***
— Эм-м-м… Никита, мы едем за Сеней, он нужен селу в это тяжелое время, — каких-то две недели назад протянул Иван Учиха под честное кивание дядьки в кабинете председателя. — Нам надо выписать на расходы в связи с миссией рублей… ну там рублей пятьсот — шестьдесят тысяч, не больше. — На кунаи, сюрикены… — На бронежилеты… — И Ваня совсем плох, — треснув племянника под дых с кулака и вырвав из груди того хриплый заливистый кашель, закивал Олег. — Надо ему на КГБ денег… — На ЭКГ, — прохрипел скрюченный Ваня. — Дядя Олег, ну ты внатуре Сенин Дядя…***
Дядька и племянник переглянулись. — А ты, дебил, молчи, когда старшие говорят, — гаркнул Олег, не придумав ничего изысканнее. — Ишь ты, распизделся он здесь! Вот был у меня сослуживец, я о нем никому не рассказывал, тот любил пиздеть. И допизделся до того, что ему выбили арматурой глаз, это такая история была страшная… — Да шо вам надо? — взвыл мститель. — Алименты на Сарочку. Но, увидев, что Сеня уже намылился прыгать за борт, Иван схватил его за воротник и усадил обратно на ящик с пивом. — Беда в селе, Семен. — К сути дела решено было переходить сразу. Неделю назад Никита Узумаки влетел в поликлинику, нагребнулся на мокром полу, огреб по горбу шваброй от уборщицы, затем получил подсрачник от Надьки, за то, что посмел войти без бахил. У председателя в селе власти было не так много, как мечталось кандидатам на сию должность. Тем не менее, ситуация была нешуточной, слишком серьезной, чтоб отвлекаться и атаковать уборщицу Расенганом. — Шо? Шо? Шо случилося? — ворвавшись в палату, где уже толпились каратисты, проорал Никита. Хавроша звучно высморкалась в платок и зарыдала на плече у Гаврилы-сенсея. Евкакий-сенсей сокрушенно качал головой. Бориска сжимал кулаки. А помирающий на койке глава клана Хьюга приоткрыл глаз и, завидев любимого зятя, прохрипел: — Господи, кто его позвал… — Папа, что с вами? — кинулся к нему Никита. — Сердце? Христофор Хьюга снова воткнул в руку капельницу и закатил глаза. — Пустите, пустите безутешного племянника! — растолкав каратистов, подлетел к кровати Нежный, таща за руку незнакомого мужика с бумагой и ручкой. — Пустите безутешного племянника и нотариуса… Глава клана Хьюга вмиг пободрел. — Хрен тебе, а не усадьба, говнюк. Нежный и бровью не повел. — Ладно. Хатико ждал, и я подожду, — пробубнил себе под нос он, махнув нотариусу. — Пока отбой. — Что случилося? — ахал Никита. — Хавроша, что тут было? Утерев нос, Хавроша вздохнула. — Ох, Никита-кун, такое случилося… Банда Бьякуя ворвалась ночью в усадьбу… Перекопали десять соток огорода, увели корову… Папа! Христофор, услышав снова про свое пострадавшее от налета шпаны хозяйство, обмяк и захрипел страшно. — Пустите безутешного племянника! — подсуетился Нежный. — И безутешного нотариуса! — Пошел нахуй! — снова «выздоровел» Христофор. — Никита… ты, конечно, как зять — мразь, но как каратист… — Язь! — мигом придумал рифму Никита и захохотал. Христофор сомкнул губы. — Кто за него голосовал, люди добрые? Никита, отгоготавшись, запахнул модный председательский плащ. — Так, секунду… Кто такая «Банда Бьякуя»? Евкакий зарядил ему подзатыльник. — За шо? — возмутился Никита. — Сука, окунь горбатый, мы три часа всем районом обсуждали серию преступных нападений на дачи и колхозы! — Когда? — Кто за него голосовал, люди добрые? — повторил Христофор. — Сара, минут через пять председателя свергнут, готовь предвыборную кампанию, — шепнул в новенький айфон как всегда злорадно подслушивающий все и всех Мстислав, спрятавшись под кроватью главы клана Хьюга. Никита уже все продумал, ведь кто как не председатель Малого Коноховска должен думать об аграрном потенциале Родины и благополучии честных работящих каратистов.***
