***
— Савелий, — прорыдала Ира Яманака, сдернув с подуставшего на службе шерифа одеяло. — Я все знаю. Савелий, хоть и был в плену трех промилле после того, как в разведуправление с внезапной проверкой пришел ветеран отечественной разведки, каратист уровня Бог и просто красавец-мужчина Евкакий Хатаке, но на фразу «я все знаю» не отреагировать не смог. Мигом распахнув глаза и прокрутив в голове все секреты родного ЦРУ, он сопоставил их с тем, что могла узнать Ира, но лихорадочные раздумья снова прервал вопль: — Что ты молчишь?! Думал, жена у тебя дура?! Думал, мы будем жить во лжи?! Поняв, что надо что-то делать, Савелий начал пристукивать азбукой Морзе сигнал бедствия, надеясь, что его засекут американские спутники. — Кто она, Савелий?! — надрывалась Ира. — Кто она? — аж встрепенулся Савелий. Ира запыхтела и торжественно продемонстрировала мужу длинный черный волос. — Это што такое? Чья волохня, я тебя спрашиваю? — Мистера Ивана, это же мы с ним отмеча… то есть безустанно следили за безопасностью села в образе посетителей пивной под прикрытием, — успокоился Савелий. — НЕ ЛГИ МНЕ, САВЕЛИЙ, КТО ОНА?! — Эм, Никита, — сухо протянул Семен, поглядывая украдкой на шашлыки. — И че? — Такие вот дела, Ира вчера Хавроше все рассказала, вот так, ты представляешь, как оно бывает, нашла чью-то волосню, устроила мужу скандал, из хаты чуть не выгнала, та не дай Боже… Видимо, в сельсовете работ было мало. — А он ей: «Да это Ивана волос!», а она ему: «Изменник!», а он ей… — Никита, — снова прервал Сеня. — Пора мне, я на службе. Мне уже враги в спину гранаты метают. Все, давай, денег пришли, на кунаи и бронежилет. И быстренько сбросил вызов, чтоб взять шампур. Казалось бы, где Семен, а где местная трагедия Малого Коноховска. Но если Сеня уехал из села, то село сидело в мстителе глубже чакры и нескончаемых запасов тупости, а поэтому услышать сплетню, на которую, в общем-то было плевать, и ничего не сделать невозможно было. Надо было срочно с кем-то поговорить, поэтому, неуютно походив вокруг сауны несколько часов и завтракая шашлыками, Семен Учиха позвонил своему бывшему учителю. — Шо ты, как там, Остромысл? Остромысл был несказанно рад звонку своего любимого ученика. — Да, в тылу врага. Да, служу, все для села, все для людей, — кивал Семен, прижимая к уху телефон. И фыркнул. — Аж самому смешно. Да все норм там… Какой Мстислав? А, мой. Какой мой? Та короче… Это ж в селе, ЧП. Не, не Гуля Ооцуцуки, серьезнее по ходу. Ира ж Савелия из дома выгнала. А я о чем! Ты представляешь, душа в душу тринадцать лет… Остромысл, несмотря на интеллигентность, просвещенность и всяческое отрицание своей прошлой жизни, тоже был родом из Малого Коноховска. И если Остромысл Любомирович сбежал из села, то село в физике-ядерщике сидело накрепко. Поэтому, ахая и охая от новости Сени, Остромысл аж заседание кафедры прервал. — Конечно знаю, почему, мне все доложили первому, я же в селе авторитетное мнение, — гордо закивал Семен. — Нашла волос Ивана в постели…***
— … изменял Ире с Иваном, ну ты представляешь, — шептал в благоговейном ужасе Джеки Чан. — Все тринадцать лет, ты представляешь. Ой, мне Остромысл как позвонил, я ж чуть на грядку с крыжовником не грохнулся! Как же ж так, Надя? Как же ж так! Ничего святого. Пустили в село человека из страны, где эти их парады разрешены… тьфу. Надька откупорила самогон, ибо по-трезвому принять такие ужасы не могла. — Такую девку обидеть, ну шо за люди, — качала головой Надька. — Начитаются в этих своих интернетах всякого, а потом размножаются по всему селу толерантностью. Говорила я Никите, нам он нахуй не нужон, этот ихний интернет, нет же, глобализация! А потом такое в семьях. Не дай Бог кто узнает, позор же на всю область.***
— Ира их прям в постели застала, прям в разгар, — жадно шептала Светочка каратистке Тоне, буфетчице в школе каратистов. — Вот так вот, Тонечка. — Да ладно, — не поверила Тоня. — Наш Савелий? — Наш, наш. Надька ко мне в поликлинику прибежала, за голову держалась, еле успокоила. Так и говорит, мол, Ира ему: «Или я, или Иван, выбирай», а Савелий встал, оделся, обручальное кольцо ей в лицо бросил и ушел с Иваном за руку в закат. Или в рассвет. Ой, ну неважно, ты ж Надьку знаешь, она и приврать чуток могла. Тоня закивала, от волнения чуть не выронив противень с пирожками. — Хорошо, что мой Сеня мне верен, — вздохнула облегченно Света. — Его даже Задрищенск не сломил.***
— … и вообще по ходу Илюшка, сын ихний, не Ирин, а он Ивана, мне так соседка и сказала, — прижимая трубку телефона к уху, сказала Тамара, помешивая харчо в кастрюле. — Представляешь, Гарик, как люди живут, тринадцать лет за спиной родной жены хвост в сторону Батайска задирал. Да-а-а, вот так вот. А вы еще против Шуганного были. Ну и что, что он долбоеб, зато надежный, а этот, женишок-петушок… Да-да, так Карену и скажи.***
