Kerosene dreams.

Марко смотрит; его пальцы сжимаются в железной хватке. На табло остаётся три минуты, и он знает, что это значит. ««Дортмунд» проиграл, тебе должно быть грустно», — думает он. — «Но тебе не следует зацикливаться на этом, они избавились от тебя и твоей жалости по какой-то причине». Ройс закусывает губу, наблюдая, как прячут лица его бывшие партнёры и друзья. Это было ещё одно поражение от мюнхенской «Баварии», и он рад, что не принял участия в этом. Его беспокоит своя реакция: в любое другое время проигрыш опустошил бы его, но теперь это ощущается чем-то справедливым, и ему нравится это чувство. Бастер радостно тявкает у его ног, а потом подпрыгивает и кладёт голову на колени своего хозяина. — Ты слаб и глуп. «Дортмунд» вырастил тебя, и теперь ты наслаждаешься их поражением. Или это — его поражение? Руки Ройса начинают дрожать при мысли о том, что они с Марио вместе праздновали победы или оправлялись от поражений. Теперь он едва может вынести одно упоминание его имени.

* * *

Следующие несколько дней проходят для него без проблем. Он даже несколько часов тренируется с Матсом, а после возвращается домой, где проводит, по крайней мере, час в поисках квартиры, в которую можно переехать вместе с Бастером. Марко смеётся, когда находит идеально подходящий ему вариант, пока Хуммельс не пишет ему. Матс: «Ты не хочешь пойти с нами? Я и Роберт едем домой». Марко: «Не знаю, посмотрим, когда вы приедете. Скажи Леви, что я подумаю». Матс: «Окей, скоро увидимся». Ройс стонет. Он правда не хотел выходить на улицу, но, возможно, это поможет почувствовать себя лучше. Вероятно, алкоголь притупит боль или опьянит его так, что он сможет забыться. Блондин ненавидит себя за беспомощность, за постоянные мысли о том, что произойдёт, когда он откроет свой самую тёмную тайну. Марко сидит без дела, ожидая ребят. Наконец они заходят в дверь, смеясь и шутя. — У меня нет одежды в этой квартире, потому что ты живёшь здесь не так давно, — хмурится Роберт. — В ту ночь, как я всё перевёз, ты принёс сумку, полную шмоток, что делаешь у всех. Марко, одежда Роберта не занимает треть твоего шкафа? — ухмыляется Хуммельс. — Да, Леви, если не ошибаюсь, у меня есть твой костюм, — отвечает Ройс. — Отлично, я вас оставлю ненадолго. Леви, постарайся сделать так, чтобы всё было быстро, окей? Он не выходит из квартиры, не погуляв с собакой и не потренировавшись, — кричит Матс, уходя в свою комнату. — Он прав, знаешь. Никто из нас не праздновал победу в Суперкубке. Я пойму, если ты не захочешь пойти. Но это может быть весело, — улыбается голубоглазый. Ах, проигрыш. Реакция на него всё ещё терзает его мысли. Раньше это сломило бы его, независимо от того, играл он или нет. Но небольшая его часть счастлива и довольна тем, что Марио снова остался ни с чем. У Ройса скручивает живот. — Земля вызывает Марко. Ты в порядке? — спрашивает Роберт. — Да, всё отлично. О чём ты говорил? — Да ни о чём, просто переживаю за Марио. В последнее время мы проигрывали столько финалов или полуфиналов, а теперь, когда он ушёл, мы выиграли Суперкубок, — Левандовский замечает, как Ройс каменеет при упоминании Гётце. — Не надо, пожалуйста, не надо, — умоляет Марко, широко распахнув глаза. — Мар, что происходит? Ты можешь рассказать мне. Я сделаю всё для тебя, даже после всего, — говорит Левандовский, и это было чистой правдой; единственным, возможно, чему Ройс мог поверить сейчас. — Я пойду собираться, — отзывается он и спешно покидает гостиную, оставляя обеспокоенного и растерянного Роберта там. Марко переодевается из толстовки в джинсы и футболку, застывая в дверях своей спальни. Комок застревает в его горле. — Матс, скажи мне, что с ним происходит, — требует Левандовский. — Я не могу. Я пообещал ему, что никому не скажу. — Он так сильно меня ненавидит? — Роберт, Марко никогда не сможет тебя ненавидеть. Если ты так переживаешь, почему не спросишь