А пока каратисты постарше и поопытнее по приказу председателя Никиты поехали на телеге избивать Остромысла в профилактических целях, неугомонная малоконоховская школота вела свое расследование. — Тэ-э-экс, — протянул важный Бориска, расхаживая по обокраденной дедовой усадьбе. — Ищем улики и… пацики, следы! — Та это я натоптал, — буркнул Шмаровоз. — Тьфу. — Шерлоку в Бориске проснуться было не суждено. И пока Илья Яманака, прикусив язык, пытался снимать отпечатки пальцев с коровника, а Денчик Каминаримон с умным видом осматривал разрушенный сарай, Бориска задумался: — Игнатий, брат, что подсказывает тебе чутье каратиста? Игнатий Юино стоял у подсолнуха и плевал семки на вскопанный огород. Как воспитанный отцом-уголовником и сериалом «Бригада» подросток, в вопросах местного криминалитета Игнатий был профессионалом. — Приезжие это, — сплюнул шелуху гопник. — Почему? — Потому что я их презираю. Более Бориске никаких доводов не требовалось. — Ох уж эта сраная Банда Бьякуя! Но никто его не услышал, ведь с другого конца улицы уже оглушал прохожих громовой девичий визг. Вопль этот, в котором дивным перезвоном перемешались все тона и ноты, ужас и безысходность, боль и досада, Бориска узнал из тысячи. — Сара! И, придерживая спадающие штаны на растянутой резинке, ринулся на подмогу, как истинный рыцарь, ведь мало ли, вдруг там, не дай Боже, в доме Учих случилось страшное. В доме Учих случилось страшное. — Еще раз, — терпеливо повторил шериф Савелий, записывая в тетрадку показания. — Что украли? — Айфон! — в одну голосину рявкнули нерасторопному шерифу Светлана и Мордатый Учиха. Лежавшая в стрессовой коме от сего вопиющего преступления Сарочка приоткрыла глаз и тихонечко начала повизгивать. И пока Савелий записывал особые приметы айфона со слов Светочки, Бориска Узумаки влетел в хату, растолкав столпившихся у окон зевак. — Сара! Я здеся! Я щас спасу! И огляделся, но притаившегося маньяка с бензопилой не обнаружил. — Айфон, — прохрипела Сарочка, прижимая руку ко лбу. — Папин айфон, добытый мною в честной игре в подкидного дурака… люди в черных колготах на головах обнесли нашу хату… — Ну кто б мог подумать… — шептались соседи. — Воровать у Учих — как на танк с веником бежать… — Ой, эти сами кого хошь обворуют. — Так, минуточку, закрыли пиздельники, вши ебаные! — вскинулся на народ Мордатый. — Я это село своими руками строил… — Товарищи, Учихи опять выебываются! — Да шо ж за люди-то! — Сара, да конем ебись тот айфон! Твой мужчина рядом, а остальное… — Бориска, гад, замолчи! — Ля, а шо опять ей не то?***
В водах Поволжья — Сеня, спокойно! Спокойно! — хлопая племянника по щекам, орал Олег Учиха. — Иван, паскуда, где ты там ходишь?! Иван же был занят. Искал нашатырь для любимого брата, которому столь кровожадное преступление, как воровство айфона, его же, на минуточку, стало уж больно сильным потрясением. Наконец, нашарив в каюте аптечку и доедая обветренный шашлык, шампур с которым галантно забрал из рук спящей путаны, знаменитый малоконоховский маньяк вернулся к обмякшему, аки оперная дива в стрессе, Семену. — Ой, Сеня, Сеня, — помахивая у лица брата ваткой с нашатырем, покачал головой Иван. — На уничтожение клана и войну каратистов отреагировал спокойнее, чем на кражу айфона. Сеня приоткрыл мутный глаз и захрипел, всем видом показывая, что больше стрессов его хрупкая мстительная натура не выдержит. — Слушай дальше. — Олег Учиха намека не понял.***
И пока народ малоконоховский вступал в извечную конфронтацию с кланом Учиха, умное, но не очень, дитя сунагакурской крови и малоконоховских корней, по имени Нара Шмаровоз, играл с отцом в нарды под старым орехом. — Папа, а что это за крики? — поинтересовался Шмарик. — Это клан Учиха снова хотят казнить, не обращай внимания, — отозвался Шуганный Нара, подбросив кубики. — Папа, — снова задумался Шмарик. — А это нормально, что мы играем на деньги? — А это нормально, что твоя мать нашла мою заначку под линолеумом? Не став отвечать вопросом на риторический вопрос, Шмарик пошуршал картами. — Папа, а ты поедешь с нами к дяде Гарику на майские? Шуганный, вспомнив ледяную рожу Гарика Пустынного, рык Карена и маршрут, по котором бегал по всему Сунагакурску от братьев жены в последний раз, аж вздрогнул. — Нет, сынок, на мне все село. А что поделать, коли наш председатель долбо… особенный? — Шуганный, где