недоеденной курочкой-гриль, Илья Яманака, запихивавший в пакет сворованное у проводницы постельное белье, реабилиторванная после своих козней ботаниха Сулико зевала так широко, что проглотила трех мух, Мстислав, синий от вчерашнего беляша, купленного у бабки на станции Желтые Грыжи. Бодрыми были лишь двое: радостный Шурик-сенсей и злобный Игнатий Юино. Последним из поезда на ходу выпрыгнул проспавший Макар Ли, сбив в прыжке гнутый дорожный указатель «с. Поволжье». Именно поднимая Макара на ноги, классный руководитель заметил, что местный экскурсовод уже встречал их на перроне. Молодой служивый поволжского спецназа натянул ворот свитера до самых глаз и задумчиво смотрел то на фотографию у себя в руках, то на делегацию малоконоховцев. Сверяясь минут пять и гадая, те это каратисты или нет, спецназовец догадался подойти и содрать пластырь у Бориски с носа, дабы пацанчик был похож на того, кто был на фотке. Теперь пазл сложился. — Вы? — хмуро и коротко произнес спецназовец. — Малый Коноховск? — Угу-угу, — закивали школяры. — А че вас двенадцать? — Как двенадцать? — спохватился Шурик-сенсей, бросившись пересчитывать детей. — Как двенадцать? Так… где Денчик Каминаримон! — ДЕНЧИК ПОТЕРЯЛСЯ! — заголосил Шмаровоз. Но Денчик уже выглядывал из деревянного туалета за кустами и махал рукой. Шурик-сенсей выдохнул с облегчением. — Меня зовут Олег, — все так же хмуро сказал спецназовец. — Я ваш экскурсовод. Ждем пацана и идем за мной. Только осторожно, на дороге мины. — Какие мины? Противопехотные? — восхитился Бориска. — Коровьи. — А-а. Наконец, дождавшись Денчика и двинув в село, делегация каратистов оглядывалась по сторонам. Нарядное сельцо с приземистыми домами и длинным рынком встретило гостей запахами шашлыков и сырой рыбы. Но не только запахами, а еще и красивейшими видами — на чебуречную, на лодочную станцию и на шедевр местной архитектуры — чугунное изваяние фигуристой дамы, стоявшей в лодке и сжимающей в левой руке символ села — тюльку, а в правой, на манер шпаги — арматуру. — Это — памятник поволжской демократии, — пояснил экскурсовод. — Можно фоткаться. — Славик, сфотай меня, — тут же спохватился Бориска, всучив другу старенький пленочный фотоаппарат. — А почему у женщины тюлька в руке? — поинтересовалась любопытная Сулико. — Тюлька — символ села. — А почему тогда в другой руке арматура? — Никто не знает, — пожал плечами спецназовец. — Конечно, есть городская легенда, но точно не знает никто. Все сфоткались? Хорошо. Идем поселяться. Выделив гостям дачу посередь берега и дождавшись, пока все побросают свои пожитки перед экскурсией, Олег послушно замер у дверей. — Все? Разместились? Ну, пойдемте, покажу вам достопримечательности.***
— Пред вами культурное наследие Поволжья, — объявил Олег, вытащив из реки свалившегося с пирса Макара. — Легендарный «Титаник», поднятый со дна наших вод одним каратистом, пожелавшим остаться анонимным, несколько лет назад. Руками не трогать, он на соплях держится, историческая ценность же. На отмели действительно ржавел привязанный к берегу за колышки какой-то небольшой корабль. Задрав голову и осмотрев ржавый корпус с подозрительно не тронутыми коррозией буквами «T», «I», «T», «A», «N», «I», «C», Сарочка Учиха поправила очки. — А почему «Титаник» не восьмипалубный? — Потому что история врет, — отозвался Олег. — Сара, — позвал разомлевший Бориска. — А давай ты короче поднимешься на корабль, спрыгнешь в реку, а я такой: «Нет, Сара!», короч, поймаю