сам? — Теперь я вернул его и больше не отпущу. — Ты клялся, что вы будете вместе. Или что-то вроде того. Но не сдержал этого. Нет, они не были. Как бы Марко не хотел, чтобы у него что-то получалось, жизнь всегда перечёркивала это, и следующее, с чем он столкнулся, так это с отъездом Роберта в Мюнхен. Ройс был очень сильно в него влюблён и влюблён до сих пор, хоть и знает, что из этого ничего не выйдет. — Марко, оставь свои волосы в покое и поторопись, — ворчит Хуммельс. — Иду, — вздыхает он, проводя рукой по волосам, и выходит в гостиную к парням. — Такси уже приехало. Собираешься надраться этим вечером? — Да, в отличие от вас двоих, которые завтра тренируются. — Нет, на самом деле, — хмыкает Роберт, обнимая Ройса за спину. Позже в клубе Марко напивается довольно быстро и Матсу остаётся лишь наблюдать за ним. Он оттаскивает его в самый тихий уголок, который находится чуть поодаль. — Я требую, чтобы ты сказал мне, почему это делаешь, — говорит Хуммельс. — Делаю что? — Это. Одно дело — прийти и веселиться, но Марко, ты пьёшь всё, что видишь, словно воду. Я помню, как приехал к тебе, и знаю, что ты пил. Я видел повязку. Я знаю, что тебе больно, поэтому хочу, чтобы ты поговорил со мной. Ройс щурится. — Марко, я просто присматриваю за тобой. — Как он присматривал за мной? Я устал от ложных обещаний, сыт ими по горло от тех, о ком заботился, кто спихнул меня в грязь! — Ройс вырывается и уходит, но вступает в диалог с Левандовским. — Мар, мы беспокоимся о тебе. Почему бы нам не поговорить об этом в квартире? — Тут не о чем разговаривать. — Ты не возражаешь, если я отвезу его домой? — спрашивает Роберт, перебивая Ройса. — Нет, езжайте. Я сообщу остальным, когда пересекусь с ними. И вызову такси чуть позже, — отвечает Хуммельс, вытаскивая ключи от квартиры из кармана и протягивая их поляку. Ройс ведёт себя, как капризный ребёнок, пока они ждут такси. Между ними повисает молчание. Марко выходит из машины, а Роберт суёт водителю крупные чаевые и молится, чтобы увиденное им не просочилось в газеты. — Поговори со мной, Марко. Расскажи, что происходит, — просит Роберт, усаживая их на диван. — Почему меня всегда втаптывают в грязь? Я — такой большой провал? Все ненавидят меня из-за этого? Стоит ли оно того? — невнятно говорит Ройс, но Левандовский разбирает услышанное. — Марко, больше никогда не говори такого при мне. Ты... красивый, умный, добрый и весёлый, не говоря уже о том, что ещё и потрясающий футболист. Ты не провал. Жизнь подкидывает тебе столько испытаний, но ты всегда справлялся, как и сейчас. Эти ощущения — очередное препятствие на пути, — обещает Роберт, поглаживая его волосы. Марко утыкается лбом под подбородок мужчины, а потом смотрит в потрясающие голубые глаза. — Ты считаешь меня красивым? — спрашивает он, краснея. — Конечно. Ты не хочешь рассказать мне, что произошло между тобой и Марио? — Пожалуйста, нет, не сейчас, Леви. Никогда, пожалуйста, — бессвязно просит Ройс. — Эй, шшш, успокойся, Мар, я больше не буду спрашивать, окей? — он хмурится, продолжая гладить блондина по волосам. — Спасибо. Несколько минут проходят в полной тишине. Роберт почти уверен, что Марко заснул, пока тот снова не подрывается. — Эй, Леви, для справки: я тоже считаю, что ты красив, — широко улыбается он. — Да? — бормочет Роберт; они оба сокращают расстояние. — Прекрасен, — шепчет Марко, прежде чем касается губами губ Левандовского. Сначала Роберт отвечает на поцелуй, пока не осознаёт, что блондин пьян, а он — нет; ему не хочется пополнять список проблем, имеющихся у него. — Просто подумал, что ты должен знать, — бормочет Ройс, а потом закрывает глаза и утыкается головой в его грудь. Левандовский смотрит на него. Он кажется таким крохотным по сравнению с ним. Нападающий целует вингера в волосы. — Kocham cię*, — шепчет он, засыпая. Его губы всё ещё касаются волос Марко, а их руки крепко сцеплены, когда возвращается Матс.