ты, паскуда, есть?! — прогремел на всю округу вопль матери семейства. Шуганный, тут же поняв, что жена нашла поцарапанную ножиком тефлоновую сковородку и сейчас будет его убивать, подпрыгнул на месте. — Сынок, не сдавай. — Ма, он здесь! — Гнида малолетняя. Глядя, как отец ползком добирается в кусты, скрываясь и не оглядываясь, как истинный каратист, Шмаровоз одиноко подбросил кубики нардов. Играть с самим собой было не интересно, потому как всегда проигрывал, а потому пацан засобирался домой, как вдруг на лавку к нему подсел незнакомый веснушчатый малец в комбинезоне и резиновых сапогах. — Игранем? Шмаровоз прищурился — местного в незнакомце не признал. В местном малоконоховце всегда чувствовались три вещи: любовь к Отчизне, чакра каратиста и запах перегара, ибо в каждой семье хоть кто-то да синячил, ибо иначе чакру каратиста питать было нечем. Но недолго хмурил бровки бдительный Шмарик, пытаясь дедуктивно выяснить с какого района у них в селе гости. — Опа, это у тебя айфон? Да, провинциальный мальчик Шмарик, увидев в кармане незнакомца заветный яблочный гаджет, позабыл о чакре, каратистах и понятиях. А как тут не повестись, когда на все село был один айфон, и тот у козырной семейки красноглазых мстителей? — Где взял? — восхитился Шмаровоз. Загадочный хозяин айфона напрягся. — Интернет помог. — Вау, — еще больше восхитился Шмаровоз, понимая, что пока он жрал халву за коровником и тыкал палкой в коровьи лепехи, его ровесник нормально так поднялся. — Биткоины? Блокчейн? — Не. Репостнул ту запись вконтактике. Шмарик хотел было расспросить поподробнее об истории успеха нового лучшего друга, как вдруг вопли с соседней улицы стали еще громче. — Гомосеки треклятые! — Я щас встану, а ты ляжешь, говно! — Товарищи, да шо ж это делается! Почему за безопасность села отвечают американский шпион и малоконоховский маньяк! — Вот поэтому и пиздят у нас все! — А может они и пиздят! Этот-то, маньяк, из клана Учиха, они там все только и знают, что пи́здят и пиздя́т. — Шо? — А шо? — надрывался Христофор Хьюга. — Десять соток подчистую обнесли, корову увели, белье с веревки поснимали… — А еще трех кролей украли, — нагнетал Нежный. — Что? — взбледнул Христофор. — И кролей? Нежный закивал. Глава клана Хьюга ошатнулся. — Папа, вам плохо? — перепугалась Хавроша, всплеснув руками. — Люди! Люди! Помогите! Нежный, что ты стоишь? Сделай что-нибудь! — Дядя Христофор, вы держитесь, не помирайте на месте… Хавроша — неси валидол, Гаврила-сенсей — воды… — А ты? — А я — за нотариусом. — Вот паскуда! — мигом встрепенулся злобный дядька Христофор. — А ну иди сюда, Нежный! — Правильно, Нежный! — горланил Учиха Мордатый. — Если б меня назвали таким именем, я б этого твоего дядьку еще в яслях урыл… — Слышите! Слышите, товарищи! Учихи снова выебываются! Председатель Никита, вклинившись в сельские разборки, ахнул вспрыгнул на телегу. — Люди, вы шо? Шо вы делаете, какие войны соседские! Да нахрен Учихам тот клан Хьюга и евошние огороды и кроли? Воцарилась тишина. — ЕВОШНИЕ! — Сарочка, тихонько, не надо унижать взрослых интеллектом, — зашептал Иван Учиха. — САРА, ВСЕ ПРАВИЛЬНО! — выл Мордатый. — Евошние… и этот человек у нас за главного! Ох, Россия, что с тобой не так… Не «евошние», а «евоные», лимита ты ебаная, из говна вылезти не успел, а уже в председатели. Тьфу. Никита покраснел от смущения и обидки. — Ля, какой умный. — На подмогу ученику кинулся легендарный Шестой Председатель — Евкакий Хатаке. — Не «евоные», а «ихние»! Долбоеб старый, что, в прописях не писал, чтоль? — Господи, и эти люди делают нашу историю, — закрыла лицо руками Сарочка. Послышался звук бьющегося окна — это Конохомаров в порыве революционера бросил кирпич в лобовое стекло чьих-то «Жигулей» и тут же Гаврила-сенсей взмыл в воздух в прыжке и приготовился атаковать. Шмаровоз вздрогнул и обернулся. А загадочный пацан с айфоном куда-то исчез. «Что-то здесь не так», — подумал умный Шмарик. Поковырял носком землю, погрыз сухой бублик и пожал плечами: «А не, показалось».