тебя за руку, потом мы будем мутить в честь этого, ты будешь стоять на носу корабля, а я сзади держать тебя за руки, а потом мы дождемся января, пробьем днище корабля, я уложу тебя на шмат пластика, а сам умру в холодной воде, а ты за это будешь любить меня вечно… — Че-е-е-е? — Бориска Узумаки, — раздался позади голос рыжеволосой председательши Поволжья. — Как же ты похож на своего отца. Бориска обернулся. — Это ж… — ахали впечатлительные школяры, завидев председательшу. — Это ж великая председательша Поволжья! Председательша аж расцвела от того, что Макар Ли начал пускать влюбленные слюни. Шурик-сенсей галантно поклонился, машинально пригладив Чоткой лохматые хвостики и гаркнув на Бориску, который уже карабкался на «Титаник». — Почему не в шапке? — строго спросила председательша у спецназовца. — Ну мам. — Не мамкай. — Хуясе, он сын председательши, — прошептал Мстислав. — А у вас есть атомный флот? — ковыряя пирс ботиночком и дергая Олега за рукав, поинтересовался Илья Яманака. — Евкакий приехал? — спросила у классного руководителя председательша. — Нет, — отрапортовал Шурик. — Тьфу. Сплюнув в реку и зашагав обратно в сельсовет, председательша оставила после себя изысканный шлейф духов «Красная Москва» и настойки боярышника. — Продолжим экскурсию, — сухо протянул Олег, потопав обратно на берег. — У нас из достопримечательностей еще есть яблочный сад. Но я вас туда не поведу. — Почему? — полюбопытствовал Денчик Каминаримон. — Нечего детям в этой обители смерти делать. Яблони не одну душу сгубили, — процедил спецназовец. — Я никому обычно это не рассказываю, но был у меня сослуживец Остап. Был да нет уже… придавило его яблоней, сортом «белый налив». До сих пор в саду яблоневом стоны его, умирающего, слышны, ой, а это история была страшная, было нас тогда четверо на задании… — Бля-я, — протянул Бориска. — В селе не без еблана.***
Несмотря на обещания, спецназовец Олег мало того что повел школоту на экскурсию в яблоневый сад, так еще и водил детей четыре часа за собой, во всех красках описывая историю гибели сослуживца Остапа. Экскурсия закончилась поздно ночью, когда экскурсовод, отдавшись воспоминаниям, принялся душить одну из яблонь. Когда же за ним прибежали санитары из поликлиники, а детей отвели на дачу, отдыхать, первый день культурной программы был закончен. — Хорошо здесь, — проговорил Бориска, вышедший в одних труханах на крыльцо. — Тихо, только алкаши где-то поют… сходить попеть чтоль? — Ага, норм так, — выглянул из окна Шмаровоз. — Чего не спишь? — Чоткая храпит. Бориска понимающе кивнул. И вдруг, присмотревшись, увидел яркие огоньки со стороны ДК и тут же понял, откуда звучала музыка, под которую подпевали алкаши. — Ля, у них есть дискотека. Го, Шмарик, склеим пару горячих поволжских баб. — А как же Сара? Бориска глянул на него серьезно. — Да я ж специально, шоб она ревновала. Щас такая выбежит и: «Не, не уходи, я согласная мутить!», а я ей такой: «Ну ок». Восхитившись стратегии друга, Шмаровоз закивал. — Круто здесь. «Титаник», дискотеки… — Будьте бдительны, — послышался из темноты вкрадчивый голос недовольного Игнатия. — Ты шо там стоишь? — нахмурился Бориска. Игнатий, стоя у корыта, вовсю нагонял жути. — Нельзя никому здесь верить. Они все пиздят. Недаром это село называли Кровавым Поволжьем. Шмаровоз вздрогнул, а Бориска фыркнул: — Ой, что может случиться в это мирное время с обычными детями в безопасной глубинке под носом у председательши?