— ТАМАРА! — орал Карен Пустынный в телефон. — Тамара, собирай Шмарика и ехайте домой, в Сунагакурск! Это же ужас, что у вас там делается?! У нас весь район в панике, бабушка-шаман слегла с давлением, бабушке девяносто шесть лет, у нее в войну каратистов давление как у космонавта было, а тут подкосило! Тамара, по-братски прошу, собирай Шмарика и этого своего долбоеба собирай, и возвращайтесь домой. Вот, пожалуйста, дед из Адлера звонит, уже до Адлера дошло! Гарик? Гарик сам в шоке, созывает Совет Пяти Председателей касательно ЧП в Малом Коноховске. И завертел головой, чтоб глянуть, как там председатель, который, усиленно жестикулируя, звонил в Ивагакуровку. — Гарик… Гарик, пожалей Прохора, деду восьмой десяток!***
— А Иван Учиха затем семью и перестрелял, чтоб те не мешали его с Савелием счастью, — качала головой председательша Поволжья, срочно связавшись с Кумогакуровкой. — Прохор позвонил, на последнем издыхании все рассказал, совсем ему поплохело. А кому б не поплохело, Иосиф, я сама как услышала, боярышником подавилась. Судя по звукам на том конце провода, председатель Иосиф в негодовании выкинул стол в окно. — Ужас, — подтвердила председательша Майя. — Прав ты, да, Учихи эти всегда кончеными были. Конечно, конечно, буду на Совете Пяти Председателей, как не быть, когда такое дело. Ага. Ага, поняла. Держитесь там. Что? Нет, Никите не звони, Савелий ему был за сослуживца, это такое горе, ножом по сердцу. Все, вечер в хату, Иосиф. И, опустив трубку, накинула пуховый платок на плечи. Спецназовец Олег, полусонный, но не менее серьезный, продолжал водить малоконоховским гостям экскурсии. — Это, — указав рукой на криво высаженные деревья, пояснил спецназовец. — Поволжский яблочный сад. Земля здесь кровью пропитана. Впечатлительная Сулико ахнула. — Не рассказывал я, но именно здесь яблоня убила моего друга Остапа, сослуживца моего, брата по оружию, — горько произнес Олег. — Прям на рожу ему упала, ветвями ноздри раскроила да щеки попротыкала… — Олег! — К ним уже спешила председательша Майя Васильевна, в валенках и платке. — Олег, горе случилось страшное! — Не раз в этом саду горе случалось. Как с Остапом, моим сослуживцем, его… Председательша, переступая коровьи лепехи, качала головой. — Ой, и детки здесь, не знают еще ничего… кто здесь Илья Яманака? Белобрысый мальчик жующий яблоко, поднял руку. Председательша всхлипнула. — Господи, худенький какой, хотя как кусок в горло лезть будет, когда дома такое, — прижав мальчика к своему широкому бюсту, причитала председательша. — Сиротинка ты несчастная, на вот, возьми конфеток… Видимо, все малоконоховские пацаны горели бы черной завистью: Илье и конфет дали, и к бюсту прижали. — Мать, че там? — насторожено спросил Олег. — Что за горе? Враг впереди? — Ой, да скорее сзади, сыночек. Там такое… — Но, поймав взгляды детворы, председательша благоразумно решила отложить откровения. — Ладно, детки, гуляйте. Гуляйте. И, оставив после себя вопросов больше чем ответов, ушла в сельсовет, крестясь навстречу видевшимся вдали куполам церкви. Спецназовец Олег почесал затылок. — Ну ладно. Так, на чем я… ага, яблони. Яблони это. — И присмотрелся к слушателям. — Вас вроде ж больше было, не? Сарочка Учиха закрыла лицо рукой. Наконец-то, спустя пять часов блужданий по сельским достопримечательностям, спецназовец догадался, что вместо двенадцати приехавших школяров, за ним ходили лишь Сара, Чоткая Акимичи, Илья Яманака, Сулико и две ее подружки. Олег, поняв, что чего-то не понял, достал из кармана армейских штанов фотографию класса и внимательно сверился с ней. Глядя сначала на фото, затем на детей, затем опять на фото, и снова на детей, Олег думал около трех минут, прежде чем грозно произнес: — Так. Где еще шестеро? Дети, готовясь молчать, как партизаны, сомкнули рты и отвернулись. Олег прищурился. Сулико пискнула. — Бориска-кун забил стрелу Мушкетерам Поволжья… — А пацики с ним пошли, а меня оставили, чтоб я их прикрыл, — выпалил Илья. — Внучка и сын разведчиков, — покачала головой Сара. — Писос. — Так, — снова произнес Олег. — Где Бориска? Чоткая лупанула себя ладонью по лбу. Видимо, хлопок Олега отрезвил. — В смысле Мушкетерам Поволжья?! Дети! Вы шо, обалдели?! И, позабыв об экскурсии, кинулся на помощь, еще даже не зная, куда бежать и где искать бедолаг. Дети, брошенные у сада, замялись. — И шо делать? — спросила Чоткая. — Шо-шо, — протянула Сара, осматривая яблони. — Яблоки соберем, на базаре по тридцать рублей за кг загоним. Надо в казну Малого Коноховска деньги за билеты отбивать. Только я о селе думаю, запомните это, когда я буду баллотироваться в председатели.